Ха! Что съели? Я тоже опасен! И я не придуриваюсь, я просто поднял гитару и прицелился в зал из грифа. И Джи похоже сделал, точнее я, похоже на Джи, но это уже не важно! Всё-таки как классно иногда с головой уйти в детство… Хотя многие говорят, что у меня оно до сих пор в одном месте…
И вот, коронные удары по тарелкам и наши с Рэем руки снова начинают свою привычную игру, свои привычные действия. Всё снова начинается. Джи начинает прыгать, а зрители машут руками под такт ударов. Не удерживаюсь, и изо рта изливается звонкий смех. Просто не представляете, как это глупо выглядит! Когда весь зал вытянул ладошки и монотонно поднимает и опускает. Я тоже поднимаю гитару и играю, не видя её. В такие моменты я чувствую себя богом… Что я могу заставить человека что-то сделать, может быть даже и кому-то помочь. И вот зал заливает звонкий голос, за секунду стеревший из моей души всю задористость, детскую радость, глупый смех. Зачем, зачем ты это делаешь? Хотя я знаю, что ты не нарочно, но… Я сразу начинаю чувствовать себя некомфортно… Я начинаю ощущать себя взрослым. Что это взрослая жизнь, отношения, проблемы, которые надо решать… Если ты хотел, чтобы с тобой поступали честно, надо так и сказать… Я знаю, чёрт подери! Я и без тебя это знаю! Хотя… если бы и не знал, то понял бы…. Ничего не поделаешь. Раньше я мог послать всех куда подальше, запереться в комнате и подолгу не выходить. Потом ни с кем не разговаривать. Но это время кончилось! Я уже, в конце концов, мужик! Я вырос из этого неуравновешенного и безответственного поведения. Может это и смешно, что вырос я из него только год назад, но для меня это точка. Это та грань, которую я не могу переступить, да и не должен. Нет смысла возвращаться назад, к самому началу. Хотя, мне было намного легче, когда я мог наорать на всех и запереться в гримёрке, рыться в себе, крушить всё вокруг… Так было намного легче вымещать свои эмоции, а потом оставаться пустым и уставшим, но тупо счастливым. Парни стали замечать моё странное поведение. Но мне как-то плевать. Главное что Джи меня не оставляет. Какие бы странности я не выкидывал, он меня поддерживал потом… правда после тумаков Боба и Рэя… Но это уже не важно. Он шутит, пытается меня развеселить, а я лишь сижу, опустив голову и смущённо улыбаюсь.. радуясь, что у меня длинные волосы. Ты никогда не хотел опустить меня? Я тебе верю, если считать, что ты ни хрена меня не знаешь. Не знаешь того, что перед глазами. И это нормально. По крайней мере, прилюдно ты меня действительно, никогда не опускал. И это… Даже не знаю, хорошо или плохо. Если бы ты… Ладно, не буду думать об этом. Тем более, я точно могу определить своё состояние…
- I’m NOT OK!!!- изо всех сил кричу в микрофон, который мне подставляет какая-то добрая рука, и начинаю колбаситься. Не знаю, сколько раз уже поворачивался к тебе. С этой глупой надеждой увидеть твой взгляд. С этим глупым желанием снова посмотреть на тебя. Сколько тебе нужно для того, чтобы понять, что это не то? Я не могу сказать. Не хочу в это верить. Некоторые говорят, что всё к лучшему… А знаете, я не против… Пусть всё идёт так, как есть. Тем более, что вскоре всё изменится. Ещё одна строчка без смысла…. Это я? Возможно… Если считать, что у каждого человека есть какая0-то цель, чувства, переполняющие его, что всё записывается где-то, что каждый из нас книга, раскрывающая души… То из меня получился какой-то тупой комикс. Ну или слезливая мелодрама. Не то что из Джера… Если взять его, его таланты, увлечения, то мы получим как минимум, сборник стихов, может даже книгу по фантастике… Но с картинками… Не важно с какими, но вы не смогли бы оторвать глаза от созерцания этого шедевра… А я… Мои чувства, трогательная бессмысленная брошюра, моя жизнь, глупый путеводитель по странам, а мои увлечения… Ладно, из меня ещё и получится неплохой самоучитель по игре на гитаре! Да и очередная листовка, как бросить курить… Которая опять никому не поможет…
Вот песня заканчивается после моих маленьких последних аккордов. Думать о чём-либо уже надоело, поэтому я сразу начинаю снова настраивать гитару. Не понимаю, почему она каждый раз расстраивается? Наверно просто не надо так сильно долбить по ней медиатором… Слышу всякое шебуршание на сцене. Или у меня такой чуткий слух или не надо постоянно стоять около колонки. А то так к тридцати годам глухим стану. Вот потеха-то будет. Глупо улыбающийся мужик, да ещё и глухой! Тогда-то Боб станет расплачиваться со мной за всё… Так, в следующий раз точно меняю положение… Чья-то рука на моём плече.
