Это было странно и непривычно - пробираться в прежде гостеприимный, наполненный живыми запахами и людскими голосами дом под покровом ночи, таясь, словно воры.
Джерард решил не зажигать свечей, чтобы не привлекать лишнего внимания, и хоть Фрэнк вполне поддерживал это решение, находиться внутри шато баронессы после всего случившегося в сумраке, разбавляемом скудным ночным светом, льющимся из окон, было жутковато.
Мебель, хрустальные люстры и зеркала, обёрнутые белой материей, казались призраками из прошлого, наполнившими дом в отсутствие законных хозяев. Но они были слишком реальны и недвижны, заставляя белыми своими силуэтами что-то сжиматься внутри груди у обоих мужчин.
- Словно в склепе, - тихо проговорил Фрэнк, поёжившись, пока они с Джерардом шли по длинному полупустому залу в сторону кухни. Их шаги отдавались приглушённым эхом, отражаясь от высоких стен и вычурного потолка.
- Ты прав, - подтвердил мужчина, притягивая юношу ближе к себе. - Довольно неуютно. Но нам нужно перекусить хоть чем-нибудь и отдохнуть. А завтра, утром… я обещаю - всё изменится. Будет светить солнце, и… всё будет по-другому.
Фрэнк только устало кивнул, приникая носом к пахнущей дорожной пылью шее мужчины.
На просторной кухне было пусто, и на всём лежал лёгкий отпечаток запустения, успевший осесть из воздуха за прошедшие после отъезда пару недель. Им всё же пришлось зажечь небольшой, найденный в ящике, огарок свечи, чтобы отыскать на полу небольшое колечко люка, ведущего в погреб.
- Посмотри-ка, мой мальчик, - бодро донёсся из глубин почти неосвещаемой темноты голос Джерарда. Фрэнк склонился ниже и увидел подсвеченные неверным огоньком съестные припасы. Рука мужчины странно нелепо заканчивалась в том месте, где светлый желтоватый ореол резко переходил во тьму. - А у нас не всё так плохо! Внизу прохладно, и тут несколько кругов сыра, чёрный хлеб и даже пара вяленых бараньих окороков на крючках. Ох уж эта Шарлотта… Никогда не перестану поражаться женской дальновидности.
Подав юноше круг сыра, несколько уже порезанных и зачерствевших ломтей хлеба и бутыль вина, Джерард выбрался из погребка. Мяса не хотелось никому. Неторопливо, едва удерживая в руках свой убогий скарб и продукты, они поднялись наверх, в покои Джерарда.
Отсюда так же дохнуло запустением, едва они открыли двери. Но балкон, выходящий окнами на розовый сад, был тут же распахнут, белые простыни сброшены, и комната, такая отчуждённо-холодная, словно ожила.
Наскоро глотнув вина прямо из бутылки и съев кусок твёрдого сыра, Джерард оставил Фрэнка, чтобы подойти к высокому окну с конвертом в руках. Тем самым конвертом, что передала ему королева словно десятилетие назад. Мужчина вздрогнул. Время, так сильно ужатое, смотанное в тугой клубок, испещренное множественными узелками событий, оказалось так смехотворно коротко! Еще сегодня, ещё сегодня утром она была жива… А сейчас… Нет ни её, ни Маргарет, ни Поля. А они скрываются, точно крысы, бегущие с пробитого вражескими ядрами корабля, забираясь на мачты, карабкаясь буквально по головам… Так дико, так больно, так нереально… Джерард тяжело вздохнул, поёжившись. Шершавый конверт грел пальцы. Что же там, внутри?
- Что там, Джерард? - повторил его мысли юноша. Он не подходил, сидя у письменного столика и насыщаясь. Но в голосе сквозила тревога и заинтересованность. - Это те самые бумаги, что ты искал наверху у себя?
- Да, это они, - тихо ответил мужчина. - Я и сам не знаю, что это…
Тихо надорвав край пухлого конверта, Джерард достал свернутые листы и стал вглядываться в них, насколько позволяло скудное лунное освещение.
- О Господи… - прошептал он чуть погодя, прошуршав по очереди каждым, ластящимся к пальцам листом. - Господи…
Фрэнк вздрогнул и тут же соскочил с мягкого позолоченного стула, направляясь к мужчине.
- Ты плачешь? - неуверенно спросил он, потому что Джерард, бегая зрачками по строчкам в который раз, сам не осознавал того, что по его щекам медленно катилась пара скудных солёных капель. - Что там? - взволнованно повторил свой вопрос Фрэнк, вытирая кончиками пальцев слёзы любимого и готовясь буквально выхватить бумаги, если тот не покажет их сам.
Мужчина лишь молчаливо передал ему листы и, прошептав: «Это невероятно…», - приник к горлышку тёмно-зелёной бутыли, намереваясь, кажется, опустошить её.
Бумаг оказалось три. Первая, с самой плотной тиснёной поверхностью, была заверена несколькими инстанциями и оканчивалась красивым витиеватым росчерком самой покойной королевы.
