Пролог, части 1 и 2
Часть 14.
Часть 15. Оживший некромант, или как захлопнуть ловушку.
Есть такие дороги – назад не ведут.
На чужом берегу я прилив стерегу.
Паруса обманув, ветер стих навсегда,
Плоским зеркалом стала морская вода.
Обернуться бы лентой в чужих волосах,
Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,
Шелком в руки родные опуститься легко –
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.
Я по дну бы морскому навстречу пошла,
Только в компасе старом сломалась игла.
Парус стерся до дыр от палящих светил,
Да и ветер попутный меня невзлюбил.
Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?
Хороню в себе боль и венчаю печаль.
Бурунами морскими пробежать нелегко –
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.
Третий год я зову – только эхо в ответ,
Обманул меня ветер, запутал твой след.
Только сталь твоих глаз не забыть никогда,
А в груди ледяная морская вода.
Обернуться бы лентой в чужих волосах!
Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх,
Шелком в руки родные опуститься легко –
Вспоминай мое имя...
Ветер, брат ты мой, ветер, за что осерчал?
Хороню в себе боль и венчаю печаль.
Бурунами морскими пробежать нелегко –
Вспоминай мое имя, прикасайся рукой.
|Мельница. «Лента в волосах»|
Мой полёт с моста Господина Смерти длился вечность, но закончился безумно неожиданно. Я просто распахнул глаза, теряясь в обилии и буйстве красок, хлынувших под веки. Мне чудилось, будто солнечный, яркий свет выкрашивает стены незнакомой комнаты такими оттенками, пробиваясь через разноцветное стекло, но, подняв голову с подушки и оглядевшись, обнаружил раннее утро и совершенно обычные прозрачные стёкла. Значит, что-то с моими глазами? Хотя, чему удивляться, когда почти умер.
Тело оказалось чужим, вялым и затёкшим. Я принуждал его подчиниться, питая магией и каким-то остывшим отваром подозрительного вкуса, оставленным на деревянном столике у кровати. Пах он тошнотворно, зато как бодрил! Уже через некоторое время я смог спустить ноги на пол и даже попробовал встать. Сначала получилось плохо, и я осел на кровать с обидным вздохом. Но после третьей попытки мне удалось, я вышел на середину комнаты и нырнул в магическую медитацию, приводя в порядок мысли, чувства, прощупывая состояние магии и тела, приближая его к идеальным показателям. Прежде медитация никогда не считалась моим коньком, но сегодня я выделывал всё так виртуозно, что сам диву давался. Будто кто снял с меня невидимый ограничитель.
Насладившись результатом и поиграв гудящими от пришедших сил мышцами, я с хрустом потянулся, окинул взглядом комнату, заметив разобранную кровать и наспех свёрнутый матрас на полу. От постели ясно ощутимо веяло теплом, значит, встали с неё совсем недавно. В зеркале напротив увидел своё отражение и чуть малодушно не перекрестился - краше в гроб кладут. А ещё какая-то белая повязка на всю шею. С дрожью в пальцах неторопливо разматывал вручную нарванные из чьей-то рубахи бинты, ожидая под ними что-то страшное и ужасное, от чего тут же упаду в обморок. Вот как. Я с удивлением рассмотрел в зеркале кривоватый рваный шрам на полшеи, даже потрогал тонкие рубцы пальцем. Ничего. Словно не моё. Ну и отлично.
Память играла со мной злую шутку. Я вроде прекрасно помнил всё, что происходило в гостях у Хозяина. Но то, что было до этого, виделось весьма смутно. Вроде, бой с волкодлаками, после которого я и не очнулся. А что потом? И где все?
На столе желтел согнутый пополам лист, призывая ознакомиться с содержимым.
Косые, очень уверенные строчки. На некоторых заглавных буквах милые витые элементы, словно писал вельможа. И запах. Такой, что внутри резануло от чего-то, что я не могу вспомнить. Но что помнить обязан.
«Милый мой Друг(перечёркнуто). Друг мой.
Сможешь ли ты простить мне моё исчезновение? Мы, вероятно, никогда не увидимся больше, но остаться рядом, дожидаясь твоего возвращения, как влюблённая девчонка (перечёркнуто) было равносильно потере самой желанной и единственной мечты. Она вела меня с детства, когда я мальчишкой подслушал у стариков, что за тридевять земель, через два моря, в жарких странах живёт чудесный мастер-вор Химуши, и он настолько хорош в своём деле, что сам Ветер прилетает к нему, когда теряет своё вдохновение. Он так ловок и умел, что может найти и украсть что угодно, если это будет ему интересно. Ему не нужны деньги или слава, он живёт лишь любопытством и непреодолимой тягой к интересным, волшебным историям. Старики говорили, что раз в три года мастер Химуши приказывает поднять все паруса на своей крутобокой хекке и плывёт вокруг мира: ищет себе толковых учеников и слушает интересные истории. Кто-то обронил, что небывалой красоты хекку порою видят в порту Властока, она приплывает до восхода солнца двадцатого дня червня и уплывает по сумеркам, пока следующий восход не окрасил воды залива в розовый. «Застать мастера Химуши во Властоке – надо быть безумным счастливчиком или дураком», - говорил кто-то третий, и затем все смеялись над рассказанной сказкой. Но только не я. Я – верил ей. Верил все те годы, что рос и учился быть лучшим. Верил все годы, что отец готовил меня стать преемником его дела, чего я совершенно не хотел. Всё, о чём я мечтал – познакомиться с великим мастером и попасть к нему в ученики. Я верил, что смогу, всегда. И даже сейчас верю, смотря на твоё родное, такое белое, заострившееся лицо. Как же я привязался к тебе, твоим странным, беспочвенным погоням и жару, что исходит от твоих рук, слов и глаз, когда ты смотришь на меня. Ты почти сломил меня. Но сейчас ты без сознания и не можешь остановить, схватить за руку, сжать в объятиях, уговорить остаться с тобой. Я боюсь думать о том, смог бы я отказаться тогда. Но всё так, как есть.
