Chapter 1. Cause I'd rather feel pain than nothing at all

POV Frank

Мне так холодно...

- Господи, Фрэнк, Фрэнки, - слышу отдалённый тихий голос. Голова раскалывается, я чувствую подступающую тошноту... - Давай же, Фрэнки, очнись, - кто-то кладёт мне ладонь на плечо, другой рукой придерживая голову.

- Мне плохо, - хриплю я, безрезультатно пытаясь разлепить глаза, чувствуя, как новая волна боли ударяет мне в голову с особой силой. Мне хочется просто исчезнуть.

- Я отвезу тебя в больницу, Фрэнк, всё будет хорошо, - успокаивающе шепчет голос, обхватывая меня руками. От жара чужого тела мне становится чуть теплее.- Нет! - в ужасе осознав смысл слов незнакомца, выкрикиваю я, пытаясь не обращать внимания на усилившуюся тошноту и головокружение, - Мне нельзя туда, - вспоминаю о многочисленных порезах и той дряни, что я принял. Будет слишком много проблем, мне этого не нужно. 

Незнакомец что-то неразборчиво бормочет, поднимая меня с земли, так что я больше не чувствую её парализующую холодность. С трудом пытаюсь разлепить веки, щурясь от ослепляющего света фонаря, наконец, открываю глаза, встречаясь с взволнованным взглядом моего спасителя.

- Мистер Уэй? - удивлённо шепчу я, едва ли веря в реальность происходящего, в то же мгновение проклиная весь мир. Не хочу, чтобы он видел меня таким.

От холодного воздуха неприятно дерёт в горле, и я не могу сдержать вырывающийся из груди приступ кашля, обессилено сжимаясь в судороге, чувствуя, как чужие руки крепче меня обхватывают, не позволяя упасть. Сейчас я почти чувствую себя защищённым, но это неправда.

- Тише, тише, всё будет хорошо, - одной ладонью поглаживая мой затылок, едва слышно произносит мистер Уэй, отчего мне хочется в ту же секунду разрыдаться у него на руках. Нет, ничего не будет хорошо, я слишком грязный и никчёмный. Я отвратителен даже самому себе. Меня снова охватывает озноб...

Почувствовав, как тёплые руки осторожно отпускают меня, кладя на что-то мягкое и прохладное, снова ощущаю себя ненужным, сжимаясь и мечтая просто исчезнуть, пусть только эта боль прекратится. Скручиваюсь, чувствуя, как сжимается мой желудок, едва успевая повернуть голову, прежде чем меня рвёт прямо на пол машины мистера Уэя. Меня снова трясет от озноба, пока желчь толчками вырывается из моего желудка, заставляя мечтать сгореть от стыда на месте. Головокружение вновь усиливается, кажется, я медленно отключаюсь...

****

- Ты принял что-то не то? Тебя кто-то избил? Что произошло? Пожалуйста, ответь, это очень важно, - вновь приводит меня в сознание знакомый голос. Пытаюсь понять суть только что услышанных слов - безрезультатно. Где я нахожусь? - Пожалуйста, Фрэнки, - повторяет мистер Уэй, глядя мне прямо в глаза. Отвожу взгляд. Прошу, не нужно смотреть на меня... - Я не смогу тебе помочь, если не буду знать, что случилось.

- Перебрал на вечеринке, - тут же бросаю в ответ я. - Слишком много пива, - ложь, всё до единого слова. Не знаю, что именно я пил, не знаю, что подсыпал мне Рони, не помню, куда и зачем шёл, но об этом, явно, стоит умолчать. Я просто не могу признаться ему в таком. За последние трое суток я спал всего семь часов. Начинает казаться, будто бы моё тело медленно разлагается.

Мистер Уэй помогает мне подняться, практически таща куда-то на себе. Ноги едва шевелятся, в голове всё смешалось. Он доводит меня до ванной, помогая мне присесть на бордюр на полу, в очередной раз удостоверяясь, что я не всё ещё не в силах самостоятельно держать равновесие, тут же куда-то поспешно исчезая. Проходит около минуты, и он уже возвращается, не давая мне шанса снова впасть в бессознательное состояние, наклоняясь, чтобы что-то сказать.

