{Part 4} В последнюю неделю октября погода как будто наладилась, и весть день с утра до вечера на ярком фарфоровом небе сияло слепящее солнце. Воздух был колким и хрустально-прозрачным, озябшие птицы на фоне холодного неба казались вмерзшими в воздух глиняными фигурками.
Лес стоял голый и неуютный, даже солнечные лучи не могли сгладить тяжелого впечатления, производимого умершими скрюченными деревьями и серо-зеленой болотистой почвой под ногами. Отсутствие снега ещё больше портило картину, тучи всё никак не желали прийти, хоть свежий упругий ветер постоянно и дул со стороны моря, грозя превратиться в настоящий ураган.
За толстыми стенами замка, правда, было тепло и уютно, в просторных светлых комнатах звучали разговоры, смех, по вечерам девичьи голоса пели красивые песни, аккомпанируя себе на фортепиано. В отсутствие мужа госпожа Дюваль выписала в Фиддлсхолл из Сэддлерз-Крофта свою престарелую сестру с двумя её юными дочерьми и совсем ещё молодым сыном. Та, не долго думая, собралась и приехала, и теперь обе почтенные леди проводили время за весьма содержательными беседами, игрой в покер и курением разных душистых трав.
Амелия и Сэнди – дочери Кэтрин Масгрейв – оказались весьма милыми созданиями, и общество их для Моди было очень приятным. Девушки были образованы, талантливы во многом, и при том очень общительны, как и их мать, так что проблем в сближении у них не возникло.
Старшая Амелия была настоящая красавица, каких мало на свете, и, как рассказывали, при представлении господскому кругу в Лондоне она стала предметом всеобщего внимания не на один вечер, и многие молодые люди тогда старались добиться её расположения. Оно было и понятно, ведь своим ангельским личиком юная госпожа Масгрейв напоминала прекрасную лесную нимфу. К этому добавлялись также золотистые волосы, пышной волной падающие на плечи, необычайная стройность, нежность кожи и грация. Ко всему прочему, Амелия была милейшего нрава, прекрасно рисовала и обладала чудеснейшим голосом.
Младшая сестра была её вечной спутницей и во многом брала со старшей пример, однако красотой заметно ей уступала. Но, будучи умной и милой леди, производила не менее приятное впечатление.
О брате их, Монтегю, сказать можно было только, что он студент Сорбонны, причем преуспевающий, и больше все прочего в жизни его интересуют разные старинные рукописи, цитатами из которых он густо приправлял свою путаную речь.
Благодаря этому, пусть и незначительному, но всё же требующему изрядного внимания, обществу в Фиддлсхолле было как никогда оживленно, и вечера, доселе тягучие и скучные, стали своеобразными семейными праздниками. Иногда по просьбам родственников Моди и Амелия пели, и Сэнди или мистер Уэй им частенько аккомпанировали.
Джерард всё так же жил в поместье, но со дня их с Моди похода в Лолуорт всё чаще он стал запираться в своей комнате, и выманить его оттуда можно было, лишь только вызвав его страшнейшее неудовольствие. При этом он, однако успевал подолгу проводить с Моди, осуществляя обещанное и рисуя её портрет.
Для этого они уходили в курительный кабинет на третьем этаже, куда уже давно никто и носа не показывал, и вместе проводили счастливые пару часов. На первой же встрече они договорились насчет платья и позы, насчет фона, и в этих вопросах Моди целиком слушалась своего мастера, она покорно позволила ему обнажить её плечи и, убрав булавки, растрепать волосы.
Они встречались обычно утром, когда позднее осеннее солнце только начинало скользить по изломанным вершинам скал, а обитатели большого дома приветствовали новый день. Оттого, что по вечерам они стали засиживаться в гостиной дольше, все просыпались поздно, и шансы быть потревоженными были ничтожно малы.
Джерард рисовал удивительно легко, и уже спустя четыре дня портрет был практически готов. Техникой, наиболее подходящей для исполнения рисунка он выбрал пастель, и теперь сидел, разбросав вокруг полураздавленные мелки различных цветов. Обычно он молчал, но не возражал против того, чтобы Моди говорила, однако, судя по слегка отстраненному виду, в суть он, похоже, не вникал.
…Моди засмеялась, когда мягкий солнечный луч ударил в глаза. Она сидела на низенькой скамеечке, прислонясь спиной к мягкому обюссонскому ковру, который Джерард избрал фоном, благодаря красивому витиеватому узору и благородной приглушенной гамме. Сам он сидел напротив в пыльном глубоком кресле, склонясь над планшетом. Обычно на её реплики или движения он не обращал внимания, но сегодня поднял глаза и посмотрел на неё задумчиво. Моди заметила, что сегодня с самого утра он был очень молчалив и погружен в свои мысли.
- Не смейся, - довольно резко оборвал он её.
- Почему?.. я не смеюсь, Джерард… - растерянно откликнулась она.
