1 глава

****

Chapter 2. Now your nightmare comes to life.

Заходя внутрь, я на пару секунд зажмурился, боясь столкнуться с правдой, не желая начинать предстоящий разговор. Так всегда бывает: сначала ты думаешь, будто бы готов к чему-то, ты настроен так решительно, что, казалось бы, отступать назад нет ни малейшего повода, но, как только наступает тот самый момент "Икс", вся эта уверенность и смелость внезапно куда-то исчезает, оставляя вместо себя только страх и сомнения...

Оглядевшись по сторонам с некой опаской, я с облегчением заметил, что отца ещё нет дома. Что ж, значит, можно не беспокоиться об этом чёртовом разговоре ещё какое-то время. Хотя, по правде говоря, это скорее один из тех вариантов, когда ожидание только нервирует. Чёрт, не знаю, я ведь, в самом деле, даже не должен волноваться о том, что услышу, ведь ответ известен мне заранее. Просто... это кажется каким-то неправильным, постыдным. В смысле, разве в обычной семье ребёнку бы пришло в голову спрашивать родителей, не хотели бы они, чтобы его никогда и не было? Разве нормальный подросток стал бы интересоваться, почему от него просто не избавились ещё до рождения? И разве стали бы другие родители говорить сыну правду, даже если он, в самом деле, никогда не был нужным? Я так устал от всего этого... Я постоянно чувствую, что должен с чем-то бороться, должен в одиночку побеждать свои страхи, каждый день врать самому себе, что мне зачем-то необходимо быть сильным, что надежда ещё есть, пусть и очень небольшая. В глубине души я знаю, что уже давно сломался и проиграл эту битву, я был побежденным ещё со дня своего рождения.

Я часто думал о том, чтобы покончить с собой. Мысль о смерти уже давно не казалась мне пугающей или отталкивающей, в конце концов, рано или поздно я всё равно умру, и, если это только вопрос времени, то терять мне по большому счёту нечего. Но я не хочу, не хочу заканчивать так. Меня не станет, и что потом? Всем будет плевать, никто не станет оплакивать моё мёртвое тело, никто не придёт на могилу, никто не вспомнит, что когда-то здесь жил какой-то невзрачный тихий Фрэнк Айеро, никчёмный и неприметный парень, имя которого забудут уже через неделю. Я не хочу заканчивать жизнь, так и не начав её, я не хочу навсегда остаться пустым, я не хочу верить словам отца, даже зная, что это и есть горькая правда. Мне нужна надежда, которая заполнила бы пустоту внутри, мне нужна физическая боль, которая напоминает о том, что я всё ещё жив, мне нужна зависимость, чтобы забыть о страхах. Мне нужен хоть кто-то, потому что мне так страшно навсегда остаться одиноким...

