POV Frank

Похоже, это была самая долгая и наполненная усталостью ночь в моей жизни.

Я отъехал от дороги и лег спать почти утром. Я долго не мог заснуть, потому что боялся, что меня заметят BL. Хотя я спрятался за огромной свалкой, которую, судя по её заброшенному виду, никто не собирался убирать. И ещё её почти не видно с дороги – она довольно далеко от неё, в низине, которая скрывает половину её размера, отчего она становится ещё менее заметной.  Тут конечно воняло, но не так сильно, как могло – ветер дул в другую сторону, и это все тут так давно лежало, что запах был совсем слабый. Тут были всякие старые диваны, такие рваные, в каких-то пятнах, вообще тут было полно всякой мебели, всяких вещей, а не такого мусора как отходы или тухлая еда.  Это скопище вещей было больше похоже на то, что кого-то выселили из дома, а вещи свалили вот в такую гору. Кстати, гора эта была очень высокой; если забраться на самый верх, то высота будет этажей в пять, не меньше. Знаете, тут даже можно жить. Серьезно! Я даже подумал об этом, на случай, если не найду никого на побережье, я мог бы спрятаться здесь, сделать нору и гараж, и прятаться здесь, если за мной погоня, то объезжать  вокруг, чтобы не палиться.  Да, звучит безумно, но мне надо будет иногда где-то скрываться, я же не могу вечно сидеть за рулем и умудряться добывать бензин, чтобы продолжать движение? Нет, я не могу ехать вечно.

Размышляя обо всем этом, я все-таки заснул. И спал я очень долго, потому что очень устал. Проснулся уже ночью, когда совсем стемнело, хотя на горизонте еще был виден зеленоватый свет от солнца, который будто говорил мне «ну и заспался ты!». Хотя достаточно скоро и это зеленоватое свечение исчезло, и осталась только густая синева, закрывшая собой все небо. Пустыня стала черной, как будто это пепел, а не песок. А эта гора вещей теперь была зловещей. Здесь стало довольно жутко, а включать ары опасно.  Я спал на заднем сидении. Вместе с Зарго, и теперь просто лежал, глядя в полоток, где было две стеклянные панели, через которые я видел звездное небо. Меня переполняло столько противоречивых чувств… я чувствовал себя свободным, но настолько, что это ужасало – ты еще такой неопытный, глупый, необученный, можно много перечислять, какой ты пока что, но тебя уже пустили в какое-то огроменное и необъятное пространство, оно настолько большое, что кажется, может раздавить тебя, и ты ещё не знаешь, что и как делать, ты будто подвешен в воздухе, болтаешься, не умея ничего, кроме как понимать, насколько ты ещё беспомощен. Я не готов к тому, чтобы быть тут одному. Черт, я столько всего не умею! И все же я думал что, наверное, справлюсь со всем этим.

Но в то же время я чувствовал тоску по Пойзону. Этот автомобиль – будто это часть него самого. Как будто я внутри физического объекта, который отражал внутренний мир Пойзона. Эта чуть шершавая обивка кресел, этот гладкий руль, который так приятно сжимать в руках… как некое выражение несказанной фразы, или чувства. Весь Понтиак был отражением свободы, думаю, это будет точнее всего. И я находился внутри этого чуда, напуганный тем, насколько я одинок. Ну не глупо ли?

Я вышел из машины, осмотревшись перед этим, держа в руке бластер. Я знал, что тут вроде как безопасно, но я должен был быть наготове. Но здесь было тихо, только Зарго возился в салоне. Точно, я и забыл, что можно ориентироваться по нему: если бы кто-то подошел, Зарго бы начал вести себя не так спокойно. Обычно, когда рядом находится кто-то, кто может навредить мне, то Зарго тут же поднимает такой шум, что не заметить его невозможно. Поэтому я успокоился, выпрямился (я до этого чуть ли не на четвереньках полз), и вышел из своего укрытия. Не так жарко, за что я и люблю ночь в этих местах. Уже отойдя на несколько метров от автомобиля, я вдруг понял, что понятия не имею, зачем я сейчас здесь стою. Зачем я вылез из машины и пошел куда-то, и теперь непонятно зачем смотрел на звезды, думая, что они ответят мне что-то, или подскажут путь, или что ещё «умеют» делать звезды… господи, как мне одиноко! Настолько, что даже присутствие любимого пса не разрушает эту стену одиночества! Черт возьми, я сдохну в этой чертовой пустыне! Я не справлюсь! Я умру! Уже завтра, нет, сегодня, этим днем я буду уже мертв!