Он поднял от холста голову и сказал, глядя в самые её зрачки и слегка растягивая гласные, словно бы с усмешкой:
- Тебе не идет, когда ты смеешься. Не смейся.
- О чем Вы?!..
- Ты слишком весела в последнее время, - в голосе его она не услышала, правда, раздражения, тон был ровный и совершенно спокойный. Он отложил планшет и, глубже усевшись в кресле, положил руку себе на колено, - иди сюда.
- К Вам?.. – удивилась Моди.
- Да, ближе.
Она встала и, нервно сцепив пальцы за спиной, приблизилась и осторожно опустилась на его крепкое округлое колено. Джерард неожиданно подтянул её за талию ближе, заставив вскрикнуть от неловкости.
- Что Вы делаете?!.. – вскричала Моди.
- Ближе… - отрезал он, - привыкай ко мне.
Ей было страшно неудобно и стыдно, ведь они были так близко, одно колено её упиралось ему в живот, другое – в жесткий подлокотник старого кресла, его руки бесстыдно лежали на её бедрах, а она стеснялась своих голых плеч и расслабленного корсета, и, одним словом, это было ужасно.
- Джерард… Пустите, - по щекам разлилась краска, а в голову ударил подсознательный дикий испуг, - А если мама'?!.. Вы подумайте, что будет тогда со мной!.. Отпустите меня! О боже…
- Никто не придет. Замолчи, - одной рукой он взял её за шею и притянул ближе к свому лицу, бледному и мертвенно спокойному, отчего внутри у неё что-то сжалось, как бывает сжимается сердце у маленького ребенка, совершившего шалость и боящегося быть разоблаченным, - ты не бойся. Просто будь со мной честной, и тебе нечего бояться.... Ясно?
- Кристально… - прошептала она, чувствуя в шее тупую боль от того, что он слишком сильно давил своей рукой её вниз.
- Помнишь, я говорил тебе, что хочу забрать тебя с собой?
- Куда?!..
- Помнишь?!
- Да…
- В тот вечер, когда вернется из Лондона твой отец, мы с тобой уедем, - тихо произнес он, наклоняя голову Моди ещё ниже, так что она чувствовала лбом жесткий накрахмаленный воротничок его рубашки, - Слышишь?.. мы с тобой поедем в Лондон. Моди, ты слышишь меня?..
- Да… - прохрипела она и из последних сил уперлась руками ему в плечи, казалось, ещё мгновение, и он сломает ей спину,- Джерард, мне… больно!
Вздрогнув, он отпустил её голову и, обняв за талию, вплотную прижал к себе. Моди чувствовала, как под белой тонкой сорочкой бешено колотится его сердце.
- Разве нас отпустят, Джерард? – прошептала она, - нас не пустят в Лондон вдвоем.
- Конечно нет. Но мы уедем.
Она молчала, боясь разволновать его ещё больше, так как чувствовала, что он и так уже возбужден до предела, отдаваясь своим странным мыслям. В голове у него словно выстраивался четкий план, и он боялся его позабыть или что-либо перепутать. Все эти переживания, правда, он старательно прятал под обычной хладнокровной маской.
- Моди, - неожиданно сказал он серьезно, как будто уже взвесив в уме всё и обдумав, - сегодня ты соберешь вещи. Господин Дюваль обещал вернуться в своем письме в среду, это завтра. Я вызову из деревни экипаж.
Моди опешила. Всё, что он говорил, вроде бы было просто, но совершенно не укладывалось в рамки её понимания. Он что, предлагает ей…
- Убежать из дома?!.. Вы хотите, чтобы мы попросту сбежали?!.. – завопила она.
- Да, - невозмутимо откликнулся он.
- Это невозможно... – выдохнула Моди, понимая, что творится что-то ужасное, однако дальнейшее развитие событий было ей не менее интересно, чем пугало. Детский восторг смешался в её душе с ужасом, и это было на удивление приятно.
- Почему же… - Джерард поднял руку, и она инстинктивно вздрогнула, но он лишь убрал волосы с её лба и провел по её спине рукой, - Всё возможно, всё. Только доверься мне, и ты увидишь, что нет предела ничему.
- Нет… - страх и любопытство боролись в ней, заставляя страшно колебаться, да и перспектива побега представлялась ей не то что авантюрной, но невозможной, - Почему Вы думаете, что я поеду с Вами? Я могу не согласиться…
Он внезапно странно переменился в лице, утратив спокойствие, а глаза его загорелись сумасшедшим огнем.
- Тебя никто не спрашивает!.. – рявкнул он, с силой стиснув в железных объятьях, жестко и неожиданно, до боли, - Мы с тобой договаривались… Тем более… один я не смогу более управляться со своими делами, мне нужна ассистентка. Это будешь ты, ты как нельзя лучше подходишь для этого… И ещё… - эффектная, но страшная из-за своей холодности пауза, - ты же любишь меня?..
- Джерард…
- Не слышу!