Первый порез я сделал, когда мне было пятнадцать. У меня не было какой-то определённой цели или желания покончить с собой, нет, ничего такого, что могло бы рационально объяснить мне самому, зачем я делаю это. Я просто взял в руки лезвие и поднёс к запястью, осторожно надавливая острым краем на кожу, тут же чувствуя резкую боль и наблюдая, как густая алая жидкость медленно вытекает наружу. И мне понравилось. Должно быть, дело в том, что в тот момент я, в самом деле, был владельцем собственной судьбы, я балансировал на опасной грани жизни и смерти, делая выбор самостоятельно. Всякий раз беря в руки лезвие, неторопливо проводя контур по тонкой бледной коже на руке, я хотя бы на короткое время мог чувствовать себя живым. И заживающие шрамы - единственное, что напоминало мне о том, что я всё ещё способен чувствовать. Но когда я осознал, что кто-то может заметить, что я с собой делаю, я решил, что отныне буду вести себя более осторожно. Нет, меня не волновало, что решат на этот счёт знакомые или отец - все и так прекрасно знали, что я -всего лишь жалкий неудачник, но если бы кто-то из учителей заметил порезы, они вполне могли бы отвести меня к школьному психологу или того хуже - направить к психиатру, а копания в собственных проблемах мне и без того всегда хватало, чтобы втягивать в это кого-то ещё. Поэтому я старался делать порезы менее глубокими и оставлять нетронутой кожу ближе к запястьям, всегда тщательно залепляя свежие раны. Но, как бы сильно нам не хотелось постоянно контролировать происходящее, далеко не всегда всё идёт по плану, и, когда, около двух месяцев назад, я в очередной раз напился и потому не очень хорошо соображал, не рассчитав силу, я случайно дёрнул рукой и задел артерию, вместо горизонтального пореза, проводя вертикальный. Я не на шутку испугался тогда, медленно начиная отключаться, беспрерывно истекая кровью. От головокружения перед глазами всё плыло, и я едва понимал, что делаю. Я перетянул руку так сильно, что не чувствовал абсолютно ничего от локтя до самых кончиков пальцев. Я думал, что всё обойдётся, но на следующий день, когда я дошёл до школы, мне почти сразу стало плохо. Я понимал, что вот-вот могу отключиться, и тогда бы я попал в больницу, и мне пришёл бы конец. Порез кровоточил так сильно, что кофта пропиталась насквозь, и капли, стекающие с рукава, пачкали пол, и парту так, что я мгновенно запаниковал. Когда я понял, что дела обстоят совсем не важно, пришлось отпроситься к врачу, сделав вид, будто бы кровь идёт из носа, молясь о том, чтобы никто не заметил, что весь рукав пропитан ею насквозь. К счастью, мне повезло. Но, конечно же, к врачу я не пошёл, да и боюсь представить, что могло бы произойти, явись я туда в подобном виде. Я с трудом добрался до дома, обессилено падая на кровать, в надежде, что к вечеру мне станет хоть немного легче. И, не знаю, почему мне так повезло, но, когда я проснулся, кровь действительно перестала идти, хотя я всё ещё был ужасно напуган и чувствовал себя отвратительно. С тех пор я не делал ничего подобного, но даже не потому, что боялся снова оплошать и загреметь в больницу, если, конечно, мой отец вообще обнаружил бы, что я лежу без сознания, прежде, чем я бы уже отправился на тот свет, нет, дело в другом. Просто я не видел больше необходимости в том, чтобы и дальше заниматься этим. Порезы уже давно не помогают мне, я всё ещё чувствую себя грязным и гадким, не зависимо от того, что делаю. Я хотел бы очиститься, перестать быть таким неправильным и отвергнутым. Если бы я только знал, как мне это сделать...

Вздохнув, я осторожно отодвинул край кофты, чтобы взглянуть на давние шрамы. Постыдные отметины, которые постоянно напоминают мне о том, что физическая боль никогда не пересилит душевную, не избавит меня от страхов, не заменит чувства. Я так и останусь ненужным и пустым...

От размышлений меня отвлёк внезапный резкий звук резко захлопывающейся двери. Я непроизвольно дёрнулся, тотчас приходя в себя, возвращаясь к реальности. Он дома....

Сжав пальцы в кулак, делая несколько глубоких вдохов, я вновь повторил себе, что должен поговорить с отцом, потому что пообещал, и неторопливо направился из комнаты, не желая зря тянуть время. Тем более, что я знаю заранее, чем закончится этот разговор, а, значит, волноваться мне не о чем, ведь так? И всё же жаль, что я проболтался мистеру Уэю о том, что сказал отец. В конце концов, это только мои проблемы, к тому же, они когда-то были друзьями, так что, думаю, я зря расстроил его. От этой мысли мне стало как-то не по себе, чувство вины снова заполнило мои мысли, но я в очередной раз повторил себе, что мы друг другу никто, и пора бы уже оставить все надежды о том, что его волнует семья Айеро.

Какие странные звуки...что он делает на кухне? Ладно, не важно, так или иначе, но я обещал и сделаю это...

Спустившись вниз, направляясь в искомую комнату, я невольно замер в проходе, с недоумением глядя на отца, слишком резко раскрывающего поочерёдно все полки, с силой захлопывая их, словно ища что-то. Но не я даже раскрыть рот, чтобы что-либо сказать, как он уже направился в сторону двери, явно не ожидая увидеть в проходе меня, и тут же как-то странно меняясь в лице, отчего меня почему-то пробрала дрожь и охватило неконтролируемое чувство страха.

- Ты, маленький ублюдок, - сквозь зубы прошипел он, не сводя с меня пугающе ненормального взгляда, отчего я непроизвольно сжался, затаив дыхание, когда он направился в мою сторону.

- Ч-что-то случил... - не успел договорить я, как отец уже подошёл вплотную, резким движением больно хватая меня за руку, грубо толкая в гостиную, так что я едва удержался на ногах, от страха вмиг забыв обо всём, что собирался сказать.

