http://notforsale.do.am/blog/nenuzhnyj_1_glava/2012-11-12-5387

http://notforsale.do.am/blog/nenuzhnyj_glava_2/2012-11-16-5412

****

Chapter 3. Yesterday's sorrows, tomorrow's white lies.

Неприятный пищащий звук раздражает слух, я морщусь. Ненавижу будильники, они заставляют возвращаться в реальность…

- Зачем ты проснулся, Фрэнк? - не успеваю открыть глаза, как знакомый голос обращается ко мне, я чувствую неконтролируемый необъяснимый приступ паники, боясь открыть глаза. - Ты должен спать, - повторяет голос. Я резко распахиваю веки, видя перед собой отца. Из его глаз выливается густая чёрная жидкость, от этого зрелища меня мутит. Хочется кричать, но звуки словно застряли в горле, перекрываемые невидимой хваткой. Я вижу, как вытекают его глазницы, словно плавящийся воск, смешиваясь со сползающей грязным месивом кожей лица, я не могу пошевелиться. Опускаю взгляд вниз, на свои руки, удивлённо всматриваясь в нетронутую тонкую поверхность кожи на запястьях. Ни одного шрама. Что-то не так...

Поднимаю голову, встречаясь с вопросительным взглядом миссис Томпсон. Я в школе. Снова опускаю глаза, в ладони сжата записка, с тёмно-бордовым отпечатком подушечек пальцев на клетчатой поверхности. Голова кружится, в горле неприятно пересохло, я разворачиваю бумагу. Внутри лезвие. Мои руки снова испачканы в крови, но порезов по-прежнему нет. Миссис Томпсон что-то произносит, но я не разбираю слов, ощущая повышающееся давление, начиная медленно задыхаться...

- Ты уже мёртв, - шипит голос, когда я чувствую чьё-то едва ощутимое прикосновение на плече, я медленно погружаюсь под воду, идя ко дну. "Мёртв", - отдаётся в голове, пока я продолжаю тонуть, не чувствуя тела. Страх не отпускает меня, я пытаюсь возразить, но вода наполняет лёгкие, и я не могу произнести не слова. Воздух не поднимается на поверхность. "Потому что я не дышу", - проскакивает мысль, но я тут же отбрасываю её, не желая верить в такую правду. Мне шесть, и я тону в бассейне Джейсона Милтнера, упав в воду, не дотянувшись до закинутого слишком далеко мячика.

Я закрываю глаза, ожидая столкновения со дном, уже чувствуя его холодящую прохладу на коже, но через секунду я уже лежу на ледяной, покрытой мягким белым покровом, земле. На лицо падают замерзшие хлопья снега. Мне восемь, и я  потерялся в парке. Снежинки оседают прямо на зрачки, тут же превращаясь в капли талой воды, передо мной всё плывёт. Картинки сменяются как калейдоскоп.  Мне девять, и на меня напал соседский пёс. Месяц спустя - падение с дерева, ушиб головы, десять лет - грабитель в магазине, когда я покупал газировку, тринадцать - таблетки, просто эксперимент, - четырнадцать - порезы, шестнадцать - выпивка, снова таблетки. Я на улице, и передо мной мистер Уэй...

- Ты так и не понял, Фрэнк, - холодно произносит он, губы медленно формируются в зловещую ухмылку, и меня охватывает страх. Мои руки превращаются в медленно тлеющий пепел, который развевает ветер. Я исчезаю, от меня остался лишь прах… - Ты давно уже мёртв. Мёртв изнутри, - хрипло смеясь несвоим голосом, шипит мистер Уэй. Я пытаюсь возразить, но лёгкие всё ещё полны воды. Не выдержав, кричу, не издавая ни звука. "Мёртв", - снова повторяет голос. Нет, это не так, у меня ещё есть надежда!

 Я рассыпаюсь, как горстка пепла, окончательно исчезая во тьме и, секунду спустя,  просыпаюсь...

