Карета мягко покачивалась на рессорах, создавая тот ненавязчивый ритм, который очень быстро приводит разум человека к состоянию погружения в себя. Джерард расслабленно сидел, оперевшись спиной о мягкие подушки сидения и немного развязно раскинув колени в стороны, и не отводил взгляда от окна, за которым в сумраке ночи проплывали точно выплетенные из чёрного траурного кружева вершины деревьев. Мысли его кипели, накатывая одна на другую, но на лице это никак не отражалось: сейчас он более всего производил впечатление рассеянного, романтичного и чувственного мужчины.
Завязки его блузы давно были растянуты, в вырезе белыми масляными мазками светилась кожа, обтягивающая тонкие ключицы. Одна рука, локтем упиравшаяся в мягкую подставочку на дверце, придерживала голову за подбородок, и его ухоженные пальцы, мерцавшие в полутьме камнями колец, блуждали по скуле, иногда касаясь губ, ненавязчиво проходя по ним и снова оставляя в покое. Он совершал эти действия заученно, не отдавая себе отчёта — многие, бесчисленные годы использования самых действенных уловок, жестов, поз и взглядов, лучших, выставляющих его в крайне желанном и вожделенном свете, сделали своё дело.
Всё это прикипело, наросло на его сущность сверху, точно вторая кожа, и не требовало никаких усилий или контроля со стороны сознания. Ни один человек на свете, кроме самого Уэя, не мог бы догадаться о механической природе его движений, никто и никогда бы не рассмотрел в глубине его глаз и души совсем другую озабоченность, нет. Он казался совершенно искренним в своей соблазнительности, и его внешность сейчас не обманывала. Порой Джерарду становилось тошно от себя, когда он вдруг замечал, что снова неосознанно встряхивает волосами «так, как это следует делать, чтобы чуть замерло дыхание» или «грациозно, гибко» поворачивает шею, слегка приопустив голову, чтобы взгляд получился «пробирающий, с поволокой».
Он мог бы написать книгу и классифицировать все приёмы, начиная от самых милых и безобидных и заканчивая в конце списка теми, что вытряхивали из людей душу, переворачивая всё внутри, заставляя все их мысли крутиться вокруг его таинственной и желанной персоны.
Он много чего мог бы сделать важного и интересного, но сейчас думал совершенно не об этом. Перед его внутренним взором стоял его мальчик Фрэнк: сначала — в шикарном оформлении бельэтажной ложи Королевского Театра, красивый, манящий, восторженный... Такой не похожий на себя обычного, в повседневной одежде, занятого делами поместья, книгами или бухгалтерскими расчётами. А затем — чуть встрёпанный, шокированный, зажатый в тесноте закутка, скрытый тяжёлой портьерой и, кажется... готовый наброситься на Джерарда, настолько нестерпимо горели желанием его глаза.
Впервые мужчина испугался. Нет, не своего ученика. Он испугался быть опалённым. Быть зажженным этим огнём, ведь до сих пор Фрэнк любил очень преданно, глубоко, но при этом — совершенно ненавязчиво. Его чувства — как запах свежевыпеченных круассанов Маргарет по утрам. Без него начало нового дня поместья было совершенно невозможным, нереальным, странным. Этот аромат воспринимался как должное, но при этом не вызывал бури чувств — сдержанное «спасибо», поцелуй в щёку и пожелание хорошего дня, - вот и всё, чем платишь за него. Но убери его, замени чем-то другим — и утро будет сломано. Плохое настроение, незадавшийся день, ошибки и тугая работа обычно ясной головы.
Джерард не представлял сейчас своё наставничество без этой тихой любви Фрэнка. Она согревала его и часто создавала настроение, когда хотелось невинно «пошалить», беззлобно задеть мальчика, влюбившегося так не к месту. Мужчина более чем понимал его, он сам был таким же. И так же ясно понимал, что это чувство надо перерасти. Перешагнуть, оставить в прошлом в виде приятного, полезного, но совершенно чуждого будущему багажа. Перерасти, как он перерос свою влюблённость в Королеву.
Именно поэтому он, дорожа Фрэнком до беспамятства, совершенно точно отдавал себе отчёт, что между ними ничего не будет. Он не пойдёт навстречу чувствам этого мальчишки. Сделай он хоть небольшую, крохотную ошибку в их отношениях — и это будет полнейший провал. Провал их карьер, провал его как наставника, невозможность что-либо менять в это смутное время. Даже сейчас, когда ничего нет меж ними, Фрэнку будет тяжело расставаться, когда придёт время, но это будет хотя бы возможно. Но стоит сердцу мужчины открыться навстречу, как их жизнь превратится в одну большую трагедию и боль, стоит вспомнить хотя бы о том, какими путями пользуется Джерард для достижения своих целей...
