Глава 1: http://notforsale.do.am/blog/for_what_i_39_ve_done_1/2013-07-08-7592
POV
автор
Гараж. Нам лгут всю жизнь,
говоря, что она, наша жизнь, начинается с родильного дома. И вовсе не так. Они
могли бы единогласно поспорить с каждым, кто осмелился бы доказывать эту мысль.
Потому что их жизнь, сознательная жизнь кучки детских человеческих существ,
началась в гараже. Гараж вместо колыбели. Гараж вместо парка развлечений. Гараж
вместо ремонтного сервиса. Гараж вместо вечеринкодрома. Гараж вместо комнаты
психолога. Гараж облеплен долговязыми субтропическими деревьями, а ещё отрезан
от окружающего мира – плывёт себе на своём островке, своём месте под солнцем,
никому не мешая. Когда сносился аварийный родительский дом, двадцатилетний
Сандерс денно и нощно добивался у отца и матери, чтобы те не вносили в протокол
на уничтожение и гараж. И, да, уже в те времена он был похож на здоровенный
труп аллигатора - восторгов детства не видать, они прошли. Гараж разлагается, и
это невозможно остановить вытянутой преграждающей ладонью. Но зато он как был,
так и есть – свой. Родители, сложно понимая, зачем нужно оставлять на участке
отшиб со старым гаражом, всё же сохранили его для сына. Прошло одиннадцать лет.
Мэтт до сих пор благодарен родителям. А на участке до сих пор запустение –
дома, что один за другим собирались взрасти на нём за десятилетие, падали. Не
удержался ни один, ни один не был достроен. К нынешнему времени природа успела
оплести участок, как бы скрывая его от глаз посторонних. И даже самые активные
старперы из общественной организации по защите окружающей среды не смогли
ничего сделать ни с сорняками, ни с прелестными колючими розами, каждую весну превращающими
мрачный, почти могильный отшиб в дикий заколдованный сад.
Если вы хотите пробраться к
гаражу со стороны улицы и жилых домов, через заросли, – умоляю, возьмите с
собой секатор. Ваша кожа пойдёт клочьями скорее, чем вы достигнете цели. Спросите:
как добираются до заветного пристанища они?
Чёрные ходы существуют не только
в зданиях. Само пространство имеет тысячи чёрных ходов.
В нашем случае, пространству не
понадобилось расслаиваться, а воздуху – разжижаться, чтобы безболезненно
впустить господ на отшиб с гаражом. Объездная загородная дорога – она ведёт к
полупустынной местности, где сплошь низко насыпан песок. Колёсам машины низкорастущие
кустарники не помеха. Два или полтора часа езды от центра города, проторенный
годами путь – и вот он, «аллигатор». С детства хранимое Богом место. Правда, Он ли
не видит, что в пасти крокодила замышляются и обсуждаются не менее крокодильи
дела? Бог не должен щадить убийц. Так зачем же, зачем же этот чёртов гараж
существует десятилетиями, и десятилетиями кормит команду стервятников?
Ироничная жизнь, парадоксальная
жизнь, смеющаяся жизнь. Может, может всё из-за того, что каждый из них искренне
верит:
они совершают кровавое, но… благородное дело.
***
- Неужели так сложно приходить
вовремя?! – исколоченная боксёрская груша качнулась совсем угрожающе под этот
возглас. Крюки могли бы запросто сбросить верёвки (как и всё снаряжение для
физических упражнений в этом гараже, груша видала виды), и огромная цилиндрическая
глыба грязно-красного цвета подмяла бы под себя тренирующегося. К слову, за пятьдесят
минут упорных занятий из его уст не слетело ни единого звука. Но когда Брайан
почувствовал, что утомляется, он решил…немного разозлить себя, чтобы вернуться
в тонус. А заодно напомнить им с Джонни (в 21 год тот официально превратился
из, как ему казалось, чересчур пафосного Джонатана, от которого всю жизнь
хотелось блевать, в Джонни, просто Джонни. Этот небольшой мужчина, мастер
боевых искусств, обожает предъявлять паспорт и наблюдать за изумлённой реакцией
обывателей, когда они читают в нём его старое-новое имя, Джонни), зачем они здесь собрались и чего ожидают. Но наставник по
части спорта считал иначе. Он проповедовал отсутствие гневных аффектов при
физических занятиях. В частности, поэтому никогда не разрешал слушать во время
тренировки AC/DC
или Металлику. И
сейчас он также не преминул сделать Хейнеру замечание:
- Брайан, не отвлекайся. Ты
отвлекаешься, - строгие нотки голоса осели на пыльных поверхностях по углам
гаража. Сам Джонни только что закончил, как он это называл, «уборку» -
перетаскивание всякого тяжёлого хлама, недееспособного оружия, деталей машин и
прочего по мешкам на выброс. Теперь же он влетел на пластиковый стульчик
(древняя собственность чьих-то родителей), даже схватил относительно новый
автомобильный журнал. И всё - в попытке успокоить дух, самому не раздражаться
от опоздания Мэттью и, возможно, Зака. – Если ты не хочешь разрабатывать свою
правую руку (я тебе говорил много раз, ужасный правый удар), а хочешь возмущаться
– сядь, отдохни, мне тоже есть что сказать - повозмущаемся вместе.