Резко дёргаясь, я открыл глаза, чувствуя, как перед о мной тут же всё поплыло, только теперь уже наяву, а не во сне, и мне пришлось зажмуриться. Боль в затылке снова дала о себе знать, так что мне начало казаться, что она вообще никогда не пройдёт... Стараясь не обращать внимания на неприятные физические ощущения, я пересилил себя, наконец, снова открывая глаза, осматриваясь по сторонам, вглядываясь в незнакомые однотонные стены. Похоже, что я в больнице… Оглядевшись, я заметил напротив меня тумбочку со стоящим на ней пластиковым стаканчиком с кофе, должно быть, из автомата, и стул, на котором лежит чей-то пиджак. К счастью, кроме меня в комнате никого нет,  эта мысль заставляет меня с облегчением выдохнуть. Хорошо, что я сейчас один, не хочу ни перед кем оправдываться в сотый раз, мне так надоело врать....Стоп, что за чёрт...

Попытавшись поднять руку, я почему-то вновь не смог пошевелиться, в ту же секунду вспоминая свой кошмар. Боже, я же не могу быть парализованным, нет, только не я... Приподняв голову, в панике смотря на свои руки, с некоторым облегчением осознавая, что, по крайней мере, шея ещё способна шевелиться, я понимал, что дело вовсе не в том, что я больше не способен чувствовать конечности, а совсем в другом. В этот момент дверь в палату открывалась, и с моих губ тут же непроизвольно слетает повисший в воздухе немой вопрос:

- Какого чёрта? - недовольно хриплю я, с трудом узнавая свой едва слышный голос, чувствуя неприятное першение в горле, переводя всё своё внимание на только что вошедшую и явно удивлённую моим внезапным пробуждением темноволосую женщину в белом халате, вопросительно оглядывающую меня, делающую вид, что она искренне не понимает, о чём я говорю. Будто бы я мог иметь в виду что-то другое... - Почему я привязан к чёртовой кровати? - пытаясь повысить голос, уже проклиная это чёртово место, сиплю я. Учитывая моё состояние, попытка выглядит скорее жалко, чем уверенно, и в итоге я всё-таки не могу сдержать неконтролируемый приступ кашля, чувствуя, как все мышцы напрягаются.  Болезненные ощущения в груди ни капли не утихли, и я даже не могу пошевелить чёртовой рукой или ногой, прекрасно...

- Это для твоего же блага, - наконец, "понимая", о чём я, спокойно произносит женщина, безразличность и отчуждённость её голоса выводят меня из себя. Как мне могут пойти во благо связанные конечности? Она что-то смотрит в своих бумагах, недовольно хмурясь, приподнимая один лист над другими, и подходит ближе ко мне, проверяя что-то в капельнице. Запястья перевязаны так туго, что я даже не могу понять, в каком месте под кожу входит игла. Из-за неспособности нормально шевелиться, чувствую себя униженным и беспомощным, не собираясь больше узнавать что-то у этой женщины, не горя желанием услышать такой же бессмысленный и неясный ответ. Как я вообще попал сюда? Я помню удары, боль, страх... помню, как отец запер меня в ванной, и... пустота. Боже, а что, если это он меня сюда привёз? Вдруг это даже не больница...

- Твой отец здесь, я скажу ему, что ты пришёл в сознание, - не успеваю я ничего спросить, как безэмоционально констатирует женщина, словно прочтя мои мысли, заставляя меня содрогнуться от ужаса. Только не он, нет, пожалуйста, я не хочу переживать это снова...

- Не надо! - осознав суть её слов, тут же выходя из своего оцепенения, умоляюще хриплю я, пытаясь вырваться от связывающих мои запястья и лодыжки ремней, сделать что угодно, лишь бы только вновь не встречаться с его сумасшедшим пугающим взглядом, не чувствовать его удары, не слышать его криков. Но не успеваю я больше произнести, ни слов, как дверь в палату открывается снова, заставляя меня замереть от ужаса. Я зажмуриваюсь, едва сдерживая уже подступившие слёзы, не веря, что всё это может происходить со мной. Доктор, кажется, даже не замечает мой едва слышный жалостливый всхлип, когда я, всё ещё не смея открыть глаза, на мгновение даже перестаю дышать, не в силах избавиться от навязчивых образов вчерашних событий, снова сжимаюсь, чувствуя неприятный озноб и фантомную боль во всём теле, не позволяющую забыть. Лучше бы я никогда не просыпался...