- Играем тюремщиков, как обычно,- голос Джи раздался откуда-то издалека. Я кивнул и пробурчал что-то в знак согласия. Его появление не входило в мои планы и сбило меня с вполне мирных мыслей, снова затянув в пучину размышлений и проблем. Бросаю на него быстрый взгляд и снова утыкаюсь в свою гитару. Сбоку мельтешит какой-то из наших помощников, по- моему по свету, и говорит всякие анекдоты. Некоторые из них смешные, как и тот, который я еле смог расслышать. Надо же улыбаться! Не забываем!
- Я слышал СтарБакс! А что такое этот СтарБакс?- раздаётся по залу по-детски непонимающий голос. Ну как же… Ведь диалоги со зрителями один из самых важных пунктов в карьере уважающего себя музыканта! Надо же быть заинтересованным обычной жизнью, как говорит нам секретарь. Да… Я завидую этой обычной жизни… Да ещё не представляете себе как!.
- Вот Боб с собой припёр…- конец фразы утопает в гуле народа. Для меня, потому что остальным, вроде бы, всё очень даже слышно. Краем глаза смотрю на то, как выкрутится Боб. Он пытается что-то сказать в микрофон, но… его-то микрофон выключен! По-этому он что-то яростно нашёптывает на ухо Рэю, от чего тот весело улыбается. Я делаю несколько шагов, чтобы подойти к ним, но внезапно передо мной возникает наш неповторимый Джи. Не успевая ничего сообразить, я чувствую, как он мягко кладёт мне руку на голову и немного притягивает к себе. В темноте зала и блеклом свете ламп я вижу его глаза, его изумрудные и всегда такие прекрасные глаза. Чувствую на своём лице его дыхание, жарко согревающее мою кожу. Фрэнк, держи себя в руках… прошу… Он сморит прямо на меня и… это первый раз, когда я смотрю ему в глаза, а не отворачиваюсь. В них пылает какой-то маленький огонёк, затерявшийся среди ветров усталости, задора, радости. Знать бы ещё, что это значит.
- Сегодня играем новую песню, ты помнишь ноты?- тихо прошептал он мне. Я удивлён, но я отчётливо слышал каждое его слово, звучавшее словно гром, среди общего шума. Я ничего не смог сказать в ответ, поэтому просто кивнул. Он мягко улыбнулся, но его лицо отразило какое-то беспокойство, и он провёл рукой по моим волосам.
- Ты в порядке, тебе нравится концерт?- в его взгляде читалась тревога. Я… я не могу его расстраивать. Он взмахнул рукой и немного ухмыльнулся,- а то мне придётся его отменить!
- Да, конечно нравится, всё супер,- пробурчал я как-то под нос и, в подтверждение своих слов, затряс головой.
Все встают на свои места. Фаны все ещё о чём-то треплются, не замечая, что мы то уже готовы.