Слушая друга, Хейнер не наносил
удары в тот момент - он держал в охапку опасно накренившуюся грушу, - опасно
из-за посдвигавшихся в разные стороны крюков. Но ему было совсем не до проблемы
с подвешением. Первостепенно задевало то, что правая рука после перелома
девятимесячной давности по-прежнему не могла нормально функционировать. Что,
конечно же, было предвестником куда более серьёзных проблем со здоровьем, чем
просто трещина в кости. Здоровье…почему оно всегда показывает длинный средний
палец не вовремя? Когда нет ни времени, ни, что немаловажно, желания им заниматься.
Калекой быть не хотелось, но всё сводилось к тому, что ежедневные занятия по
разработке руки – уходят впустую?.. Пусть Джонни, фанатик боевых практик
Востока, и всячески порицал агрессивную эмоциональность, грязно-красная груша
заходила волнами сильнее и чаще под кулаками Брайана, а болотное беззвучие
гаража наконец пошевелили давно сдерживаемые вздохи усилия. Джонни изредка
поглядывал на подопечного, но не стал и на этот раз прерывать его. Он видел,
что Брайан злится теперь уже на себя, а не на Мэтта, - то, чего Сьюард опасался
больше всего и что самому себе поклялся всячески пресекать в поведении Брайана.
Да и просто - в конце концов, если часто его отвлекать, это может плохо
закончиться.
Он сам со временем поймёт, что
уже не располагает ясным духом для тренировки, и остановится. Так и случилось после
восьми минут упрямства. Сьюард, перелистывая страницы, украдкой улыбнулся,
когда в очередной раз кинул взглядом в «угол физкультуры». Брайан как раз
стаскивал перчатки: после того, как миру открывались исполосанные венами руки с
пошорхлыми костяшками, он безразлично отбрасывал перчатки в сторону. Как
стаканчик с выпитым лимонадом. Или как машинку, у которой раздавлены колеса, а
все пассажиры были с особой жестокостью выпотрошены. Была возможность даже
умилиться его детской обиде на себя и, возможно, на мир. Но Джонни помнил и
знал: в чувствах этого человека мало детского – редкий взрослый согласился бы
носить в себе столько.
Потому он искренне обрадовался,
когда в следующее мгновение застал Хейнера тащащим на плече лестницу – таки
захотел разобраться с крюками, верёвками и потолком.
- Подай мне вон ту деревянную
палку, - Брайан указал на стеллаж без единой полки, за спиной Джонни, в котором
с незапамятных времён пылилось всё продолговатое и палкообразное, начиная от
рыболовных удочек, заканчивая машинными подвесками. Приняв палку, Брайан пару
раз тряхнул головой, отчего влажные волосы встали торчком. Он знал, что это
заставит Джонни улыбнуться.
А крюки, как оказалось, не
только посмещались – двое из четырёх были в коррозионных пятнах. Вообще,
потолок, - настоящий, бетонный, не хлипкий, как у классических гаражей, а
похожий на полоток жилого дома, - медленно прогнивал. Неплохо было бы учинить
ремонт «аллигатора» - пусть он сбросит
свою старую чешую и омолодится! Хейнер, промазывая крюки пальцами, щедро
сдобренными машинным маслом, уже строил планы, как выделит долю на ремонт, ребята
добавят своих средств, и на пару месяцев они ускользнут от работы, чтобы все
вместе…строить, созидать. Достаточно разрушений в жизни, пора создать что-то
действительно стоящее и долговечное. Но полёт мыслей и работы прервал
осторожный голос Джонни:
- Син, тсс, тихо, не упади! Я
слышу приближение машины.