«Сим постановлением подтверждаю дарственную на поместье Mandarino, находящееся в южных предместьях Валенсии, Испания, окончательной и обжалованию не подлежащей. Новым безраздельным владельцем поместья назначается Джерард Артур Уэй, подданный испанской короны, с передачей ему всех необходимых прав, обязательств и привилегий. Поместье переходит в его полное пожизненное пользование со всеми прилегающими территориями, садами и слугами».
Фрэнк сглотнул. Подданный испанской короны?.. Ниже стояла дата и многочисленные витиеватые подписи и вензеля.
Он отложил прочитанный лист под низ, и перед его глазами предстала столь же плотная, но меньшего размера бумага с меньшим количеством заверительных подписей. Так же на ней не было королевского росчерка. Текст повторялся на французском и испанском языках.
Ноги перестали крепко держать юношу, и он попятился, пока не упёрся икрами в край постели и грузно не осел на мягкое ложе. Он пробегал и пробегал глазами эти две строчки, в которых, казалось, билась и звенела вся его будущая жизнь. «Фрэнк Уэй… Фрэнк Уэй…» Его сердце стучало в висках невыразимо быстро, и юноша никак не мог определиться, что же он ощущает на самом деле. Он был настолько шокирован, что не заметил, как рядом прогнулись пружины, и Джерард сел около него на кровать, притягивая к себе за талию и зарываясь губами в растрёпанные волосы.
- Даже обречённой на смерть, она не забыла обещаний, данных мне, - прошептал он в непослушные пряди. - Теперь ты носишь мою фамилию, мальчик. И только тебе выбирать, считать себя моим супругом или же братом. Какой грех тебе больше по душе, Фрэнки? Мужеложства или же кровосмешения? - Джерард усмехнулся, вдыхая запах дорожной пыли, будто запутавшейся в волосах юноши. Выпитое вино разгоняло его кровь, путая мысли и безумно утяжеляя веки. Щёки мужчины играли румянцем, и он чувствовал сполна, что на сегодня с них хватит.
По телу юноши под его рукой пробежала волна дрожи. Он сумбурно отложил листы и повернулся к Джерарду, обхватывая ладонями его скулу и затылок, запуская пальцы в волосы. Его лицо, ещё бледное от потрясений, было мокрым на щеках. Фрэнк прижался лбом ко лбу мужчины, словно пытаясь заглянуть как можно глубже, в самую суть его души.
- Мне всё равно, - прошептал он, разлепляя пересохшие от волнения губы. - Я согласен пройти все грехи и все круги ада об руку с тобой…
Джерард не стал дожидаться окончания и настойчиво, влажно обхватил несытыми губами губы своего мальчика. Руки заскользили по его спине, а пальцы Фрэнка впились в затылок, не позволяя отстраниться ни на чуть.
Они никогда прежде не целовались так. В нынешнем поцелуе не было обжигающей страсти, которая заставляла кровь бурлить в венах, яро приливая к паху. В их требовательных ласках языков читалось утверждение того, что они принадлежат друг другу, теперь - нераздельно. Обещание чего-то большего, чего-то, что прорастало в ширь и глубь времени, не зацикливаясь в данном моменте. Оно грело и дышало надеждой, заставляя тревоги отступать. И Джерард расслаблялся, отпускал своё угнездившееся внутри нервенное состояние, падая в сладкую, такую уютную и родную темноту.
****
Поздним солнечным утром их разбудили не столько яркие лучи, проникающие в окна, сколько странный шум - множественные весёлые голоса, стуки, лошадиное ржание. Всё это единым потоком вливалось через распахнутую балконную дверь, как и умопомрачительный запах цветущих роз.
Фрэнк неторопливо раскрыл спутавшиеся от долгого сна ресницы и попытался понять, где он находится и что происходит. Одна его рука затекла, и, повернув голову, юноша увидел мирно спящего на ней Джерарда, настолько невинно-юного во сне, что защекотало под рёбрами.
Мягко высвободившись от тяжести его тёплого тела, он оставил на занавешенном тёмными прядями лбу поцелуй и неторопливо поднялся с нерасправленного ложа, на котором они уснули одетыми вчера. Фрэнк опасливо подошёл к балкону в надежде понять, что это за странный шум с улицы разбудил его. За спиной заворочался Джерард, но юноша не мог оторвать взгляд от развернувшегося на поляне под дубом, у которого он прощался с Люцианом, действа.
Яркие разношёрстные фургоны, запряжённые разномастными лошадьми, выстраивались в неровный круг. Те, что уже заняли своё место, распрягались, лошадей сгоняли в сторону, создавая небольшой табун. Множество людей - невозможно ярких, словно летние цветы, сновали между фургонами и гортанно переговаривались и смеялись, неподалёку с визгами играли в чехарду беззаботные дети самых разных возрастов. Цветастые платки на женщинах и красочные рубахи на мужчинах создавали некий образ праздничного карнавала, что странным образом очутился прямо под окнами поместья баронессы.
- Доброе утро, душа моя, - хрипло проговорил мужчина с кровати и тут же закашлялся, пытаясь расправиться с утренней хрипотой. - Что там?