- Фрэнки, ты очнулся! - через секунду слышу такой знакомый голос, приподнимая голову, удивлённо распахивая глаза, едва не срываясь, чтобы тут же не разрыдаться, когда я вижу перед собой взволнованный взгляд мистера Уэя, из обрадованного тут же сменяющийся на огорчённый, когда он замечает моё выражение лица. Мне приходится до боли прикусить губы, чтобы совладать с эмоциями, когда я умоляюще смотрю на него, видя перед собой последнюю надежду, моего незримого героя. Мистер Уэй удивлённо хмурится, подходя ближе ко мне, очевидно, не понимая такой странной испуганной реакции, и, достигнув кровати, осознавая мою немую просьбу, наклоняется надо мной, начиная расстёгивать тугие ремни, связывающие мои запястья. Покончив с первым, он тут же приступает ко второму, торопливо перебирая пальцами, размыкая застёжку и, наконец, давая мне возможность шевелить руками.

- Заберите м-меня отс-сюда, п-пожалуйста, он..он п-придёт за мной, п-пожалуйста... - не выдержав, срываясь на рыдания, болезненно хриплю я, не контролируя себя, обхватывая мистера Уэя перебинтованными руками, напрочь забыв о капельнице и перевязках, ища необходимой защиты, помощи, буквально цепляясь за него, как за спасительную соломинку, так боясь потерять последнюю надежду. Через пару секунд он осторожно обнимает меня в ответ, аккуратно проводя по моей спине, пытаясь успокоить. Перед глазами тут же встаёт вчерашний день, когда я точно так же искал в нём надежду, утешение, чувствуя себя защищённым в его объятиях,  и чем это всё закончилось... - Мне так страшно, - окончательно перестав бороться со слезами, прошептал я, пытаясь сжать непослушные от тугих повязок ладони в кулаки, давая себе иллюзию силы и способности противостоять всему миру. Я не могу больше бороться один, мне нужен спаситель...

Более-менее совладав с порывом эмоций, я постепенно начал успокаиваться, чувствуя тепло горячих ладоней мистера Уэя, всё ещё неосознанно цепляясь пальцами за ткань его рубашки, так боясь вновь остаться одному, будто бы мои неловкие попытки, в самом деле, смогли бы удержать его. Только прижимаясь к его груди, чувствуя биение его сердца, я забывал о боли и страхах, я снова чувствовал себя защищённым, живым, нужным... И, хотя мне было ужасно стыдно за то, что я так отчаянно просил о помощи именно у него, что именно в нём я видел свою последнюю надежду, несмотря на то, что я был ему никем, но я всё равно не мог ничего с собой поделать, в страхе прижимаясь крепче к мистеру Уэю, боясь, что этот момент может закончиться, и он просто исчезнет из моей жизни раз и навсегда, оставляя меня снова одного, наедине со всеми страхами, напуганного и потерянного, сломленного, жалкого и беспомощного.

- Всё в порядке, Фрэнки, сейчас уже всё хорошо, - заметив, что я, наконец, пришёл в себя, возвращая себе способность достаточно адекватно контактировать, не прерываясь каждые несколько секунд на рыдания, произнёс мистер Уэй, слегка отдаляясь, чтобы взглянуть мне в глаза, хотя из-за недавней вспышки эмоций и плача я всё ещё не слишком хорошо мог видеть его. Я неловко попытался вытереть слёзы непослушными трясущимися от слабости руками, избегая взгляда мистера Уэя, боясь заметить в нём неприязнь и осуждение, но, увидев мои неудачные попытки, он вновь перехватил инициативу на себя, помогая мне с этим, большими пальцами аккуратно проводя по влажным дорожкам на щеках. - Пообещай мне, что больше этого не сделаешь, - наклоняя голову ниже, чтобы всё же поймать на себе мой опущенный стыдливый взгляд, не убирая рук с моего лица, мягко проговорил мистер Уэй, пытаясь привлечь моё внимание, пока я так усердно пытался скрыть смущение от непривычной для меня заботы, тем более, что мне снова начинало казаться, что ему есть до меня дело, хотя я так усердно и пытался не замечать этого, чтобы не навыдумывать себе новую несуществующую реальность, заменяющую горькую правду.

- Я... о чём вы говорите? - наконец, собравшись с мыслями, едва слышно спросил я, искренне не понимая суть его вопроса. Чего я не должен делать?