- Ага, - мужчина принялся ещё
более сосредоточенно отковыривать проржавевшую корку с металла, смазывая её
затем повторно и оборачивая двойным слоем марли. Сьюард к тому времени был на
ногах и поднимал ворота гаража – оставались считанные метры перед тем, как
совсем близко к порогу окажется табличка с родными номерами, а следом – и весь
корпус машины.
Дверца авто хлопнула как всегда
пугающе громко, выпуская Сандерса. Брайану
на момент пришлось бросить занятие и крепче сжать пальцами перекладину стремянки.
Что за привычка, так громко хлопать?! Это придаёт больше уверенности в себе?
- Всем привет! - низменно-бодрый
голос и низменно-самодовольное выражение лица. Это видно и поверх чёрных очков
– вечная, как небо над головой, черта. Шаркая ботинками, Мэтт принялся
расхаживать по своим владениям. - Наводите порядок? – метнул взгляд сначала на
упакованные Джонни мешки, после – на Хейнера, отирающего прозрачный мелкий пот
со лба. – Похвально, - широко оскалился в довершение.
- Зачем ты нас позвал, Мэтт? – Брайан
решил начать разговор немедленно, слезая вниз с бутылочкой масла и мотком марли
в зубах.
Только вопрос всколыхнул воздух,
Джонни выпорхнул перед самым носом Сандерса, да ещё и раскинул руки в стороны –
из желания стать естественной преградой между ним и Брайаном, на всякий случай.
И, конечно же, его голос пробился самым нелепым и предательским образом:
- А Заки? Заки будет? Он мне не
звонил ничерта, собирается или нет. Но у нас же собрание, и он…
Всё, что оставалось сделать, -
это проводить Мэттью взглядом, когда тот вальяжно проплывал мимо (улыбка не
сходила с его рта). Только усевшись на свой «трон», чёрное протёртое кресло
почти в самом центре помещения, неспешно и широким движением закинув ногу на
ногу, так что лишь щиколотка соприкасалась с коленом, откупорив баночку
газировки, прополоскав горло водой и выплюнув её на пол, мужчина соизволил
ответить:
- Кто, этот шут базарный?
Сказал, что будет. Но, вы знаете, он может завалиться гораздо позже меня, - и
Мэтт захохотал так низко и грубо, что внутренности разразились электрическими
импульсами у находящихся рядом.
Сандерс знает, что его друзей раздражают
высокомерие и непунктуальность. Он уверен, что имеет право на эти недостатки. Ему
порой нравится наблюдать за лицами, окрашивающимися в угрюмость под его
словами. Особенно за этим, которое в тени, у лестницы, явно хочет что-то
сказать, явно хочет поставить на место. В такие моменты не можешь не задуматься:
а есть ли дружба? Или осталась всего-навсего командная работа: подчинение, руководство?
Если дружба утекает, как речной песок, - это осознавать обидно, обидней прочего
на свете. Если дружба остаётся на месте – почему же тогда время от времени ладонь
так и наливается (кровью? железом? решимостью?), так и ноет, просится заточить
кулак о скулу?..
И, обычно, моменты противоречий
мог успешно сгладить лишь один человек…
- А вот и я, фух!
Никто и понять толком не успел:
где, откуда, почему? В точности как и разобрать в судорожной речи Заки было
невозможно ничего. Глаза едва поспевали за его мечущейся по всему периметру
помещения фигурой. Кажется, он влетел в ворота, как фурия, и только что
заправил в брюки изрядно выбившийся край белой рубашки. И, кажется ещё, он
повествует о том, как его выбросила из машины шикарная женщина, назвав
предварительно сволочью, подлецом, негодяем, хотя он, Закари Бейкер, (конечно
же), ни в чём не виноват, он не успел принести женщине и малейшего морального
или материального ущерба. Собственно, поэтому предприниматель колоссально
опоздал на собрание: пришлось идти пешком бог знает сколько…
Мэтт мог бы поклясться, что Заки
бросил свой дипломат рядом с «троном», фактически ему под ноги. Джонни мог бы
поклясться, что он сделал это в точности как Хейнер сорок пять минут назад,
когда отшвыривал боксёрские перчатки. Последнему же в уши отрывчато стучали
слова Заки о том, что в этом дипломате пять подписанных контрактов, из-за
которых он «около года безутешно рвал себе жопу», и вот, свершилось!.. и «мне
больше ничего не надо в этой жизни. Я так устал, что хочу умереть».