- Что?- как бы невзначай спрашивает Джи, начинает играть Боб. Обычный диалог превращается в начало песни. Мы всегда так делаем, тем более, что это звучит. По крайней мере хоть какое-то разнообразие. Наши альбомы они и так до дыр заслушали, а тут концерт. Ладно, половина фанаток пришла с надеждой на нас посмотреть, четверть с надеждой затащить нас в постель… Парни пришли поколбаситься… Тут не прослушивание, мать вашу, тут концерт!!!
-Судья, судья!- скандирует зал, повторяя каждое слово за Джерардом, который стоит посреди сцены и делает незамысловатые пасы руками. Он может завести кого угодно. Он может дать жизнь кому угодно, он может и забрать жизнь… у кого угодно. Даже у меня.
Нет, они никогда не достанут меня… Ты уверен, что тебе это надо? Ты действительно того хочешь? Ведь если ты спрячешься, то тебя не смогут найти самые лучшие друзья. Почему? Потому что их могут прижать, они не переживут это… Ведь тогда даже я не смогу тебя найти. И… не смогу отдать то, что берёг всё это время, что не хочу терять, что давало мне жизнь… что по праву принадлежит тебе. Ты не знаешь о чём я? Я о той блеклой свече, которая горит в моём сердце, которую ты зажёг. И у неё ведь такое простое имя… Любовь…Которая по праву принадлежит тебе.
Я не понимаю, как так получилось, как Бог создал нас двоих и чтобы мы были парнями. Я об этом сожалею. Хотя… Если бы это было не так, то я был бы шлюхой, это точно. А ты так и остался бы певцом. Я бы трахался с кем попало, пока не услышал вашу музыку. Потом эти сотни долларов, потраченные на билеты, диски, журналы. Куча денег и нервов, потраченные на глупые надежды увидеть тебя рядом. И всё в пустую. В общем жизнь одинокой фанатки, которая гонится за мечтой, которую никогда не достигнет. Но даже если и достигнет, то ты забыл бы о ней, о той ночи через несколько минут, после того, как посадишь на такси. Я усмехнулся. Да… По крайней мере если ты со мной перепихнёшься, ты об этом не скоро забудешь…В чём-то в моём образе жизни есть преимущество, так что беру свои слова обратно, насчёт сожаления.
Моё предсмертное желание. Да, ты угадал, детка. Поцелуй меня, и я смогу уйти из этого мира, оставив на твоих губах этот солёный привкус крови, которая давно оставила меня. Поцелуй меня и я оставлю в твоей душе этот отпечаток любви и страха, страха остаться одному, страха непонимания и всей жестокости этого мира. Но той любви, которая хранилась во мне, как в сосуде много лет и, надеюсь, как вино, с каждым годом становится всё приятней на вкус. И ты её боишься забыть, но при этом понимаешь, что ничего не вечно и никогда этого уже не вернуть. Клянусь, когда ты попробуешь, ты не сможешь остановиться, как и я, не смогу остановить ни себя, ни тебя и когда-нибудь, моя душа станет пуста, словно амфора, в которой уже сотни лет ничего не было. И я смогу достигнуть этого опустошённого состояния всего лишь за те несколько лет, минут, часов, в течение которых ты будешь мной властвовать. Я боюсь, боюсь своих слов, своих мыслей, которые загоняют меня в тупик. Иногда мне кажется, что я смог бы написать что-то, но всё это ты будто построил, будто ты управляешь моей жизнью, как бешеный кукловод. Но ты этого не подозреваешь. Помню, эпоха первого альбома. Песни о дружбе, разлуке, опасности. Со мной всё нормально. Эпоха Ревенджа. Во мне просыпаются чувства и я иду у них на поводу, не замечая ничего вокруг себя. Гастроли, концерты, игры со зрителями, всё мешается в моей голове, словно под дозой яда, ничего надо мной не властно, кроме тебя, хотя ты, как я уже говорил, ничего не подозреваешь. И вот, Чёрный Парад. Он будто приходит в мою жизнь вместе с немного новым звучанием твоего голоса, вместе с твоей новой причёской, новым смыслом. Будто я - этот больной раком. Будто всё это происходит со мной. Но такого не должно быть, я знаю. Но боюсь. Боюсь, что не смогу противиться судьбе. И тогда всё будет в твоих руках.