- Выпей это, тебе станет легче, - умоляюще глядя на меня, просит он, обхватывая ладонями моё лицо, пытая сфокусировать внимание на его словах, замечая мою отстранённость. Хочется отвернуться. Ну почему это должен был быть именно он? Мне так стыдно...

Ничего не отвечая, дрожащими пальцами сжимаю чашку с чем-то мутно-серым, пытаясь убедить себя, что это действительно необходимо. Не знаю, почему, но ему я верю, поэтому уже через секунд я обхватываю край чашки обветренными губами, делая небольшой глоток, стараясь отвлечь мысли от рвотных позывов. Мутный напиток, как и ожидалось, оказывается отвратительным на вкус, и я уже чувствую, как полупустой желудок вот-вот готовится извергнуть остатки желчи наружу, болезненно сжимаясь, заставляя меня чувствовать себя так, словно органы в моём животе свернулись в тугой, болезненный узел. Я резко склоняюсь над унитазом, осознавая, что больше не могу это сдерживать, и меня снова рвёт на глазах у мистера Уэя, пока я отчаянно хватаю губами воздух, пытаясь не захлебнуться содержимым моего собственного желудка. Я так омерзителен...

Более-менее отойдя от очередного приступа рвоты, дрожащей рукой тянусь к чашке, чтобы закончить, наконец, с её отвратительным содержимым. Тут же чувствую, как ладонь мистера Уэя перехватывает мою дрожащую руку, не позволяя сделать всё самому. Он осторожно подносит к моим губам чашку, делая моё положение ещё более постыдным и жалким. Пересилив себя, размыкаю губы, всё ещё чувствуя на языке омерзительный привкус собственной желчи, и заставляю себя проглотить неприятный напиток, глоток за глотком, пока на дне не остаётся ничего, кроме нерастворившегося осадка. Мистер Уэй что-то говорит мне, убирая прилипшие от испарины волосы со лба, но я уже не слышу его, снова сгибаясь над унитазом, чувствуя, как мой желудок словно, в самом деле, выворачивается наизнанку.

Через пару минут я чувствую себя абсолютно опустошённым, как морально, так и физически, лишь оболочкой без содержания, словно даже я больше не живой человек, а только изнеможенное тело, доживающее свои последние секунды. Мистер Уэй помогает мне подняться, и я устало тянусь к раковине, желая, наконец, смыть с губ омерзительные остатки пустой рвоты и избавиться от гадкого кислого привкуса во рту. Более-менее умывшись, не рискнув взглянуть на себя в зеркало, поворачиваюсь, тут же ощущая на щеке мягкое прикосновение тёплой махровой ткани. Мистер Уэй осторожно вытирает моё лицо, пока я жалобно наблюдаю за его сосредоточенным взглядом, чувствуя себя ещё более несчастным от собственной ничтожности. Он не должен так заботиться обо мне, никто никогда этого не делал, я просто не заслуживаю такого...

Он доводит меня до постели, и я окончательно убеждаюсь, что мы всё-таки у него дома. Он сделал как я и просил, за что я бесконечно благодарен. Еле передвигаясь, устало валюсь на кровать, падая лицом прямо в мягкую подушку, пахнущую свежим, недавно постиранным бельём, хочу раствориться в ней.

- Тебе нужно выспаться, завтра всё образуется, - приглушённо шепчет мистер Уэй, наклоняясь, чтобы укрыть меня одеялом. Невольно вздрагиваю от прохлады ткани и всё ещё не прошедшего до конца озноба. Не хочу завтрашний день...Внезапно снова чувствую себя разбитым и незащищённым, ёжась от неприятных мыслей.

- Пожалуйста, - слишком поздно осознаю, что только что произнёс это вслух, хватая за руку мистера Уэя, поворачиваясь к нему лицом и бессознательно ища укрытие, - Я...мне... - не зная, что хотел сказать, мысленно снова ненавижу себя за очередную глупость, боясь озвучить собственные мысли. Кажется, он и так понимает всё без слов, растерянно улыбнувшись, направляясь ко второй половине постели.