Кое-как утихомирив поток речи, Бейкер
тяжело опустился невдалеке от Мэтта, прямо на сгруженные мешки с цементом (одно
из богатств гаража, в котором, если захотеть, можно найти не только цемент, но
и сокровища Флинта или, на худой конец, ящичек марихуаны, любовно упакованный
ещё в подростковые года). Протёр мокрое лицо рукавами снежно-белой рубашки,
расстегнул её со скрежетом пуговиц до пупка. Со словами «о, вода» вцепился в
банку, из которой пил Мэтт, жадно присосался к ней и с каким-то гортанным
«спасибо» бросил о стену. После обвёл друзей вопросительным взглядом, всей
душой недоумевая, почему они так «пялятся».
- Закончил? Вот и славно, -
низкий табачный и чуть шелестящий голос над правым ухом.
А молчание после показалось
почти торжественным. И долгим.
- Вам это задание не понравится,
говорю сразу, - со вздохом начал Мэтт.
Джонни всегда чувствовал в себе
ответственность за наводящие вопросы:
- Почему тогда ты на него
согласился? – он стоял возле ворот со скрещенными на груди руками.
- Наверное, потому что работа
есть работа, и не нам ей брезговать! – не без огненных искр в голосе ответил
начальник. Сцепил пальцы, мысленно посчитал до десяти. Успокоился. Вроде бы. –
Я оценил этот заказ в баснословные деньги. И если клиент вдруг расхочет их
выплачивать, я знаю, по каким каналам его потрясти. Вот бумажка, где я вывел
сумму, - Сандерс не глядя подал её Заки. Тот с интересом помял бумажку в
пальцах, присвистнул и передал дальше. -
Я поэтому и опоздал, - Мэтт впился выразительным взглядом в Брайана, -
что так, пока поверхностно прошарил по личным делам нашего заказчика и его
близких в интернет-кафе. И, вместе с тем, проверил, что, у кого и в каком банке
лежит на счету.
«Всем ясно?» - таков был немой
вопрос перед тем, как мужчины синхронно кивнули, призывая Мэтта продолжать. Каждый
из них уже был настроен услышать что-то ужасное…
***
Через
10 минут
Гневные выкрики и хохот
смешались в одну какофонию. На долю Сандерса выпало гораздо больше времени,
чтобы привыкнуть к мысли о художнике-извращенце и его «оригинальном» заказе.
Так что мужчина оставался спокойным, в отличие от своих коллег. Их реакции
совсем не походили на хладнокровность или же молчание – во всех троих будто
вселился демон. Эмоции отличались лишь тем, что Джонни и Заки, с дымящимися
сигаретами между пальцев, выкашливали из лёгких облака вперемешку с адским
хохотом. Пришлось даже хлопать друг друга по спине, чтобы окончательно не
задохнуться. Что веселило больше? Может, это Мэтт добавил рассказу красок,
упомнив свою подростковую ассоциацию с табличкой «педик»? Может, изрядно
забавило то, что уже многое было пройдено в их карьере, вплоть до особо
жестокой и отталкивающей расчленёнки по просьбам клиентов. Но изнасиловать
парня, причём не просто трахнуть, а изувечить до неузнаваемости, с треском,
кровью и морем боли… «Оригинальней» не сыщешь. Тот, кто носит на плечах
выдумавшую всё это башку, - ни минуты сомнений, прожжённый псих.
- Я чувствую, кто-то
стремительно расстаётся со здравомыслием! Какого хрена, объясни, эй? Я ожидал
чего угодно, веришь, чего угодно, но это…слишком. Мэтт, ответь честно, ты
охуел? Ты рехнулся? Рехнулся, да?! Или что, в чём дело?!
Лишь одному из четверых было ни
капли не смешно – равно, как и безразличие не стояло рядом с ним. Но то, что
Брайан в самом слепом ужасе носился по гаражу и едва ли не рвал на себе волосы,
только больше веселило остальных. Он не стал разбрасывать, пинать или срывать
со стен вещи в приступе – такое поведение было бы совсем уж позорным. Однако,
когда убойный хохот и веселье умерились, двое курящих всерьёз забеспокоились
состоянием друга: затушили сигареты, бросились к нему, утихомиривать – они
хотели для начала схватить его за руки и хорошенько одёрнуть. Это оказалось
непросто – если поблизости тебя размахивает кулаками Хейнер, лучше увернуться,
чем схлопотать черепно-мозговую. Он безустанно причитал, но чем больше
выплёскивал слова своего возмущения, тем больше понимал: всё донельзя бесполезно.
