Ночь. Глубокая ночь за окном, и вертушка крутится на подставке из старых газет - это гасит лишнюю вибрацию, так ему кажется.
Он сидит в этом старом и очень удобном кресле.
Безусловно, это его место в этой комнате. По фэн-шую? Просто оно стоит именно там, где должно стоять. И это чувствуется задницей души, если таковая, конечно, имеется. Ей хорошо и комфортно на этом месте. И эта жуткая усталость отпускает, хоть и ненадолго.
Рояль неистовствует, разбавляя ночную тишину. Соседи однозначно и бесповоротно идут на хуй, потому что им не понять. Да и нет никого вокруг, дом небольшой и узкий, и в нём всего три квартиры на втором этаже и арендованные помещения - на первом. За стеной милая и почти глухая старушка. Иногда он помогает ей поднять пакеты с продуктами, без особого, впрочем, энтузиазма - Джерарду не нравится, как пахнет старость. Этот запах пугает его, и ему хочется забиться в тёмный угол от него, спрятаться, укрыться одеялами, как в детстве с Майки, и никогда не чувствовать его снова. Чтобы она не нашла его, безглазая. У неё к нему большой и длинный счёт сломанных планов, и чудо, что они до сих пор не встретились.
- Ты сдаёшь, Джерард.
Глоток. Сегодня это виски, коньяки кончились.
- Твоя глупая вера убивает тебя. Тяжело верить в одиночку? - Я всегда верил в одиночку, мне не привыкать. - Врёш-ш-шь...
Морщится. Снова глоток. Виски палёный и дешёвый, но чтобы не слышать - надо напиться.
Да, раньше он верил вместе с учителем. Тот передал ему эту веру в свои силы: менять и влиять, перекраивать, подправлять, внушать... А теперь уже очень долгое время он верит один. Это тяжело. Это - непростой груз... Но и "особых" клиентов было немного. Сейчас же Вселенную будто прорвало...
- Ты так торопишься с этой девочкой. У неё мало времени? - Мало. Но я успеваю. - Ты самоуверен. А если завтра тебя собьёт машина и ты сдохнешь? - тихий кашляющий смех. - Значит, мне уже станет всё равно. - Врёшь... Ты любишь жизнь, хоть и убиваешь себя каждый день. - Это ты убиваешь меня каждый день, ёбаная ты сука, - устало отвечает Джерард, опуская голову с закрытыми глазами на грудь, пытаясь проникнуться каждой нотой ноктюрна ре-бемоль мажор Шопена, играющему вместо клавиш по самому его сердцу.
В ответ тишина, и он уже почти начинает радоваться, как...
- А мальчик? Мальчик с единорогом? У него тоже мало времени? - Нет. У него вся жизнь. - Зачем ты так прицепился к нему? Думаешь заразить своей верой, как это сделали с тобой когда-то? - Я не думаю. Я делаю. - Он считает тебя психом. - А это не так? - Тебе виднее. Но ему, в отличие от тебя, это не нужно. Он кинет тебя, как и все остальные до этого, как только подвернутся более удачные обстоятельства. - Я уже набиваю ему тату. А позже подправлю те, что уже есть у него. Это всё изменит. - Опять эта наивная вера, Джерард. - Она не наивная. Это работает. - Это работает до тех пор, пока у тебя есть силы... А что потом? Они ухо-о-дят... Утека-а-ют, - певуче растягиваются последние слова, подражая фортепианным пассажам. - Твои силы. - Заткнись! - Как я могу заткнуться, если меня нет, Джерард? Меня ведь нет? - ЗАТКНИ-И-ИСЬ!!! - орёт он, кидая пустую бутылку в стену, и брызги стекла как в замедленном прокруте киноленты разлетаются фонтаном от неё.
****
Джерард работает с этой девочкой вот уже неделю, и с каждым днём выглядит всё хуже, это настораживает Фрэнка. Это видно тем отчётливее, чем более законченными становятся татуировки на тонких запястьях. Да, их оказывается две, и это не бабочки. Джерард рычит, когда Фрэнк ходит рядом. Он отвлекает его. Но тот всё же замечает, что это колибри. Два колибри-близнеца на её запястьях, они трепещут крыльями и любопытно блестят бусинками чёрных глаз. Они уже почти живые. Джерард работает так быстро, как только может. Фрэнк не понимает, куда он так торопится. Заставляет приходить девушку почти каждый день и уже неделю как никого не водит к себе - вот что дико. Он выглядит больным.