- Да-а!.. – захныкала она, цепляясь за его руки и тщетно пытаясь выдрать из цепких пальцев свои волосы.
Такой он не нравился ей, в нем было много грубости и странных мимолетных порывов, которые не всегда были ей понятны. Она никогда не видела настоящих опиумных курильщиков, но госпожа Дюваль раньше часто рассказывала ей о своей кузине, которая злоупотребляла этим занятием, и ей почему-то казалось, что в поведении Джерарда временами преобладали наркотические мотивы. Его настроение менялось так быстро, что она, и сама будучи легкой натурой, не успевала настроиться с ним на один лад. Он всегда был занят своими мыслями, природу которых ей не объяснял, заставляя её терзаться в неведении относительно предмета, его тревожащего. С ней же он всё чаще бывал неприветлив, что она, правда, приписывала усталости, так как в последнее время он помногу работал, а в его окнах и по ночам можно было видеть свет.
Несколько изменился он и внешне, он словно был болен – веки его покраснели, а щеки наоборот, приобрели неестественную бледность, на лбу его часто стала появляться испарина, и дышал он тяжело, с усилием. Наверное, постоянная таинственная работа у себя в комнатах и бодрствование по ночам пошатнули его здоровье, а губительная атмосфера болот лишь помогла странному недугу развиться.
- Не бери с собой много, - продолжил Джерард, слегка ослабив хватку, дав тем самым Моди немного отдышаться, - и никому не говори. Договорились?..
Она лишь испуганно кивнула, насколько только позволяла тяжелая рука, вцепившаяся в затылок.
- Завтра ночью не ложись, я приду за тобой, когда все улягутся, - и он расслабленно улыбнулся, гладя её волосы, и осторожно поцеловал её, слегка покусывая губы и медленно скользя языком внутри.
- И не бойся меня, пожалуйста… - в голосе его вдруг появилась мягкость, очень неожиданная после давешней грубости, но вместе с тем расслабляющая и ласкающая нежной интонацией.
- Я не боюсь. Ни капли… - несмело засмеялась Моди, внезапно согревшись от его ласкового тона, - Вы, конечно, такой сумасшедший, но я всё равно… ни капельки не боюсь.
- Вот и славно, - откликнулся Джерард,- и не стесняйся. Тебе нечего от меня утаивать.
- Хорошо, - сказала Моди, чувствуя однако, что говорит вовсе не правду, а скорее хочет успокоить его и себя, - хорошо, Джерард.
- Молодец, - он снова поцеловал её и, мягко оттолкнув, заставил встать, - а теперь иди. Все, наверное, уже проснулись.
Она послушалась и, поправляя платье, поспешила выйти в коридор. Внизу и правда уже было слышно утреннее движение, судя по всему, скоро уже должны были позвонить к завтраку. Моди быстро прошла по пустым промерзшим коридорам на жилые этажи и тихо проскользнула к себе. Здесь она вдруг почувствовала себя в полной безопасности: от родных, слишком любопытных и склонных к поспешным умозаключениям, и от… него, странного и дикого, совершенно непонятного ей.
Она пододвинула кресло к окну и забралась в него с ногами, обхватив колени руками и положив на них подбородок. Так было тепло и спокойно, и лучше думалось, а подумать ей сейчас было просто необходимо.
Где-то далеко в лесу вспорхнули с деревьев две большие серые птицы, сквозь стекло были слышны их пронзительные резкие крики.
Может быть, нужно всё рассказать отцу?..
Отец обязательно бы понял её, он во всем старался поддерживать свою любимую дочь. Но… разве… нет, здесь совсем другое дело. Она уже совершила проступок, и отлично это понимала.
Она совершила самое страшное, что только могла – она изменила собственной гордости. Потому что…
Если Вы – девушка из хорошей семьи, если традиции и семейную честь в Вашем роду оберегают так же ревностно, как средневековые рыцари охраняли свои замки, то Вам это будет понятно.
Нельзя смотреть на мужчину, думать о нем, и, упаси боже, нельзя быть с ним наедине. Если Ваша мать вышла из столовой, оставив вас вдвоем хотя бы на пять минут, нет большего позора для девушки из хорошей семьи.
И горе тем несчастным, кто ослушается приказаний своего разума, ведь это ужасно, о небо, как это ужасно…
Моди вздохнула. Да, её настоящее положение представлялось ей более чем шатким, но признаться во всем родным значило навлечь на себя страшный несмываемый позор. Следовательно, это было невозможно.
Наверное, больше всего она хотела остаться и не ехать никуда, однако что-то подсказывало ей, что потом она будет жалеть о том, что осталась, что испугалась и отступила, когда судьба посылала ей шанс, возможно, единственный, который не вернется никогда. Да, она просто должна пойти за ним… за своим гением, за тем, кто первый разрушил оковы на её дремлющем сердце.