Мэтт только тешится, наблюдая эти терзания. Он улыбается самой змеиной из
улыбок, и пусть остатки дружеских чувств ещё живут в его сердце, Сандерс
никогда, никогда и никогда не подарит ему избавление. «Отныне и до конца наших с тобой дней я буду поручать тебе самые
грязные задания, самую чёрную работу, и ты ничего не сможешь сказать мне
поперёк. За то, что ты сделал, я думаю, это ещё мягкая расплата …», - как лейтмотив
существования вот уже долгие месяцы, плавно собирающиеся в года. Пару лет такого
существования – чувствуешь себя гораздо старше и горестнее, чем отец, который
считает дни в доме престарелых.
- Бра-а-йан, - голос захрипел,
растягивая букву «а», - во-первых, я рад, что ты сразу уловил, что задание на
тебе. Во-вторых, я рад, что тебе уже лучше, - Мэтт проскользил взглядом по
фигуре, теперь недвижимо стоявшей перед ним – лишь плечи мужчины иногда
подёргивались. Бейкер и Сьюард держались по обе руки «успокоившегося» - они
вполне ожидали, что тот может сорваться снова и уже без колебаний напасть на
Мэтта (всегда была вероятность, что так однажды и произойдёт). – В-третьих, ну
ты же знаешь, что мои поручения не обсуждаются. Я терпеть не могу, когда они
обсуждаются!
В следующую секунду на мужчин
смотрели глаза, уже не затемнённые очками. Взгляд без очков честен, его нельзя
интерпретировать двояко. Слова доходят до умов быстрее, когда смотришь на людей
вот так, прямо, сосредоточенно, когда ты точно знаешь, чего хочешь, и можешь
передать это взглядом. А ещё лучше, если слова говорить лицо в лицо – поэтому Сандерс
и поднялся, чтобы поравняться с «успокоившимся» другом:
- Ты приступаешь через два дня.
Всей необходимой информацией я обеспечу тебя завтра утром.
На последних словах Брайан
прикрыл глаза. Несмотря на то, что слова бесплотны и не имеют веса, эти осыпались
по векам металлической стружкой. И было бы большой оплошностью дать им осыпаться
в незащищённые глаза.
«Молчать – вот, что я сейчас по-настоящему
должен». Ведь только так можно сохранить в себе чувство собственного
достоинства. А ещё можно кинуть
что-нибудь, чтобы он убедился в смирении:
- Да, я понял, хорошо.
И в очередной раз порадовался и
погордился бы: поставить ботинок на чужую спину как обычно удалось.
- А вообще, парни, - бодрость заметно
возродилась в голосе Сандерса. Он направлялся к выходу, завидев, что Джонни и
Заки перебрались на улицу, - я предлагаю сегодня вечером забить уже наконец на
работу и…посетить в кое-веке наше любимое заведение! – вновь очки, обильные
жесты и улыбка «успешного человека». – М, как идея? Мы давно там не были,
согласитесь.
- Я за рулём, - трое обернулись
– да, всё верно, это не ошибка. - Но кто-то пусть прикроет гараж, пока я буду
разогревать мотор.
Это их брат, называющий себя
Синистер Гейтс. Облокотился плечом о проём, смотрит по привычке, немного испод
век, пытается, чтобы слабо улыбающиеся губы не дрожали.
Конфликты можно решать и мирным
путём. И, Мэтт прав, скорее всего, самое время расслабиться. Вспомнить, что они
– круг друзей, а уж потом – кто? – рядовая шайка преступников?..
***
Но нет, лапы работы хуже
когтистых лап ревнивой (или бывшей) жены. Решено было сперва заехать в офис,
проверить положение дел предприятия и хотя бы бегло обсудить контракты, так
отчаянно отвоёвываемые Заки.
Оружейная фирма «Gunslinger»
- официальный хлеб четверых. Небольшое, уютное предприятие отлично помогает
оставаться в тени; акцизы и сертификаты, подаренные правительством, мнимо, но
гарантируют безопасность. В стенах офиса никогда и ни при каких обстоятельствах
не упоминался их второй, тёмный, но гораздо более прибыльный хлеб. Поэтому легенды
о всенациональном прослушивании со стороны органов CIA могут засунуть палец себе в
задницу – им не к чему прикопаться. Пока не к чему. Люди, носящие внутри добрый
процент тёмного прошлого (или настоящего), гораздо более осторожны, болезненно
осторожны.