Нестерпимая боль пронзает меня, словно копьё, не давая шанса. Я сгибаюсь и выговариваю слова, прищуривая глаза, забывая остальное. Шашки потеряны, ты прав. Вся та партия, которую я играл всю свою жизнь, партия за будущее, а в данный момент партия за чувства, проиграна. Я – тот проигравший, а ты выйгравший. И если перенести всю эту детскую забаву в жизнь, то можно сказать совершенно по другому. Ты хочушь это услышать? Зачем, ведь через несколько минут ты это сам произнесешь, не задумываясь над смыслом. Да, именно так. Ты загнал меня в комнату и закрыл дверь. Мат, уже давно не шах. Мы оба были равными в начале, но ты дошёл до той грани, которую я всячески пытался спрятать от всех. Ты нашёл её. Ты в дамках. И теперь я стою, зная, что пути к спасению нет. Что куда бы я ни ступил, там будешь ты, и ты сломишь меня. Но я не хочу этого. Точнее я пойду на это, знаешь почему? Потому что я сильный. И не думайте, что это обычный психологический тренинг. Это действительно так, такова моя натура. Я знаю, что проиграю, но проиграю сам. Лучше я сам пойду под дуло пистолета, чем буду прятаться под лавочкой и ждать либо спасения, либо внезапной смерти.
Слишком много, слишком поздно. Я с ненавистью выплёвываю эти слова в микрофон и мой искажённый голос едва слышен по залу. Всё правильно. Слишком много я хранил в себе эту любовь действуют на меня как яд. Не люблю повторяться, но спасибо тебе за яд.
Проверка гитары, бросаю на остальных усталые взгляды. Все мокрые, потные, на лицах уже осталось мало энтузиазизма, а зря, теперь моё кислое выражение точно станет всем заметно.
- Знаете, это до сих пор моя любимая песня…
Мои последние слова…Я поворачиваю голову и провожу рукой по голове. Теперь моё лицо свободно и я чувствую всё это напряжение в зале, всю эту глупую радость, потоки прохладного воздуха, одувающие меня непонятно откуда. Начинаю играть и поворачиваюсь к остальным. Знаете, меня всегда удивляла целеустремлённость Джерарда и его умение владеть собой. Даже сейчас, когда его эстрадная накалка даёт сбои, он не теряет ничего в глазах других. У него закрываются глаза, в изумрудных зрачках уже не горит этот авантюристический огонёк, как обычно, в движениях нет той бодрости и резкости. Да… Утренняя тренировка уже дала всё о себе знать. Сидел всю ночь под энергетиками, а до концерта было всего несколько часов, которые он… Ладно, я не знаю, чем он занимался, но точно не спал. Это я вам гарантирую.
Я помню, когда он писал эту песню. В те дни , а точнее в тот год он расстался с Катериной. Вы её не знаете. У них был очень короткий роман, но очень значимый для Джера. Её имя мало кто знает, но в наших сердцах оно надолго останется…. Воспоминания о тех тяжелых моментах нашей жизни яркими картинами всплывали в моём сознании.
Он как-то не пришёл в студию. Мы все были очень удивлены, потому что Майк всё это время был с нами, и сам не знал, что тут происходит, хотя обычно Джерард делился с ним своими самыми личными и тяжелыми переживаниями. Мы разными способами пытались выпытать из него правду, что дошли даже до угроз сломать очки, но так как он промолчал даже в такой ситуации, ребята оставили попытки узнать что-нибудь о происходящем с его старшим братом. Вся репетиция пошла насмарку.