Но странно то, что сама девушка за неделю стала выглядеть намного лучше: мешки из-под глаз почти исчезли, кожа на скулах зарумянилась, и в глазах появился живой блеск. Первые дни она часто плакала, пока Джерард набивал тату. Потом перестала. Последние дни Фрэнк ловил на себе её заинтересованную улыбку. Это всё было странным и беспокоило его. Единорогом, будь он неладен, мастер почти не занимался, максимум - делал несколько штрихов, пока не убирал машинку в конце рабочего дня.
- Через пару дней заканчиваем. И нужно будет погасить счёт, - устало закуривая, говорит девушке Джерард совершенно безразличным голосом. - Я... я не смогу пока расплатиться, - лепечет она, опуская глаза вниз.
Джерард резко хватает её за скулы и подбородок, поднимая голову выше, и впивается в глаза своим колючим жестоким взглядом. Затягивается и медленно выдыхает дым ей прямо в лицо. Она боится его... Закрывает веки, прячась от этого отвратительного жеста и дыма, режущего глаза. Фрэнк еле сдерживается, чтобы не влепить мужчине пощёчину. Это выглядит отвратительно. Но непонятная сила не даёт ему сдвинуться с места.
- То, что достаётся нам даром, - чеканит слова мастер, не изменяя безразличному выражению лица, лишь глаза смотрят зло и холодно, - не имеет никакой ценности и силы. Ты ведь понимаешь это? - Д-да... - Значит, у нас не возникнет проблем, - мужчина резко надевает на лицо широкую безумную улыбку и отпускает лицо девушки. Её слегка трясёт. Она встаёт, одевается и, чуть пошатываясь, уходит. Колокольчик печально звенькает на прощание. - Какая же ты сука, Джерард, - не выдерживает Фрэнк, отмирая от своего места у кушетки. Развернувшаяся сцена задела его.
Реакции нет. Тот проходит мимо, как против пустоты, и только от двери кидает через плечо:
- Иглу после неё - в урну. Машинку прибери. И найди мне коньяка. Французского. После виски у меня не стоит по утрам, - и скрывается за дверью.
Фрэнк тяжело вздыхает, поднимая глаза наверх, к точечному светильнику. Он каждый день обещает себе, что никогда... Никогда больше не переступит этого порога. И каждый раз, едва заканчиваются лекции в университете, он быстро прощается с Майки и несётся сюда, сгорая от предвкушения: что же тут произойдёт сегодня? Он уже убедился в мастерстве и неординарности таланта Джерарда. Он видел, как оживают его творения, как начинают трепетать, осмысленно блестеть глазами. И не мог покинуть этого места. Не мог не вернуться, оно звало его.
Закончив с уборкой, Фрэнк садится к столу и достаёт из выдвижного ящика, из-под кип старых журналов о татуировках запретную тетрадь. Он уже привык каждый свой рабочий день заканчивать так - скрываясь, сидеть у стола или в кресле, с сигареткой или просто чашечкой кофе, и перелистывать её. И хотя фотографии не передавали всего великолепия этих невероятных, фантастически-живых работ, он всё же не мог перестать просматривать их, будто бы залезая в чужую тайну, будто касаясь чего-то запретного. Тетрадь довольно пухлая, но не слишком. Тут явно не все работы Джерарда. Только... особые?
Чёрт! Когда он успел сделать её?!
Парень чуть не роняет сигарету себе на футболку от неожиданности, открывая последний на данный момент лист с наклеенной на него фотографией "Полароид".
Тонкие бледные запястья и почти совершенно ожившие, лишь кое-где лишённые цвета перьев, любопытные братья-колибри.
Фотография болтается на листе, и Фрэнк осторожно отлепляет её, намереваясь приклеить получше. Перевернув, замечает красивую косую надпись через всё фото. Читает её. Перечитывает. Его пробивает испарина, а ладони за секунду холодеют и покрываются липким потом. Тут только четыре размашистых слова карандашом...
Героин. Смерть от передозировки.
Глава 7. ___________________ Nocturne (фр.) - буквально - "ночной". Ночная музыка, род серенады, предназначенной для исполнения в тишине ночи; характер спокойный, нежный.