                                                                                              ***

Оказалось, что я ошибался. И очень удачно ошибался; уже часа два как встало солнце, и я еду по дороге, которая плавится от жара, который уже распространяется повсюду от этого гигантского огненного шара над головой. Работает радио, и я еду под какую-то веселую песню, в которой поется о каком-то Иисусе и центре земли, который на самом деле является концом мира.  Наверное, сейчас мое настроение было намного лучше ещё и потому, что эта песня казалась мне странно знакомой, а голос вокалиста я прямо таки когда-то слышал. Хотя, чему тут удивляться? Я многое забыл, и это могло быть одним из всего того, чего я не помню. Вообще, днем все кажется не страшным. Как сегодня – ночью, когда я проснулся, я чувствовал себя ужасным, и мое положение казалось просто катастрофическим, И это не вдаваясь в подробности и не учитывая всех нюансов. Да, смешно сейчас об этом думать, но я думал, что ничего не получится, что вот прямо сейчас я уже буду трупом и вокруг будут летать мухи, и я возможно буду висеть прямо на этом перевернутом автомобиле, и у меня тоже будет какое-то страшное послание для тех, кто остался жив, но сейчас все это казалось таким бредом, что я начинаю смеяться, вспоминая свои переживания! У темноты определенно есть какая-то магия, которая переворачивает все вверх ногами. Но сейчас я уже почти ничего не боялся – я знал, что рано или поздно мне на пути встретится кто-нибудь из BL, и может не кто-нибудь, а целый патруль, и мне самому придется с ним справиться или же убежать от него; или мне может встретиться киллджой, может, мы даже подружимся, и все станет  намного лучше! Да, так и будет!

А потом (в песне вдруг началось спокойное место, когда звучали только вокалист и гитара) мне пришла в голову мысль, что я могу встретить человека, который только что сбежал из дома, скрываясь от белой полиции, который не знает, что делать и куда идти. Точь-в-точь как вышло у меня с Пойзоном. Это заставило меня задуматься. Смогу ли я так же круто вести себя, и вообще быть крутым, и что из этого выйдет? Смогу ли я защитить этого маленького идиота? Что будет? Что будет дальше? Мы тоже поругаемся и разойдемся, и он будет как я, и получится своего рода замкнутый круг? Черт возьми, а ведь это вполне возможно!

На соседнем сидении начал суетиться Зарго. До этого он спокойно спал, а теперь вскочил и стал тревожно смотреть в окно, поставив на него лапы. Что бы это значило?

Я остановил машину. Да, это было глупо, ведь за мной могла быть погоня, а так я только терял время и давал им фору. Я огляделся – горизонт со всех сторон был чист, ничего не было, ни тени, ни блика – просто расплывчатый дрожащий горизонт. Я снова посмотрел на пса, который продолжал скрести дверь и теперь еще и скулить. Я открыл ему дверь. Оказалось, что он просто хотел выскочить на улицу, чтобы  обоссать переднее колесо.

 Молодчинка, Зарго! Я-то думал, ты предупреждаешь меня об опасности! Засранец!

Кстати, через открытую дверь в салон буквально рванулся раскаленный воздух. На такой жаре хорошо только когда несешься с запредельной скоростью, когда все стекла опущены, но никогда в другое время. Тут я вспомнил, что еще даже не завтракал сегодня. Снова выйдя из машины, я прошел к багажнику и открыл его. Из еды там мало что было, всякая ерунда типа чипсов, орешков и мармеладок – пришло время расплачиваться за страх быть пойманным, из-за которого я так мало взял. Зато хоть вода была, что радовало. Взяв одну бутылку и несколько пакетиков, я вернулся к кабине и бросил это на соседнее сидение: мне не хотелось постоянно бегать туда-сюда, особенно зная, что на одном месте лучше не стоять. Тут как раз мне пришла в голову еще одна дельная мысль – нужно позаботиться о том, чтобы было чем защищаться, не буду же я одним бластером отбиваться?  Динамита оставалось совсем немного, надо будет еще где-то найти. Я перетащил это туда, где уже лежала еда. Снова вернувшись к багажнику, я поискал там чего-нибудь еще. Несколько гранат, какое-то устаревшее огнестрельное оружие, которого мы набрали на каком-то складе, еще что-то, явно напоминавшее взрывчатку, но выглядевшее, как дешевые петарды – что это за хрень вообще? Ну кто заворачивает боеприпасы в голубую бумагу и пишет на ней розовыми буквами «веселье»?! что за идиот придумал это? И главное тут было полно таких голубых штучек, больше похожих на треугольные конфеты. Не просто полно – это было почти все, что заполняло эти четыре пакета, которые почти полностью занимали весь багажник! Что я буду делать этими штуками? Понятия не имею!