Я знаю, что ты очнёшься и прочтешь это. Думаю, разозлишься. Но будет уже бесконечно поздно. Я окажусь слишком далеко даже для тебя. С тобой всё будет в порядке, я уверен, мой ненасытный (перечёркнуто) чудный некромант. А меня можешь считать безумцем, счастливчиком и дураком, потому что я не смог отказаться от своей мечты.
Как жаль, что порой дороги никак не могут привести двух человек друг к другу. Я не забуду тебя. Искренне твой, Фрэнки-Саламандра (перечёркнуто) Ф.»
Я перечитывал последние строки уже в который раз и всё пытался остановить губы, расплывающиеся в мягкой широкой улыбке. Вопреки представлениям мальчишки, я не злился. Быть причиной того, что человек отказывается ради тебя от мечты и начинает тускнеть, пылиться, перестаёт гореть и со временем окончательно тухнет – невеликая честь. Я бы не хотел подобного для живого, текучего, искристо-яркого Фрэнка. Он заслужил свою мечту. Вот только кто сказал, что мы больше не увидимся?
Почувствовав туго натянувшийся, низко гудящий канат, что связывал нас в единое целое, я даже согнулся от неожиданности. Как-то совсем позабыл о нём, и сейчас он не слишком приятно ударился о внутренности и сердце. Ещё раз цепко окинул комнату взглядом, собрал в свою суму только самое необходимое, что понадобится для недолгого отсутствия, проверил наличие кошеля и плаща и выбежал из комнаты.
-Джерард! Высшие силы, ты очнулся! – Талена вскочила из-за столика, напрыгивая на меня, когда я подошёл к завтракающим друзьям. Чёртов красавец. Никак не могу привыкнуть к новому виду Шериона. – Ты тоже ничего, некромант, - прошептал мне на ухо вампир, обнимая последним, - вот только бледный, как смерть. Поесть бы тебе, как следует, но я вижу, ты спешишь?
Я посмотрел в аметистовые глаза и улыбнулся. Ройм держал меня за руку с закрытыми веками, второй водя возле шеи, проверяя моё состояние.
- Невероятно! – тихо произнёс он, удивляясь. – От твоих ран и следа не осталось, если не учитывать тоненькие шрамы. Ты же умирал! Это невозможно…
- Всё возможно, - ещё тише ответил ему Шерион, - если рядом с тобой оказывается вампир с кровью Повелителей. – Я поглядел на него серьёзно и с любопытством, переваривая сказанное. У меня было много вопросов и тем для долгого разговора, но только не сейчас. Всё это можно решить и позже.
Джамия просто смотрела в мои глаза своими, нежно-карими, чуть улыбалась, но взгляд был виноватым. Я знал, отчего он такой. Но совершенно не винил девочку. Уж она-то точно не при чём. Это только между мной и Фрэнком.
Талена засуетилась, заказывая ещё оладий, молока, куриных котлет и варёных яиц, не слишком задумываясь над тем, что я – всего лишь один человек, а не голодный полк Его Величества. Наконец, я открыл рот.
- Друзья мои. Вы – невероятные, и легко сказать, что если бы не вы, меня бы уже не было. Но раз боги так немилосердны к вам и оставили меня в живых в качестве наказания за все ваши проделки, потерпите ли вы ещё пару дней моего скверного характера? Мне срочно надо уехать. Одному. Я даже завтракать не буду, Талена, детка, не смотри на меня так, я не воспламеняюсь от взгляда, - мне пришлось похлопать по вороту, сбивая огонёк, потому что этой бешеной магичке всё же удалось затеплить край рубахи.
Они помолчали, а потом слово взяла Талена.
- Я так понимаю, что вариантов у нас нет? – посмотрела она на меня, а потом, почему-то, на ухмыляющегося Шериона, который ковырял длинным ногтем край столешницы. Тот легко покачал головой, и я в точности повторил его жест.
- Мерзкий, неблагодарный, живучий некромантишка! Да чтоб тебе икалось до самого того, куда ты там намылился! – гневно рыкнула Талена, вставая и направляясь к стойке за заказом. Мы с Шерионом и Роймом облегчённо переглянулись – я и правда легко отделался. Джамия лишь тихонько посмеивалась в кулачок, наблюдая за нашими гляделками.
Я знал, что Талена не злится. Точнее, конечно, эта жуткая вредина злится, но только сейчас. Уже через минуту она забудет, выдохнет и обнимет на прощание своего непутёвого друга.
Коротко попрощавшись со всеми за столом – два дня невеликий срок, а Витяг большой и красивый город, такие люди и нелюди, как мои друзья, совершенно точно найдут, чем заняться, лишь бы город это выдержал, - я развернулся и пошёл за магичкой, что нервно постукивала пальчиком по стойке в ожидании. Обнял её со спины, чуть запутываясь носом в волнах золотистых волос. Замечательная девушка, талантливая магичка и лучший друг.
- Не сердись, Талена. Это и правда очень важно. Я вернусь так скоро, что вы и не поймёте, будто я уезжал. Спасибо, что приехали спасать наши дурные головы из передряги.