Я шёл по пустынным улицам Нью-Йорка. Не удивляйтесь, что улицы пустовали, просто я не любил ходить по проспектам и всегда добирался по переулкам и задним дворам, в которых было тихо и спокойно. Ничего не могло помешать мне думать, даже монотонный стук дождя об мой капюшон. Перед глазами были лишь грязные улочки, мокрый асфальт и серый сигаретный дым, клубившийся передо мной. Я торопливо шёл вперёд, засунув руки в карманы и обдумывая сегодняшний день. Стоит ли напоминать, что тогда я уже был болен этой новой для науки, но старой для людей болезнью под именем Джерард. Я не понимал. Его поступки иногда приводили меня в шок своей спонтанностью и неожиданностью, собственно говоря, как и было сейчас. Под ботинками хлюпала грязь, хотя с таким же звуком в моей голове хлюпали мысли, только из-за того, что я не мог их сформулировать правильно. Я очень хотел помочь ему, но не знал как. И ребёнку понятно, что он не пришёл из-за того, что хотел просто побыть один на один со своей проблемой, о которой я не знал. Но с другой стороны, в такие моменты людям нужна какая-то поддержка, какой-то человек, способный разделить эту тяжесть, понять., успокоить. В общем, такой, каким он был для меня. Мимо глаз промелькнула знакомая вывеска и я остановился. Вот и дом, в котором я сейчас снимаю квартиру, в котором ждёт меня Джамия. Наверное, я минуту стоял и тупо разглядывал это большой кусок цемента, стекла и прочих строительных материалов, но вдруг сорвался с места и, не оглядываясь, пошёл дальше. Ветер свистел в ушах, прорываясь даже через грохот в наушниках, куртка и джинсы промокли насквозь, а кеды приказали долго жить. Мокрая чёлка спустилась на лицо и осенний холод стал окутывать всё мой существо. Руки стали понемногу дрожать и даже кожаные перчатки не могли им помочь. Но я не собирался отступать от своей цели.
В подъезде довольно чисто, хотя на подоконнике видны следы от бычков, а по углам распиханы всякие фантики и банки от газировки. На лестнице видны тёмные пятна. Я невольно вздрогнул. Всегда удивлялся вкусу Джи по поводу выбора квартиры. Почти онемевший от холода палец уже в третий раз жмёт на маленькую пуговку звонка. За дверью тишина, прерываемая редкими шорохами, происходящими непойми откуда.
- Джерард, ты здесь?- мой голос немного охрип, я весь дрожал, как осиновый лист. Вода стекала на пол ручьями, что образовалась уже маленькая лужица. Если честно, я был готов стоять тут долго, но за дверью послышались тяжёлые шаги и вскоре замок издал неприятное скрежетание. Дверь открылась. Если бы я не знал Джи, то мог бы поклясться, что сейчас передо мной стоит не он. Длинные чёрные волосы на голове были всклокочены. Глаза опухли и покраснели. Всегда гладкое лицо покрывала щетина, которую, наверное, не брили несколько дней. Этот парень походил на алкоголика, но в его чертах я смутно улавливал взгляд Джи, которого я знаю.
- Фрэнк?- от него несло перегаром и он закашлялся,- ты чего тут делаешь?
- Почему ты не пришёл?- мой голос был твёрдым. Джерард повёл бровью и придирчиво меня оглядел.
- Заходи, я сделаю кофе,- бросил он и, резко развернувшись, ушёл в глубину квартиры. Я стянул полужидкие кеды и, хлюпая носками, пошёл следом. Мой взгляд скользил по голым стенам, на которых изредка были видны маленькие квадраты, будто тут что-то раньше висело. В моей памяти стали всплывать картины. Они точно висели здесь. В душу закралось сомнение, и я тихо заглянул в одну из комнат. Эта была гостиная. Шторы тоскливо свисали с карниза, солнечный свет слабо проникал сквозь них, оставляя комнату в таинственном полумраке. Обрывки газет, мусор, одежда валялись на полу без разбора, образуя маленькие кучи. Двери в шкаф были открыты нараспашку, а на створках тоже висели футболки и свитера. Веяло каким-то одиночеством и тоской, что у меня невольно сжалось сердце. Не заглядывая больше никуда, я прошёл на кухню и встал у порога. Джерард сидел за столом и смотрел в какую-то точку на стене, не обращая на меня внимания. Я случайно кашлянул и он дёрнул головой.