- Знаешь, думаю, я посижу тут, пока ты не заснёшь, - мягко произносит он, заставляя меня с облегчением выдохнуть.

- Спасибо, - одними губами произношу я, понемногу успокаиваясь, больше не чувствуя себя хотя бы на короткий миг таким одиноким и ненужным.

- Спокойной ночи, Фрэнки, - сквозь подступающий сон слышу я, невольно улыбаясь кончиками губ, уже медленно погружаясь в манящий мир грёз...

****

У меня всё ещё болит голова...

Именно с этой мыслью я просыпаюсь , не делая попыток открыть глаза. Несмотря на моё вчерашнее состояние, я всё ещё отлично помню, где нахожусь. Ненавижу утро. Каждый раз оно говорит мне только об одном: предстоит ещё один пустой никчёмный день, но сегодня я не люблю его особенно. Что мне ему сказать? Понятия не имею. Правду? Да вся правда в том, что я и сам не знаю, что и зачем делаю, чего пытаюсь добиться. Раньше мне казалось, что физическая боль может заполнить пустоту внутри, теперь же я неуверен в этом так, как прежде, скорее это просто вошло в привычку. Когда я впервые напился у друзей намеренно, я пришёл домой в отвратительном состоянии, буквально вваливаясь внутрь, ожидая, что отец накричит на меня, может, даже ударит, назовёт малолетним пьяницей и обязательно постарается вправить мозги своему непутёвому сыну - ничего такого не произошло. Единственным, что он тогда произнёс, было безразличное:  "Иди проспись". Больше ни слова. А наутро он как всегда сделал вид, что ничего не произошло. Я мог целыми ночами отсутствовать дома, напиваясь у друзей, приходя только под утро, прогуливал школу, нарочно раскидывал пачки сигарет по полу моей комнаты, чтобы отец зашёл и увидел их, приходя в бешенство. Но, конечно, так случалось только в моих мыслях. Вот в чём правда. Ему всегда было плевать на меня.

Мама забеременела, когда ей было всего шестнадцать. Ни она, ни папа не планировали ничего такого, я даже не уверен, что они собирались встречаться и дальше, когда врач сообщил матери, что у неё будет ребёнок. Так или иначе, они зачем-то решили оставить меня. Воспитание отца не позволило бы ему бросить меня, хотя, очевидно, кроме проблем ребёнок ничего не мог ему принести, мама же, в свою очередь, была несколько другого мнения. Её гораздо больше интересовала самореализация и собственное материальное положение, нежели её сын, да и отношения не могли, как она полагала, пойти на пользу её будущей карьере, потому, как только я родился, меня тут же сплавили няне. Учитывая, что я родился не вполне законно, и мама тогда ещё была несовершеннолетней, бабушке с дедушкой также не хотелось афишировать моё непредвиденное появление, служившее грязным пятном на репутации семьи. Родители практически не общались с момента моего рождения, и после окончания школы отец переехал в другой штат, чтобы продолжить учёбу там. До шести лет я проводил время по полгода в доме матери, опекаемый приставляемыми мне сиделками, а на следующие шесть месяцев меня отправлялся к отцу, который тоже уделял мне не слишком много внимания, отчего я рос достаточно замкнутым и неразговорчивым... впрочем, и сейчас не многое изменилось. Мне было шесть, когда мать скончалась. Поезд, в котором она ехала, сошёл с рельс и перевернулся, отправляя её на тот свет в считанные секунды, так что мне пришлось окончательно переехать к отцу, и с тех пор я жил здесь. Всё, что мне известно о ней и о собственном раннем детстве - я когда-то давно узнал от папы и больше не спрашивал об этом. А сейчас я даже не помню лицо собственной матери, не говоря уже о чём-то большем, так что задавать вопросы нет нужды.