- Если бы головы, Джи, - хмыкнула девушка и чуть развернулась, отстраняясь. – Езжай уж. Видела я, как он смотрел на тебя. Словно волчица брошенная. Думала, с катушек от тоски съедет. Вот только догонишь ли? Он сбежал ещё вчера вечером на Пепле Шериона.
- Догоню, - уверенно сказал я, чувствуя радостное подрагивание натянутого каната. – Обязательно догоню.
Меня поцеловали в лоб и свалили в полотенце сделанный заказ, а именно: оладьи, котлетки и варёные яйца. Скатав всё это живописным рулоном, девушка с не терпящим возражений взглядом и дежурной ухмылкой засунула его внутрь моей сумы. «Диссертация!» - в который раз мысленно взвыл я, но виду не подал. Надо уносить ноги, пока дают.
В конюшне очень уверенно оседлал чёрную стерву Смолку, которая вела себя подозрительно тихо. Правильно, милая, мне на сегодня хватило общения с самоуверенными женщинами, ещё одну я бы просто послал. За считанные мгновения кь’ярд вынесла меня по узким улочкам Витяга к воротам, я чувствовал, что на верном пути, и всем сердцем летел впереди кобылы. Едва стены города оказались позади, как внутренности издали первый «ик». Гхыр малаз збарра*!!!
****
Как только седые вершины Элгара нависли над вором, а огромные каменные ворота Корт-огл-Элгара** заскрипели, возвещая о приходе нового рассвета, Фрэнк, не медля, вклинился в очередь из желающих пройти по тоннелю. Сзади грязно ругнулись, но юноша был на кь’ярде, а капюшон опустил до самых глаз, скрываясь от посторонних взглядов. Неизвестного боятся больше, поэтому никто не сунется.
- Три золотом за конный проход, - зевая, процедил толстенький и слишком сонный по раннему времени гном, протирая большим кулаком левый глаз.
Теперь наступало время для выхода Фрэнка. Он покачнулся и, неловко заваливаясь набок, выпал из седла прямо перед резко проснувшимся гномом. В очереди зашептались. Гном с ужасом огляделся по сторонам и, понимая, что помощи ждать неоткуда, наклонился к упавшему.
- Эй, сударь? Сударыня? Что с вами? Поднимайтеся-ка, не дело посреди дороги лежать, добрым людям проход загораживать.
Фрэнк зашевелился, протянул руки, будто ожидая помощи, и гном обхватил упавшего, поднимая того на ноги. Фигура в плаще была тяжеловатой, руки то и дело цеплялись за униформу надсмотрщика Врат, но, наконец, выровнялась и отстранилась.
- Благодарю вас, - сипло прошептал вор, ощупывая монеты в только что выкраденном гномьем кошеле и доставая оттуда три, как и просили. – Я ехал издалека и в седле всю ночь, простите мне моё нездоровье. Я так тороплюсь, - артистично врал Фрэнк, рассчитываясь за проезд и вдруг лихо забираясь на кь’ярда. Пока гном пересчитывал монеты и мямлил своё «хорошо-хорошо, проезжайте, не задерживайте очередь», его уж и след простыл. Поэтому когда надсмотрщик осознал, что складывать дань ему некуда, бить тревогу было поздно.
Корт-огл-Элгар потряс Фрэнка, проезжавшего тут впервые. Конечно, он читал об этом чуде гномьей инженерии, но читать и видеть своими глазами – две разные истины. Он пронёсся несколько поворотов, не оглядываясь, скрываясь от возможной погони. Но погони не было: украл он не так-то уж и много, порядка семи золотых монет, из которых после расчёта осталось четыре. Как раз снять комнату на ночь и купить хоть чего-нибудь для дальней дороги. В том, что он встретится с мастером-легендой, юноша ни на миг не сомневался.
И вот Пепел замедлил галоп, а после и вовсе зашагал ровно, перенимая настроение временного седока. Кь’ярд предчувствовал скорое расставание с ним, и радость от возвращения к любимому хозяину заставляла его быть более внимательным к нуждам временного. А тот, между делом, хотел любоваться. Так почему же нет?
Прорубленный неведомыми предками гномов в самой толще основания Элгарского хребта, тоннель был величественен и внушал трепет. Внутри без труда могли бы разъехаться две гружёные повозки, а конному всаднику впору было ехать по четыре в ряд. Сейчас же, когда ворота едва открылись, тоннель пустовал. Сам вор встретил только одну телегу да двух пеших со стороны Властока.
Высокие своды и стены с вырезанными в камне гравюрами восхищали юношу. На них были изображены дела давно минувших дней: древние битвы со злом, пришедшим с севера, прекрасные луноликие правители эльфов, восседающие на своих древесных тронах, гномьи общины, принимающие королевскую присягу, и даже несколько сюжетов с магами, которые, конечно, решали исход каких-то великих и канувших в небытие битв. Вот и вся память о них – на этих стенах. Разглядывать Фрэнку помогали забавные светильники, представляющие собой большие шары, наполненные флюоресцирующими пещерными грибами. Более оригинального решения вору видеть ещё не приходилось, и он улыбнулся гномьей смекалке.
Эхо от тихих шагов кь’ярда звонко раздавалось и спереди, и сзади. Казалось, что спой здесь хоть строчку любимой песни, и она запляшет, заскачет между стенами, разольётся по всему тоннелю и заставит саму гору подпевать себе.