- Фрэнки, я же тебя не осуждаю, я не стану говорить, как ты не прав, и что совершил очень большую ошибку... просто скажи, что не повторишь её, хорошо? Пообещай, что никогда больше не станешь этого делать. Если хочешь, можешь не говорить, что послужило причиной, это, в конце концов, твоё личное дело, толь...

- Нет, правда, я не понимаю, - напрочь запутавшись в его словах, перебил я, замечая искреннее недоумение мистера Уэя, очевидно, до этого моменты бывшего абсолютно уверенным, что я знаю, о чём он толкует. - И почему меня связали ремнями, как какого-то психа, - морщась от одной только мысли о том, что у меня не всё в порядке с головой, проговорил я, сразу же вспоминая безумный взгляд отца, никак не покидающий мои мысли. Я боюсь стать таким же...

- Ты ведь помнишь, что вчера произошло, ведь так? - уже гораздо менее уверено, чем прежде, осторожно поинтересовался мистер Уэй, словно боясь ранить меня любой новой репликой. Откуда все знают, что случилось? И как, чёрт возьми, я вообще здесь оказался, почему я не помню половины произошедших событий?

- Я...отец избил меня, и...и... - пытаясь разглядеть в бездне воспоминаний хоть единый намёк на то, что было после того, как я оказался в ванной, я осознал, что не могу вспомнить абсолютно ничего. Я точно знаю, что пришёл домой и отец без причины вдруг набросился на меня, а после -пустота.

- Оу, Фрэнк... - с слишком явным сожалением в голосе приглушённо пробормотал мистер Уэй. Что, чёрт возьми, произошло? Он не верит мне? - Твой отец уже три дня как уехал в командировку, ты разве не помнишь? Он позвонил мне вчера ночью, и сообщил, что...

- Это он так сказал? - начиная чувствовать, как меня медленно заполняет гнев, снова перебил я. Нет, не может быть, я точно знаю, что он был дома, я не сумасшедший, нет, мне не могло показаться, он просто хочет обмануть всех! - Но он н-напал на меня, он… он х-хотел убить меня, я...я... - чувствуя, что я снова срываюсь на плачь от беспомощности и страха, выпалил я, будучи готовым сделать что угодно, лишь бы только мистер Уэй поверил МНЕ, а не ему, пусть даже все остальные и не усомнятся в правде отца, но только не он, пожалуйста.

- Так ты хочешь сказать, что видел его вчера? - спустя пару секунд прозвучал вопрос. И я, в самом деле, слышал в его голосе, по крайней мере, намёк на искренность и понимание, а значит, у меня ещё осталась надежда, что он поверит, поверит в мои слова.

- Он сошёл с ума, клянусь, он был не в себе! Кричал что-то про деньги и шкатулку, которых у нас даже никогда не было. И потом...потом он сказал, что если я...ес-сли я не в-верну их, то он уб-бьёт меня, н-но мне нечего было в-возвращать, и он начал м-меня бить, потом он д-душил и… и брос-сил т-туда, я т-так испугался, я так... - снова срываясь, ненавидя себя за свою никчёмность и слабость, с трудом произнёс я, чувствую, как тёплые сильные руки мистера Уэя снова обхватывают меня, мысленно благодаря всё на свете за такую необходимую поддержку в его лице, несмотря ни на что, являющуюся лучшим и самым искренним, что когда-либо было в моей недолгой жизни.

- Расскажи мне, - только и произнёс он, готовясь выслушать каждое моё слово, и я рассказал. Рассказал, упоминая каждую малейшую деталь, открывая всё, что хранила моя память...

****

С момента, как я очнулся, прошла почти неделя, каждую минуту которой я провёл на больничной койке. Меня до сих пор не отпускали одного ни на шаг, хотя чувствовал я себя уже гораздо лучше. На расспросы, в чём дело, все только отмалчивались, в корне, тем не менее, пресекая любые попытки выйти из палаты и хотя бы прогуляться по коридору. Мистер Уэй был единственным, кто поверил в мои слова, впрочем, я больше не рискнул никому рассказывать, тем более, что мне бы всё равно не поверили, учитывая, какая "правда" была известна теперь всем и каждому.