Фрэнк обернулся и улыбка тут же коснулась его губ. Растрёпанный, немного припухший, со следами от ткани на щеках Джерард с утра - это самое невозможное и потрясающее зрелище, которое только можно желать для удачного начала дня.
- Доброе утро, - нежно сказал Фрэнк. - Это цыгане, я думаю.
- Цыгане? - Джерард удивлённо подобрался и встал с кровати, подходя к юноше и притягивая его к себе, устремляя взор за пределы балкона. - Ты прав… Это табор Ромэна, - уверенно сказал он, вглядываясь в то, как люди споро и складно устанавливали лагерь. - Не думал, что они бывают тут в это летнее время. Обычно на лето они уходят в сторону Чехословакии.
- Ты знаком с цыганами? - поразился Фрэнк, задевая виском щетинистую щёку мужчины.
- Это - старые друзья Шарлотты. Я не вдавался в подробности, что за история связывает баронессу и Ромэна, по сути, это не моё дело. Но я и сам помог ему с одним очень каверзным вопросом лет семь назад. С тех пор мы хорошо общаемся и даже считаемся побратимами. А у цыган это не просто звук, - закончил Джерард, сильнее прижимая спину Фрэнка к своей груди. - Я спущусь и найду Ромэна, поговорю с ним. Возможно, он поможет нам проехать какое-то расстояние вместе с его табором по французским землям, не попадаясь никому на глаза. Это было бы просто идеальным вариантом, любовь моя, - он крепко поцеловал юношу в затылок.
- Я люблю тебя, Джерард, - тихо и грустно сказал Фрэнк, невидящими глазами всматриваясь вдаль, в перерезанную белыми облаками синеву неба.
- Чувствую себя таким живым сейчас, - помедлив, произнёс мужчина. - Словно какая-то часть меня, что тянула и утяжеляла, осыпалась с плеч, умерла. Зато оставшийся «я» ожил и встрепенулся. Такое странное ощущение…
- И я его очень хорошо понимаю, - согласился Фрэнк.
Они ещё недолго постояли, просыпаясь в объятиях друг друга, а затем спустились вниз, чтобы умыться и разжечь печь. В многочисленных кухонных баночках нашлись зерна кофе и медная кофемолка, и сейчас, пока Джерард нес воду для кофейника, Фрэнк перемалывал зёрна. Непередаваемо бодрящий аромат медленно, но верно заполнял собой кухню, и губы Фрэнка, до этого отчего-то сжатые в плотную линию, наконец, расслабились. Он старался не думать ни о чём, ощущая себя щепкой, брошенной в бурный поток. Он мог так мало, но то, что мог, собирался выполнять так хорошо, как только было возможно в сложившейся ситуации. Он ощущал обязанность быть рядом с Джерардом. Стоять о его правую руку, быть помощником, сообщником, апостолом.
Его возлюбленным.
****
- Ромэн! - воскликнул Джерард, замечая, наконец, у одного из фургонов крепко сбитого невысокого мужчину в ярко-алой рубахе и свободных суконных штанах. Тот, не ожидая увидеть старинного друга, очень удивился, а затем пришёл в неописуемый и почти дикий восторг. Оставив все дела, цыган бросился к нему, распахивая объятия и сияя улыбкой. Его смоляные кудри весело подпрыгивали от широких шагов, а лицо пылало искренней радостью, здоровьем и жизненной силой.
- Месье Джерард! - прогремел он в самое ухо, по-медвежьи сжимая мужчину сильными руками, и тот обнял его в ответ, широко улыбаясь.
- Я каждый раз прошу тебя обходиться без месье, а ты снова за своё… - вздохнул Джерард, отстраняясь и заглядывая в тёмно-карие, почти чёрные глаза.
- Разве я, простой цыган, могу обходиться без месье, обращаясь к самому тайному советнику королевы Франции? - хохотнул Ромэн, ослабляя хватку.
Джерард неуловимо быстро помрачнел, вызывая недоумение на лице смуглощёкого мужчины.
- Я больше не советник, - тихо ответил он. - И королевы… больше нет. Да здравствует республика? - потерянно произнёс Джерард.
Руки Ромэна медленно отпустили его плечи, а весь вид цыгана выражал растерянность. Он помолчал, но, не дождавшись от друга больше ни слова, сказал сам:
- Мы идём из Бельгии, со стороны Лиля. Мои люди, конечно, слышали о беспорядках, но что Её Величество Мариэтту уже казнили… - он осёкся, видя, как перекосилось лицо Джерарда. - Прости, я не знал.
В растерянности Ромен пробыл ещё некоторое время, а затем, упорно зацепив друга за локоть, потащил в сторону самого большого и ярко занавешенного фургона.
- Пойдём-ка, Джерард. Посидим, выпьем бургундского. И ты всё мне расскажешь, как на духу, а я помолчу да послушаю. Год ведь тебя не видел, старый ты пройдоха, - бодро шагая, говорил мужчина, хотя даже свиду казался старше спутника лет на пятнадцать.