Но вот и свет. С высокого предгорья открывался невероятный вид на рассвет, заливающий воды пристани внизу, там, где по розовой глади мельтешили рыбацкие и грузовые лодчёнки, а чуть дальше, у причалов, величаво покачивались корабли всех форм и размеров, приводя впечатлительного мальчика в трепет. Море, такое бескрайнее, захватывало дух у впервые видевшего его Фрэнка. Он не ожидал, что обычное множество воды может произвести столь неизгладимое впечатление на человека. А потом понял – дело в воздухе. Запах моря нагонял его, щекотал ноздри и врывался в лёгкие, заставляя внутренности морщиться от обилия соли в нём. Соли, свежести и ещё чего-то такого, что Фрэнк сначала не мог определить, а потом с улыбкой назвал «свободой, растворённой в воздухе».
Тракт продолжался с этой стороны и спускался вниз с холма, на котором застыл завороженный юноша, туда, где начинал гудеть проснувшийся пёстрый Власток, город – солянка, город – сборище всего, что только может быть на свете.
Здесь ни у кого не возникало лишних вопросов, а тайны умели хранить крепче крепкого, если, конечно, за них не платили звонкой монетой. Кого только не повидал Фрэнк, пока пытался найти дорогу к пристани. Толпа постоянно двигалась, не застывая ни на секунду, резкие, часто на незнакомом языке, крики вводили душу в трепет и заставляли оглядываться, вслушиваться, быть начеку. Гномы, люди, матросы всех мастей и званий, несколько высоких эльфов и прекрасная оливковокожая дриада, странные маленькие человечки, укутанные плащами с головы до ног, люди-кошки, жители восточных стран, и ещё, ещё, ещё: лица, пёстрые наряды, гортанные выкрики, тюрбаны и шляпы, капюшоны плащей, - вертелись вокруг него безустанно, точно краски детского калейдоскопа, увлекая, заманивая, лишая ясности мысли.
Но, слава Двуликому, неожиданно дорога вывела его к пристани, и здесь краски поутихли, а толпа стала реже. Фрэнк позволил Пеплу выбирать дорогу, полагаясь на звериное чутьё, вовсю представляя, как красиво и необычно может выглядеть легендарная хекка мастера Химуши.
И он бы прошёл мимо, но вдруг перед Пеплом выскочил гибкий мужчина, одетый лишь в тюбетейку и шаровары, и, витиевато ругнувшись на красивом восточном языке, исчез в толпе. Только тогда Фрэнк огляделся, понимая, что забрёл в самый конец пристани, где ютятся небольшие, часто - видавшие виды суда. Вот только этот корабль язык не поворачивался назвать «видавшим виды». Чуть потрёпанным – возможно. Но это не мешало ему быть прекрасным и утончённым, как стан восточной красавицы. Юноша видел такие корабли в книжках когда-то давно, в детстве, но и подумать не мог, что в живую корабль будет выглядеть ещё волшебнее. Его золотистые паруса были приспущены и мягко шелестели от утреннего бриза, а дерево кормы светилось мягким янтарным оттенком.
- Кого-то ищете, молодой человек? – раздалось из-за борта. Этот голос, чуть надтреснутый, явно принадлежал пожилому человеку, и Фрэнк спешился, чтобы почтительно склониться в приветствии.
- Детские мечты ведут меня, о незнакомец, заговорил вор, пристраиваясь к восточному говору, чтобы собеседник лучше мог понять его. – Сказки, что рассказывали мне, пока я был ребёнком, и в которые верю до сих пор.
- Это похвально, - ответил седой сухонький старичок, сидевший на корме на одинокой табуреточке в позе лотоса. Цветастые шаровары, тёртая светлая безрукавка из мягкой кожи да тюрбан, венчавший его голову, целиком выдавали жителя дальних восточных стран. Старичок дымил длинной трубочкой, медленно поднося её к сухим губам и так же медленно отстраняя. – Но не всегда детские сказки правдивы, мой чудный отрок, - сказал он и хитро посмотрел на Фрэнка.
- Я верю, что эта – правдива, - упрямо отвечал вор, глядя в выцветшие чайные глаза. – Я ищу хекку мастера Химуши, чтобы попроситься к нему в ученики.
- Ты смел и упрям, это неплохие качества для юноши, - кивнул старик. – Но что ты можешь предложить ему? Какое испытание согласишься пройти?
- Я не великих умений, но соглашусь на любое испытание. Моя мечта вела меня сюда долгие годы, я просто не могу вернуться ни с чем. Да и некуда мне возвращаться.
- Мастер Химуши слышит это каждый раз от каждого желающего встать с ним плечом к плечу. Чем же ты отличаешься? – старичок хитро изогнул седую кустистую бровь и ещё сильнее сузил глаза, отчего те совсем стали похожи на тёмные щёлочки в обрамлении морщин.
Фрэнк задумался. Его душа дрожала, музыкально позвякивая. Он осознал, что сейчас решался вопрос его причастности к мечте, или же он навсегда останется просто Фрэнком, наследником клана Саламандр, первым вором в гильдии Стармина.
- Я расскажу мастеру Химуши такую историю, которая утолит его великое любопытство, - сказал, наконец, он и с трепетом вгляделся в замершие глаза-щёлочки.
Старичок молчал довольно долго, а вор выжидал, не двигаясь.
- Что ж, ублажи старика, юный отрок. Такого испытания мне никогда не предлагали, поэтому поднимайся и проходи, я налью тебе отвара гарберы*** и выслушаю твою историю. Если она и впрямь окажется стоящей, так и быть, поплывёшь со мной.
И ликующий Фрэнк поднялся по деревянному настилу, перед этим на прощание шепнув слова благодарности Пеплу и мягко хлопнув по его холке. Сумка приятно оттягивала плечо, несколько монет позвякивали в чужом кошеле и жизнь обещала быть прекрасной, если он не облажается. Но он не мог облажаться. Он собирался рассказать свою историю. Тайную, выстраданную, о том, как перешёл дорогу неуёмному некроманту и, убегая, влюбился в того без памяти. Как чуть не умер рядом с ним, а после – не смог дозваться из чертога Смерти. Вор был уверен, что такая история не может не понравиться мастеру Химуши. Потому что от неё кровоточило и его, Фрэнка, сердце.