На следующее же утро я вспомнил всё: как перерезал связанные руки и ноги бритвой, как бежал со всех ног, превознемогая боль, как врезался в машин… Даже короткие обрывки прояснения сознания, когда меня уже везли в больницу, периодически проскакивали в моей памяти, но вот только со стороны это выглядело совсем иначе. Заметив шрамы на моих запястьях, прибавив новые продолговатые порезы на руках, должно быть, появившееся оттого, что я не убрал стекло, перелезая через разбитое окно, и израненные от выскальзывающего лезвия руки, все тотчас  же решили, что это ни что большее, чем очередная попытка подросткового суицида, и я намеренно бросился под ту машину. Никому не было дела до того, что всё моё тело покрыто обширными ссадинами и ушибами, они лишь списали это на слишком сильный удар от столкновения с капотом, и никому даже в голову не пришла мысль просто поинтересоваться у меня самого, что произошло, и почему, чёрт возьми, мой отец так и не появился здесь ни разу за все те шесть дней, что я провёл в этой чёртовой палате, начиная медленно ненавидеть однотонные светло-жёлтые стены, постепенно сводящие меня с ума. Мистер Уэй был единственным, кто позволил мне открыться, кто дал мне хотя бы шанс высказать всю накопившуюся боль, и, даже если в глубине души он счёл меня глупым и жалким маленьким суицидальным подростком, то он, по крайней мере, хотя бы выслушал мою исповедь, ведь именно это и было так мне необходимо.

И я бы так и не знал, в самом ли деле мистер Уэй поверил в то, что я рассказал, или ему просто стало меня жаль, и он решил подыграть, чтобы не расстраивать меня слишком сильно, боясь, что я снова могу что-нибудь сделать с собой, ведь, хоть я и не пытался убить себя в этот раз, но о происхождении прошлых шрамов он мог только догадываться, но вчерашнее утро, наконец, дало мне ясно понять ответ на этот вопрос.  Я до сих пор не имею ни единой достаточно логичной догадки о том, что же такого ужасного могло произойти, но правда в том, что, когда вчера мистер Уэй пришёл меня навестить, выглядел он так, словно увидел мертвеца. Мне стало даже немного страшно от его излишне болезненного и испуганного вида, но, когда он начал говорить, то я испугался только больше. Он беспрерывно что-то бессвязно бормотал о том, что должен был вспомнить, что во всём его вина, просил прощения и без устали повторял, что поможет мне, даже несмотря на то, что я всё это время молчал, шокировано наблюдая за тем, как он нервно ходит кругами по палате, периодически подходя ближе ко мне, чтобы ещё раз убедиться, что всё хорошо и пообещать, что больше ничего не произойдёт. Я почти наверняка знал, что отец не решится заявиться в больницу, учитывая, что его мнимый отъезд всё ещё был в силе для окружающих, но мысль о том, что он, несмотря, ни на что, может оказаться здесь и снова причинить мне боль, заставляла меня дрожать от ужаса, и, после этой панический идеи, поведение мистера Уэя было наибольшим, что пугало меня в этот момент. Через пару минут безудержных бормотаний, он внезапно вылетел из палаты, не говоря ни слова ни о причине столь неожиданного появления, ни о том, почему так резко куда-то удалился, а сам я, в любом случае, не решился бы спросить. Пролежав наедине с путающимися в догадках мыслями около часа, я начал медленно погружаться в сон, когда снова услышал звук открывающейся двери. И, если бы не разговор, который последовал уже через пару секунд, то я бы вряд ли продолжил делать вид, что сплю, но только не после услышанных слов.

Это, определлённо, был голос мистера Уэя, но то, что он говорил, никак не укладывалось в моей голове, теряясь и путаясь в и без того непонятном мне бешеном потоке мыслей и догадок, заполняющих мой разрывающийся от безудержного потока информации разум. Судя по тому, что слов собеседника не было слышно, говорил он по телефону, и диалог это был не слишком-то понятного мне содержания, но, я без труда мог сказать, о ком в нём шла речь. Мистер Уэй просил у кого-то помощи, вернее, наверное, даже будет сказать - заключал договор. Он пообещал "не вмешиваться в его жизнь" и "больше не напоминать о том случае" взамен на то, что кто-то окажет ему ответную услугу - освободит меня от лечения в психиатрической больнице.