- Где шкатулка? - толкнув меня так сильно, что я отлетел в стену, больно ударяясь лбом, проорал он. Я почувствовал такую панику, что все мои органы словно свернулись в узел в ту же секунду, а слова застряли в горле. Никогда раньше я ещё не видел его таким как сейчас.

- К-какая ш-шк-шкатулка, - в страхе едва слышно, с трудом произнёс я, глядя прямо в его глаза, полные бешенства и ненависти. Боже, мне так страшно...

- Не притворяйся, что не понимаешь, о чём я, ублюдок! - сжимая моё горло, выкрикнул отец, я начал жадно хватать воздух, в ужасе пытаясь извернуться. Я один, никто не спасёт меня, никто не поможет мне...

Почувствовав, как слёзы наполняют глаза, а шея болезненно пульсирует под его крепкой хваткой, я одними губами прошептал "пожалуйста", умоляюще глядя на его покрасневшее от ярости и напряжения лицо с выступившими на лбу венами. Я видел в нём самого настоящего зверя, монстра, безумного и способного на всё. Как только он отпустил моё горло, я не смог сдержать неконтролируемый приступ кашля, обессилено сползая по стене, всё ощущая, как его руки душат меня, задыхаясь от фантомной боли. В глазах потемнело, и голова ужасно закружилась из-за резкого возвращения кислорода. Он сильнее меня, Боже, он сильнее, я не смогу отбиться...

- Поганый выродок, ты всего лишь жалкий отброс, отравляющий жизнь одним своим присутствием! Сейчас же верни мои деньги, если ещё хочешь жить, сопляк, - прорычал отец, как только я сделал попытку подняться с пола, ударяя кулаком мне в живот с такой яростью и резкостью, что я, не выдержав, вскрикнул, согнувшись пополам, падая на колени и давясь рыданиями от ужаса и боли. Боже, я не хочу умирать, не хочу, не хочу, пожалуйста, помоги мне, помоги...

- Я сказал, верни мои деньги, мразь, сейчас же! - со всего размаха пиная меня ногой в спину, заорал отец. На этот раз удар оказался таким болезненным, словно в тот же миг позвоночник рассыпался на тысячи острых осколков, пронзающих всё тело, оставляя незаживающие кровоточащие раны. Я взвыл от боли, не в силах пошевелиться, молясь, чтобы это поскорее прекратилось, не важно как, лишь бы только перестать чувствовать это. У меня нет шансов убежать...

- К-каа-кие д-деньг-ги, - пересилив себя, сквозь рыдания, с трудом шевеля губами, в ужасе произнёс я. Никто не спасёт меня, никто... - П-пожалуйста, хватит, п-папочка, умол-ляю, - пытаясь сделать попытку отползти назад, просипел я, с ужасом видя, что он снова наклоняется ко мне, - не н-надо, - закрывая лицо руками, прежде чем снова встретиться с его кулаком, взмолился я, крича от боли, когда он прижал мою голову к полу,

Сдавливая её так сильно, что мне начало казаться, будто бы череп попросту не выдержит такого напора и расколется на части. Я готов был молить о смерти, лишь бы только больше ничего не чувствовать. Лучше бы тогда я покончил с собой, я не вынесу этого кошмара.

Боже, пожалуйста, я так я хочу умереть, пусть это прекратится...

- Отдай мне чёртову шкатулку, тварь! Верни её, сейчас же! - не прекращая давить на голову, вновь проорал отец, одной ступнёй становясь мне прямо на лёгкие, придавливая меня своим огромным весом. Мне казалось, будто бы он зажал и моё сердце, не давая больше ему биться, я был почти уверен, что он сломает мне рёбра. Никогда ещё я не чувствовал такой боли, не в силах даже кричать о помощи, потому что даже каждый хрип теперь становился невыносимой пыткой. Я чувствовал себя жертвой, загнанной в логово маньяка, которым являлся сам дьявол...

Как только отец вдруг резко отстранился от меня, я почувствовал ещё большую боль, как будто теперь, не получая такого сильного внешнего давления, органы внутри взорвались на части. Я не мог пошевелить ни единой конечностью, только чувствуя невыносимую потребность умереть, моля Бога, чтобы он сжалился надо мной и остановил всё это. Отец обезумел, у нас никогда даже не было никакой шкатулки, и мне так страшно, боже, я никогда не хотел, чтобы всё закончилось вот так. Он словно всесильный демон, вселившийся в тело человека...