Штат из тридцати пяти
работников, первый этаж здания занят непосредственно под складские полки с
различным оружием и магазин, второй этаж – под офис, где происходит координация
работы предприятия. Всё, что нужно для счастья. Вырасти, стать громадной компанией
с офисами во всех странах мира и душить под собой слабые формации – слишком
рискованная цель. Она предполагает постоянно быть на виду, к тому же контроль
со стороны государства будет туже и туже затягивать петлю на шее. Тем не менее,
Мэтт и Заки всегда были готовы к краху своего небольшого бизнеса, всегда что-то
подсказывало им, что этот день когда-нибудь обязательно наступит. Первый для
того и отправил отца далеко на Гавайи, с тем, чтобы не объяснять каждый раз,
почему дела фирмы, любовно переданной сыну, не собираются прогрессировать, а фирма
- выходить на большой рынок. Благодаря идеям Заки и так многое было приведено в
продуктивное состояние, начиная с расширения списка товаров, которые нужно
закупать, заканчивая дизайном магазина.
Через дорогу от офиса, в таком
же индустриальном строении, располагалась ещё одна составляющая бизнеса
четверых. Школа восточных боевых искусств, заведуемая Сьюардом и подконтрольная
оружейной фирме (и в магазине, и в офисе вы найдёте уйму рекламы этой спортивной
школы). График её работы был достаточно узким, число учеников – предельно
ограниченным, так что Джонни и Брайану не пришлось в тот вечер навещать место
работы.
Что можно добавить? Хм, наверное
то, что как бы ни била по нервам, времени и мироощущению «официальная работа»,
заключённая в электромагнитные оковы высотных зданий, с ней было спокойнее
существовать. И даже больше – её можно было любить. В открытую. Человек, как ни
крути, создан для любви. К кому-нибудь или чему-нибудь. Без этого – не жизнь,
нельзя. Официальная работа напоминает законную жену, которую можно обнять за
талию или грудь и не получить при этом пощёчину, её готовку позволительно сметать
со стола до боли в щеках, ты можешь раздвинуть её губы своими порывисто и
властно – она будет только рада: ты наконец-то обратил на неё внимание. В
общем, ты можешь делать всё это и многое другое хоть под стеклом микроскопа, но
быть спокоен, потому что у вас - законно.
Если же ты, помимо официальной
работы, занимаешься чем-то нелегальным… - иметь любовницу – нормально?
Кого ты любишь больше: жену или
любовницу? Кто доставляет больше хлопот? Или нет, не так, кому принадлежат твои
скупые слова любви?
Значимо одно: от жены всегда
хочется отдохнуть.
***
Небо сиреневеет, покрывается
пятнами облаков – синяками. Сиреневый не сочетается с пока ещё слабыми
городскими фонарями. Но скоро, совсем скоро. В тонах пространства появится тьма,
а где-то над линией горизонта (если он будет доступен для обозрения – небоскрёбы могут преградить ему путь)
расцветут уже не синяки – засосы. Алые с фиолетовым и мелкими точечками звёзд.
«Заведение» с, казалось бы,
самым вульгарным на свете и кричащим сочетанием неона, бурлескных постеров, игл
шприцов (там, под крышками урн)… Никто, в целом, не знал: как же правильно его величать?
Клуб? Бар? Стрип-бар? Притон? До смешного часто менялись вывески на двери в
связи с усиленной инспекцией к месту, «где рады всем». По этой причине было
бесполезно запоминать и название местечка. Так что каждая группа посетителей
плела свои, более постоянные «народные» названия или, точнее сказать, прозвища
в зависимости от индивидуальных предпочтений и мнений о заведении.
Клуб (остановимся пока на этом
определении) был и «Вавилоном», и «Содомом», и «Гееной Огненной», и «Ты не
выйдешь отсюда девственником», и «Бармен – всегда гей с ирокезом», и «Каждая третья
рюмка – бесплатно, если ты дашь бармену в задницу», и «У местных стриптизёрш
растяжки на икрах и бельё несвежее», и «Ты проведёшь остаток вечера в туалете»,
и «Здесь умирает надежда»… - список
подлежит бесконечному продолжению.