****
Фрэнк не пошёл с Джерардом, когда тот отправился на поиски Ромэна. Он остро ощутил, что тот должен поговорить с кем-то, помимо него самого. Тем более, обсуждать любые вопросы в присутствие кого-то третьего всегда более неловко, чем тет-а-тет. А Фрэнк был очень хорошо воспитан. У него был лучший учитель из всех возможных.
Достав из библиотеки баронессы небольшой лёгкий роман, он запасся бутылкой вина, сладкими сухарями и отправился на улицу, в беседку. Юноша окунулся в чтение так глубоко, словно убегал от реальности. Собственно, отчасти так и было. Он старался занять свою голову чем угодно, только не воспоминаниями о вчерашнем жутком дне. Очнулся он от того, что его окликали. Вина осталось меньше половины, а сухари - те давно закончились.
- Месье Фрэнк, - две молоденькие цыганки переминались недалеко от беседки, не рискуя приблизиться к ушедшему в себя юноше. Сколько раз они позвали его, прежде чем он услышал? - Мы от месье Джерарда и месье Ромэна, - белозубо улыбнулись девушки, когда поняли - на них наконец обращено достаточно внимания. - Нам сказано, что вы проводите нас в погреб, чтобы мы могли взять оттуда припасы. Сегодня будет праздник в честь встречи с вами, и мы приготовим самые вкусные блюда.
Фрэнк молчаливо кивнул и, оставив книгу и бутыль на лавочке в беседке, пошёл в сторону входа в поместье, приглашая цыганок следовать за ним. Девушкам пришлось ходить от погреба до табора около пяти раз, но юноша не мог заставить себя помочь им. Он лишь доставал и упаковывал овощи, сыры, мясо и вино, чтобы те могли удобно донести припасы до табора. Он не мог. Пока что не мог и не хотел снова видеть людей - таких живых, ярких, наполненных жизнью, как эти черноволосые цыганки с бровями, точно два угольных росчерка. Их глаза горели, они смеялись и переговаривались на плохо понятном гортанном наречии, вызывая у юноши желание подняться наверх и запереться в покоях, закрыв окна портьерами. Он ещё не пришёл в себя достаточно для подобного общества.
****
- Вот как, друг мой, вот как, - сетовал Ромэн, когда Джерард, распивший с ним на пару уже вторую бутыль, закончил своё трагичное повествование и уныло смолк. - Ты ведь знаешь, что мой табор - твой дом, Джерард, - сказал он, хлопнув чуть осоловевшего и опустошённого друга по плечу. - И нет никакого вопроса в том, чтобы помочь вам с твоим мальчиком проехать столько, сколько вы пожелаете. Только загвоздка в том, что сейчас мы направляемся в сторону Лиона, а затем - в Турин, в Италию. В этот раз у нас немного другие маршруты, и я не могу поменять их - мои люди не одобрят этот шаг, - грустно признался мужчина.
- О чём ты, Ромэн? - удивился Джерард. - Я и не чаял, что можно ехать с вами до самого Лиона, - сказал он, сжимая пальцами плечо цыгана. Несмотря на бодрость того, в чёрных, как вороново крыло, волосах проглядывали ниточки седины. - А там и до Пиренеев рукой подать, - оживился Джерард. - Андорра, и да здравствует Испания!
Ромэн улыбнулся, видя, как снова загорелись, пусть отчасти и под влиянием алкоголя, глаза друга.
- Это долгий путь, Джерард, - кивнул он, - но я уверен, у вас всё получится. Я бы сам не стал заезжать во Францию со всеми этими событиями, да обещался Шарлотте быть у неё летом. А оно вон как получилось… - задумался мужчина, а потом словно посветлел лицом: - А у меня наоборот радость, друг! Лейла моя, вертихвостка, что учудила! Совсем ещё девчонка ведь, я уж и не чаял, что она остепенится. А Бог по другому рассудил, - улыбнулся он, потирая рукой тёмный от щетины подбородок. - Понесла она с того бала, на который я её сдуру отпустил весной. Ходит теперь важная такая, животом вперёд. Старухи наши отговаривали её, мол, зачем ей этот ребёнок? Ведь любой парень табора на неё, словно голодный волк смотрит, только что не облизывается. Выбрала бы себе по сердцу да обвенчалась. Так нет же - упёрлась рогом, словно дикая козлица! «Мой, - говорит, - сын, и идите все к чёрту, не думаю от ребёнка избавляться. Он будет расти, а я буду помнить». И ни слова больше из неё не вытянул никто, даже мать. Ну а мы что? Помялись-помялись, да и оставили в покое. У нас к детям - ты знаешь - отношение простое. Все наши, в обиду не дадим. Да и не важно, от кого. Просто… не ожидал я от неё, понимаешь?
Мужчина ухмыльнулся, смотря куда-то на носки своих поношенных сапог, а Джерард забыл, как дышать. Неужели?.. Все мысли в голове снова перепутались, лишь одна стучала серебряным молоточком: Фрэнк не должен узнать. Он не позволит своему мальчику переживать ещё и об этом. Как же всё невозможно странно складывается… А может, наоборот - всё к лучшему? Ведь оставить после себя потомков не так уж и плохо?