- Поднимайся! - в очередной раз пнув меня, - прошипел отец. Я не смог ничего сделать, едва сумев пошевелить кончиками пальцев, понимая, что теперь мне точно не спастись. Он убьёт меня, делая это медленно, насмехаясь над моей ничтожностью, а у меня не хватит сил даже на то, чтобы умолять его поскорее закончить страдания.

Повторив требование, отец схватил меня за плечи, заставляя посмотреть ему в глаза. Я всё ещё с трудом видел его сквозь слёзы, передо мной всё плыло, превращая эту комнату пыток в одно сплошное размытое пятно. Я едва различал его лицо, и то, что представало передо мной, пугало меня только больше. Я видел перед собой убийцу, безумца, само олицетворение жестокости, испытывая леденящий ужас от одного только его взгляда. Если бы я только знал раньше, что меня ждёт дома, если бы я знал... - Я с тобой ещё не закончил, - только бросил он, - направляясь в другую комнату. Умоляю, хватит, за что мне всё это...

Снова сделав попытку приподняться, я перевернулся на живот, что только усугубляло боль в лёгких, всё ещё не имея возможности нормально дышать, едва ли получая необходимое количество воздуха. И у меня уже почти получилось оторваться от пола, дрожащими руками поднимая обессиленное тело, но, снова почувствовав леденящий ужас, я в страхе повернул голову назад, замечая, что отец уже вернулся, снова видя его абсолютно отрешённый сумасшедший взгляд почти почерневших от ярости глаз. Зажмурившись, боясь даже просто видеть его рядом с собой, уже не надеясь на то, что страданиям когда-нибудь придёт конец, я услышал знакомый неприятный звук отклеивающейся изоленты, который мог означать только одно: он решил меня связать. Не издавая больше ни звука, я застыл на месте, всё ещё дрожа от страха, чувствуя, как он начинает заматывать мои ноги. Закончив с ними, он перевернул меня на спину, переходя на запястья, пока я всё ещё не подавал признаков жизни, молясь, чтобы он решил, будто я отключился, и хоть на секунду прекратил свои невыносимые издевательства, оставляя меня одного. И мне повезло. Приблизительно через минуту после того, как отец замотал мне руки, я почувствовал, как он тащит меня куда-то, что, скорее всего, обозначало, что он решил продолжить позже. Я всё ещё не открывал глаз, боясь узнать, что произойдёт дальше, а затем он приподнял меня, отрывая от пола, и с силой отшвырнул куда-то, так что я, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, ударился затылком обо что-то твёрдое и холодное. Через пару секунд я услышал оглушительный хлопок двери, и больше ничего не произошло...

Поборов страх, я медленно раскрыл веки, чтобы осознать, что вокруг меня только непроглядная тьма. Я был заперт в неизвестной мне комнате, без света и окон, так что не видно было абсолютно ничего. Я всё ещё едва мог шевелиться, парализованный болью и страхом. Он убьёт меня, и никто никогда не узнает. Он может сделать всё что угодно, просто оставить меня здесь, медленно пытая или дожидаясь, пока я сам отправлюсь на тот свет, а я не смогу ничего изменить. Я хочу не хочу быть здесь, я только хочу исчезнуть. Мне так страшно и больно, что хочется кричать...

Не в силах больше сдерживаться, я вновь отчаянно разрыдался, всё ещё чувствуя, как внутренности неконтролируемо сжимаются, сворачиваясь в узел. Я никак не мог перестать видеть перед глазами удары отца, всякий раз опуская веки, чувствовать, как невидимые руки продолжают сжимать моё горло, слышать, как он кричит на меня, осознавая, что в любую секунду всё может повториться. Мне казалось, словно на лёгкие положили тяжёлый свинцовый блок, и с трудом дающиеся хрипы были единственным, что позволяло мне получать кислород, чтобы окончательно не задохнуться. Постаравшись не думать о боли, я, зажмурившись, прижал ноги к груди, обхватывая связанными руками колени, чтобы хоть как-то создать иллюзию защиты. Но, конечно же, это нисколько не помогло мне, и только сильнее захотелось плакать от безнадёжности и отчаяния. Зачем, почему он делает это со мной... в чём я виноват? Я...я не хочу умирать здесь, не хочу чувствовать всю эту боль, не хочу снова и снова переживать тот страх, видеть его сумасшедший взгляд, моля о смерти, лишь бы только он прекратил. Просто исчезнуть, мне нужно исчезнуть...