- А? Фрэнк? Кофе на столе,- отрешённо сказал он и протянул мне какой-то тканевый свёрток,- возьми свитер, а то ты весь промок.
- Носки бы мне больше пригодились,- я попытался пошутить, но Джерард лишь на мгновение улыбнулся и, тяжело вздохнув, уставился в ту же точку, что и раньше. Где-то через минуту, уже в чёрном свитере, я наливал себе приятно пахнувший и бодрящий напиток. Его аромат заполнил комнату и приятно защекотал ноздри.
- Тебе налить?- я повернул к нему голову и стал разглядывать его лицо. Джерард поднял на меня глаза и мгновенно провёл по ним рукой.
- Нет… не надо,- его голос предательски дрожал. Мои догадки оправдались. Я пригубил кофе и подошёл к нему. Моя рука плавно приземлилась к нему на плечо.
- Это из-за неё?- я был спокоен, хотя внутри меня всё переворачивалось. Ещё никогда я не видел его в таком упадке. Глаза, в которых раньше горел какой-то таинственный огонёк, были пусты, словно стекло. Лицо, не выражавшее эмоций, стало белым, как мел, а синеватые губы мелко подрагивали.
- Да…Она…Она…- послышались слабые всхлипы. Своей рукой я чувствовал, как его спина и плечи стали изредка вздрагивать.
- Я понял. Да… всё образуется…- тихо сказал я ему и похлопал по плечу. Это всё, что я мог сказать сейчас. Мне стало противно от моей беспомощности в данной ситуации. Пришёл успокоить, а не могу сказать ничего, кроме этого глупого «всё образуется…». Внезапно Джи как-то резко дёрнулся и притянул меня к себе. Он крепко держал меня и, прижавшись головой к моему животу… плакал… Его поступки меня часто удивляли, как и сейчас. Я осторожно провёл рукой ему по волосам, следя за его реакцией. Его сдержанные рыдания разносились по комнате, хотя сквозь них я мог расслышать слова.
- Фрэнк… Спасибо…что…ты пришёл… ты… настоящий друг…
Тогда они для меня значили очень многое. Я провёл с тобой весь день, это был как подарок для меня, тупо влюблённого парня. К вечеру ты стал приходить в себя и мог смеяться, улыбаться, как раньше. Я знаю, что эта разлука надолго осталась в твоём сердце. Тогда меня переполняли такие смешанные чувства… Но эта была не радость. Я не был рад тому, что ты один. Я не был рад видеть тебя в таком состоянии. Я был подавлен. Может быть, это и значит, разделить горе. Теперь я понимаю что это и мне становится хорошо от того, что я смог тебе помочь. На следующий день ты пришёл в студию и с порога сказал, что ты написал новую песню для альбома. Когда текст был прочитан мы переглянулись. В твоих глазах была тоска, но я смог разглядеть в них и благодарность. Ты знал что я улыбаюсь тебе одними глазами и твои уголки рта слабо приподнялись. Мы улыбались, хотя этого никто не видел. А тот день, тайна о нём, навсегда осталась между нами.
