Первая: http://notforsale.do.am/blog/ja_ne_bolen_ja_bezumen_1/2011-11-09-3233

- Джерард, пойди сюда, скотина! – я потрепал своего пса по голове и пошел к этому извергу.

   Открыл дверь, вошел в дом, посмотрел под ноги и потом поднял глаза на него: довольная улыбка, хищный взгляд, тот гнойный глаз, усы, потный, жирный, животное…

- Смотри, - он дернул бровями и уставился вниз, за диван.

Я подошел и опустил взгляд вниз.

   Моя мать.

   В крови.

   Мертвая.

   В такие моменты жизнь прекращает вращаться вокруг тебя, сердце больше не бьется, чувства уносятся вдаль от тебя за птицами на закате, силы покидают тело, собираясь рядом и наблюдая за твоей беспомощностью. Черно-белый мир, без чувств, эмоций, вкуса, звуков.

   Внутренности перевернулись, изо рта вырывается крик, душевный крик, живот скручивает судорога, ноги подгибаются. Мысли вернулись, чувства, силы, но лучше бы этого не происходило. Я падаю на колени, слезы льются, меня трясет, холодно, жарко, больно, ничего не чувствую. Тело онемело, нет… Это сон, нет реальность, сон. Мама…

   Я прижался к ней всем телом, гладил спутанные волосы, ревел, выл. Внутри все холодное, жизнь сыграла со мной в русскую рулетку… Она играет нашей семьей. Есть жертва… Первая…

- Красиво, да?

- Ты псих! – завопил я, не отходя от святого – от матери.

- Да… Она не заслуживала жизни… - он сплюнул на пол. – Вы на очереди.

   Он ушел, а я упал на труп и стал плакать. Хорошо, что Майки еще гуляет. Я надеюсь, что он не придет. Надеюсь, никогда, чтобы не знать того, что произошло.

   Руки сжались, скомкивая ее майку в руке, изо рта вырвалось животное рычание мести и злобы, каждый мускул вобрал в себя чудовищную силу, чтобы взять на себя ношу спасителя семьи, надо взять меч Господень и разрубить эту сатану к чертям его, чтобы он жарился там, где ему самое место.

   Я поднялся с пола, вытер слезы, которые все равно текут по щекам, отвел свой измученный, мертвый взгляд в сторону и пошел на кухню, чтобы избавиться от мучений, преследующих меня уже несколько лет подряд, от кошмаров, спасти моего любимого брата, спасти от его мерзких рук, испачканных в крови, алкоголе и похоти. Я хочу убить его.

Я взял нож, который уже как несколько лет лежит тупым, погнутым, ржавым, забытым. Меня это не останавливает, я схватил его, сжал в руке, и проиграл в голове то, что должно случиться, ту картину, которая произойдет, я хочу ее нарисовать, не только в уме, но и наяву, ведь я вообще давно не рисовал, а это я умею. Вздохнув несколько раз, я вспомнил всю ту боль, которая была причинена нам, нашей семье, из-за него, она накапливалась во мне с огромной быстротой, не давая времени ничего понять. Меня это не пугает, а заводит. Ребенку, которому 15 лет, хочется раскромсать человека на миллионы ненужных кусков мяса, расчленить, выпустить кишки, порезать глотку, выколоть глаза и это еще не все. Я хочу смотреть, как он мучается в агонии, как кричит через боль и просит прощения.

   Схватив нож и сжав его в руке, я пошел к нему, чтобы покончить со всем раз и навсегда, чтобы избавится от мучений, от проклятия, от самого дьявола. Мне все равно, что будет, но я убью его, зарежу, как свинью, самую настоящую, потому что так больше жить я не могу, это пик всего!