****
Весь вечер счастливого вора, потратившего почти все сбережения на припасы в разнообразных лавках Властока, преследовало ощущение чужого взгляда в затылок. Несколько раз осторожный вор избавлялся от предполагаемой слежки, но через время неприятное, тянущее чувство на затылке возвращалось вновь. Встревоженный юноша решил вернуться на постоялый двор, где снял комнату на ночь, и закрыться там на все засовы в своей комнате. Ему нельзя так глупо подставляться, особенно сейчас, когда мечта звенела перед самым его носом.
Тянущее, всё нарастающее ощущение уже колотилось в горле, когда вор поспешно поднимался по лестнице на второй этаж. Вжух! – воздушная подсечка сбила его с ног, но он, сгруппировавшись, приземлился умело и перекатом очутился у двери в свой номер. Почти успел закрыть дверь перед носом у незнакомца в чёрном, но ему не хватило всего мгновения. Порыв ветра отбросил его от входа, заставив приземлиться на пятую точку, и фигура в плаще вошла внутрь. Дверь хлопнула со всей силы, едва ли удерживаясь в косяке. Засовы гулко закрылись без участия рук.
Фрэнк дрожал. Неужели это конец? Его нашли? Это человек отца? Он не дастся живым! Фигура в чёрном плаще, укутанная капюшоном до самого кончика подбородка, недвижимо возвышалась над ним. Вдруг тонкие пальцы каким-то до боли знакомым движением скинули ткань с головы, и голос, от которого сердце вора заскакало по рёбрам, точно сорвавшийся с привязи жеребёнок, проговорил:
- Видел бы ты сейчас своё лицо, мой маленький вор, - тонкие губы тянулись в широкой ухмылке, а болотно–карие глаза исходили смешинками. – Будто с жизнью прощался, я чуть не прослезился!
- Ах ты гхыр выргный! – вскрикнул Фрэнк, вскакивая на ноги и набрасываясь на гостя, впиваясь в его губы своими. Человек в плаще явно не ожидал подобного напора, и от этого его руки совсем не сразу начали всё сильнее сжимать жилистое тело вора, после чего совершенно осмелели, забираясь тонкими пальцами под рубаху и пояс кожаных штанов.
- М-м-м, - простонал тот, не отрываясь от тонковатых, желанных губ ни на мгновение, бесстыдно отпуская язык сплетаться с языком некроманта, ловя всем телом такое нужное и горячечное его тепло.
Вдруг маг напрягся и сделал решительное усилие, расцепляя их жадные губы, чуть отстраняясь от широкого, красивого лица с мерцающими в сумерках комнаты глазами.
- Подожди, умерь свой пыл, Фрэнки. Иначе мы закончим, не начав, - смутился он, развязывая плащ, отчего тот почти бесшумно скользнул на пол. – А я не для того гнал Смолку, чтобы пробовать тебя, стоя на ногах прямо у двери.
Фрэнк так и не отпускал шею Джерарда, всматриваясь в его лицо, хоть щёки и заливал румянец от слишком откровенных слов.
- Слава Двуликому, - прошептал он, прислоняясь ко лбу некроманта своим и облегчённо вздыхая, - Слава Двуликому, ты очнулся. И ты снова поймал меня.
Рука мужчины медленно двинулась вверх, по спине, опаляя через тонкую ткань рубашки, пока не прошлась по шее и не забралась в распущенные волосы, мягко касаясь затылка. Фрэнк зажмурился, ощущая бегущие по спине разряды маленьких шаровых молний.
- И поверь мне, мальчик, я намерен воспользоваться этим настолько полно, насколько это вообще возможно, прошептал Джерард в самое ухо, нежно прихватывая мочку губами и чуть прикусывая странно удлинившимся клыком.
Больше не было сказано ни слова. Мужчина мягко направлял вора к кровати, не забывая развязывать рубашку и стягивать её с покрытого непонятными рисунками тела. Ловкие руки вора освобождали его от одежды много быстрее и торопливее, будто боясь не успеть. Оставшись в одних расстёгнутых кожаных штанах, некромант мягко толкнул вора, отчего тот ухнул на заправленную кровать, а сам повернулся к подсвечникам.
- Полежи немного, малыш. Я хочу зажечь свечи. Сегодня я не собираюсь пропускать ничего.
Вдруг в стену рядом с головой Джерарда со свистом прилетела стальная заточенная звезда.
- Полегче в выражениях, малыш, - саркастично прошипел распалённый вор, - иначе можешь остаться без уха. Невелика потеря, конечно, но лично мне нравится, когда каждая часть твоего тела на своём месте.
Ошарашенный некромант осторожно потрогал то ухо, мимо которого просвистела звезда. Его глаза опасно сузились, а губы растянулись в широкую многообещающую линию.
- Ты, значит, опасный и непокорный? – спрашивал мужчина, рывками освобождая вора от сапог и скидывая свои, а затем осёдлывая его бёдра чуть выше колен. – А если я сделаю так? - маг еле заметно крутанул в воздухе пальцем, и руки вора поднялись над головой и словно стянулись в запястьях невидимой воздушной верёвкой. Юноша понапрягал мышцы и подвигал пальцами, словно проверяя силу пут, и, кажется, остался доволен. Он смотрел на мужчину на своих бёдрах из-под прикрытых ресницами век и предвкушающе закусывал чувственную нижнюю губу, оставаясь молчаливым. «Я всегда был и остаюсь опасным и непокорным, Джи, - думал он. - Но не с тобой. Только тебе об этом знать совсем необязательно».