Когда он произнёс эти слова, я почувствовал, как сердце словно замерло, болезненно сжавшись, и меня пробрала дрожь от ужаса, когда пришло осознание ответа на вопрос, почему мне до сих пор не давали спокойно сделать ни шага, пристёгивая руки и ноги ремнями, как самого настоящего сумасшедшего. Я совсем забыл о том, что попытки самоубийства приравниваются к нарушению психики, а, учитывая количество не исчезающих шрамов на моих руках, я считался среди докторов обыкновенным психом и должен был пройти соответствующее лечение. Именно поэтому в первый день, когда я очнулся, то был привязан ремнями к постели. Они боялись, что я повторю попытку, и  всё по той же причине все так пренебрежительно относились к моим оправданиям - никто не верил ни единому слову душевно больного подростка. Благодаря мистеру Уэю, ремни сняли ещё в первый день, хотя неясный на тот момент контроль надо мной и усилился, но только теперь всё это окончательно встало на свои места, давая мне необходимые ответы. Хотя необъяснимый вопрос о том, по какой же всё-таки причине он во всём мне помогает, не требуя ничего взамен и выглядя при этом до ужаса напуганным, всё ещё раздирал мои мысли, вызывая усиленную головную боль и мучая меня неведением и страхом перед правдой

Хотя была и ещё одна вещь, которая пугала меня гораздо больше, чем даже идея о том, что мистер Уэй скрывает нечто ужасное: меня не отпускал страх того, что же будет дальше, и, чем дольше я находился здесь, тем страшнее мне становилось, ведь в больнице я, по крайней мере, был в безопасности, а дальнейшая судьба, окажись я в психиатрической лечебнице или на улице - в любом случае только угнетала, и мне совсем не хотелось узнавать, что же ждёт меня там, за этими четырьмя стенами, даже не смотря на то, как сильно мне была ненавистна одна только мысль о том, что я не могу и шагу спокойно ступить, чтобы меня тут же окружили очередные равнодушные врачи и медсёстры, безразлично уведомляющие в сотый раз о том, что я "должен оставаться в палате", и столь же холодно высказывая свои «сожаления» по поводу того, что они ничего не могут с этим поделать, и мне остаётся только послушно лежать на койке, глядя в потолок и уничтожая себя бесконечными страхами и чувством собственной ничтожности и отвратительности.

И я бы и дальше продолжал терзать себя мириадами догадок и фобий, если бы дверь в мою палату внезапно не открылась, и в неё не вошёл мистер Уэй, которого я уж точно не ожидал здесь сегодня увидеть, особенно, учитывая, что я уже достаточно хорошо себя чувствую и больше не нуждаюсь в визитах, ну, по крайней мере, не прошу об этом. Да и, к тому же, у него и так, наверняка, полно дел, и я вообще не имею права воровать его личное время, и...Чёрт возьми, Фрэнк, не порть всё, как всегда, просто перестань хоть на секунду думать о плохом и порадуйся, что кто-то хотя бы делает вид, что ему не безразлична твоя судьба.

- Не ожидал вас здесь увидеть, - не слишком-то успешно пытаясь скрыть улыбку, произнёс я, чувствуя, как начинаю краснеть...Что за чёрт, я веду себя как идиот, честное слово! Да и кому я вру, я весь день только и думал о том, чтобы снова увидеть его, боясь, что он больше не вернётся. - Спасибо, - едва слышно добавил я, надеясь, что он не расслышит, или, по крайней мере, не придаст моей реплике особого значения, но, конечно, ничего никогда не шло так, как хотелось бы мне.

- О чём ты? - искренне непонимающе поинтересовался мистер Уэй, едва заметно улыбаясь уголками губ. Сегодня он выглядит уже гораздо лучше, чем вчера. Интересно, в чём причина столь внезапного изменения? Фак... я слишком часто стал думать не о том, в конце концов, это вообще не моё дело.

- Ну, просто вы - единственный, кто вспомнил обо мне, - поворачивая голову в сторону, как всегда избегая взгляда, приглушённо произнёс я, делая вид, что рассматриваю лежащий на тумбочке пакет с яблоками, который он принёс два дня назад. Хм, интересно, как он догадался, что я люблю яблоки?