А сейчас… сейчас всё в прошлом, а от тех воспоминаний остались лишь горечь в душе и слова, которые теперь скандирует зал. Тогда мы оба поняли, что несмотря на всё, надо продолжать жить. Что надо идти вперёд, как бы не хотелось вернуться. Надо просто не забываться а двигаться, не давая отчаянию задушить тебя, а жизни испортить…
Блин. Вот только почувствовал себя спокойным и более менее нормальным, как одна песня выжала из меня все соки и я снова как тряпка стою и как всегда настраиваю гитару. Джерард несколько раз приседает и откидывает волосы с лица. У него всегда получается этот неповторимый жест. Опять эти благодарности зрителям, просьбы отодвинуться. А что поделаешь. Рэй начинает свою обычную мелодию, и я ясно ощущаю, как его медиатор будто водит по моим сосудам и задаёт песню моему сердцу. Но ритм я задам себе сам. Я начинаю свою игру. Адреналин, сквозящий из этой запоминающейся, заводной и драйвовой мелодии, разливается по залу, словно её разливают на нас из пульверизатора. Для всех, это дождь энергии, а у меня ощущение, что мне эту жидкую отраву вкололи в вену и вливают, даже не смотря на то, вредно мне это или нет. А вообще, надо пользоваться ситуацией. Эта единственная позитивная мысль молнией проносится у меня в голове и я резко подпрыгиваю. Это точно какой-то моральный допинг. Я начинаю энергично колбаситься под ритм барабанов Боба и крутиться на месте словно волчок. Всё-таки не зря я выбрал себе такую профессию, музыкант… Вообще звучит довольно гордо, но периодически надо доказывать свой статус, что я сейчас, собственно говоря, и делаю. Доказываю свой статус отвязного американского гитариста. Меня колбасит из стороны в сторону, а в ушах только грохот колонки. Микрофон Джерарда всё тише и тише, или это его голос утихает? Да оно и не странно, не все могут полчаса петь полным голосом, да ещё при этом успевать носиться прыгать и заряжать всех остальных. Музыка успокаивается и я наконец-то слышу слова, пробивающиеся в мои уши хором неровных, надрывистых и родных голосов.
Я с тобой не согласен только в одном. Ты говоришь, давай продолжим жить такой же жизнью, как и раньше, но… я не хочу. Точнее, если всё оставить как есть, то у тебя ничего не получится, потому что жизнь движется вперёд и всё в мире меняется, так что твоя идея провалится. Изменюсь я, когда всё тебе скажу. И ведь я даже не знаю, как поведу в такой ситуации. Есть вариант, что мне станет стыдно и я уйду, а может быть с души упадёт какой-нибудь камень и у меня вырастут крылья. Что-то я размечтался.
Да, я скучаю по тебе. Точнее буду скучать. И это не ложь, я уже проходил через такое. В прошлый раз, когда кончился наш концертный тур, я не знал, что делать. Несколько дней я сидел безвылазно из квартиры и постоянно курил и лопал шоколад. Говорят, что шоколад поднимает настроение, но в моём случае всё было так запущено, что пара плиток в день стали для меня нормой, а точнее завтраком. Мы договорились отдохнуть друг от друга месяц, не поддерживая никакой связи. Моё привычное хихикание со мной тогда сыграло злую шутку, потому что было расценено как согласие. Иногда я брал в руки гитару и по несколько часов не отпускал от себя, потому что она была моим единственным напоминанием о таком ярком периоде в моей жизни. Есть конечно ещ одно описание моей тогдашней жизни, но, думая о нём, мне становится противно от самого себя. Распускаю нюни, как девчонка.
Словами не всё можно выразить, ты прав, а когда другого выхода нет, то тогда что? Мелодии? Их никто не понимает, кроме их автора. Слова- связующая часть между этой самой мелодией и чувствами автора. Без неё, ничего не получится, хотя, оно конечно, может и будет красиво, но… Если бы мы писали только музыку, то многие из вас просто затыкали бы уши от грохота, а Джерард до сих пор бы ширялся где-то в Джерси и рисовал умопомрачительные художества. Почему? Потому что вы бы не поняли, что мы хотели сказать, а Джерарду как раз небыло бы где выговориться. Так что, с другой стороны, эти две простые причины в музыке и связывают таких, как мы.