- Я рад за тебя, Ромэн, - сказал он, наконец, кривовато улыбнувшись мужчине, что уже какое-то время искоса наблюдал за ним. - Так неожиданно… Благостная весть. Дедом станешь, - и Ромэн басовито расхохотался, ударяя себя по коленям.
- Так и я о чём, Джерард. Представляешь? Дедом!
Они говорили ещё недолго, и не было больше печальных тем меж ними. Минуло обеденное время, когда они, наконец, решили разойтись.
- Ромэн, - тихим и странным голосом вдруг позвал мужчина, и цыган, собравшийся было уйти заниматься делами табора, обернулся. - Ты помнишь… учил меня? - Джерард смотрел вниз, чувствуя, что его язык заплетается.
- Ты… об этом? - Ромэн вскинул бровь в удивлении. - Конечно помню, друг мой.
- Ты ещё… занимаешься этим? - каждое слово давалось с трудом, но Джерард нашёл в себе силы поднять глаза. В конце концов, он давно не мальчик, а Ромэн - единственный, к кому он мог обратиться.
- Конечно, - негромко и серьёзно ответил цыган. - В каждом городке покрупнее хватает клиентов. И если тебе нужно…
- Мне нужно, - сухо и уверенно припечатал Джерард, облизывая мигом пересохшие губы и на мгновение прикрывая глаза, чтобы унять непонятно откуда взявшиеся слёзы и жгучую боль в груди. - Ты даже представить не можешь, насколько мне нужно сейчас…
- Вечером, во время праздника,- только и кивнул в ответ Ромэн, разворачиваясь и уходя в сторону других фургонов.
****
Костры, точно дикие алые цветы, расцветали в ночи: и тут, и там по всей поляне собирались группами люди в ярких одеждах. Они играли на скрипках и гармониках, пели песни, а девушки исполняли неподражаемые в своей неистовости и эротичности танцы, стелясь цветастыми юбками по изумрудной траве, изгибаясь и натягиваясь, точно тетива лука, и на их глубоких декольте играли по смуглой коже кровавые отблески костров.
Фрэнк пришёл сюда вместе с Джерардом некоторое время назад, и они ели предложенные острые кушанья, запивая горячим вином, и старались наслаждаться этой вакханалией жизни. Ранним утром табору предстояло сняться с места и продолжить путь, увозя с собой двух мужчин, но сейчас никто и не вспоминал об этом. Чего нельзя было отнять у цыган - так этого болезненного, всепоглощающего желания жить, жить каждым днём, так, чтобы вдыхаемый воздух разламывал рёбра, а губы саднили от непрекращающихся поцелуев. И в какой-то момент Фрэнк, будучи немного опьянённым, так увлёкся красочной цветастой круговертью, что не заметил, как Джерард покинул его.
Доев похлёбку и мясо, допив вино, он оставил посуду у одного из фургонов и отправился на поиски мужчины. Он не мог бы сказать, сколько прошло времени без него, но не сетовал на Джерарда. Они теперь вместе, и ничто не в состоянии изменить этого.
- Месье Фрэнк? - его окликнули из темноты меж двух повозок. - Месье Фрэнк, я искал вас, - оттуда выступил крепкий черноволосый цыган, и юноша сразу узнал в нём представленного ему ещё засветло Ромэна, главного из них.
- Ромэн, вы не видели Джерарда? - спросил Фрэнк с облегчением, подходя ближе. Если кто-то и мог хоть что-либо знать, то это он.
- Как раз об этом я и хотел поговорить, - странно замялся он. - Видите ли…
- Мне было бы уютнее, если бы вы говорили со мной на ты, - перебил его Фрэнк.
Ромэн улыбнулся и, кажется, расслабился.
- Я знаю Джерарда очень давно, - сказал он. - И он очень непростой человек. Крайне ранимый, если знать его суть, но при этом постоянно взваливающий на себя слишком многое.
- К чему вы клоните? - Фрэнк старался, чтобы его голос звучал уверенно и спокойно, но внутренне начал волноваться.
- Порой ему нужно нечто особенное, - просто ответил цыган, поглядывая куда-то вбок, на большой тёмный фургон, стоящий поодаль. - И я научил его этому. Он безупречный исполнитель, но иногда этого становится мало.
- Я не понимаю, - тихо и взволнованно ответил Фрэнк.
- Из того, что рассказал мне Джерард, я понял, что ты слишком дорог ему. Поэтому теперь я не могу сделать то, о чём он меня попросил. Это должен будешь сделать ты, мальчик, - цыган вздохнул и провёл пальцами по подбородку.
- Да о чём вы, чёрт вас побери? - Фрэнк взъярился, понимая, что его терпению приходит конец. - Где Джерард?
- Он там, - спокойно ответил мужчина, кивая в сторону большого фургона. - Иди к нему, - и, развернувшись, Ромэн хотел уйти, как вдруг кинул опешившему Фрэнку: - И, что бы ни случилось, - будь смелым и не сомневайся. Сомнения в этом деле - самая грубая ошибка.
Цыган ушёл, оставив юношу в недоумении и с бешено колотящимся сердцем. Совладав с волнением, он всё же заставил себя идти в сторону огромного фургона. Сколько же требуется лошадей, чтобы тащить его?