Единственным, кто когда-либо проявлял ко мне внимание и заботу, был мистер Уэй. Познакомившись с отцом ещё в университете, они общались в течение нескольких лет, и на протяжении всего моего детства именно друг отца был и моим единственным подобием друга. Он дарил мне игрушки, присматривал за мной, когда отец уходил по очередному "неотложному делу", ОН всегда был мне настоящим папой, а вовсе не кровный отец. Я всегда сравнивал их, пытаясь найти хоть что-то общее, понять причину, как эти двое вообще могли находить тему для разговора, являясь полными противоположностями. Мой отец, сколько его помню, постоянно был холоден с людьми, педантичен во всём, а его беспричинная гордыня и вечный снобизм у меня вызывали одно только отвращение. Он был слишком дотошен, когда дело касалось его внешнего вида и окружения, при этом в обществе никогда открыто не выражая своё мнение, ведя себя двулично, однако люди отчего-то продолжали общаться с ним, будто бы он, в самом деле, притягивал их как магнит. Он просто пустышка, бесполезный набор нереализованных амбиций и надменности. Не обладая, на худой конец, даже единой выдающейся чертов внешности, он, тем не менее, постоянно вёл себя так, будто бы лучше других во всём, вдобавок ко всему страдая резкими перепадами настроения. Мистер Уэй же, наоборот,  хотя и выглядел достаточно холодно и слегка надменно благодаря природной бледности, контрастирующей с тёмными волосами, тонким чертам лица, всегда был приятен и мягок в общении, в отличие от моего отца. Он одевался гораздо проще и, как мне кажется, гораздо элегантнее и обладал более впечатлительным интеллектом, нежели папа. Что свело этих двоих на столь долгие годы дружбы - мне постичь не дано, тем не менее, я всегда был только рад, когда мистер Уэй приходил к нам домой, непременно пытаясь влезть в их с отцом разговор, чтобы и мне досталось его внимание, которого я не получал от кого-либо другого. Всю жизнь я тайком мечтал, чтобы моим отцом был именно он, но судьба распорядилась иначе. Со временем они стали общаться всё меньше, а в последний год, по видимому, у отца начались какие-то проблемы, он стал каким-то особенно агрессивным и замкнутым, что порой даже пугало меня, и мистер Уэй и вовсе перестал видеться с отцом, так что мне е осталось ничего другого, кроме как смириться с тем, что я всегда буду ненужным и одиноким.

И зачем только он вчера меня заметил...Когда-то подобные спектакли я устраивал для отца, но над ним я хотел скорее поиздеваться, очередной раз давая понять, что в его и без того неидеальной жизни есть ещё и такой отвратительный недостаток в виде сына, но представать в подобном виде перед мистером Уэем мне было действительно стыдно. Когда-то он был моим первым учителем, моим единственным другом, я представлял его своим отцом, но не такого Фрэнка он тогда опекал. Тот Фрэнк был невинным, несчастным и наивным. А теперь...теперь я просто несчастный, только ошибок в моей недолгой жизни уже и так достаточно, чтобы чувствовать отвращение к самому себе.

Ладно, я не могу находиться тут вечно, пора уже решиться на чёртов разговор и не бежать от проблем...

Попытавшись приподняться на постели, неохотно разлепляя веки, я тут же почувствовал неприятную слабость и ноющую боль во всём теле, пытаясь не обращать на это внимания. Горло всё ещё болит и першит. Обычное дело. Я уже и не помню, когда в последний раз чувствовал себя абсолютно здоровым и полным сил... Не без усилий, поднявшись на ноги, слегка пошатываясь, ещё не до конца отойдя от сна, я медленно неуверенно поплёлся в коридор, намереваясь добраться до ванной и хотя бы умыться, ведь, наверняка, выгляжу я сейчас не самым лучшим образом.

Найдя, наконец, заветную комнату, я неторопливо сполоснул лицо водой, ещё плоховато соображая, вглядываясь в слегка опухшего помятого и болезненно выглядящего парня, являющегося моим отражением. Да, определённо не лучшим образом...

