POV Frank

Горизонт за окном извивается, как змея. Далекие города, маленькие поселения и гигантские мегаполисы. Они светятся в темноте, как светлячки. Я знаю, что никогда не смогу побывать в каждом из них, но я могу смотреть на них, пока они проносятся мимо, один за другим, и уходят назад, туда, где уже начинается прошлое, которое как дверь без замка и ручки – не откроешь и не посмотришь, что есть что. Кстати, сейчас конец сентября. Точнее как раз те дни, когда на каждом доме вы можете увидеть тыкву, или скелет, или приведение. Мы проезжали много городов насквозь, а в это время ехать и смотреть на Хэллоуинские украшения – одно удовольствие. Особенно мне – ведь у меня День Рождения в Хэллоуин. И лучший способ его отметить – его сделать то, что мы собираемся сделать.

Сейчас ночь, и почти весь автобус спит. Слышно, как Джерард храпит, как Майки что-то говорит во сне, как Рэй ворочается с боку на бок (он может лечь спать головой в одну сторону, а проснуться, лежа совершенно наоборот), как рука Боба, свесившаяся с койки, качает мою шторку (первое время меня это пугало: я думал, это чертово приведение!). А ещё водитель напевает что-то, слушая музыку в наушниках, попивая или кофе или энергетик. По полу катается стеклянный шарик, который я потерял – я слышу его, но никак не могу найти. А небо чуть светлеет.  Ещё часа три, может быть, и начнется рассвет; думаю, лягу спать с первыми лучами солнца. А потом меня разбудят за несколько часов до концерта, когда солнце уже высоко, и мир снова сменил свой цвет, из магического ночного стал обычным, знакомым, нестрашным. Это выступление очень важно для нас – мы будем выступать на одной сцене вместе с Билли Джо и его группой. Мы делали это только однажды, и одно, самое мимолетное воспоминание о том дне заставляет дрожать от радости, когда знаешь, что завтра ты повторишь это безумие.  Вообще, наши группы пересекаются очень редко. Мы как метеоры, летаем с бешеной скоростью в безграничной черноте, и никто не знает, когда мы в следующий раз пролетим достаточно близко, чтобы увидеть друг друга. Если такое вообще случиться. Как тогда, в прошлый Хэллоуин, когда мы играли на одной сцене, и я  думал, что сейчас сдохну от счастья. Я действительно был готов умереть от счастья.

Это было похоже на то, как все мы загадываем на День Рождения желания, часто такие, которые никогда не сбудутся, и мы это знаем, но всё равно загадываем. Мое желание было чем-то вроде этого, я загадывал его на каждый свой День Рождения с детства, я так верил, и…  черт побери, мы выступали на одной сцене! Вы можете в это поверить?! Я не мог! даже стоя там, перед сотнями, нет, тысячами фанатов, я не мог поверить! Справа и чуть позади стояла моя группа, слева – они. Билли Джо был моим кумиром столько лет, что я почти приравнял его к богу.

 Я всегда восхищался им. Я всегда хотел быть похожим на него. Я всегда пытался делать всё так же круто, как он. Даже когда у меня что-то не получалось, казалось, что я упал на твердый асфальт с высокой-высокой башни, и уже думал сдаться, но тогда я думал, а как бы он поступил? Поэтому я снова вставал на ноги и снова изо всех сил пытался жить. Я не хотел просто быть. Просто существовать. Как вещь. Я хотел делать что-то, постоянно стремится к чему-то, гореть так же ярко, как он, чтобы освещать всё вокруг. Я хотел быть кем-то больше, чем просто никому неизвестным человеком. Да, я хотел быть как он.

И сейчас мы стояли рядом. Его рука лежала у меня на плече, он говорил что-то в микрофон, а я улыбался, потому что был настолько напряжен, что ни одна мышца не могла не напрягаться, в том числе и те, что отвечали за улыбку. У меня дрожали колени, я боялся, что сейчас упаду и уже не встану, у меня дрожали руки, так, что я боялся, что не смогу играть. Он же, казалось, был абсолютно спокоен, и если бы не его рука, так спокойно лежащая на моем плече, я бы точно сошел с ума. Потом что начал говорить и Джерард где-то здесь, на сцене, наверное, он благодарил людей, что они пришли, представлял нас публике. На этой сцене было целых две барабанных установки (признайте, бывает не часто), одна принадлежала Бобу, другая – Тре Кулу. Они уже начали перекликаться, в реве толпы теперь звенели тарелки, хеты и томы, блин, я всё ещё не верил в происходящее. Потом Джерард и Джо начали распеваться, и я всё ещё сомневался. А потом мы начали песню, какую не помню.  Я играл, не чувствуя пальцев, хотя давил и дергал струны так, что раздирал пальцы едва не до крови! Меня почти ослеплял свет прожекторов, они были как несколько солнц, которые прилетели из другой галактики и теперь кружились над головами, мерцая. Толпа почти перекрикивала музыку, но мы старались звучать ещё громче, и ещё, и потом уже никто никого не слышал, все, кто находились в зале, будто провалились в какой-то яркий наркотический сон, как будто мы все здесь под кайфом. Поэтому, когда всё закончилось, все были в неком трансе – ослепленные, оглушенные, чьих голосов не слышно, мы как слепые рыбы находили друг друга руками, обнимались, кланялись фанатам, и так же, цепочкой, свалили со сцены.  Это звучит смешно, но мне кажется, что с улицы или из-за кулис пригласили кого-нибудь, чтобы он смог увести эту цепочку в темноту, иначе бы мы непременно споткнулись и куда-нибудь упали. Но это того стоило.

Понятия не имею, что и как было потом, кажется, у нас у всех была вечеринка в честь этого, и там было так же шумно и ярко. Мы говорили друг с другом, но нам не важно было говорить что-то, определенное, нам просто было достаточно молоть языком глядя друг другу в глаза, мол, я тебе типа что-то говорю, я заткнусь – ты будешь говорить, ты заткнешься – я продолжу эту болтовню. Всё просто. Но я мало что помню из этого. Только искорки, прыгающие в радостных глазах, слегка прикрытых уставшими веками.

А что же было дальше? Это странно, очень странно. Мы проснулись в своих автобусах, в которых ездили по турам, и мы уже куда-то ехали. Только это было не похоже на то, как если вы что-то делали до того, как играть этот концерт, и сейчас это продолжаете; это было похоже на новую отдельную жизнь. Именно так. Как будто мы все умерли там, на сцене, в этом    свете прожекторов, а сейчас заново начали жить, правда, с подарками в виде сохраненных воспоминаний. То есть, мы будто другие люди, пусть мы никогда и не изменимся. Или мы меняемся, но так незаметно, что сами этого не замечаем? Я правда не знаю.  Будто эта поездка на автобусе – это существование в мире, где что-то всегда движется, эти концерты – отдельные жизни, которые мы проживаем, и, прощаясь с фанатами, торжественно умираем, чтобы потом, очнувшись на узкой койке, начать готовиться к следующей жизни. Конечно, тогда возникает вопрос, что мы делаем, когда отдыхаем, сидя дома? Наверное, мы тоже проживаем ещё одну жизнь. Но это вечное путешествие все равно уже никогда нас не отпустит, как никогда не стирается из памяти яркие цвета горящих  прожекторов – синий, красный, золотой, белый, сиреневый, голубой…   это тяжело. Но хочется снова и снова, и никогда не прекращать.

Я думаю об это же, когда мы все вместе идем вдоль дорожки фонариков в виде ухмыляющихся тыкв. Мы двигаемся по темному тоннелю к сцене. Нас там уже ждут.