Всё, чего она хотела – это перемен, неважно, к лучшему или же к худшему, главное чтобы перемен, кардинальных, резких, чтобы они окунули её в новый мир, отличный от прежнего, детского, где у неё не было прав и своего голоса. Да, она боялась перемен, боялась отчаянно, но боялась и того, что может произойти, если она откажется, ведь путь, что так внезапно открылся перед ней, манил именно внезапным контрастом с прежней жизнью, дверь в которую ей предстояло закрыть завтра.
Она сидела так у окна, пока горизонт не оплавился позолоченным краем, мысли покинули её усталую голову, странное состояние, наверное, можно было назвать трансом. Одно видение сменяло другое, контуры окружающих вещей изгибались как в зеркале, голова кружилась, по спине ползли чьи-то холодные пальцы.
Небо за окном постепенно темнело, превращаясь из горящего в пепел, в комнате становилось всё холоднее, ведь камин погас, а по стеклу поползли, извиваясь причудливыми узорами, белые змейки инея.
Моди встала и, не отдавая себе отчета в том, что делает, выдвинула ящик комода и перевернула его. Рукам было больно от тяжести, но она не замечала этого, глядя, как шелковые платья падают к её ногам. Джерард сказал, чтобы она не брала с собой много. Правильно, пышные наряды ей будут не нужны. К черту жемчуг и изумруды, в топку кружевные корсеты и атласные туфли, к черту, к черту…
Она возьмет только самое необходимое, самые скромные платья, самую темную шляпку, самые старые туфли. Может быть, всё остальное отдать Мэри?.. Моди все равно это всё больше не понадобится. Она рассмеялась, представив себе лицо горничной, когда та узнает, какое богатство ей досталось. Одних только драгоценностей хватит, чтобы прожить всю жизнь не работая.
А ей ничего не нужно, довольно этой душной, тяжелой роскоши, хватит уже быть примерной избалованной леди, настал черед стать взрослой. Сегодня она скажет нет своему прошлому, а завтра будет свободна. Да так она и сделает.
- Мэри! – завопила Моди, - Живо иди сюда, засоня! Мэри!..
Когда горничная, испуганная резким криком хозяйки, появилась на пороге, поспешно кланяясь, Моди снова расхохоталась. Мэри в недоумении остановилась, глядя на молодую госпожу, прежде её такой она не видела, и эта перемена напугала робкую девушку.
- Ну, чего ты застыла, как статуя?.. – недовольно воскликнула Моди, - закрой дверь и иди сюда. Ну, живо!..
- Мисс Моди… - запротестовала было девушка, но Моди снова расхохоталась и бесцеремонно дернула её за руку.
- Да молчи ты. Иди сюда… - она подвела испуганную служанку к своему туалетному столику и стала открывать ящички и шкатулки.
- Мисс! что вы делаете?!..
- Дуреха, молчи!.. Хочешь эти серьги?!.. Бери, бери… Возьми эту шкатулку, глупая!..
- Госпожа, Вы больны!..
- Цыц!.. – Моди схватила её за руки, - Тише ты. Вот, возьми это… бери. Это подарок. От меня.
- Но как же можно…
- Можно! Только… - она лукаво улыбнулась, - принеси мне дорожный саквояж…
- Да, господи, зачем же он Вам?!..
- А не твое это дело! – засмеялась Моди, - Мэри, слушай, это только меня касается!
- Мисс Моди…
- Если ты скажешь кому… - сказала Моди, - я… вырву тебе все волосы, бестия! Слышишь?..
- Что-о?.. – Мэри, ошеломленная, отступила, в глазах её горел праведный ужас.
- Бери, - Моди улыбнулась, чувствуя, как в душе поднимается новая истерическая волна, - и саквояж мне!.. Бего-ом!!!
Мэри попятилась и что-то сбивчиво причитая, выбежала из комнаты. Когда дверь захлопнулась, Моди рассмеялась и упала на кровать. Она чувствовала, что у неё действительно жар, но это мало её волновало.
- Сейчас уже ничто не имеет значения, - громко сказала она вслух.
В это мгновение внизу она услышала смех сестер Масгрейв и вскочила. Странный восторг наполнил её, и захотелось вдруг поделиться им с кем-нибудь. Засмеявшись, она выскользнула за двери своей комнаты и столкнулась с Мэри, которая несла завернутый в плед саквояж.
- В комнату! – приказала Моди, - и никому ни слова!
И, смеясь над бедной служанкой, она поспешила вниз. На лестнице она увидела Амелию, которая, видимо, искала её.
- Моди, милая, ты просто не представляешь!.. – воскликнула она, подхватывая подругу под руки, - ты просто и подумать не можешь, что только что произошло!..
- Что же, что?!.. – вскричала Моди, увлекая Амелию в гостиную.
- Нет, нет, Моди… О-ох… - Амелия снова расхохоталась, - Наш Монти… ой, ну ты же знаешь, какой он у нас зануда… - снова взрыв серебристого смеха, - ох, днем в библиотеке…
- Ну не томи же!..