Поднявшись по приставной лестнице, он, помедлив, дёрнул дверь. Та оказалась закрыта, но в скважине торчал ключ. Щёлкнув замком, юноша совладал с дверью и попал, наконец, внутрь.
Увиденное поразило его до самой глубины души.
Тёмные, почти чёрные от старости и копоти деревянные стены были сплошь увешаны плетями, плётками, различными приспособлениями, которые раньше Фрэнк видел только мельком на конюшне. Которые с дрожью и посасыванием под ложечкой воображал себе, читая по ночам переписанную от руки книгу маркиза де Сада. Вдоль стены стоял узкий длинный стол, и металлические предметы на нём, любовно уложенные в ряд, тускло поблёскивали в свете огней четырёх толстых свечей в грубых настенных подсвечниках. В дальнем краю, заставив Фрэнка смутиться воспоминанием, лежали разного размера и материала предметы, отчётливо напоминающие мужские фаллосы.
Всё это убранство странной передвижной комнаты наказаний пронеслось перед его взором всего за секунды, заставляя жар прилить к щекам и обжечь пах, когда он, наконец, смог сконцентрироваться.
От противоположной стены раздался полный мольбы стон. Там, привязанный запястьями к кольцам в потолке кожаными ремнями, с ногами, широко разведёнными и зафиксированными у колец в полу, стоял дрожащий, ожидающий своей участи человек с чёрной повязкой на глазах. Эту бледность кожи и разлёт плеч, родинку на левой ягодице Фрэнк узнал бы из тысячи, из сотни тысяч похожих…
Юношу охватило непередаваемое волнение от этого зрелища. Джерард был настолько открытым, смиренным и жаждущим, что на Фрэнка напало оцепенение. Эта его «слабая» сторона была слишком неожиданна для юноши. Неизвестно, сколько бы он простоял так, лаская глазами молочно-белую кожу спины, крепкие, с напряжёнными мышцами, сжатые ягодицы, упругие бёдра мужчины, как вдруг его вышибли из сладких раздумий.
- Господи, прошу, скорее же… - болезненно простонал мужчина, дёргая напряжёнными руками над головой, от чего кольцо в потолке скрипнуло. И Фрэнк вдруг понял - тот был на грани срыва. Возбуждённый одним лишь ожиданием и умоляющий, Джерард стоял сейчас перед ним, а юноша медлил, сомневаясь…
«И, что бы ни случилось, - будь смелым и не сомневайся. Сомнения в этом деле - самая грубая ошибка…» - пронеслось в сознании Фрэнка, и тот словно нырнул в омут с головой, сметаемый обжигающей волной предвкушающего мандража. Рука сама потянулась к красивой витой кожаной плети, висящей неподалёку на стене, и он, глубоко вдохнув и на мгновение прикрыв глаза, направился к своему возлюбленному.
Ааааааааааааааааааааааааааааааааааа! Такой контраст! Это было неожиданно. Эта глава прям как бальзамчик на израненное сердце после 30-ой главы. Сеньор Фрэнк Энтони Уэй...................... О. Мой. Бог. У меня слов нет. Просто. Просто. ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА! Это так... Это так, я не знаю, как, но меня очень колбасит от этого. Сначала я испугалась, что Джерарда с Фрэнком в шато баронессы обнаружила разъяренная толпа революционеров, но как же я была рада, когда узнала, что это цыгане! Они очень кстати. Ну и конец главы, конечно.......................................................................... ............. Ммммм............................................................................ ................. Хотя сначла я испугалась, что там что-то плохое. Чуть ли не перескакивала абзацы, чтобы узнать, что случилось с Джерардом. Очень интересно, что будет дальше! Прям ОЧЕНЬ интересно! Ахахахах. :D После этой главы грусть от осознания того, что аноним заканчивается, отступила немного. Спасибо вам.)
Писать отзывы под грустными главами всегда очень больно, как будто все это переживаешь заново, поэтому я решила пропустить 30 главу, надеюсь, ты поймешь меня. В любом случае, эти четверо были семьей, и потерять родственника - нет ничего болезненнее и тяжелее. А эта глава... Честно, после такой душераздирающей 30, я не ожидала такого. Во-первых, Фрэнк Энтони Уэй. Фрэнк Энтони Уэй. Мать его!! А потом еще его ответ... Навиа, ты просто беспощадна, не даешь и минуты передохнуть! И эта новая жизнь, которая их ждет. У них есть гарантия на нее, а значит можно не сильно переживать по этому поводу, Королева позаботилась о своем верном слуге.. И соглашусь с Настей, когда читала о каких-то непонятных людях в поместье, я уж было подумала "ну все", а потом СЛАВА БОГУ это оказались цыгане да к к тому же друзья Джерарда. Новость о беременности Лейлы меня немного расстроила, точнее, я рада за Уэя, у него будет наследник, к тому же от такой замечательной девушки, но тот факт, что он не хочет говорить об этом своему возлюбленном,у меня очень огорчил. Понимаю, сейчас на них столько всего навалилось, столько новостей, проблем, что ему будет трудно переварить эту новость, может, наставник просто решил не говорить это до поры до времени? Посмотрим. Концовка конечно... Пару ударов, точнее, мое сердце не стучало вообще, потому что я ожидала какого-то дикого кошмарного ужаса, а когда прочитала про плети на стене...... БОЖЕ. МОЙ. А Джерард..... Я просто сгораю. Я так хочу 32 главу, но не хочу в то де время, потому что конец совсем близок, а я не умею прощаться. Я приберегу свои чувства но последний комментарий. Спасибо тебе за Анонима.