Но под одной из твоих строчек я со смелостью могу ставить подпись. Тогда, когда всё и произошло, мы были молодыми и не заботились о будущём, хотя это было всего лишь три года назад. Проблема в одном. Все выросли, кроме меня… И в этом моя проблема.
Зал потихоньку замолкает, пытаясь отдышаться для новых криков экстаза. Руки уже слабо двигаются от постоянных монотонных движений вверх, вниз, голова кружится от этих резких взмахов, кости жутко ломит. Я ровно встаю на ноги и начинаю следующую песню. Ну да, раньше мы так делали- переход без перерыва. И все уже к этому привыкли! Стоит только вспомнить концерт в Мексике, когда единственным моментом понежить своё мягкое место был «Рак», за время которого Джерард и Джек отдувались за всех остальных. Свет ламп скользит по залу, иногда выхватывая из темноты поднятые и протянутые к нам руки, увешанные всевозможными кольцами, браслетами и напульсниками. Все лица в глазах мельтешат и расплываются, тогда и начинаешь терять связь с окружающим тебя миром, целиком погружаясь в свои мысли и образы. Именно в такие моменты, как ни странно, можно спокойно обдумать свои поступки и происходящее. Именно сейчас я смотрю вперёд и ничего не вижу. Стою у колонки и не слышу ничего, кроме усталого голоса Джерарда. И он продолжает проникать в моё сознание своими острыми словами, заставляет думать.
Ты хочешь сказать, что ты ангел? Хочешь чтобы тебя назвали плохим человеком? Да пожалуйста! Пройдись по улице и услышишь о себе всё, что только можно!
Почему? Потому что сколько людей, столько и характеров, столько же оценок внешнего мира, происшествий, принципов, твоей музыки. Музыка неидеальна. Ты всегда сможешь найти того, кто восхищается ею, кому она равнодушна и кто её терпеть не может. Потому что это закон внешнего мира! Что на каждого человека найдётся противоположность, что ничто не идеально, как и ты. Если ты конечно хочешь, то я могу выгравировать эти строки на твоей могиле, хотя буду знать, что ты не сможешь их прочитать, что тебе уе будет всё равно… А может быть ты придёшь дождливым вечером на кладбище, будешь вдыхать своим бесчувственным носом этот прелый запах осенних листьев, будешь ступать холодными прозрачными ступнями на эту землю и увидишь меня, сидящего на скамейке и нервно прикладывающегося к сигарете. Рядом бутылка виски. Даже в такой момент я не забуду, что ты очень любил именно этот сорт виски и буду пить его, не переставая. С слабой надеждой, что так я смогу снова почувствовать твой присутствие, а может быть и незримую улыбку, возмущение, равнодушие…
Мы все падаем вниз. То, что было раньше и казалось дерьмом, стал предел мечтаний, слова, сказанные когда-то, горьким ядом. Мы катимся в преисподнюю, из которой нет дороги назад, где нас ждёт банда радующихся дьяволов, от которых нет спасения. Как бы мы потом не старались вернуться, измениться, эти призраки никогда нас не оставят, заставляя вспоминать то, что хочется забыть.
Чуть поворачиваю голову и вижу, Рэй согнулся и отрешённым взглядом смотрит в пол, пытаясь прийти в себя после этой песни, а в частности соло. Его левая рука сотрясается в мелкой дрожи, я хочу ему слабо улыбнуться, чтобы поддержать, но вот его закрывает спина Майка, целенаправленно идущего к бутылке прохладной воды, который стояли неподалёку и просто манили своим блеском. Настраивая струны и устало озираюсь по сторонам: Джерард набирает в рот воды и пускает маленький фонтанчик. Еле слышно хихикнув я снова утыкаюсь взглядом в свои ботинки и сглатываю. Концерт ещё не окончен, ещё несколько песен, а я выжат, как губка… Снова мелкий диалог на сцене. Фанаты просто жаждут узнать, что же это такое оранжево-лимонное в стакане нашего фронтмена? Редбулл. Мне бы он пришёлся очень кстати…
|