- Пустяки, - махнул рукой мистер Уэй, на пару секунд задумавшись, прежде чем вспомнить о чём-то, передавая мне в руки очередной пакет, удивляя меня только больше своей дальнейшей репликой. - У меня для тебя хорошие новости, - снова едва заметно улыбнувшись, оповестил он, отчего я тоже почувствовал, как уголки губ непроизвольно ползут вверх, тут же отбрасывая лишние мысли, пытаясь сосредоточиться на смысле последующих слов, - Тебя сегодня выписывают,  - продолжил мистер Уэй. От этой новости меня тут же охватил страх, а внутренности неприятно скрутило, и мне снова стало нехорошо. Боже, нет, только не это... - Я принёс вещи, чтобы ты мог переодеться, так что, осталось только разобраться с бумагами, и ты уже сможешь спокойно выйти отсюда, - так же оптимистично произнёс он, не сразу замечая мою негативную реакцию, явно, не совпадающую с той, что ожидал он. - Эй, Фрэнки, ты чего? Всё хорошо? - видимо, всё же осознавая, что эта новость не слишком-то меня обрадовала, удивлённо задал вопрос мистер Уэй.

- Разве меня не должны были направить на лечение в психиатрическую больницу? - напрочь забывая о том, что, на самом деле, я не должен был вообще об этом узнать, поинтересовался я, с надеждой лелея мысль о том, что, пусть так, но я буду, по крайней мере, в безопасности от отца, но только не вернусь обратно домой, и не важно даже, какой ценой.

- Откуда ты... - очевидно, не подозревая, что я уже знаю о том, что должно было произойти после моего выздоровления, начал мистер Уэй. – Просто забудь об этом, ладно? Сейчас уже всё хорошо, ты здоров, и нет причин для беспокойства... Ладно, ты переодевайся, а я пока улажу все дела с документами, - будучи настроенным решительно, добавил он, прежде чем снова выйти за дверь, оставляя меня наедине с растерянностью и страхом. Что он сказал им? Кто и по какой причине так внезапно и быстро помог мне решить все проблемы с лечением... ничего не понимаю. И как вообще меня могут выписать, если это может сделать только кто-то из родственников? Хотя, в первый день ведь та женщина-доктор сказала, что меня ждёт отец, прежде чем вошёл мистер Уэй… интересно, он специально наврал, чтобы его пустили, или все решили так без особо видимых на то причин? Чёрт, надеюсь, он не делает ничего противозаконного, чтобы вытащить меня отсюда, не хочу, чтобы у него были проблемы по моей вине, тем более, если учесть, сколько всего он уже для меня сделал, и как я за это благодарен...

Переодевшись в выглядящие новыми джинсы, футболку и толстовку, практически идеально подходящие мне по размеру, что показалось достаточно странным, учитывая, что у мистера Уэя вряд ли могли быть дома вещи, не превышающие мои параметры, как в длину, так и в ширину, я продолжил размышлять, каким же всё-таки образом ему удалось договориться о том, что меня так скоро выписали, особенно, учитывая, под каким жёстким контролем я был ещё день назад, и, что было, пожалуй, самым важным на данный момент вопросом: куда мне идти.

Дождавшись возвращения мистера Уэя, я неохотно поднялся со стула, всё ещё глядя под ноги, не поднимая глаз, пока мне, наконец, не хватило решительности сказать о том, что так сильно терзало меня, не давая покоя:

- Я не вернусь туда, - замирая на месте, ожидая чего угодно, глубоко вздохнув, взволнованно выпалил я, боясь услышать любой ответ, в тайне желая, чтобы время просто остановилось, освобождая меня от мучительного неведения. - Мистер Уэй, пожалуйста, - умоляюще прошептал я, не в силах говорить громче, чувствуя, как дрожит голос, - я так боюсь снова видеть его... клянусь, лучше навеки остаться здесь, чем ещё раз пережить это! - пытаясь отбросить возвращающиеся воспоминания, зажмурившись, проговорил я, моля о том, чтобы только он сжалился надо мной.

- Тебе и не придётся, Фрэнк. Ты поживёшь у меня какое-то время, пока всё не уладится, не беспокойся, отец ничего тебе не сделает, слышишь меня? Можешь даже не думать об этом... - заставляя меня удивлённо распахнуть глаза, не веря в только что услышанное, произнёс мистер Уэй, тепло улыбнувшись в конце фразы, заставляя моё сердце пропустить удар. - И, знаешь, что? Зови меня Джерард.