Джерард грустно усмехается своим мыслям, и от этого становится ещё более таинственным и чарующим для своего спутника, сидящего напротив.
Сегодня этот пожар в глазах Фрэнка... Боже, он заставил его отшатнуться! И бояться, бояться за сохранность своих сердечных бастионов, потому что сила и страсть, неожиданно нашедшиеся внутри юноши, ошеломили.
«О чём вообще думает этот мальчишка?! Точнее, где находится разум этой взбалмошной рыжеволосой мегеры, по ошибке судьбы назначенной ему в подруги? Ехать в Париж сейчас, когда на улицы стекается всё больше и больше недовольного, озлобленного народа... Так опрометчиво, так небезопасно!
И Фрэнк... Он видел нас вместе с де Муллье в ложе... Он вспылил, хотя прекрасно знал, чем я занимаюсь. Мальчишка! Совершенно не контролирует своих эмоций, всё прописано на лице... Но это... даже приятно в какой-то мере, давно я не вызывал своим поведением таких ярких, а что более важно — подлинных проявлений чувств... Надо будет поработать с ним в этом направлении, пора учиться держать себя в руках и сохранять «хорошую мину при плохой игре»».
- Вы прекрасно задумчивы сегодня, месье Джерард. Чем занята ваша драгоценная голова сейчас? - подал голос из полумрака кареты его спутник.
Мужчина мысленно встрепенулся, осознавая вдруг, что всё это время думал лишь об одном человеке, а совсем не о том, как он собирается проворачивать свой спонтанный план во владении де Муллье. Но внешне он лишь легко ухмыльнулся, переводя взгляд из-под полуопущенных ресниц от окна в полумрак, туда, где, предположительно, должно находиться лицо собеседника. Помолчав немного, с облегчением осознавая, что вторая рука бессознательно вычерчивала тонкими пальцами знаки на колене мужчины напротив, он поблагодарил вошедшие в рефлекс привычки и сказал:
- «Дон Жуан», мой друг... Эта опера оказалась действительно великолепной. Как давно я не слышал настолько качественного исполнения и столь трагичного произведения. Я слишком вдохновлён сейчас, месье Камиль, прошу, не принимайте близко к сердцу мою молчаливую задумчивость.
Он легко пробежал пальцами чуть дальше, касаясь внутренней стороны бедра, отчего мужчина напротив вздрогнул всем телом. В карете было довольно тесно, поэтому колени пассажиров были переплетены и в некоторых местах тесно прижаты друг к другу. При большом желании Джерард мог бы дотянуться и до паха мужчины, но он не собирался начинать этих игр, не добравшись до спальни. Личная комната секретаря революционной партии — вот была самая главная цель сегодняшней поездки. Джерард был уверен, что его спонтанное появление в его покоях обязательно принесёт должные плоды. Никто не прячет слишком даже самые важные документы, если пребывает в уверенности, что никто посторонний не окажется в их спальне.
- Вы прекрасны в своей задумчивости, месье Джерард, - выдохнул, наконец, его спутник. - Я мог бы наблюдать за вами вечность, мне даже жаль немного, что мы так скоро приедем.
- Вот как? - удивлённо вскинул бровь Уэй, снова возвращаясь к разглядыванию темноты за окном. - Я думал, ваше поместье несколько дальше.
- Мы едем довольно давно, просто вы, будучи погруженным в свои мысли, не заметили этого.
Джерард улыбнулся. Сколько он мог бы думать о Фрэнке, если бы время было неограниченно? Нет, нет, нет... Надо заканчивать с этими мыслями. Жар желания, взметнувшийся в тёмно-ореховых глазах, всё-таки обжёг его. Обжёг самый краешек, хлёсткой плетью черкнув по поверхности сердца и низу живота... Нет, этому не бывать. Он сможет контролировать себя. Или просто поговорит с Фрэнком серьёзно, по душам. В свете последних событий, сейчас совсем нет времени на это, но если придётся...
- Вы прекрасный компаньон, месье Камиль. Давно ни с кем рядом мне не размышлялось об искусстве так спокойно и приятно.
- Мне лестно это слышать, mon cher... Знали бы вы, как я горю желанием поскорее оказаться внутри своих покоев, - жарко произнёс мужчина, накрывая блуждающую по его колену руку своей и сдавливая тонкие пальцы.