- В общем, я пришла днем в библиотеку… - пропела Амелия, широко улыбаясь, - а там сидели уже… мальчики…
- О!.. – сказала Моди, - кто научил тебя так говорить о молодых людях?!.. Спорю на что угодно, старые няньки, что воспитывали тебя, не были бы в восторге, услышь такое…
- Да брось ты!.. ну, я прошла туда, взяла книгу, всё как полагается… а сама слушаю, что там они скажут… Они беседовали, знаешь ли…
- Боюсь, что им было скучно…
- Да, с Уэем не так-то легко построить беседу… Но он душка, не правда ли?!..
- О, Амелия!.. – ужаснулась Моди, - не думаю, что такое к нему применимо!..
- О нет, нет!.. но ты знаешь, что он сказал?!.. Он уедет! Завтра же!..
Моди расхохоталась, её так забавляла растерянность юной мисс Масгрейв.
- Ну что ты… Он пошутил…
- В Лондон, Моди!.. Ты хоть представляешь, что это значит?!..
- Что же?.. То, что в Фиддлсхолле снова будет темно и пусто?.. Отлично представляю, моя милая… - откликнулась Моди, потрепав девушку по щеке, - думаю, нам будет ужасно скучно в обществе твоего брата… - она лукаво улыбнулась, - не так ли?..
- Да!.. – воскликнула Амелия, - но, наверное, спросишь, почему я смеялась… Моди… - она смущенно опустила глаза, но тут же озорно вздернула подбородок и закричала, - Смотри!..
Она выхватила из-за спины книгу, которую всё это время держала в руках, и раскрыла на втором форзаце.
- Смотри, что он нарисовал!..
- Кто?..
- Мистер Уэй!.. О, я просто без ума от него!.. Настоящий гений…
Моди улыбнулась, подавив снисхождение, и взглянула на форзац книги, судя по всему, какого-то дамского романа.
- Это я, Моди!.. И ты! Он нарисовал нас рядом!..
- Да… - сказала Моди. Она смотрела на аккуратную миниатюру, быстро, но умело набросанную на плотной желтой бумаге простым письменным пером. Две девушки, молодые, красивые были изображены рядом. Они словно смотрели на художника, смеясь, их нежные лица застыли в радостном предвкушении чего-то.
Под рисунком было мелкими буковками выведено Way. И извивался тонкой линией цветочек.
- Неправда ли, это чудесно?!..
- Да, Амелия… - тихо сказала Моди. Она улыбнулась, этот рисунок нравился ей. Глупая, глупая Амелия…
Из коридора донеслись тихое журчание голосов, и в гостиную вошли леди Дюваль и сухая, с густо посыпанными пудрой щеками её сестра. За ними чуть позади вошла Сэнди, она притворно закатила глаза, показывая тем самым девушкам свое недовольство относительно пожилых дам.
- О, да Вы уже здесь?.. – протянула госпожа Дюваль, усаживаясь в кресло, - а где же мои ненаглядные племянники? Они что, уже не хотят спускаться?..
В это мгновение двери снова отворились, и вошел Джерард, как всегда совершенно спокойный, даже пугающе спокойный. В неярком свете камина его лицо казалось совсем белым, и Моди снова в который раз подумала, насколько же он изменился. Слегка поклонившись, он подошел к креслу хозяйки дома и промолвил, едва размыкая губы:
- Ну что Вы, леди Элайза… Ваше общество для меня интересно как ничье другое…
- О, Джерард!.. – прощебетала та, - Вы просто маленький негодник!..
Моди покраснела и отвернулась. Легкомысленный тон матери её смущал.
- Кажется… - Амелия подняла вверх палец, призывая всех прислушаться, - Кажется, там подъехал экипаж…
- Что Вы говорите, милая?.. – госпожа Дюваль мягко улыбнулась девушке, - Это вздор… Уже ночь, а Эдварда мы ждем только завтра.
Сэнди в это время подбежала к окну и, отвернув край шторы, прижалась лицом к стеклу.
- Амели права, - заметила она, - на главной аллее остановился экипаж!..
В комнату тихо зашел старый Джон и, поклонившись, сказал, глядя как всегда прямо перед собой, как и подобает слуге из хорошего дома:
- Милорд только что пожаловали.
Внизу, в огромном пустом холле в это же мгновение хлопнула, захлопнувшись, входная дверь.
- О, кто бы мог подумать!.. – взволнованно пробормотала госпожа Дюваль, вставая, - и, похоже, он не в духе, - уже более буднично добавила она.
Моди знала в характере матери одну замечательную черту – невозмутимость в делах, где многие другие бы страшно запаниковали. Госпожа Дюваль могла расстраиваться насчет сломанного пера на шляпке, но когда дело доходило до серьезных вещей…
Моди поняла это ещё в детстве, когда во время конной прогулки её лошадь споткнулась, и девочка упала на землю, проехав ещё немного на животе, зацепившись за стремена ногой. Каково же было её удивление, когда мать, вместо того, чтобы превратиться в скорбящую самаритянку, на следующей неделе купила ей новую лошадь, а на вопросы няньки отвечала лишь: «Но она же жива, верно? Пусть катается… А если снова упадет, я куплю ей ещё одну лошадь… а лучше - целую повозку!..».