Спустившись вниз по лестнице, теперь уже направляясь в неопределённом направлении без какой-либо особой цели, я почти сразу наткнулся на мистера Уэя, с напряжённым видом читающего какую-то толстую книгу, крепко сжимая в руке достаточно объёмную чашку кофе. Как жаль, что сегодня выходной, и он дома... Кажется, мистер Уэй почувствовал чей-то пристальный взгляд на себе, поднимая глаза, и замечая меня. Что ж, назад пути нет.

- О, Фрэнк ты проснулся, -  рассеянно проговорил он, тут же обращая всё внимание ко мне, закрывая книгу и суетливо направляясь куда-то. - Садись за стол, а я пока приготовлю тебе чай.

- Я...эээм...хорошо, - только и смог произнести я, обречённо вздохнув, направляясь вслед за ним, мысленно в очередной раз проклиная себя за то, как мы встретились. Думаю, не стоит упоминать о том, что дома последний раз я был три дня назад, если вдруг он спросит.

Неохотно присев за стол, я принялся делать вид, что внимательно рассматриваю собственные пальцы, натягивая рукава кофты как можно дальше, чтобы полностью закрыть запястья. Он ни в коем случае не должен заметить шрамы, он не должен узнать... Мне почему-то кажется, что это его огорчит. Хотя, скорее всего, мне просто хочется так думать, да и какое ему вообще дело до меня, он мне никто, как и я ему...

- Фрэнк, - тяжело вздохнув, наконец, начал разговор мистер Уэй, ставя передо мной чашку с горячим напитком. - Ты можешь рассказать мне, что произошло? Как ты вчера там оказался? - значит, решил начать с самого начала. Что ж, ладно, придётся как-то выкручиваться. Вот только какую разумную причину можно придумать в оправдание того, что я напился до такого состояния, что отрубился прямо на улице и чёрт знает, сколько времени валялся там как последняя свинья.

- Друг устраивал вечеринку по поводу своего дня рождения, я выпил немного пива, нам было весело... А потом я просто забылся, перебрал с алкоголем, и мне стало нехорошо. Я решил уйти домой пораньше, но по дороге у меня закружилась голова, и я не удержался на ногах, как раз тогда вы и заметили меня, - снова ложь. Но не могу же я сказать про таблетки, и тот факт, что я понятия не имею, сколько провалялся в беспамятстве. Рони даже не друг мне, а Стива и Деррека я вообще видел впервые в жизни.

- Фрэнк, ты же понимаешь, как это опасно. В таком виде возвращаться ночью домой, да ещё и в нетрезвом состоянии...А что если бы на тебя напали? Бог знает, что могло бы произойти, если бы я случайно тебя не заметил! - взволнованно произнёс мистер Уэй, хотя я и вздохнул с облегчением, не заметив в его тоне осуждения или злобы. Неужели он, в самом деле, может переживать о сыне человека, которому больше даже другом не является? И он прав не во всём, домой я идти совсем не намеревался, в этом я уверен.

- Простите, - стыдливо произнёс я, наклоняя голову так, чтобы за чёлкой он не смог видеть моё лицо, сжимая в руках горячую чашку. не хочу смотреть ему в глаза.

- Ты не должен извиняться, я не осуждаю тебя. Просто пойми, с тобой могло произойти что-то страшное, и как бы тогда чувствовали себя люди, которым ты дорог? Какого было бы твоему отцу? - с горечью в голосе произнёс мистер Уэй. Нет, он всё же считает моё поведение жалким, я ему противен.

- Всем было бы плевать, - едва слышно пробормотал я, уткнувшись носом в чашку, непроизвольно сжимаясь на стуле. Поскорее бы этот разговор закончился.

- Ты же знаешь, что это не так, - твёрдо произнёс Уэй, очевидно, всё же услышав мою тихую реплику. Чёрт, лучше бы он не заметил.