Лоснящаяся кожа открывала взору странные тёмные рисунки, заставляя некроманта тяжело и сбивчиво дышать. Его вор был настолько хорош и желанен, что хватало одного взгляда на этого человека, покорно распростёртого под ним, чтобы бояться закончить всё слишком рано. Мужчина кусал свои губы, жадно скользя взглядом по явному бугорку под кожей штанов, по расстёгнутому поясу и дорожке чёрных волос, по судорожно вздымающемуся впалому животу, несущему на себе силуэты невиданных птиц и вязь слов на незнакомом языке. Задерживая дыхание, поднимался выше, рассматривая выступающие рёбра и вызывающе торчащие тёмно-коричневые соски, над левым из которых красовалось мастерски выведенное пламя. Поднятые руки открывали взгляду тёмные волосы под мышками и безумную переплетённую вязь рисунков до самых кончиков пальцев. Рукам их досталось больше всего.
Выдохнув, некромант заправил волосы за уши и, нагнувшись, провёл носом по ощутимой твёрдости под штанами, поднимаясь всё выше. Фрэнк глухо заскулил, чуть подаваясь навстречу желанным прикосновениям, с трепетом ощущая на своих боках тёплые ладони. Вдруг Джерард лизнул его сбоку живота, и юноша открыл зажмуренные от удовольствия глаза. Маг проводил кончиком языка по каждой линии нарисованных птиц, старательно вычерчивая изгибы. Вора заколотило чувственной дрожью. – Милостивый Двуликий, - выдохнул он. – Что ты делаешь?
- Рисую, - шепотом признался мужчина, опаляя дыханием влажную кожу, заставляя Фрэнка сильнее втягивать живот и поднимать бёдра. – Расскажи мне. Что означают эти птицы?
Язык некроманта двигался так настойчиво, а пах пульсировал настолько ощутимо, что юноша растерял все мысли и слова. Лишь через время он смог проговорить: - Эти птицы символизируют полёт к мечте… Ммм… - Джерард чуть засосал крылья правой птицы, доставляя новые непередаваемые ощущения. - Внизу живота место наших желаний. И я попросил мастера рисунков нарисовать этих птиц там, чтобы помнить о мечте. Всегда.
- А слова? – шёпотом спросил Джерард, поднимая хмельные глаза и встречаясь с взглядом таких же пьяных, тёмно-палевого цвета.
– Они означают: «До самой смерти».
Джерард уважительно замолчал, а затем развязно повел языком выше, через пупок, к самым соскам, отчего юноша под ним задрожал осенним листом.
- Боги, мне кажется, я уже у края… - прошептал он, с силой прикрывая глаза. – Но ты даже не прикасался ко мне. Так не бывает.
- Если тебя это утешит, я настолько же близок, насколько это возможно, только оттого, что смотрю на тебя, так откровенно и чувственно позволяющего себя ласкать, - с усмешкой ответил некромант, и тут же втянул между губами сосок, над которым играло пламя.
Вор не выдерживал этой пытки, хныкал и ёжился, то поднимая бёдра, утыкаясь твёрдостью в Джерарда, то резко отстраняя их, словно обжигаясь, будто никак не мог решить, чего же он хочет.
Некромант искренне наслаждался его движениями, пока вдруг не спросил: - А пламя? Пламя над правой грудью, что оно означает?
Фрэнк втянул воздух меж зубами, чувствуя такие же острые – на своём соске. Собравшись с духом, ответил: - Мы с Джамией были ещё детьми, когда умерла наша бабушка. Она была достаточно молодой, просто какая-то болезнь затушила огонь в её глазах. Тогда сестра сказала мне: «Я думаю, что люди умирают не от старости, а оттого, что их сердце перестаёт гореть». И тогда, спустя много лет, я попросил мастера сделать этот рисунок.
- А ты романтик, милсдарь вор, - прошептал некромант, подбираясь языком к шее, отчего Фрэнк предвкушающе улыбнулся. – Оу! – вскрикнул он чуть позже. Ему показалось, что Джерард укусил слишком сильно.
- Прости… - мягко извинился некромант. – Никогда бы не подумал, что твоя кровь настолько вкусная, - он принялся зализывать место укуса, засасывать его между языком и нёбом, упиваясь сладостным ароматом маленьких сочившихся капелек. Фрэнк наслаждался и не мог видеть, каким звериным светом горели сейчас глаза Джерард и насколько удлинились клыки. Мужчина и сам не знал, что ведёт себя не совсем обычно.
- Прошу, Джи, - простонал вор, наконец, и обречённо толкнулся бёдрами вверх, заставляя мужчину вздрогнуть. – Я хочу прямо сейчас. – Некромант только самодовольно улыбнулся, лаская и вылизывая нежное чувствительное ухо, в то время как рука сосредоточенно направилась вниз, под ткань штанов. Юношу било крупной дрожью нервного и чувственного возбуждения, но он не издал ни звука.
Фрэнк оказался чересчур твёрдым и обжигающе-горячим. Проведя лишь несколько раз рукой, некромант понял, что тот на грани. Как бы ни хотел он отрываться от нежности мочки, терять так много ради этого он не собирался. Коснувшись искусанных губ мимолётным поцелуем, он переместил тело к ногам, рывком спустил кожу штанов и оголил стройные бёдра. Жадно всмотрелся в линии и изгибы возбуждённого чрезмерно вора, в его красивый, почти вишнёвый цвет. И, выдохнув, с наслаждением приоткрыл рот.