yeeesss....., знаешь, мой хороший, когда глубокой ночью я кинула главу в черновики, чтобы её отбетила Эйка, я была как на иголках. У нас с бетой довольно давно установились странные, но очень тесные отношения в плане "на одной волне", хотя она вообще не из фандома МКР. Ну, ты её знаешь, поэтому я тебе и пишу)
Так вот, она мне написала только несколько слов в одной фразе, когда отбетила. "... ох, Дже, как же тебе больно" И мне больше ничего не нужно было, знаешь, я поняла, что она поняла всё. и это такое потрясающее чувство, ох... И вот сейчас ты пишешь мне тоже самое, и это так невероятно, это так потрясающе. Я знала, что очень и очень немногие поймут это, прочувствуют. Потому что, слава Богу, просто не испытывали ничего подобного, и этого всепоглощающего желанияс одной стороны - затмить душевную боль физической, а с другой - почувствовать себя слабым, податливым, зависящим от чужой воли, когда обычно всегда сам несёшь на себя всю тяжесть ноши. На самом деле эта сцена, которая будет в следущей главе, несёт в себе огромное сакральное значение, ох, мне сложно передать словами. "Понеси мою ношу... Ослабь мою боль. Дай мне быть слабым, хотя бы недолго" - кричит Джерард всем своим существом и стесняется этого до дрожи, боится, что отпугнёт этим Фрнка, ведь тому тоже не сладко. Но он упускает, что для Фрэнка уже давно превратился в нечто наподобие божества, и вряд ли найдётся в этом мире даже что-то, пусть самое мерзкое, что сможет его отвернуть от этого мужчины. Бывают, крайне редко, но бывают такие сильные, глубокие чувства. Вот о чём эта глава, а не о предстоящем бдсм-чике, ох... В Общем, я так счастлива, что ты это поняла и ощутила. Я чуть не расплакалась, как и ночью с Эйкой.
Но она опять же правильно мне сказала: каждый найдёт в этой истории что-то для себя. Не жди, что все и всё поймут из того, что ты хотела сказать и показать. Все разные и на разных уровнях жизненного опыта находятся. И не расстраивайся из-за этого. КТо-то увидит красивые потрахушки и бдсмчик на фоне разваливающейся Франции, кто-то - глубокие психологические травмы и остро-натянутые отношения, и это нормально. Я согласна с ней. Более того, я уверена, что всего в Анониме не вижу даже я. Поэтому даже если единицы увидят и прочувствуют эту боль Джерарда и это практически беспрекословное "плыть по течению, подчиняться, даже когда тебя просит о наказании и боли любимый человек" Фрэнка - значит, уже всё не зря. Спасибо тебе, душа моя!
Vitalipok, ты права, ох как права, моя хорошая) Контраст - айм ловин ит, ты же знаешь. Хотя тут нет никакой моей воли, всё идёт, как и должно было быть изначально. И я так счастлива, что ты акцентировала этот момент передачи фамилии. Помнишь, ещё в первых главах говорится об этом. Только вот Джерард хотел передать свои дела и фамилию (потому что к тому, что уже звучит на устах, привыкнуть в высоком обществе всегда проще) и уехать путешествовать, помнишь? И вот королева всё-таки осуществила их мечту и своё обещание, пусть и в такой трагической обстановке. Потрясающая женщина, правда? До самого конца не забывала о своём мальчике Джерарде, пригретом у трона. Спасибо тебе, дорогой мой друг, и до скорой встречи в следующей главе. Кстати, для меня знаково, что тут получится 33 главы. прямо мистика какая-то.
упырь, да, мой дружочек, да... Я всё прекрасно понимаю. И не сколько не обижаюсь. Ты права, предыдущая глава была и правда очень и очень тяжёлой. Думаю, самой тяжёлой после главы с фактически изнасилованием ФРэнка. Но я рада, что ты всё же осилила её и прочла. Из песни слов не выкинешь ведь?
Про беременность Лейлы. Солныш, ты всё перепутала. Вспомни или перечитай главу 16, где они были втроём, и отметь, кто же из них двоих был с Лейлой. И тогда ты поймёшь, почему же Джерард так стойко решил не говорить ничего Фрэнку. Это бы сильно потрясло его и даже, возможно, могло бы смешать их дальнейшие планы, я не знаю. Джерард предстаёт невозможным собственником тут, и лично я его понимаю. Мне импонирует это его состояние и отношение. Думаю, когда-нибудь он поставит Фрэнка в известность и даже не будет против, если тому захочется отправиться в путешествие ради встречи. А может, и сам отправится с ним на поиски табора Ромэна и Лейлы с её ребёнком. Но только не сейчас.