Она вспомнила это сейчас наверное потому, что сама как никогда нуждалась в выдержке и самообладании. А неожиданное возвращение отца испугало её ещё больше.
Не успела хозяйка дома сделать и нескольких шагов к дверям, как они снова распахнулись, и в комнату стремительным шагом вошел господин Дюваль.
Увидев его, Моди очень удивилась. Обычно сдержанный, на этот раз отец был чем-то взволнован, и, хоть он и старался это скрыть, это плохо у него получалось. Мысленно перебирая возможные причины странного состояния отца, Моди поклонилась.
- Добрый вечер! – провозгласил хозяин дома, и приветливая улыбка на несколько мгновений раскрасила его печальное лицо, - леди Кэтрин!.. Наконец-то Вы посетили Фиддлсхолл! Мы, признаюсь, очень ждали, когда же Вы нанесете нам визит и скрасите одиночество моей жены… А вот и Ваши дочери, - он обратился к Амелии и Сэнди, а они склонились в книксене, - Как они выросли… Амелия стала настоящей королевой.
- О, да что Вы… - улыбнулась леди Кэтрин, - Как всегда, Вы страшно преувеличиваете, дорогой Эдвард…
- Не отрицайте. Вы сами видите, что вырастили замечательных дочерей, - господин Дюваль мягко улыбнулся пожилой леди в ответ и затем обратил наконец свое внимание к дочери, - Здравствуй, Моди.
- Здравствуйте, папа'…
Она замерла, так как увидела, что отец повернулся к Джерарду, и улыбка медленно сошла с его лица.
- И вы, господин Уэй… - повисла небольшая, еле заметная пауза, - здравствуйте.
Моди никогда раньше не слышала, чтобы он так с кем-нибудь разговаривал, и в этом было что-то ужасное. Краем глаза она заметила, как леди Кэтрин, тихо что-то говоря, подталкивает дочерей к дверям.
С замиранием сердца Моди перевела взгляд на Джерарда, и в груди у неё что-то больно сжалось. Он был ещё белее, чем раньше, ещё спокойнее с виду, однако в его глазах она видела страшную дикую злость. Он смотрел на господина Дюваля не мигая.
- Добрый вечер, - промолвил он, и Моди показалось, что она даже видит, как слова замерзшими осколками упали на пол.
- У меня есть к Вам разговор, - сказал господин Дюваль, - Элайза, Моди… Я попрошу оставить нас.
- Но… - начала было госпожа Дюваль. Однако супруг так посмотрел на неё, что она осеклась.
- Мы бы хотели переговорить с глазу на глаз.
- Я думаю, это излишне, - внезапно сказал Джерард.
- Простите?.. – господин Эдвард посмотрел на него удивленно, всё с той же холодностью, словно он был чем-то замаран и недостоин того общества, в котором находился.
Однако Джерард улыбнулся, и от его улыбки по спине у Моди пробежали мурашки.
- Я думаю, мы с вами отлично друг друга поняли, - сказал он, - и слышать о своих заслугах ещё и от Вас мне не доставит никакого удовольствия, - снова улыбка, очень холодная, строгая, не допускающая и малейших возражений, - Об экипаже я позабочусь сам. Прощайте, леди…
Он поклонился и прошел к двери, однако на пороге остановился, и его лицо снова прорезала мрачная ухмылка.
- Искренне надеюсь, что очаровал вас всех. А?..
- Убирайтесь!.. – закричал вдруг господин Дюваль, страшно покраснев. Моди от испуга даже вздрогнула.
Джерард шутливо поклонился, словно показывая тем самым свое презрение хозяину дома и его семейству. Он стремительно развернулся и, больше не оглядываясь, вышел. В коридоре гулким эхом отдались его шаги.
- Папа'!.. Что Вы наделали?!.. – завопила Моди, тоже бросаясь к двери, - Зачем Вы кричали, сэр?!..
- Тихо!.. – воскликнул отец и схватил её за руку, не давая выбежать следом, - Тихо, Моди, не кричи, пожалуйста.
- Эдвард?.. – госпожа Дюваль вопросительно посмотрела на мужа, снова закуривая, - Вы просто обязаны нам всё объяснить. А иначе мы просто умрем от любопытства.
- Всему свое время, дражайшая Элизабет, - произнес отец уже спокойно, и Моди тоже, как ни странно, почувствовала себя спокойнее и увереннее, - А сейчас я советую Вам лечь поскорее спать, и ни о чем не думать.
- Заметьте, Вы обещали всё рассказать… - ещё раз повторила госпожа Дюваль и, подхватив со столика бокал с коньяком, направилась к себе в комнаты.
Моди ничего другого не оставалось, как в страшном смятении побрести вслед за матерью.