   Я поднялся на верхний этаж и встал возле спальни, в которой еще недавно спала и мать, на полу… По щекам все еще текут слезы, я помню ее труп, я понимаю то, что она умерла, ее больше нет и никогда не будет. Я лишился последнего, что у меня было, я лишился матери. Хочется упасть, заорать, разреветься как младенец, но я буду сильным, ведь у меня есть младший брат и я не должен показывать ему, что я тряпка, я должен защищать его и любить, учить всему, что знаю сам. Я не должен быть истоптанной тряпкой, хотя бы перед ним, я не хочу, чтобы он унывал, чтобы его жизнь совсем уже сломалась, он и так не может свыкнуться с тем, что его жестко трахнули, а хотя, как с этим свыкнуться?! Вся простыня была в крови после этого, он плакал днями, я не представляю, как у него все болит, ведь этот ублюдок просто порвал его, как крысу! То же самое, что трахнуть мышь или еще что-то маленькое. Так же, как трахнуть котенка, он тоже будет кричать, истекать кровью...

   Встав возле двери, я стал глубоко дышать, думая над тем, делать это или нет. Он нас так запугал, что и мстить страшно, но хватит с меня трусости, я уже взрослый и мне надо как-то выживать в этом мире, где правит одно зло и кровь. Надо убить самого главного, и уже тогда можно и самому спокойно умереть…

   Я открыл дверь в спальню и вошел, пряча оружие будущего убийства за спиной, что, наверное, очень глупо выглядит со стороны.

- О! – воскликнул он, заливая в себя очередную бутылку своего дерьмового пива. – Пришел отомстить мне?!

   Как он догадался, я не мог понять. Нож видно или все-таки очень понятны замыслы человека, если он сзади что-то держит?!

- Не смотри так, солнце мое… - меня чуть не стошнило от этих слов, и злость уже начала закипать во мне с невиданной быстротой и силой. –Ты можешь попробовать, но знай, что я в десятки раз сильнее тебя и умнее, в конце концов, а если у тебя ничего не получится, то пострадает твой брат, - он пригласил меня сесть с ним рядом, но я еще не такой псих, чтобы сидеть поблизости с ним.

- Я все равно тебе глотку перережу. Ты убил ее! – завопил я во всю мощь. – Убил мою мать! – слезы опять потекли по щекам, потому что я понимал все происходящие и от этого хочется умчаться.

- Да. Забей ты уже и хватит реветь! Ты мужик или кто?!

- Я мужик и сейчас это докажу, - я двинулся ему на встречу, сжимая нож в правой руке.

   Он быстро посадил свое жирное тело на край кровати и развел руки, типа крутой. Хотя, если его и резать, то он ничего и не почувствует из-за сала, жира, который волнами идет по его телу. Как он еще ходит, интересно.

   В своих мыслях я быстро подбежал к нему и двинул в сторону, чтобы прыгнуть сзади и засадить ему острием ножа в его потный затылок, но нет. Он умудрился встать и повернуться ко мне, смотря одним нормальным глазом мне в глаза. От этого по телу пронеслись мурашки, и меня одолела мелкая дрожь, вот сам маньяк на тебя смотрит и убивает взглядом. Не знаю, как и почему, но мне расхотелось жить. Я хотел сесть на диван и порезать себя, порезать горло или вены, выпотрошить себя, вывалить все кишки наружу, и чтобы ему пришлось отчитываться за это все. Приехала бы полиция и забрала его. Я бы добился справедливости за счет своей смерти. Только жаль Майки, он будет один, без родственников, где-нибудь в приюте.

   Только мысли о брате меня остановили, и я опять двинулся ему на встречу, сопровождая свои стремительные движения звериным рычанием. Я ринулся к нему и замахнулся рукой на то месте, где должна была находиться его уродливая морда, которую хотелось проколоть ножом, а потом выколоть глаза, вырвать зубы. Но он быстро отклонился, тряся своими складками, и я упал на пол, больно ударяясь грудью.

- Поиграл с ножом? – он наступил на меня ногой, и я врезался носом в пол. Боль пронзила лицо, и я зажмурился, стараясь не произносить ни звука. – А теперь, давай-ка мне ножик свой. Мы накажем твоего братика, да и тебя тоже было бы не плохо.