Мэтту и его друзьям отчего-то
было комфортнее называть его первым именем, «Вавилоном». В вечернюю и ночную
пору заведение легко различить в глубине улицы по сумасшедшей подсветке. Окна
кабинета смотрели как раз в сторону него, поэтому, налюбовавшись красно-зелёными
бликами над тускнеющими сооружениями, Сандерс улыбнулся. Ночь выдастся весёлой,
определённо. Пусть отдушина и ограничится выпивкой с друзьями. В крайнем
случае, можно позволить танцующей девке повиться между твоих колен. Остальные
же развлечения, щедро предлагаемые «Вавилоном», по разным причинам или не
привлекают теперь, или не привлекали никогда.
А кнопка мышки победно и с
особой выразительностью щёлкнула рядом, на рабочем столе:
- Да! – Заки поднял кулак в
воздух и крутанулся на кресле. – Я отправил ответ этому, блять, оленю из
лесничества!
Сандерс удовлетворённо кивнул,
но Заки, не обращая внимания, продолжил крутиться на кресле и возбуждённо
вещать:
-… нет, я поверить не могу: лет
семь никому и в голову не приходило катать на нас какие-то жалобы. Да и почему
– у нас зашибись какая продукция! Мэтт, ты знаешь, я лично стреляю в сезон
охоты из ружей, партию которых у нас закупил этот…этот старый олень – как его
там? – Уилсон.
Ответа от начальника не
поступило. Он по-прежнему неотрывно глядел в раскрытое окно, вдыхал воображаемо
свежий воздух с улицы.
- Меня лично это возмущает, -
Бейкер снова осуществил попытку заговорить, но, поняв, что реакции от Мэтта
ожидать бесполезно, глубоко вздохнул и в тишине стал бросать к окну неуверенные
взгляды.
- Заки, собирайся, - проговорил
в окно мужчина и попутно набросил на плечи куртку, которую до этого держал в
руке. – Они давно нас ждут.
За выключением сканера,
компьютера и настольной лампы Заки не заметил ухода друга. Почему Мэтт ушёл без
него? К тому времени весь офис уже пустовал, незыблемо стояли рабочие места при
выключенном свете. То, что охватывало офис, нельзя было назвать тьмой – но
больше тенью, сине-серой, полупрозрачной. Интересно, что вызывает острее
ощущение неуюта – полная тьма или серый налёт, тень?
Последний агрегат погас, мужчина
закрывает кабинет на ключ. Проходит мимо брошенных рабочих «ячеек» с мыслями о
том, что, чёрт возьми, на данный момент он – единственный, кто ещё дышит в
офисе. Только если Мэтт сейчас не где-нибудь в уборной. А впрочем, помыслы
наподобие «я - единственный» успешно вытесняли желание покурить. Такое
назойливое, колючее. Энергично спускаясь по лестнице (на сей раз захотелось
изменить привычности лифта), Заки на ходу достал из кармана брюк пачку и
запихнул одну из трёх оставшихся сигарет в зубы. И немало удивился, когда
обнаружил перед собой не крутящуюся стеклянную дверь, в которой он боится
застрять каждое утро. Лестница привела его к жутковато затопленному отсутствием
всяческого света чёрному ходу. Трусость, а больше замешательство, прошли мгновенно
– Бейкер отодвинул замок и толкнул бронированную дверь.
Выйдя на крыльцо, он несказанно
обрадовался тому, что наступила долгожданная возможность поджечь огонёк. Не
смущало и осознание того, что на стремительно темнеющем заднем дворе он один, и
после перекура придётся проделывать целый путь, чтобы воссоединиться с
компанией. Но ничто не имело значение сейчас, когда первая порция дымка облаком
отлетает от губ…
Возможно, как раз увлечение
сладострастным моментом и предохранило Заки от сердечного приступа – не каждый
день до твоего локтя дотрагиваются так внезапно, будто ниоткуда …
Ахнув с крепким ругательством, Бейкер
отдёрнул руку, как от кипятка, и обернулся – вслед за прикоснувшейся к нему рукой
из пышного рододендронового куста показалось и туловище человека. Но, прежде
чем Заки сделал несколько спасительных шагов назад, незнакомец поднял своё лицо
и показал ладонь в знак мира – он вовсе не хотел, чтобы нужный ему человек сделал
ноги. Жесты мужчина сопроводил немедленным потоком речи:
- Мистер, погодите, я вовсе не
хотел вас напугать, просто по-другому я вряд ли смог бы состыковаться с вами…
Незнакомец и на мужчину толком не
походил – если судить по лицу, это был парень двадцати двух - двадцати трёх лет,
со светлыми волосами, но почему-то одетый, как сыщик: в серые пальто, шляпу и
брюки. Словно он не хотел быть узнанным, замеченным. Ни в его облике, ни в
интонациях голоса не улавливалось ничего угрожающего – наоборот, как мельком
отметил для себя Заки, странный парень всем своим существом источал
поразительную искренность… Может, он здесь и вправду не для того, чтобы
навредить. Но Бейкер прекрасно знал цену подобным «ангельским проискам», так
что решил перехватить инициативу разговора в свои руки: в случае чего он либо
выяснит всё мирно с этим субъектом, либо вступит с ним в схватку, либо, если
тот окажется вооружённым,… спасётся бегством.