Уткнувшись лицом в колени, сжимаясь  как можно сильнее, стискивая зубы, чтобы больше не издавать ни звука, дрожа от страха и озноба, я внезапно почувствовал, как что-то холодное капнуло мне на шею, проскользив под ворот кофты, вызывая волну мурашек по телу. Я поморщился от неприятных мыслей, тут же выбрасывая их из головы, поднимая лицо наверх, забыв, что тут слишком темно, и я всё равно не смогу увидеть, что это было. Откинув голову назад, я резко ударился обо что-то твёрдое и узкое, едва пересилив себя, чтобы вновь не взвыть от обострившейся боли в затылочной части. В этот момент снаружи раздался оглушительный звук удара, с такой силой впечатанного в стену, что мне пришлось закрыть рот ладонью, болезненно прикусив кожу на руке, чтобы не закричать от страха, разрывающего меня изнутри. Через секунду удар повторился, только теперь чуть более звонко, снова сотрясая стену и дверь, пока я, закрывая лицо руками, беззвучно молил о помощи несуществующего спасителя. Кажется, отец решил заколотить дверь, не оставляя мне ни единого шанса выбраться...

Снова удар, я вздрагиваю. Начинает казаться, что он бьёт прямо по моему черепу, и фантомная боль вновь резко вспыхивает с новой силой. Я опять задыхаюсь, вспоминая, как он душит меня, чувствуя тошноту и ужас. Прекратится, пусть это прекратится...

Закончив с дверью, он уходит. Каждый его шаг отдаётся новой волной паники. Что, если он просто оставит меня здесь, замуровав заживо? Надежды больше нет...

Я вновь поднимаю лицо, вглядываясь в беспросветную тьму, надеясь различить хоть что-нибудь, но безуспешно. Я только чувствую, как от слёз щиплет глаза, снова зажмуриваясь, и... снова что-то капает? Я...я же не...

Пересилив ноющую боль, я перевернулся на живот, чтобы убедиться, что был прав. Осторожно прижавшись щекой к холодной гладкой поверхности, я окончательно избавился от сомнений: отец запер меня в ванной. Внезапное осознание этого факта тут же дало мне идею, плохую идею, от которой, по правде говоря, мне всё ещё было не по себе, но выбирать не приходилось. Если мне удастся дотянуться до полки, я смогу достать лезвие. Это всё прекратится, я освобожусь.

Как только я осознал, что выход есть, боль снова усилилась от неконтролируемого страха, ведь это конец. Финиш, и ничего впереди, тупик с оборванной дорогой назад... Я загнан в клетку, единственный выход из которой- смерть. Конец. От повторения этого слова сердце словно пропустило удар. Никогда ещё раньше я не был так близок к тому, чтобы умереть, чтобы хотеть этого достаточно, чтобы предпочесть её всему остальному. Но сейчас... сейчас я сделаю что угодно, лишь бы только больше не мучиться. 

Сделав попытку приподняться на локтях, из-за усилившегося головокружения и связанных рук едва ли удерживаясь даже в таком положении, чтобы тут же не рухнуть обратно, я до крови вцепился зубами в губы, чтобы игнорировать обострившуюся режущую боль в спине. Кажется, он повредил мне позвоночник, по-моему, я перестаю чувствовать поясницу. От этой мысли мне стало только страшнее. Если он, действительно, задел какой-нибудь важный позвонок, сместив его, меня может медленно парализовать, и тогда мне останется лишь ждать, когда отец вернётся, чтобы прекратить, наконец, мучения, и убьёт меня сам. Я не хочу быть мухой, загнанной в паутину и целую вечность медленно погибающей, глядя в глаза убийце, безжалостному монстру, я хочу освободиться.