   Я сглотнул ком в горле и стал молить о смерти, никто не может представить, как мне было плохо жить там, видеть каждый день сцены издевательства, крови, насилия. Я еле сдерживался сам, чтобы не стать таким как он, потому что вынашивать всю злобу в себе безумно трудно, особенно ребенку, который и пожить, толком не успел.

- Ну что? – он снял с меня ногу и сел на кровать. – Тебя я перехотел наказывать, но твоему любимому братику достанется… Я его опять трахну, - он засмеялся своим блевотным смехом, и мне опять захотелось его убить. – Вали отсюда!

   Я выбежал из спальни и спустился вниз, где упал на пол рядом с трупом матери и начал реветь, с воплями, хрипами, всхлипами и дрожью по телу. Я потерян в этом мире, я заблудился, я не знаю, что мне делать дальше, ведь я теперь один, нет, мы с Майки теперь одни. То, что произошло сегодня, разбило меня окончательно, как уже треснувшую вазу. Он начал разбивать меня еще в детстве, делая на мне трещины, а сегодня нанес последний удар, разбивая меня вдребезги. Вот, теперь я валяюсь на полу маленькими кусочками моей фарфоровой кожи, валяюсь и плачу в отчаянии.

Открывается входная дверь, и открыть ее может только один человек – Майки. Что мне ему говорить, как все объяснять и что вообще делать?! Что с ним будет, ведь он не переживет эту потерю, это было для него всем, она утешала его каждую ночь, говорила, что все будет хорошо, мы уедем куда-нибудь и заживем. Хотелось бы, чтобы ее слова оказались правдивыми, но нет ее, а значит, нет и ею произнесенных слов. Пора забыть все, забыть то, что забыть невозможно, это то же самое, что забыть себя или половину своей жизни, надо просто получить полную амнезию и все – ноль проблем. Но этого не будет, нет, конечно, можно стукнуть себя по голове молотком, полежать в коме, очнуться без памяти, чисто по случайности, а ведь можно получить и серьезную травму! Но я не брошу своего младшего брата, я не брошу того, кого я люблю. Никогда!

…

   Майки как-то странно перенес нашу потерю. Поплакал и успокоился, но мне кажется, что у него уже сдвиги в психике после всего того, что произошло с нами. Ему рано видеть все это, как ее насиловали, избивали, мучали. Ведь нас морили голодом, нам не давали воды несколько дней и запирали дома, ставили решетки на окна, чтобы мы не смогли убежать. И его изнасиловали. Два раза. Я бы не пережил такого издевательства над собой. Тогда, когда я пытался убить этого ублюдка, он все же трахнул его, опять. Он его трахал, а меня запер в ванной комнате. Чего я там только не делал, верещал как раненная птица, долбил по двери, плитке и пытался выбить дверь. Это, оказывается, не так уж и просто. Дверь все еще висит на петлях, а на моих плечах огромные синяки размером с кулак этого монстра, который именует себя нашим отцом.

   Смерть матери он списал на несчастный случай, и полиция поверила, наивные ублюдки. Это сломало нас в конец, теперь мы выжаты для эмоций и каких-либо мыслей.

   Каждый день я засыпал с братом под боком или с ним в объятиях. Он единственный мне родной человек, и я ни на секунду не хотел его отпускать, я хочу, чтобы он всегда был рядом со мной. Всегда, но один раз я все-таки предал его.

   Я убежал. Убежал из этого дома самого Дьявола на целую неделю. Ночевал где придется, питался, можно сказать, помоями, которые валялись у меня под ногами, но я могу сказать, что это была хорошая жизнь по сравнению с той, которая была в доме. Убежал я из-за того, что не выдержал издевок со стороны «отца» и его друзей, но его друзья иногда нас подкармливали, как настоящих бездомных псов, и мы с братом были им благодарны. Хотя бы не умереть с голоду. Мы все еще были заперты в доме, без еды, воды и общения. Мы ограничивались только общением друг с другом, хотя Майки практически не говорил – его воля сломлена, и мне безумно больно смотреть на него.