- Быстрей говорите, что вам
нужно, – Бейкер приблизился на шаг, чтобы показать свою бесстрашность перед
незнакомцем. Голос также прозвучал грозно. – У меня нет оснований вам доверять,
– рука, выставленная перед грудной клеткой, – в знак защиты.
Но призыв «быстрей» подействовал
на парня с точностью до наоборот – его растерянности не было предела. Незнакомец
принялся выуживать что-то из кармана пальто, и Бейкер едва ли не обрадовался,
когда тому наконец удалось достать искомое. Хоть рука не застряла в этом
чёртовом пальто ещё на полчаса!
- Я же сказал, быстрее…
Парень вытянул вперёд руку с
ламинированным удостоверением, которое гласило:
- Меня зовут Майкл Уэй, я
корреспондент «Opportunity Day».
Дрожи в его голосе поубавилось –
было заметно, что удостоверение придаёт ему какую-то неведомую силу и
уверенность. Чего не скажешь об оппоненте парня: сердце Заки будто приняло в
себя автоматную очередь – «о нет, только не журналюга! Этого нам ещё не
хватало». А чувство всяческой безопасности мужчина потерял в попытке
утрамбовать в своей голове слова, отдающие чёрно-фиолетовым оттенком фатума:
- Я знаю о вашей киллерской
деятельности.
Вот так рушится мир – за доли
секунды. И выжидать не нужно. Хаос мыслей и чувств полностью отразился на лице
предпринимателя. К счастью, парень-корреспондент вовремя осознал: нужно
продолжать свою речь, иначе «киллер» рухнет ему под ноги без чувств, и разговор
провалится с треском, громом и молниями:
- Нет-нет, не подумайте: мне вовсе
не нужно рассекречивать то, чем вы занимаетесь, - мне это неинтересно! Я родной брат Джерарда
Уэя, - в следующую секунду парень поймал на себе полностью обезумевший взгляд.
– Да, того, который сегодня…, - Майкл стыдливо сглотнул, - «заказал» вам Фрэнка
Айеро.
Бейкер в оцепенении так и не смог
найти, что ответить на это всё. Одно слово: какая-то вакханалия! Сумасшедший
художник-извращенец, отвратительный заказ – а нынче и его трясущийся брат в придачу!
Который стоит строго напротив – он вылез из куста, когда понял, что «киллер»
слишком обескуражен для ответной реакции. Усилием воли справившись со своим
состоянием, Заки принялся доставать и подкуривать вторую сигарету – может,
приведёт в чувства?… Пора уже начать действовать и реагировать.
- Допустим. Но я пока что не
услышал главное: что вам нужно? – взгляд перестал быть застекленевшим. Неужели
табак способствует.… Способствует. Появлению любопытства? Любопытства ли? И,
да, обоим стало легче дышать – будто воздух по какому-то дивному мановению
наполнился примирением (на деле же – никотиновой завесой), в противовес страху и
мегаполисной тяжести. Майклу, правда, стало немного не по себе от такого
интереса в глазах напротив. К тому же, он был уверен, его сейчас очень
внимательно изучают, рассматривают.… С чего бы? Или нет, показалось? Пора,
чтобы не терпеть эти разглядывания, в конце концов заявить: ему, себе, миру
вокруг. Как бы наивно ни прозвучало, как бы ни был низок процент успешности
просьбы…
- Я хочу спасти своего друга.
Фрэнк Айеро не должен умереть. Я заплачу вдвое больше суммы, которую посулил
вам Джерард, – слово корреспондента государственной газеты!
Глава 3: http://notforsale.do.am/blog/for_what_i_39_ve_done_3/2013-08-15-8107
|