- Нет, всё именно так! - не выдержав, вспылил я. Он может убеждать меня сколько угодно, что у меня есть хоть кто-то, кому я важен, что всё образуется, что моя жизнь вовсе не такое никчёмное дерьмо, но я-то знаю, что всё это сплошная выдумка и только ложные надежды. - Отец даже ни разу не позвонил мне с тех пор, как я ушёл, все эти три грёбаных дня его не беспокоил тот факт, что его сын не появляется дома. А когда я в последний раз пытался с ним поговорить, просто поговорить, о чём угодно, лишь бы только он хотя бы минуту своего драгоценного времени уделил МНЕ, а не кому угодно - знаете, что он сказал тогда? Какие слова он бросил прямо в лицо? Он сказал, что я никто. Что я самое жалкое существо во всей его жизни. Сказал, что я никому не нужен, и что такого глупого и ничтожного выродка, как я, никто и никогда не сможет полюбить, потому что я так отвратителен, что лучше бы меня и вовсе не было, понимаете? Ему всегда было плевать на меня, плевать на мои чувства, я вообще не должен был рождаться, не должен был, почему моя мать не могла просто сделать аборт, почему, почему... - я не заметил, как постепенно перешёл на крик, выплёскивая наружу все те эмоции, что копились во мне годами, потому что мне просто не с кем было поделиться ими. Я был отвратителен сам себе, понимая, что каждое слово отца было правдой, и теперь мне пришлось до крови прикусить губу, сдерживая вырывающиеся наружу сдавленные рыдания, в тысячный раз мечтая просто раствориться в воздухе и перестать существовать...

- Боже мой, Фрэнки, он... он в самом деле... - не зная, что ответить на моё внезапное признание, едва слышно произнёс мистер Уэй. Даже ему нечего мне ответить, потому что никто не может поспорить с правдой.

- А он ведь даже не был пьян тогда! - тихо всхлипнув, не сумев сдержаться, продолжил я. - Обычно он даже не замечает моего существования, словно я, в самом деле, пустое место, бестелесный призрак, ничтожество. Отец не ругает меня, не желает спокойной ночи, не интересуется, как прошёл мой день, не спрашивает, всё ли у меня хорошо, но иногда...иногда он так внезапно начинает злиться и кричать без причины и...и он может даже начать бить посуду, раскидывать вещи, и тогда...т-тогда...я, я... - не успев закончить предложение, я почувствовал, что больше не могу говорить, перейдя на сдавленные хрипы вместо слов, больше не в силах контролировать подступающие слёзы. - Я так его ненавижу за всё это! Почему единственный, кто у меня остался, меня презирает, почему, почему моему родному отцу нет до меня дела, я не хочу так жить, не хочу! - на последнем дыхании надрывно произнёс я, наконец, давая волю слезам, впервые в жизни признаваясь кому-то другому в своих угнетающих мыслях. Внезапно я почувствовал, как чужая рука легла мне на плечо, невольно вздрагивая от неожиданного прикосновения, поворачивая голову, чтобы встретиться с сочувствующим взглядом мистера Уэя.

- Всё наладится, Фрэнки, вот увидишь, - мягко поглаживая меня по спине, произнёс он,  отчего я только сильнее разрыдался, признавая свою слабость. Нет, ничего не наладится, и я прекрасно знаю это. Не до конца осознавая свои действия, я уткнулся носом в его грудь, не контролируя бесконечно льющиеся слёзы, пропитывающие теперь его футболку. Мистер Уэй осторожно приобнял меня, продолжая успокаивающе гладить ладонью мою спину. На какое-то мгновенье я даже почувствовал себя чуть менее ненужным и отвергнутым, цепляясь за простые объятия как за последнюю ниточку к надежде. Не хочу возвращаться домой, не хочу видеть отца...

Более-менее успокоившись, я отдалился от мистера Уэя, вытирая глаза и тут же чувствуя себя достаточно неловко из-за того, как это, должно быть, всё выглядело со стороны. Чёрт, кажется, я умудрился испортить в своих мыслях даже единственный положительный момент за последние несколько месяцев, отличная работа, Айеро, так держать.