- А тебя, дочь, я бы попросил остаться и посидеть со мной ещё немного, - услышала она внезапно голос отца и остановилась.
- Конечно, сэр.
Она снова прошла к камину и опустилась прямо на ковер. Она знала, что отец хочет поговорить с ней о чем-то очень важном, но сейчас её больше всего занимал только вопрос о том, входило ли всё это в планы Джерарда. Наверное, входило…
- Ты, наверное, думаешь, что старик-отец совсем выжил из ума… - в голосе отца теперь слышалось спокойствие, и Моди внезапно согрелась от мысли о том, он уже не волнуется, а как обычно спокоен.
- О чем же Вы?..
Отец задумался и долго хранил молчание. Моди, глядя на него, почему-то вспомнила тот вечер около месяца назад, когда они так же задержались в гостиной. Сейчас она снова чувствовала себя неловко.
За окном уже вовсю шумел ветер – буря упала с неба на старый замок и, видимо, не хотела его отпускать. Казалось, что злой ветер силится разбить тонкие стекла окон, и единственное, что не дает ему это сделать – тепло и спокойствие горячего камина.
- Знаешь, Моди, так часто приходится разочаровываться в людях, - произнес негромко господин Дюваль. Он взял каминные щипцы и поворошил поленья, отчего огонь разгорелся сильнее, озарив внезапно вспыхнувшим сиянием старый пыльный ковер у них под ногами.
- Вы о сэре Джерарде?
- Джерард? Ты называешь его сэр?.. Боюсь, он не заслуживает этого звания…
- Почему же?.. – пролепетала Моди, чувствуя, как в животе что-то тихо переворачивается от ужаса и странного неуместного, но вполне объяснимого любопытства.
- Вы ведь подружились с ним, так?.. – спросил отец, и девушке показалось, что его глаза, глубокие и внимательные, видят её насквозь.
- Я думала, что и Вам он симпатичен… - осторожно произнесла она.
- Видишь ли… Моя поездка в Лондон многое изменила, - отец достал из внутреннего карманы жилета кисет и стал набивать свою любимую трубку, Моди ещё с детства помнила сладковатый аромат табака, который неразрывно был связан в её памяти с дорогим её сердцу образом, - Я ведь объяснял тебе цель этого путешествия?..
- Вы ездили, чтобы уладить дела тетушки Джоанны.
- Верно. Это касалось её сына, Генри… Знаешь ли, он попал в очень дурную компанию, о делах которой я тебе даже боюсь рассказывать. Скажу лишь, что членами этого, так сказать, кружка являются в основном люди знатные и богатые, в большинстве своем молодые люди, многие из которых недавно были представлены в общество, и отцов которых я знаю лично… Но не это главное… - отец почему-то понизил голос, на лице его отразилась крайняя озабоченность, - Они занимались очень нехорошими вещами, Моди. Они… - он осекся, - баловались ядами.
- Чем?.. – переспросила она. Внезапно вспомнился пастор Майкл и странный серебристый пузырек, и по спине пробежали мурашки.
- Знаешь, Моди, участники этого кружка как бы соревнуются друг с другом в мастерстве составления адских смесей, и особенно в их применении, - пожилой джентльмен вздохнул, - Недавно, как ты знаешь, скончалась одна из богатейших вдов в Англии, леди Ладло. Она была отравлена… Незадолго до этого молодой Генри, сын нашей Джоанны, вошел в число её ближайших знакомых. Стали поговаривать, что между ними дело неладно, что одинокая вдова, чего же греха таить, очарована молодым франтом, и хочет переписать свое завещание в его пользу. Последнее, думаю, было всего лишь выдумкой, ведь она была ещё не стара, и здоровье у неё, насколько всем было известно, отменное.
Однако спустя несколько недель после того как пошли слухи, всех потрясла ужасная новость: незадачливая вдова мертва. Как выяснилось позднее, её отравили. Служанка рассказала о ссоре, которая якобы произошла между её хозяйкой и юным Генри Ивансом накануне. Молодой человек попал под подозрение, и тогда-то тетушка и призвала меня на помощь, благо, я мог откликнуться на её просьбу – ты знаешь, в молодости я хотел стать юристом.
Выслушав его, я пришел к выводу, что непосредственно в смерти он не виновен, однако он участвовал в некоем сговоре, целью которого было завладеть частью наследства леди Ладло. Ему в этом деле была отведена главная роль соблазнителя, так как он обладал всеми надобными для этого качествами.
Он рассказал мне, что накануне трагедии решил отступиться от продуманного его товарищами плана и спасти женщину, и уже уговорил её покинуть пределы Англии, однако его старания оказались тщетными, и, как нам уже известно, она была отравлена.
Также он назвал мне некоторые имена, которые могли бы помочь в ведении дела. Благодаря немногочисленным доказательствам мне удалось доказать его невиновность в суде, однако я думаю, что теперь ему всё же грозит немалая опасность, ведь все его прежние товарищи никаким образом не фигурировали в этом деле, а то, что он поведал мне, мы решили сохранить в тайне, и, следовательно, кружок отравителей продолжает свое существование.