Решив разобраться с этим позже, я просто перетащил один из пакетов на пол перед передним сиденьем, так, чтобы когда я ехал, то мог дотянуться до них.  Очень надеюсь, что их надо просто поджигать. И что они не взрываются в сию же секунду, стоит их поджечь. Зажигалка была у меня в кармане. Все, теперь можно спокойно сесть за руль, позавтракать, и ехать дальше. Конечно, тут отказалось, что все это время работал двигатель. Когда я, черт возьми, запомню что его нужно глушить?!

Чипсы оказались вкусными. Даже Зарго понравилось (так же, как и гадить на колесо ). Вода была уже теплая, хотя я уже давно хотел холодной, но такова была жизнь киллджоя – ешь все, что может быть съедобным, лишь бы этого хватило, чтобы выжить. Никаких нормальных завтраков и обедов, только то, что ты успеешь стащить. Черт, долго же я не смогу поесть своих любимых салатов и овощных блюд, если вообще когда-нибудь выпадет такая возможность.  Ладно, не время ностальгировать, пора ехать.

Еще час я проехал, и вокруг мало что поменялось – только возникло ощущение, что я въезжаю на какую-то возвышенность, горизонт как будто опустился, и стал неровным. По пути мне не попалось ни одном машины, или человека, не считая обгорелых останков древнего грузовика, которого буквально разнесло по дороге: мне пришлось объехать этот небольшой участок, чтобы не напороться на что-нибудь и не продырявить шину. Честно говоря, это меня немного напугало – когда я подъезжал, оторванная кабина стояла прямо передо мной, а потухшие разбитые фары, как глаза, смотрели в никуда прямо перед собой. И это выглядело не так, будто это просто кусок железки, а так, будто это самая настоящая засохшая и обгоревшая на солнце голова какого-то существа, которое тут убили. А все эти куски – это его внутренности. Странно, не правда ли? Я чувствовал себя дураком, из-за того, что так испугался разбитого грузовика, но когда я проехал дальше, то по-настоящему испугался.

Спустя всего полчаса езды я почувствовал странный запах. Настоящую вонь. Отвратительную вонь! Зарго заскулил и спрятался под сиденья где-то сзади, и это мне очень не понравилось. На всякий случай я сбавил скорость. И закрыл окна – это было просто невыносимо. В колонках играло что-то вроде бы веселое, но теперь я будто не слышал музыки – я был поглощен удивительно тяжелой атмосферой, которая повисла здесь, как туман. Такое бывает, когда вам жутко неловко из-за чего-то, настолько, что даже страшно, или вы действительно чего-то испугались, или узнали жутко неприятную и плохую новость. Просто поверьте, что я тут же начал чувствовать ужасно. Дорога пошла в гору, и видно было только эту дорогу, небо и обочину. А когда я въехал на холм, мои глазам представилась ужасная картина.

Машины, их было очень много. Одни стояли на всех четырех колесах, друге на боку, третьи лежали на крыше, другие вообще были не единым целым ,а лишь частью автомобиля. Тут были и джипы, и спортивные машины, как Понтиак или Мустанги, тут были огромные фургоны, в которых можно поехать всей семьей на отдых, здесь были забавные двуместные машинки, но всех их объединяло одно – они больше никогда не будут ездить. Здесь были и трейлеры, и вид они имели такой же плачевный, как и все эти машины. И, что я не сразу разглядел, но разглядев, пришел в ужас – трупы. Их было просто не сосчитать! Они были повсюду! В машинах, лежали под ними, или на дороге, в песке, в горе металлолома, в потухших кострищах, везде! Это было не что иное, как тот самый разбитый лагерь, про который говорил Ди, когда мы с Пойзоном еще были вместе.

Не знаю зачем, но я остановился и приоткрыл дверь. Салон тут же заполнила вонь разлагающихся тел и горелого мяса, Зарго из-под сиденья завыл, как от боли, но я все равно вышел наружу. Я пошел прямо в эту обитель смерти, зачем-то разглядывая лица. Лиц не было – только гримасы боли и отчаяния, красно-черные, смазанные и расплывчатые, рты были распахнуты в беззвучных криках, только поблескивали на солнце зубы, у кого они еще остались. Чаще всего пустые глазницы пялились в никуда, и все же, каждый раз, когда мой взгляд падал на эти «лица», мне казалось, что эти ныне несуществующие глаза смотрят на меня. В меня. Вглубь самой моей души.