Я простоял на локтях около минуты, чувствуя, что руки начинают трястись всё сильнее, не выдерживая нагрузки, и, переведя дыхание, прежде чем снова пошевелиться, готовясь к мучительным ощущениям, которых было не избежать, выпрямляя спину, и без того медленно продолжающую невыносимо ныть из-за постоянных вспышек боли создающих ощущение того, что в меня вонзают острые кинжалы. Резким движением поспешно вытянув руки, я уже не смог сдержать сдавленного крика, едва в силах дышать, сдерживая беззвучные рыдания и давясь слезами. Мне хотелось кричать во всё горло, хотелось разбить руки в кровь, сделать что угодно, лишь бы отвлечься от этого кошмара, выпустить эмоции наружу, перестать чувствовать, перестать существовать. Я перегнулся через край ванной, в тот же момент чувствуя себя гораздо легче, расслабляя, наконец, спину, что было огромным облегчением для меня, обессилено повиснув головой вниз. В таком положении кровь активнее приливала к черепу, и головокружение усилилось, как и не проходящая тошнота. Желудок невыносимо ныл, болезненно скручиваясь, и я всё ещё чувствовал, как внутренности сжимаются в бесконтрольной судороге. Я с трудом борюсь с усталостью, ужасно хочется спать. Должно быть, у меня сотрясение мозга. Что ж, это даже и к лучшему, ведь в таком случае я всё равно долго не протяну...

Окончательно протолкнувшись руками вперёд, дальше от края, уже наполовину лёжа на полу, мне осталось только подтянуть ноги к груди. Сделав это, я облегчённо вздохнул, наконец, позволяя себе набрать в лёгкие достаточно воздуха. В глазах снова потемнело, в голове вспыхнули воспоминания, как отец с огромной силой сдавливает мои рёбра, и я тут же раскашлялся, ощущая, как в который раз задыхаюсь, издавая неприятные сиплые свистящие звуки и хрипы. И даже несмотря на страх, у меня никак не получалось остановиться, что вызывало новую волну паники. Я с ужасом осознал, что могу привлечь внимание отца, и он снова вернётся сюда, продолжая свои издевательства. Тогда я точно не выдержу...

Зажав рот ладонями, я перевернулся на живот, теша себя надеждой, что половина пути уже пройдена, и мне осталось только подняться на ноги. Но именно это-то и являлось самое большой моей проблемой. Для начала я попытался встать на колени, как можно менее задействовав при этом мышцы спины. Я был прав, поясница, действительно, постепенно начала неметь, что, определённо, было тревожным знаком. Однако сейчас у меня были дела поважнее, чем рассуждения о том, насколько сильные повреждения нанёс мне отец. К счастью, с ногами проблем оказалось гораздо меньше, чем я ожидал, и, схватившись за край раковины пальцами рук, я так и повис на ней, пытаясь привыкнуть к новому положению, непроизвольно всхлипывая от боли, учащённо и рвано делая попытки дышать, стараясь контролировать эмоции, чтобы ещё раз не сорваться на рыдания. Я в сотый раз напомнил себе, что смогу сделать это, что смогу подняться. Я должен. Провисев так пару секунд, набираясь сил, пытаясь убедить себя в том, что всё получится, я сильнее напряг мышцы рук, подтягиваясь и, наконец, вставая на ноги, тут же подкосившиеся из-за слабости. Я не расслаблял руки, зная, что не удержусь, отпусти я их сразу, но уже осознавая, что долго не выдержу, стараясь забыть об адской боли в спине, из-за головокружения плохо держа равновесие. Меня хватило секунд на сорок, когда, осознав, что это край, я перестал держаться руками, затаив дыхание, уже через мгновение, с огромным облегчением, понимая, что всё ещё держусь на ногах. У меня получилось.

В таком положении я старался держаться прямо, и, к моему удивлению, острая боль в спине постепенно начала утихать, сменяясь ноющей, и мне в сотый раз за вечер захотелось расплакаться от внезапного улучшения, безусловно, облегчившего для меня ситуацию. И хотя тошнота и головокружение не прекращались, но по сравнению с тем, что я испытывал ещё пять минут назад, нынешние проблемы заметно меркли, не считая постоянного чувства паники и леденящего кровь ужаса от одной только мысли, что отец может вернуться уже в следующую секунду, заставляющего меня бояться даже вздохнуть.

Не теряя времени зря, не забывая не на секунду об опасности, я приступил к делу, нащупывая подушечками пальцев полку на стене. Едва протянув руки вперёд, я чуть не сшиб стакан, со страхом отдёргивая их назад, буквально слыша бешеный стук своего сердца и чувствуя, как виски пульсируют, а тело покрывает холодный пот. Всё получится, Фрэнк, давай же, уже совсем скоро всё прекратится...

