В общем-то, они еще почти ничего не знают о взрослой жизни. Знают только то, что сейчас вместе в этой небольшой комнатке, сидя на большом пушистом ковре, они держатся за руки. И просто несмело хлопают глазенками.
Младшему мальчику - семь с половиной, старшему - девять.
Фрэнк и... Тот мальчик, чьего имени Фрэнк не в состоянии вспомнить.
- Ты забудешь меня? - с грустью и какой-то обидой говорит Фрэнк, переводя взгляд на ковер, одной рукой дергая длинные ворсинки. - Ведь ты уже сегодня...
- Нет, - отрицательно мотает головой его друг, крепче сжимая ручонку мальчика, и серьезно добавляет, - нет, не забуду. И ты меня не забудь. Как мы с тобой тут играли.
Фрэнки окидывает взглядом свою комнату.
Да, с его лучшим другом они играли здесь очень часто. Прятались вон в той картонной коробке - она была достаточно просторной, чтобы уместить в себе двух небольших мальчиков. Прятались они потому, что комната казалась им слишком большой и роскошной. А в старой коробке было уютно. И хорошо рядышком. Мальчики жались друг к другу, как воробушки. Там можно было просто посидеть и покушать сладости. Потом можно было вылезти обратно на ковер и погонять машинки. Можно было прятаться сначала друг от друга, а потом от мамы Фрэнка - для этого достаточно было лишь забраться под кровать, она действительно была настолько большой, что мальчиков под ней было не найти.
- И я не забуду, - наконец кивает Фрэнки с не менее серьезным видом.
Мальчики снова молчат. Им осталось быть вместе еще минут десять. Не больше.
Просто тот, чьего имени Фрэнк не в состоянии вспомнить, сегодня вечером, во-первых, уезжает в другой город, а во-вторых, получит за левое ушко ту самую метку, которую взрослые называют чипом. Говорят, он стирает память. Его ставят сначала в девять, потом в восемнадцать, потом в двадцать семь - и так далее, через каждые девять лет, но только каждый раз назначение у этого чипа разное.
Фрэнк волнуется, что его друг его забудет.
- Мы... Мы с тобой когда-нибудь делали взрослые глупости? - вдруг взволнованно спрашивает он, словно это смысл его жизни - сделать какую-нибудь "взрослую глупость" со своим другом. Фрэнки даже сам не совсем понимает, что он имеет в виду. Единственное, что он понимает - это то, что совсем скоро его друг так или иначе всё это забудет, а сам Фрэнк будет помнить это ещё целый год. Даже полтора года.
Его друг хмурится и садится на колени. Пару секунд вглядывается в простое, доверчивое лицо мальчика, а затем неуверенно жмёт плечами.
- Нет, не делали...
- А... Мы можем? - Фрэнки доверчиво смотрит мальчику в глаза. - Как настоящие взрослые...
Он придвигается поближе к другу, всё так же не прерывая зрительного контакта, однако молчит. И в неуверенной тишине повисают лишь два слова:
- Фрэнки... Поцелуй?
- Ага, - быстро кивает мальчик и снова испуганно хлопает глазами. - Может, ты запомнишь это?
Старший ободряюще улыбается.
- Да. Запомню. Мы с тобой будем как большие?
- Ага, - повторяет Фрэнки, улыбаясь в ответ. А затем обнимает друга за шею и просто прижимается к его губам своими.
Это даже поцелуем назвать нельзя. Даже тогда, когда младший мальчик неуклюже валит друга на спину, не отрываясь от его губ. Фрэнки и целовать толком не умеет, просто чмокает или ненадолго прижимается, затем отрываясь, а потом снова касается его губ своими.
И самое яркое в этом - это их быстро стучащие от волнения сердечки. Фрэнки чувствует, как сначала они стучат в разном ритме, действительно быстро-быстро, а потом, чуть замедлившись, бьются уже в унисон, и всё более гулко, всё сильнее, сильнее, сильнее, и...
POV Фрэнк
Я ненавижу этот чёртов сон!
Я резко сажусь на постели, глотнув ртом воздух, показавшийся мне отчего-то объемным, и тяжело дышу, пытаясь успокоиться. Сердце колотится в груди и отдает в уши так, что я даже дыхания собственного не слышу.
Сказать, что этот сон снится мне не в первый раз - ничего не сказать. Я, наверное, уже целый месяц просыпаюсь именно на этом моменте. И целый месяц корю себя за то, что тогда сделал.
Это моё воспоминание. Это одно-единственное воспоминание, оставшееся у меня от того времени, когда на мне не было ещё ни единой метки. И сейчас я в очередной раз обхватываю голову руками, беспомощно скуля от осознания того, что я натворил.
Любовь - это страшно. Это неправильно. Это самая страшная болезнь, самое страшное психическое отклонение. Тогда, когда я ни черта не соображал в том, что можно, а что нельзя, я заразил этой любовью нас обоих. Хотя, если честно, я не знаю насчёт него. Знаю только насчёт себя. Помню, как ужаснулся, узнав, что поцелуй - это самый верный способ заражения.
Тогда я просто не понимал, почему это взрослым можно целоваться, а нам нельзя. Теперь я понимаю. В восемнадцать лет все мы становимся действительно взрослыми. Мы сдаем какие-то анализы, нам снова вживляют чип, убивающий любовь, а затем, после нескольких дней ожидания, подыскивают вторую половинку, идеально нам подходящую. И к этой половинке у нас просыпается не любовь, а совершенно иное чувство - привязанность. И верность. Так мы и остаемся верны друг другу до конца своих дней, как попугаи-неразлучники.
Мне восемнадцать через два месяца. Через два месяца я полностью лишусь угрозы заражения любовью - извращенной формой привычной человечеству вечной верности. Но эти два месяца мне неизменно будет сниться этот мальчик, которого я тогда так неосторожно поцеловал, и, возможно, заразил.
привет. пункты шапки обязательно (!) выделяются жирным, сейчас я сделала это сама, но в следующий раз не забывай об этом, пожалуйста) и я уже читала этот фик на фб, очень нравится. удачи тебе :3
очень здорово! интрига, недосказанность, и в то же время - уже кое-что обрисовано, задано направление. На последних словах прямо дрогнуло что-то внутри, спасибо! :) Но тут на нфс иногда бывает очень глухо, народ плохо шевелится, будем надеяться, что многие подтянутся почитать!
очень здорово! интрига, недосказанность, и в то же время - уже кое-что обрисовано, задано направление. На последних словах прямо дрогнуло что-то внутри, спасибо! :) 