- О-о! – воскликнул юноша, не представляя, что с ним делают, лишь выгибаясь дугой и почти повисая на невидимой верёвке. Запястья начинали ныть, но это совершенно не волновало, в отличие от огненной влажности рта мужчины. Его не хватило надолго, его вообще не хватило ни на что, он был слишком чувствителен. Тело скрутило судорогой, и накопившееся в нём возбуждение выплёскивалось тугими размеренными толчками, принося покой и облегчение.
- Не только твоя кровь вкусна, - задумчиво протянул Джерард, облизываясь. – Ох, замолчи, - криво улыбнулся Фрэнк, не открывая глаз. Маг заинтересованно наблюдал, как рвано ходили его острые рёбра под кожей, стараясь восстановить сбившееся дыхание. Вор был так красив даже сейчас, что мужчина, с наслаждением прикрыв веки, сжал себя и начал гладить сквозь штаны.
- Отпусти меня, - прошептал Фрэнк. – Развяжи свои гхыровы верёвки!
Джерард удивлённо уставился на вора, а тот, в свою очередь, голодно уставился на руку, ласкающую кожу штанов. Едва воздушные путы слетели, как тот ловко перетёк в положение, оказываясь рядом с некромантом. Нежно целуя, облизывая влажные губы, он настойчиво отстранил руку мужчины, оставляя на её месте свою. – Позволь, я попробую так же, - прошептал он в приоткрытый рот, и прежде чем мужчина понял и ответил, юркие пальцы оказались под поясом штанов, уверенно стягивая их. Джерард с улыбкой наблюдал, с каким смущением Фрэнк рассматривает его, как медленно, но верно алеют его уши, прежде чем губы впервые смыкаются, доставляя небывалое удовольствие. Его неумелость распаляла, заставляя хватать за волосы и впиваться в затылок, направляя. Сначала вор боялся, но потом будто сорвался с цепи, и Джерард протянул немногим дольше, чем его мучитель, в глубине души смеясь над своей выдержкой. Рука сжалась в кулак, не давая голове двигаться, пока клубок живого огня внутри живота расплёскивал вокруг свои острые нити.
Когда перед ним возникло чуть сморщенное широкоскулое лицо, вблизи оказавшееся осыпанным мелкими еле заметными веснушками, Джерард улыбнулся, потому что вор кривился, размазывая по губам его семя.
- И нигхыра не вкусно, - тоном обиженного ребёнка сказал он, затем лукаво хмыкнул и приник к губам некроманта. Тот не был против. Ему было слишком хорошо, чтобы принимать во внимание столь мелкие шалости.
Чуть позже двое мужчин лежали под покрывалом совершенно обнажённые. Они оба устали и оба были счастливы от своей компании. Джерард нежно прижимался к точёной спине вора, с интересом слушая его ровное дыхание.
- Как ты нашёл меня? – вдруг спросил Фрэнк, чуть поворачивая голову. – Как ты находил каждый раз, что я убегал от тебя?
- Тебе так важно знать? – с улыбкой удивился некромант. – Что ж… Магия крови. Ты оставил свои перчатки после первой ночи, - мужчина выделил слово «первой», чтобы у вора не осталось иллюзий о том, что он думает обо всём, произошедшем тогда.
- Кто старое помянет, тому марь глаз выклюет, - скороговоркой ответил Фрэнк. – Что делает эта твоя магия крови? – он действительно заинтересовался и сейчас почти повернулся лицом к Джерарду, вглядываясь в его болотные глаза.
- Хм… - замялся некромант, решая, что стоит говорить, а что нет. – Это было направленное заклинание поиска, на владельца перчаток, и оно связало двух людей, позволяя им чувствовать друг друга и направление поиска, - обречённо выдал не привыкший к обману Джерард.
- Так вот что это было! – воскликнул вор радостно, а затем вдруг напрягся. – Ты сказал – связывает? То есть то, что между нами, всё-таки последствия заклинания? – его глаза начинали опасно блестеть, что маг забеспокоился: сейчас Фрэнк вытащит очередную наточенную звезду невесть откуда и лишит его какой-нибудь важной части тела. Поэтому поторопился с ответом:
- Заклинание действует лишь до смерти. А я умер в каком-то роде тогда, будь уверен. Так что – нет. Это не заклинание. Но это «что-то» определённо есть.
- О чём ты? – заинтересованно спросил Фрэнк, и тогда некромант прошептал несколько слов и провёл перед его глазами рукой. И мир заиграл совсем иными, незнакомыми красками, поддаваясь другому, магическому зрению.
- Видишь? Тихо проговорил Джерард, прижимая руку к груди Фрэнка, поглаживая место чуть ниже сосков. – Милостивый Двуликий! - снова воскликнул юноша, также поглаживая ладонью посередине и чуть ниже груди мужчины. – Что это?!
Между ними, туго и пульсирующе извиваясь, исходил всеми оттенками алого странный живой канат, начинающийся прямо из груди Фрэнка и утопающий между сосками Джерарда. Или наоборот, смотря с какой стороны смотреть.
- Это «нечто», Фрэнки, - улыбнувшись, ответил некромант. – Я не отвечу точнее, потому что вижу подобное впервые.
- И оно не порвётся? – с трепетом поглаживая натянутые нити между ними, продолжал спрашивать вор. Заклинание магического зрения развеивалось, и краски тускнели, заставляя сердце юноши сжиматься. Хотя, о чём грустить? Даже если он не видит этого, то чувствует – определённо. Каждой клеточкой души.