- Фрэнк, - уверенно произнёс мистер Уэй, заметив, что я снова избегаю его взгляд и замыкаюсь в себе,  - посмотри на меня, - достаточно требовательно, но всё ещё спокойно продолжил он. Я неохотно повернулся обратно, глядя прямо ему в глаза, несмотря на то, как непросто это мне даётся. Мне всё ещё стыдно за всё, что я сказал и сделал. - А теперь пообещай мне, что, когда я отвезу тебя домой, ты ещё раз поговоришь с отцом, - я невольно поморщился при его упоминании. Мне совсем не хочется этого делать. - Уверен, это какое-то недоразумение. Просто дай ему ещё один шанс. Пожалуйста, - будто бы теперь я мог сказать ему "нет".

- Хорошо, - только и произнёс я, наконец, отводя взгляд, чтобы больше не видеть жалость в глазах мистера Уэя. Не хочу чувствовать себя ещё более никчёмным.

Сдавшись, я решил больше не тянуть с предстоящим выяснением отношений и не тешить себя ложными надеждами, намереваясь как можно скорее добраться домой и разобраться со всем накопившимся дерьмом. Почти уверен, отец даже говорить со мной не станет, ссылаясь на занятость, но я уже пообещал мистеру Уэю попытаться, и не могу нарушить слово, так что мне придётся снова начать эту тему. Я ведь даже не знаю, что, чёрт возьми, мне ему сказать! К тому же, я абсолютно точно знаю, что не нужен ему, так что попытка, в любом случае, потерпит фиаско, то есть априори смысла не имеет. И почему я только должен с ним говорить...

Перед самым выходом мистер Уэй как-то странно на меня посмотрел, протягивая куртку, в которой я вчера был. Я понял, в чём дело, только тогда. когда помимо новообразовавшихся от лежания на земле грязных разводов на спине  вспомнил про пятна крови на рукаве, достаточно приличного размера, со следами капель до самого локтя, ещё давно въевшимися в ткань так сильно, что даже после стирки тёмно-бурый цвет был достаточно хорошо заметен на серой джинсовой поверхности. Я сглотнул, спешно натягивая испачканную куртку на себя, чтобы она меньше мозолила глаза. Ещё несколько недель или даже месяцев назад, я уже точно не помню, я плохо замотал порез на руке, и кровь протекла на ткань, оставляя на ней несмывающуюся отметину. Впрочем, никто бы всё равно не обратил внимания на такой пустяк, так что я не особо заботился о том, чтобы скрыть его. Главное, чтобы мистер Уэй не увидел шрамы, это сейчас волнует меня гораздо больше.

К счастью, ничего такого он не спросил, так что мы в тишине направились в сторону машины. Я заметил, что на улице уже не особо солнечно, интересно, как долго я спал? Я решил, что будет лучше, если я сяду сзади, в конце концов, мне не хотелось и дальше попадаться на глаза мистеру Уэю, к тому же, очевидно, так у меня было гораздо больше шансов избежать возможных внезапных вопросов. В машине стоял стойкий запах мяты. В голову сразу ударили воспоминания вчерашнем дне и том, как меня стошнило прямо в его машину. Боже, какой же позор, должно быть, он вычищал всё это ночью, кошмарно! Я отвратителен.

Дорогу мы так же провели в молчании. Никто не стремился начинать разговор, да и я был только за, не решаясь даже взглянуть в сторону мистера Уэя, боясь поймать на себе его осуждающий взгляд через зеркало. Он оставил мне свой номер и попросил позвонить позже и рассказать, как всё прошло. Мне даже показалось, что он, в самом деле, волновался за меня, но я старался не думать о подобном, чтобы зря себя не обнадёживать. Так или иначе, когда мы, наконец, добрались до моего дома, как бы мне не хотелось пойти куда угодно, только не в это проклятое место, но, вздохнув, набирая побольше воздуха в лёгкие, я попрощался с мистером Уэем, всё ещё ощущая его пристальный взгляд на своей спине, и направился ко входу, уже заранее чувствуя, как сильно об этом пожалею...