Ты берешь меня за волосы и оттягиваешь назад. Ты целуешь меня крепко, горячо, развязно, даже немного по-хамски. Полуоткрытые сухие губы впиваются в мои обветренные, мокрый теплый язык проскальзывает между моих зубов и двигается вверх по небу. Сучка, фрик, шлюха. Нет, на самом деле нет. На самом деле я нежно тебя люблю. Да-да, сейчас все, что от тебя осталось - высохшая сперма на ковре, оставленная прерывистой неровной дорожкой, недокуренная сигарета и запах твоего пота на моей коже. Я знаю, что ты уже где-то в автобусе далеко отсюда, может быть, читаешь книгу, лениво облокотившись на грязное стекло, чехол с гитарой за спиной, а на губе - то и дело сочащаяся кровь из порванного мной прокола, капли которой ты нервно размазываешь языком. Все думают, я такой весь из себя стеснительный. Ну конечно... Продюссер велел мне быть таким. Имидж, знаете ли. С тех пор как я к вам присоединился, это мой стиль - анорексичный стеснительный неулыбающийся мальчик с растрепанными волосами, в смешных квадратных очках. Но ты-то знаешь, что я вовсе не такой. Для тебя, видимо, это было сюрпизом, когда на нашу третью репетицию я вставлял тебе по самые гланды, наклонял тебя под правильный угол, чтобы не дай бог не задеть то, что заставляет тебя хныкать, как пятилетнюю девчонку. Ты мне так и сказал: "Я не думал, что ты...". Сделав вид, что пропустил слова мимо ушей, я натянул боксеры и штаны и вышел из каморки со швабрами, ведрами и еще какой-то дребеденью. У басистов всегда большой член, Фрэнки. Я тогда и не догадывался, что это будет для тебя так вдохновляюще. Когда ты через полгода совместной деятельности выдал нам, что бисексуален, когда в глазах моего братца заплясали маленькие чертики, я промолчал. Сейчас он спросит тебя что-нибудь вроде "Где ты порвал губу, Фрэнки?", погладит по волосам и нежно поцелует. Ты смущенно улыбнешься и скажешь что зацепился за подушку. Умный, наивный, и безнадежно влюбленный в тебя Джи чмокнет тебя в нос, а ты поспешишь в душ, чтобы смыть с себя частички моей кожи. Мы и дальше будем так развлекаться, я уверен. Я позволяю Джерарду целовать тебя на концертах, ты позволяешь мне отсасывать у тебя за его спиной. Это своего рода игра, которую мы с тобой ведем. Правда, Фрэнки? Наша тайная страсть, о которой никто никогда не узнает. Нет, нет, еще раз нет. Маленький секретик, скелет в шкафу. Для моего брата я останусь маленьким безнадежным Майки, я буду сидеть рядом с ним и всхлипывать, нести какую-то чушь в ответ на «Ну все будет хорошо, найдешь ты себе кого-нибудь…», потом поглаживать его по бедру, поднимаясь все выше. Ты будешь делать то же самое в другой день. Ты знаешь, что я трахаю своего брата, я знаю, что ты его трахаешь тоже. Только он один думает, что у него есть секрет, что он обвел всех вокруг своего большого болта. Наивный, господи, какой наивный у нас с тобой Джерард, неправда ли, Фрэнки? Посмеемся над ним вместе. Посмеемся над этим втихаря, когда нам будет уже за тридцать, посмеемся, когда нам будет за сорок. Посмеемся, когда у нас будут жены и дети, посмеемся, когда будем отмечать первую полученную пенсию, мы будем смеяться снова и снова, перемигиваться за Рождественским ужином, на День независимости, я буду гладить твою ногу под столом, а ты закатывать глаза и нервно смеяться над шутками жены. Но ты ни за что, никогда на свете не отстранишься от меня. Никогда.