   Вспомнив про брата, я почувствовал, как мое сердце стало разрываться, ведь ему из-за меня могло неслабо достаться, этот изверг мог убить его уже давно, пока я тут радуюсь свободе.

   Я шел по тротуару, медленно приближаясь к нашему дому, который находился на краю поля радом с другими домами. Солнце пекло макушку, грело кожу и питало меня энергией, которой мне так не хватало. Дом уже показался меж деревьев соседского двора, и я ускорил шаг, желая поскорее увидеть своего братика, живого и невредимого, я не выдержу, если с ним что-нибудь случиться, это будет выше всей моей пофигистичности, которая давно меня преследует.

   Я подошел к двери, но не успел открыть ее, как она резко распахнулась, и из дома вышел свин. Истинный Гитлер, только не в его оболочке. В руках у него поводок с моим псом, в другой руке острый новенький нож.

- Явился, значит, да?! – заорал он, обдавая меня запахом перегара. – Знал бы ты, сколько раз я трахнул твоего братика… - он обнажил свои гнилые зубы.

    Мое сердце забилось намного быстрее, а по коже прошелся холод.

- Не смей трогать моего брата. Никогда! – выплюнул я ему в лицо, но ему, видно, все равно. Он только усмехнулся и вышел во двор, ведя за собой старого, преданного пса.

- Твое наказание. Я накажу тебя смертью невиновного, - он потянул поводок вверх, поднимая за собой и голову пса, который уже привстал над землей на задних лапах.

- Не смей его трогать… - прорычал я, но ему все равно на мои слова и последующие действия. – Я сказал, не трогай его, - пальцы непроизвольно сжались в кулак, и я скрипнул зубами, что неприятно прошлось по мозгам.

- Или что? Ты меня однажды пытался убить и помнишь, чем это закончилось? – пропыхтел он, все еще держа поводок в руке и тянув его вверх. По его жирному лицу текли крупные капли пота, и меня передёрнуло.

   Я замолчал, зная, чем обернутся мои попытки спасти пса. Я не хочу, чтобы мой брат опять пострадал от его мерзких рук, которые уже и так много чего причинили. Он дернул поводок вверх, и пес вздрогнул, зажмуривая при этом глаза. Когда он облизывался, изо рта вырывался хрип из-за того, что поводок, врезавшийся ему в горло, перекрывал доступ к кислороду. Я стиснул челюсти, стараясь держать себя в руках, потому что в его глаза, которые требуют помощи и которые выражают преданность, смотреть просто невозможно. Ты придаешь то существо, которое не придаст никогда. Этот гад опустил его и открыл ему пасть, немного наклоняясь над ним. Он схватил его язык внутри, не обращая никакого внимания на попытки пса высвободить язык из его рук. Он вытянул его вперед и проткнул ножом, вызывая душераздирающее скуление, от которого хочется бежать. Я отвернулся.

- Смотри, или кое-кто пострадает…

   Повернув голову обратно, я увидел нижнюю челюсть пса, которая была вся в крови из-за проколотого языка. На этом он не остановился. Он зажал его меж ногами и стал сдавливать его бедрами, вызывая прерывистое скуление, сопровождавшееся поворотами головой то направо, то налево, чтобы схватить ногу обидчика. Пес его не укусил – тот ударил его по переносице так, что пес начал постоянно чихать, поскуливать и тереть морду лапой. Из носа пошла кровь. Я не мог на это смотреть, но я знал, что если я отвернусь, то эта сука не остановится ни перед чем, лишь бы трахнуть моего брата. Педофил ебанный, чтоб ты сдох у себя в толчке.

   Пока я размышлял, он сломал псу ребра, вызывая вой, который ветром разнесся по округе, ноги уже плохо держали старое тело, и пес лег, когда он слез с него.

