В тот день мне было особенно одиноко. Я был привыкшим к ненужности, о почему-то именно тогда я захотел стать важным кому-то. Я просто хотел познакомиться с кем-то, чтобы было кому рассказать свои переживания, открыть свое сердце. Майки не подходил для этой цели - у него была своя, счастливая жизнь, я не хотел вмешиваться в нее и портить все своим нытьем. Вместо этого я пошел в кофейню через дорогу. Был только вечер четверга, но свободных мест не было. Я уже собирался уйти, как увидел сидящего за двухместным столиком в углу парня. Он выглядел печально, наверное, как и я тогда. Я подошел к нему и спросил разрешения сесть. Он кивнул. Я спросил его имя. Он ответил, что его зовут Фрэнк. (Он ответил жалким, сдавленным голосом, с оттенком осени, что его зовут Фрэнк, он никому не нужен, как, впрочем, и ему, если быть точнее.) И только тогда я понял. Фрэнк тот, с кем я заговорил впервые за эти четыре месяца. Мы встречались там же каждый день. Через две недели Фрэнк уехал к родным. Его самые близкие люди - родители - умерли. Его не было 5 дней, но я жутко соскучился. "Неожиданно", "неосознанно", "неповторимо", "забыто", "желанно"... Еще много определений пронеслось в моей голове, когда я понял это. И когда встречал его в аэропорту, обнимал, улыбался ему, я осознавал. Он тот, кто первый стал так близок мне. А потом, 26 октября, за несколько дней до его дня рождения, пока мы сидели в той самой кофейне, пока я думал о том, что подарить ему, и пили не первую чашку обжигающе-терпкого черного кофе, у меня согрелось сердце, глядя в эти совсем не октябрьские, скорее августовские, нежно-теплые глаза, на эти взъерошенные волосы, покрашенные черным тоником, на это колечко в губе и острый кончик языка, непрестанно касающийся пирсинга. Сначала я не поверил, думая, что просто выпил столько горячего кофе, что оно прямым путем дошло до сердца. И только когда от того, что Фрэнк склонился ко мне близко-близко и положил свою руку на мою ладонь, у меня появилось странное чувство в животе - бабочки? - я признал свое поражение в борьбе со всеми положительными эмоциями и впервые открыто и радостно улыбнулся, хотя Фрэнк всего лишь рассказывал про щенка, которого увидел под навесом магазина через дорогу отсюда. Он заметил эту улыбку, замолчал на несколько мгновений, а потом обнял: "Я знал, ты сможешь это сделать". А потом он сказал, впервые упомянул, что у него нет денег, и что из-за долгов у него отнимают квартиру. На мое предложение заплатить он ответил решительным отказом: "Нет, такую сумму я не отдам до конца жизни". Фрэнк хотел улететь к какой-то своей тетке, которая теперь жила в доме его родителей. Я не мог допустить этого: "Фрэнк, переезжай ко мне". Он шокировано смотрел на меня, а потом улыбнулся, как всегда по-детски, солнечно, и еще крепче обнял меня: "Спасибо, Джи". Через сто двадцать восемь часов наступил его день рождение. Переезд стал моим подарком Фрэнку. Он уже прочно обосновался в моей квартире, щенок, забранный из того магазина, растерзал мои тапочки, а зеркало в ванной было случайно разбито самим Фрэнком - оказывается, он ужасно боится пауков. Через сто двадцать девять часов после того вечера в кофейне мы с ним стали парой - просто он случайно прижал меня к стене (вернее, вылетел с кухни, когда я выходил из комнаты, потому что увидел паука), умоляя спасти (может, это и звучало глупо и детско, но кто есть Фрэнк, как не ребенок?), а я тогда просто поцеловал его, повинуясь внутреннему голосу. Я всегда прислушивался к нему, ведь именно из-за него я обернулся в наш первый совместный вечер и увидел Фрэнка, забившегося в угол, именно этот голос сказал мне, что надо предложить ему жить вместе. Фрэнк не отпрянул, не сопротивлялся, не безвольно ждал, он тут же, будто давно готовый к этому, с жаром и чуть ли не яростью ответил. Тогда я понял, что он тот, кого я должен был встретить, тот, с кем должен был так близко познакомиться. Он тот, кого я полюбил вселенской любовью. Через двадцать девять минут на город опустилась темнота.