Повторив попытку, теперь уже гораздо медленнее и осторожнее протягивая ладони в сторону полки, я начал ощупывать вещи, будучи уверенным, что лезвие где-то там. Я осторожно проскользив по холодной стеклянной поверхности, пытаясь понять, что есть что. И едва мои пальцы коснулись холодного острия, я почувствовал невероятное облегчение, зная, что страдания уже совсем скоро прекратится. Я с облегчением выдохнул, уже даже не обращая внимания на все болезненные физические ощущения, думая только о том, чтобы поскорее покончить со всем этим. Но едва я захватил двумя указательными пальцами бритву, сжимая её, как, из-за дрожи в руках, она тут же выскользнула, падая на пол. Чёрт, только не это! Недолго думая, я, окончательно забыв о том, как болезненно это будет, резко наклонился за упавшим лезвием, тут же пожалев о своём решении, вскрикнув от этой невыносимой пытки. Ощущения были такими, словно тысячи игл вновь и вновь пронзали меня насквозь, не было сил даже на то, чтобы держаться на ногах. Из-за беззвучных рыданий, застрявших в груди и сдавливающих её,  словно невидимые руки, душащие меня, дыхание казалось ещё более болезненным, но я вновь и вновь повторял себе, что всё хорошо, что всё вот-вот закончится, осталось только найти чёртово лезвие, и больше никаких страданий, никаких чувств. Как только вспышка боли прошла, я продолжил искать злополучную бритву, осторожно, чтобы случайно не смахнуть её, проводя по поверхности пола пальцами, что давалось мне с невероятным трудом из-за того факта, что мне приходилось держаться, напрягая спину, чтобы не упасть лицом вниз. И, когда, я, наконец, добрался до упавшего лезвия, уже практически отчаявшись его найти, я вдруг случайно задел локтём какую-то деревянную поверхность, внезапно вспоминая об одной очень существенной детали, которая могла бы спасти меня. Я осознал, что смерть - вовсе не единственный выход, и у меня ещё есть шанс выбраться живым...

Подвал - вот, что является моей последней надеждой. В корзине, встроенной в пол, есть спуск для грязного белья, которое отправляется прямиком вниз, чтобы позже попасть в стирку. Если мне повезёт, и удастся пролезть туда, то я смогу разбить окно под потолком и выбраться наружу.

Неожиданное осознание того, что это ещё не конец, что я могу попытаться и остаться в живых так резко и внезапно ударило мне в голову, что я напрочь забыл обо всём, о чём думал прежде. Ни боль, ни понимание того, что мне не за что бороться, больше не имели смысла. Единственным, что заполняло пространство у меня в голове, была мысль, что я должен бежать. Бежать прямо сейчас, и не важно, что будет дальше.

Резко сменив планы, осознавая, что головокружение всё усиливается, и я медленно теряю сознание от болевого шока и возможного сотрясения мозга, я решил не медлить, быстро хватая лезвие с пола, крепче сжимая его в руках, тут же начиная перерезать изоленту, связывающую ноги от лодыжек до колен. Я смогу, смогу, я верю...

- Зачем ты это сделал, Фрэнк? - внезапно раздался голос отца из-за той стороны двери. Я замер на месте в ту же секунду, чувствуя, как сердце снова пропустило удар, а разум охватил неконтролируемый ужас. Боже, он вернулся за мной, только не это... - Думал, я не узнаю, что ты обокрал меня, гадёныш? - яростно стукнув в дверь кулаком, снова заставляя меня сжаться от страха, проорал отец. Испугавшись не на шутку, я продолжил так быстро, как только мог, разрезать клейкую ленту на ногах, мечтая оказаться во сне и поскорее проснуться, не желая верить, что весь этот кошмар происходит со мной наяву.

- Прекрати плакать, как девчонка, жалкий сопляк! - услышав мои всхлипы, ещё сильнее ударяя хлипкую дверь, выкрикнул отец, доводя меня до крайней степени паники. Уже не сдерживаясь, я в голос  разрыдался, не слушающимися, трясущимися руками дёргано продолжая резать скотч. Из-за того, что я слишком сильно давил на бритву, стараясь закончить как можно быстрее и боясь вновь выронить и потерять её, я в нескольких местах порезал ладони, из-за чего теперь они все были в крови, и лезвие только хуже выскальзывало из рук. Я слышал тяжёлое дыхание отца за стеной, понимая, что в любую секунду он может ворваться внутрь, и убить меня в приступе ярости. Он сошёл с ума, сошёл с ума, он не ведает, что творит...