- Напоследок, я сделаю пару движений, - он улыбнулся мне, и по телу прошелся разряд злобы.

   Он наклонился над псом и воткнул ему в горло нож, начиная резать гортань со странным хрустом. На зеленую сочную траву прыснула кровь, от которой шел пар. Даже под таким палящим солнцем, я видел, как из его разрезанного горла выходит пар. Пока эта мразь резала его, он дергал лапами, пытаясь скулить и звать на помощь, но вместо скуления вырывалось булькающее хрипение и писк. Когда меня уже трясло, он перевернул его на спину и вспорол брюхо, вываливая кишечник наружу. Я не мог отвести взгляд из-за шока и злобы, которые переполняли меня.

- Я закончил. Убери, - он обтер нож о бездыханное тело пса и пошел домой, останавливаясь на пороге. – Твой брат сегодня будет не ебанным, - он глубоко засмеялся и хлопнул дверью.

   В этот день я сбежал из дома вместе со своим братом, который не показывал не единой эмоции и который не произносил ни слова.

С десяток лет, с тех пор как минуло,
Но память об этом свежа. Как теперь
Я вижу: детство с порога взглянуло
И вышло, захлопнув железную дверь!
Говорят: бытовая семейная драма.
Но детство - по-прежнему - комом в груди.
"Папа спит - говорила мне мама -
Он очень устал, ты его не буди!"

…

   Я кинул сигарету на пол и затушил ее носком ботика. Сколько лет прошло, а я все так красочно и ясно помню, но, слава Богу, что эта бездушная сука сдохла и не в лучших условиях, что заставляет мое сердце смеяться холодным смехом. Как тогда помню: проезжаю на машине мимо помоек, а там эта собака, копающаяся на помойке, выискивающая себе еду, чтобы набить пузо, чтобы не сдохнуть. Он умер ужасной смертью. Как я помню, от переохлаждения, сначала у него отнялись ноги, потом пальцы, он не мог двигаться и потом умер от голода и холода, кричать не мог из-за большой потери сил, валялся где-то в перелеске меж трассой и городом и медленно подыхал. Он это заслужил, ведь он подвигнул меня на первую кровь. Я убил человека в 18 лет. Это была какая-то женщина в возрасте, я забрал у нее все деньги, драгоценности. Сейчас я ни о чем не жалею, ведь после нее было еще 5 убийств, и мне это нравилось. Это как влить в себя бутылку водки – ты убиваешь, и мозг отключается, ты находишься в состоянии полной эйфории, тебе все равно на все, ты просто радуешься тому, что еще одна душа у тебя, что ты убил, ты почувствовал себя Богом, ведь его душа была у тебя в руках, ты выбирал его судьбу и выбрал смерть. Это прекрасно, я ни о чем не жалею, совершенно, но я давно не убивал, а мой извращенный мозг требует большего, он требует новых распятий на деревьях, новых изнасилованных трупов, новых жертв, которые будут плакать и умолять. Да, это по мне.

   Я встал со скрипучего дивана и пошел в конец трейлера, присаживаясь рядом со своим спящим братом. Когда мы убежали, он начал улыбаться и говорить, конечно, он до сих пор сломан, у него серьезные проблемы с головой, потому что эта уеба била его об стену и серьезный проблемы в психике, но я все равно люблю его. Он мой брат, мой Майки, он единственный родной человек, который остался у меня. Нам надо держаться вместе, чего бы нам это не стоило.

   Я сижу рядом с ним, нежно поглаживаю по голове и думаю. Думаю над тем, что только перед ним я могу показывать свои эмоции… Бедный ребенок, которому уже 27 лет. Он до сих пор ребенок, ребенок, который сломлен детством.

Говорят: бытовая семейная драма.
Но детство - по-прежнему - комом в груди.
"Папа спит - говорила мне мама -
Он очень устал, ты его не буди!"