Мне уже становилось нехорошо, но я продолжал идти между сгоревших машин по невидимой тропинке посреди вещей и мертвецов. С какой-то стороны это завораживало. Не то, чтобы мне это нравилось, - нет, совсем нет! – это шокировало меня настолько, что я находил в этом всем какую-то извращенную красоту. Здесь явно был пожар – почти все было черным, а кое-где еще догорал салон автомобиля или чья-то кухня в трейлере. Как огонь в стеклянной клетке. И еще в его танцующих языках были видны разные предметы – спинки сидений, например, или какие-то непонятные фигуры, может, опять же тела. Это было грустно и печально. Столько людей, столько интересных личностей, хороших друзей, матерей и отцов, детей, подлецов и завистников, да, и без них нельзя, моральных уродов и остальных – все это превратилось в сплошную гору мяса, которая догорала под жарким солнцем Калифорнии. Это несправедливо. Так не должно быть. Люди не должны так легко превращаться в мусор, кем бы они ни были, они вообще не должны превращаться в мусор!

Но я шел дальше. Мне было уже откровенно дурно, и я чувствовал тошноту и удушье от этого плотного смога из запаха, но мои ноги несли меня дальше. И тут я увидел детей…  судя по всему, их всех согнали в большой школьный автобус, чтобы они могли уехать, как можно дальше от этого места и спастись, но после черного следа от расплавленных шин на асфальте лежал сам автобус, перевернутый и  черный, а не желтый. Им уже почти удалось сбежать, но в последний момент их остановили. Господи, это же дети! Неужели даже такие придурки как слуги BL оказались настолько жестокими, чтобы подумать, что обычные дети будут для них такой опасностью, что просто уничтожили их?! Я не мог поверить в то, что вообще существуют люди, способные из-за собственного страха так поступить. Это настолько поразило меня, что теперь я даже не мог идти дальше. Я стоял на месте, не в силах принять реальность. А потом меня вырвало, потому что это все было слишком даже для моего желудка.

Когда я немного пришел в себя, отойдя от шока, я начал рационально думать, и мозг тут же выдал почти невозможную мысль: «тут абсолютно точно кто-то есть!». И моя рука сама собой тут же метнулась к кобуре, проверить, при мне ли бластер. Поэтому рука тут же вытащила его и теперь чуть что, я готов был стрелять. С одной стороны, такая самостоятельная реакция была очень кстати – мародеры существовали во все времена, и  они нередко бывали вооружены. Поэтому я решил вернуться к машине и как можно скорее ехать дальше. Это было удивительно, но я думал на удивление трезво. И еще я понял одну вещь, которую я бы не понял её, если бы не оказался тут, если бы не увидел все это; эти умершие люди были чем-то вроде последней просьбы. Или напоминанием. Напоминанием мне, что со мной может быть, если я сделаю что-то не так. Я должен был сделать все возможное, чтобы не оказаться на их месте. Только сейчас я понял это особенно хорошо, и для этого я пришел сюда (и проблевался здесь), увидел все это и понял, чего я точно не хочу. Как будто в подтверждение этих слов я обо что-то споткнулся и упал в горячий песок, который тут же обжег мне лицо. Я вскочил, принявшись стряхивать его с моего лица, как вдруг посмотрел вниз, на то, обо что я споткнулся. Это была маска. Такая сиреневая с зеленым, пустые глазницы, так же, как глазницы этих мертвецов, смотрели на меня, задавая немой вопрос.

«Хочешь ли ты тоже лежать здесь и гнить, и обгорать? Хочешь ли ты убить тех, кто это сделал? Хочешь ли ты превзойти самого себя, чтобы дожить до того момента, когда ты встретишь этого самодовольного ублюдка, Пати Пойзона?»

«Конечно, хочу»  Отвечало мое явно нездоровое сознание, и какого-то черта я поднял эту маску. Мои руки так заботливо стряхнули с нее песок, даже заботливее, чем они делали это относительно моего собственного лица! Вдруг я понял, что знаю, кого изображает эта маска – это монстр Франкенштейна: жутковатое квадратное лицо, эта физиономия, эти винты из головы. В каком-то смысле очень подходит ко всей этой ситуации. И я взял эту маску с собой. После этого момента она всегда была со мной, не только потому, что с помощью нее я могу скрывать свое лицо, что помогает мне, когда я сталкиваюсь с врагами. Несмотря на то, что я понятия не имею, кто носил её до меня, мне нравится её носить. Она стала частичкой меня. Он как напоминание, она - неживое существо, которое постоянно задает тот самый вопрос. Те самые несколько вопросов. 

Она до сих пор со мной.