Ты права, конец близок, но ведь он есть у всего, но в этом нет ничего страшного. Это лишь будет конец истории, но никак не конец для них. Поэтому они будут счастливы жить в наших головах/сердцах и дальше. :-* спасибо тебе, дорогая моя!!!
navia tedeska, да! Я помню! Как раз недавно вспоминала первые главы (в связи с новостью о приближающемся конце фанфика). Как у Джерарда жизнь была распланирована и насколько все пошло по-другому... Королеву я считала замечательным человеком на протяжении всего фанфика (язык не поворачивается называть Анонима фанфиком, если честно), и в конце она преподносит такой подарок. Поистине великая женщина. А чем знаково? Или это секрет?
Vitalipok, нет, нисколько не секрет, хмм, это некая мистическая цифра для меня. две "священные" тройки, в сумме дающие "дьявольскую" шестёрку, возраст Христа, усиленная тройка, ведь у самой тройки сакральный смысл (троица, триединство, те же три богатыря...)
У людей это, кстати, как безусловный рефлекс - когда больно, в груди там что-то разрывает, разрывает, разрывает, всегда хочется перебить эту боль, остановить, но вот способы у всех разные, один изощрённее другого. Чаще всего навредить себе, поэтому в ситуации с Джерардом даже удивляться не надо. С того самого момента в тюрьме с Королевой (две главы назад?) вспоминаю то, как начиналась история. Невинно, так просто, как, знаешь, обрубают канат, связывающий корабль и причал, и он уходит в путь, вот так всё простенько пошло в плавание, а сейчас у меня уже слов нет. Тебе твоя фантазия начинает такие виражи вырисовывать, что у меня уже слёз на некоторых моментах не хватает. Как сказал Джерард: "Вот и всё, Маргарет". Как же так, моя дорогая. Как же они будут счастливы без Поля и Маргарет? Как возможно забыть весь этот ужас? Обидно понимать, что жизнь уже не вернётся в своё "обиходное" русло, ничего так просто не происходит. Не верится мне, что всё идёт к концу, не верится. Или скорее не хочется верить? Резкая смена пейзажей, времён, событий, круговорот, революция, королева, огонь... Я немного теряюсь, если честно. Слишком быстро, голова кружится. Каждая новая глава будет похлеще другой, уже не сомневаюсь. Эпилога так вообще боюсь. Точно говорю, что первые несколько дней после его выхода даже не смогу заставить себя прочитать. У меня голова пустая, душа пустая, на данный момент я ещё не отошла от прошлой главы, тут у нас ещё и это, о боже. Вот сижу и плачу, но что ж такое. Зато в этой главе уже что-то более странное, всё ждала бдсм, поглядывала так ненавязчиво на предупреждения, вспоминала, выполнен ли там норматив по всем указанным пунктам. Навия, твоя фантазия - это чистая фантасмагория. Спланированная целесообразная история, которая не петляет бешено из стороны в сторону, она плавно переходит из события в событие; сначала одно, затем другое. Контраст состоит не в самом сюжете, как лучше сказать? Я с глазами-блюдцами сижу и всё поражаюсь, поражаюсь событиям, происходящим в данный момент. Чтобы отойти от такого минутного удивления, восхищения, шока, мне нужно на время отлепиться от текста и привести мысли в порядок, потому что это всё - сумасшествие. Ахах, да, слово не совсем в точку, но ты понимаешь меня? Понимаешь, что тебе никогда нельзя останавливаться, нельзя переставать писать, это - твоё, мон ами. Я читаю текст и знаешь, что я вижу? Я вижу уверенного Автора перед собой, я вижу того, который будет хоть биться об стенку, но добьётся совершенства, добьётся должного результата. А эти твои словечки вроде "осоловел" и так далее, они настолько диковинные и интересные, что теперь уже сама на автомате иногда употребляю в своей речи. Эх, Навия, обожаю я тебя, но как ни крути в конце буду плакать.
Notice me!, ооооооххххх.... я добралась до ответа. Знала бы ты, как сумасшедше я улыбалась, когда читала. всё так верно, так в точку... Спасибо тебе, мой хороший, ты написала мне вещи, о которых я сама порой старалась не думать.
Знаешь, любое творение - как корабль, и ты разрубаешь канат, и оно уплывает, и ты оставляешь на нём свой фантом, чтобы как-то немного подруливать, но на самом деле - давно - он уже живёт своей жизнью и знает, куда плывёт и зачем. Парадоксально. И эта иллюзия управления лишь больше распаляет, знаешь ли :)
Ох... Вобщем, к концу АНоним и правда напоминает калейдоскоп из ярких резких событий, сменёющих друг друга. Но опять же, моё управление - лишь иллюзия. Я лишь наблюдаю в подзорную трубу с берега, - это большее, что я могу.
Обожаю, когда упоминают старинные слова. Я их так люблю. И они появлятся в Анониме сами собой, без моих усилий :)
Я буду стараться писать... я сама люблю это до безумия, спасибо, что веришь в меня!!!!
будем плакать вместе...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