Когда он внезапно замолчал, я испугался ещё больше, теперь думая только о том, что я должен скорее избавиться от изоленты на запястьях, нельзя терять ни секунды. Но как только я был уже почти у цели, теперь уже окончательно забыв обо всём, кроме страха, заполняющего каждую клетку моего мозга, пальцы, окончательно перепачкавшись в собственной крови, не удержали бритву, и лезвие к моему ужасу выпало из рук.

И в этот момент, который, казалось бы, и так был для меня самым страшным во всей жизни, снова раздался оглушительный удар в дверь, сопровождаемый треском дерева. Отец стал ломать доски, чтобы войти внутрь.

- Сейчас ты поплатишься за то, что натворил, ублюдок! - прорычал он, нанося новый удар, от силы которого по полу прошлась волна дрожи. Я в ужасе закричал, не медля больше ни секунды, наплевав на не до конца разрезанную ленту, связывающую руки, пытаясь справиться с ней на ходу, открывая крышку корзины для белья, отчаянно пытаясь скорее пробраться внутрь. К счастью, спуск оказался достаточно большим, чтобы я мог уместиться там, и, в панике дёргано отталкиваясь руками, уже через пару секунд я упал вниз, резко ударяясь о ледяной бетонный пол. Но я уже не чувствовал боли, забыв о ней, из последних сил стараясь как можно быстрее передвигаться, не мог адекватно мыслить, и лишь только страх, овладевший мной без остатка, заставлял неосознанно продолжать бороться, даже уже не понимая до конца, что происходит. Подбежав, спотыкаясь из-за слабости в ногах, к окну, я поспешно взобрался ногами на стол с инструментами, вставая на носочки, чтобы дотянуться, в ту же секунду ударяя по стеклу покоящейся до этого на полке, висящей слева от меня, банкой краски, отчего в ту же секунду оно покрылось трещинами, проходящими по всей поверхности. Я вытянул руки, наконец, избавившись от остатков изоленты, и ударил снова, теперь уже кулаком, даже не думая о том, что теперь все ладони будут изрезаны, замахиваясь ещё сильнее. И тогда стекло окончательно не выдержало, осыпаясь вниз. В тот момент мне не было дела до осколков, оставшимся по краям окна, мне хотелось лишь поскорее сбежать из этого ада, и я начал карабкаться по полкам, так удачно прибитым как раз перед окном, ведущим на свободу. Я действовал как можно быстрее, боясь, что отец придёт за мной, будучи практически уверенным, что дерево просто напросто не выдержит моего веса, и я упаду вниз, не успев выбраться наружу, но я смог, я сделал это. Опрокинув кучу вещей, без тени сомнения, издающих достаточно сильный грохот при падении, чтобы отец мог его услышать, я взобрался наверх, морщась от боли из-за осколков, пролезая сквозь узкую щель наружу, подтягиваясь на руках, действуя слишком неосторожно и взволнованно. И как только я сделал это - я побежал. Я просто забыл обо всём на свете, так быстро шевеля ногами, как только позволяли физические возможности. Я не разбирал дороги, не чувствовал собственного тела, мои глаза всё ещё были полны слёз, а голова кружилась так сильно, что, казалось, я упаду в ту же секунду, но я продолжал бежать, ни на миг не оглядываясь назад, обещая себе ни за что больше не оборачиваться в сторону этого ада, в сторону дома, являющегося теперь моим самым страшным ночным кошмаром, мечтая поскорее забыть обо всём и никогда больше не вспоминать.

Но бежать дальше мне было не суждено, потому что уже в следующую секунду, не замечая абсолютно ничего на своём пути, споткнувшись и вылетев на дорогу, я врезался в едущую мне навстречу машину, налетев прямо на капот, от которого меня тут же отбросило в сторону. Последнее, что я помню - это то, как ошарашенный водитель подбежал ко мне, кажется, что-то крича и показывая руками,  но я уже не слышал его, ничего не чувствуя и окончательно погружаясь во тьму.

- Уэй... позвоните Джерарду Уэю, - было единственным, что я смог прошептать, прежде чем окончательно отключиться...