- Но… - решилась наконец-то вставить слово Моди, - отец, причем же здесь Джерард?!..
- А, Джерард… - господин Дюваль нахмурился, - я уж думал, ты поняла… Одним из имен, что назвал Генри Иванс, было Уэй.
- Что?!.. – возопила Моди, - не может быть!..
- Я тоже сначала не поверил, - согласился отец, - но затем, после долгих размышлений и расспросов, всё стало ясно.
Во-первых, я вспомнил, какие неординарные познания этот молодой человек показывал в области химии. Ты, наверное, не знаешь, но среди его багажа большую часть занимало лабораторное оборудование. Во-вторых, как мне рассказывал мой личный осведомитель в столице, среди многочисленным талантов, и прежде всего выраженного – химика, наш гость показывал также превосходное знание медицины, философии, нескольких древних языков, что позволило ему некоторое время проходить практику в одном из столичных медицинских учреждений, откуда он был выдворен по неясным причинам. Тогда я не придал этому особого внимания, но в свете такого поворота событий мне пришлось всё продумать заново.
Далее, что касается непосредственно членства в таинственном кружке… Единственным источником, из которого я мог почерпнуть об этом странном сборище сведения, является Генри Иванс, однако, после того, как я тщательно расспросил его, сомнений у меня совершенно не осталось. Молодой человек ни разу не видел Уэя лично, однако неоднократно слышал о нем от других, и, увы, такая слава вовсе не возвышает его в наших глазах.
Господин Дюваль замолчал, глубоко затянувшись ароматным табаком.
- Но… - медленно произнесла Моди, - как же так может быть?..
- Не знаю, дитя моё… Однако будем считать это пройденным этапом в нашей жизни, - откликнулся отец, не поняв истинного значения её реплики.
- Но Вы… - негромко промолвила Моди, чувствуя, как сердце сбивается с ритма от волнения, - Вы хотите в этом разобраться?..
Отец улыбнулся, отчего темные тени от огня стали видны ещё отчетливее.
- Конечно.
- Тогда… значит, что ничто ещё не закончилось, - сказала Моди.
- Да уж… - господин Дюваль снова улыбнулся, - Конечно не закончилось… Завтра мне придется всё это объяснять твоей матери, а ты знаешь, что это целая отдельная история…
Моди заставила себя улыбнуться, глядя на своего старого отца.
Внезапно ветер со страшной силой ударил в окно, и девушка вздрогнула.
- Папа', можно я пойду к себе?.. – попросила она, - Уже очень поздно.
- Конечно, Моди. Приятных тебе снов.
- Я люблю Вас, папа', - внезапно для себя сказала Моди, чувствуя, как в груди всё обливается кровью, - Всего доброго…
Она опрометью бросилась к двери, боясь, что отец увидит слезы, выступившие на её глазах.
Сегодня они прощаются в последний раз…
Она пробежала по холодным темным коридорам в холл, где догорали последние тусклые факелы, и, спотыкаясь, стала подниматься по лестнице.
Конечно, рассказ отца произвел на неё немалое впечатление, однако она решилась уже бесповоротно, да и… она давно подозревала нечто неладное. Нет, всё решено. Всё решено уже давно.
Забежав в свою комнату, она кинулась к кровати и стала беспорядочно запихивать в приготовленный саквояж вещи. Когда она уже завязывала на своих плечах накидку, в дверь тихо постучали, и, не дожидаясь приглашения, вошел Джерард.
- Твой отец чрезвычайно болтлив, - резко бросил он, останавливаясь посреди комнаты и натягивая перчатки, - Мне пришлось ждать полчаса.
- Я готова… - одними губами сказала Моди, от волнения голос изменял ей.
- Ну так пойдем, - Джерард взял с кровати саквояж и вышел в коридор, - иди за мной.
Моди осторожно пробралась за ним и затворила за собой дверь.
- Тихо… - прошептал Джерард и повел её за собой.
Они прошли неслышно по спящим коридорам, спустились по огромной парадной лестнице…
Когда они пересекали холл, Моди увидела узкую щель света, пробивающуюся из-под высоких дверей гостиной, и её вдруг ужасно захотелось вырваться из цепких холодных пальцев и оказаться там, у камина, с отцом…
Но Джерард неумолимо и твердо тащил её к выходу, всё дальше отдаляя от тепла и света… Моди стиснула зубы и зажмурилась.
Нужно быть сильной.
Бояться… Это лишнее.
И вот уже тяжелые двери захлопнулись за ними, и виден экипаж, ждущий беглецов.
- Быстрее… - прошипел Джерард, накидывая на Моди плащ и закрывая её своим телом от неярко мерцающих окон.
Моди негромко вскрикнула, когда он втолкнул её в темную, пахнущую лошадьми карету, и, зараженная ст
|