- Уверен, что нет, - улыбаясь, сказал некромант. – Спи, воришка.
Но отдохнуть им не удалось. Пролежав совсем недолго, Джерард понял, что мало. Слишком мало всего. Поэтому, чувствуя нарастающую волну вновь поднимающегося возбуждения, вдыхал терпкий запах пота от тела Фрэнка, всё сильнее вжимаясь в его ягодицы, постанывая от удовольствия. Он не хотел будить вора, но ничего не мог с собой поделать.
- Сделай это, - вдруг настойчиво прошептал юноша, ловя одну из рук некроманта. – Просто сделай это, я хочу тебя не меньше, - сказал он, укладывая безвольную ладонь на свой обжигающе-затвердевший пах.
И мужчина, срывая все границы и печати, с рычанием разворачивал его на живот, всем телом нависая сверху, грубовато исследовал спину, вылизывал ложбинку между лопатками, спускаясь всё ниже и ниже. И Фрэнку становилось безумно стыдно, и он зарывался лицом в подушку, лишая себя воздуха, и не мог произнести ни слова, в агонии желания позволяя своим бёдрам приподниматься всё выше над выгнутой напряжённой спиной. И когда Джерард, такой осторожный, но слишком настойчивый, начал действовать, его крик потонул в перьях, которыми была набита подушка, а потом боль вдруг резко и безвозвратно ушла, едва маг прошептал несколько неразборчивых слов, теряющихся в жарких его стонах. И опьянённый, укачанный в сладких волнах вор забывался, почти терял сознание от нового, очередного яркого края, к которому его подводили уверенные, размашистые движения некроманта. Но и после того, как сверху на него упало измождённое и горячее тело, Фрэнк не был готов закончить. Он только начал осознавать, что же дарит ему этот мужчина с молочно-белой кожей и тёмным разлётом бровей. И он переворачивался, уверенно скидывая Джерарда с себя, и после небольшого отдыха начинал со всей страстью целовать его глаза, кусать мочки, оставлять тёмные следы на шее и ниже, меж острыми ключицами. И маг снова заводился, со стоном наблюдая, как вор осёдлывает его бёдра и медленно опускается сверху, не отводя глаз и не освобождая закушенной так чувственно губы…
Они утомились лишь тогда, когда третьи петухи прошлись над Властоком, оповещая о наступлении нового дня. Джерард уснул мёртвым сном на сбитых, всклокоченных простынях, в объятиях своего вора, улыбающегося так устало и безмерно счастливо.
****
Я открыл глаза, понимая, что мои губы до сих пор кривятся в улыбке блаженства. Ночь была настолько невероятно сладкой, что тело теперь ломило от чувственного опустошения. Я провёл рукой по ещё влажным простыням и тут же понял, что Фрэнка нет. Я знал, что так будет, ещё вчера. Я ожидал, что всё закончится подобным образом. Но реальность оказалась больнее теоретических предположений.
Солнце ярко вбивало лучи в открытое окно, заставляя глаза щуриться. До моих ушей доносился разноголосый шум проснувшегося портового городка. Я знал, что он ушёл задолго до рассвета, и был безмерно благодарен Фрэнку за отсутствие прощания. Терпеть не могу прощаться. Повернув голову, обнаружил желтоватый лист, прикрепленный к спинке кровати отточенной стальной звездой. Рванув его, стал жадно глотать знакомый уверенный почерк.
«Спасибо за всё, мой Чёрный Крысолов с самым светлым сердцем.
Я оставил то, что украл, в сумке у кровати. Прости, что доставил столько проблем. Если тебе интересно, в моих кражах не было ничего такого: ни злого умысла, ни обычного смысла. Мне просто было любопытно, что произойдёт, если я украду ту или иную вещь».
Я с лёгкой улыбкой нагнулся и подхватил сумку с пола, перетрясая содержимое. Вор не врал, всё: от драной парадной мантии до легендарного парика, - оказалось на месте.
Отложив лист, я сосредоточился, плавно и нежно двинул кистями, читая заклятие. Меж моих пальцев заплясали тонкие огненные нити, сплетая странное существо, похожее на небольшую птицу. Такую же необычную, как и те, что жили на животе вора.
Прошептав созданию несколько слов, я резко дунул, и посланник выпорхнул в окно. Я следил за ним с нежностью до тех пор, пока от яркости не заболели глаза. И только тогда почувствовал тухлый тошнотворный душок, ползущий от моей сумы. С ужасом вспомнив о полотенце и его содержимом, которое от бешеной скачки, вероятно, равномерно распределилось по всему внутреннему пространству, негромко взвыл, произнося лишь одно слово: "Магистерская!.."
****
Вор не сразу понял, что происходит, но почувствовал приближение чего-то, приникнув к левому борту крутобокой хекки. Вглядывался в синие волны, но Власток давно скрылся за горизонтом, затирая очертания прошлой жизни. Мерцание усиливалось, как и трепет Фрэнка. И вот небольшая огненная птичка была уже различима. Вор тянул к ней руки, но она не обратила на них никакого внимания, с высоты падая прямо на лицо, растекаясь по нему, опаляя жаром многочисленных поцелуев, разбрызгиваясь томным шёпотом:
«Удачи во всех твоих начинаниях, мой любимый вор. И возвращайся. Обязательно возвращайся, когда поймёшь, что пора. А я просто буду ждать».
_________________________
*чёртова рыжая ведьма (тролл.)
**гномий тоннель, прорубленный прямо в толще горы, соединяющий большой торговый тракт с прибрежным портовым городком Властоком.
***ароматная тонизирующая восточная колючка
Часть 16. Эпилог
|