О, Джерард предполагал. Камиль де Муллье, всего два года назад бывший никем, одной из пешек в свите короля Иосэфа, за последний год рьяно и быстро поднялся по должностной лестнице и сейчас стоял лишь немного ниже основных руководителей и вдохновителей революционной партии. И весь этот год, случайно встречаясь с Джерардом в Париже, он проедал в нём дыру глазами, он горел, и Уэй не мог не отметить этого. Но на тот момент де Муллье был совершенно бесполезен ему, поэтому удостаивался лишь снисходительных приветственных кивков.
Всё изменилось буквально на днях, после того, как его Королева попросила поразмышлять о том, как незаметно подобраться к управляющей верхушке революционеров. Секретарь, владеющий бумагами, был лучшей кандидатурой для того, чтобы начать искать информацию, и им так кстати оказался вздыхающий по Джерарду месье Камиль.
Он был почти сорокалетним мужчиной с явными гомосексуальными наклонностями. Жил один в отписанном ему королём небольшом поместье недалеко от Парижа и держал только слуг и нескольких собак. Он был довольно симпатичным ещё мужчиной, голубоглазым брюнетом с копной красивых волос, рассыпанных по плечам, и портила его лишь некоторая обрюзгшесть и полнота тела, вызванная, возможно, постоянной сидячей работой. Он не был отвратителен, в отличие от некоторых других «клиентов» Джерарда, поэтому играть с ним было довольно интересно.
- Вы снова лишь молчите и загадочно улыбаетесь, - продолжил жарко шептать мужчина. — Знали бы вы, как распаляет меня ваше многозначительное молчание... Скажите, правда ли, что вы вхожи в круг общения королевы и будто бы даже были её любовником?
Джерард позволил себе звонко рассмеяться, вытягивая руку из-под сжимающей её ладони де Муллье и игриво заправляя выбившуюся прядь волос цвета вороного крыла за ухо.
- Не хотел бы огорчать вас, но кажется, кто-то пожелал ввести вас в заблуждение. Не верьте ни единому слову из тех, где фигурирую я и королева. Мы даже никогда не были представлены друг другу лично, но отчего-то про меня любят придумывать очень лестные небылицы.
Джерард изо всех сил поддерживал лёгкость и ироничность в голосе, хотя внутри трепетал — его служба и связь с королевой были невозможной компрометирующей тайной. Для высшего света он всегда оставался непонятным выскочкой, «чьим-то протеже» и так же «чьим-то удачливым любовником и вымогателем», а порой, за глаза, даже «бесстыдной куртизанкой, понятным местом пробивающей себе путь в высший свет общества». Джерард только посмеивался, все подобные домыслы лишь добавляли его персоне таинственного и будоражащего воображение статуса. Всё это играло на руку, пока и на шаг не приближалось к реальному положению дел. И вот он — как гром среди ясного неба — первый вопрос о нём и королеве. Странно...
- Мы почти приехали, mon cher... Я просто не могу поверить что вы, наконец, обратили внимание на мою огромную в вас заинтересованность. Поверьте, я сейчас далеко не последний человек как при дворе, так и в системе руководства революционной партии. Вам будет очень полезным иметь меня в своих друзьях, - мужчина мерзко хохотнул, отчего Джерард внутренне скривился. Так пошло намекать сейчас на своё положение и выгоду от их общения... Уэю никогда не нравилось, когда с ним общались подобным образом. Но менять что-то на данный момент не было возможности — время утекало песком сквозь некрепко сдвинутые пальцы.
Карета качнулась, останавливаясь у тёмного здания небольшой усадьбы, и Джерард, мысленно пожелав себе удачи, обхватил ладонь месье Камиля и томно прошептал, продолжая игру:
- Прошу вас, скорее, я не меньше вашего сгораю от нетерпения....
****
Джерард быстро, цепко перебирал в пальцах краешки толстых папок, обнаружившихся в запертом секретере за ширмой возле большой кровати с балдахином. Он какое-то время потратил на то, чтобы аккуратно, без следов вскрыть замок универсальной миниатюрной отмычкой, выполненной в виде булавки для лацкана сюртука.
О, сколько всего интересного было там! Счета, счета, счета, королевские векселя, личная переписка между секретарём и руководителями партии... Да что там говорить, одних королевских, подписанных венценосной особой векселей хватило бы для того, чтобы полностью скомпрометировать короля и развязать Её Величеству королеве Мариэтте руки. Но Джерард не был готов пойти на то, чтобы выкрасть эти бумаги. Это дурно пахло для него лично и тех людей, за которых он отвечал по долгу хозяина. После подобного опрометчивого хода его лошадь могла неожиданно понести и скинуть карету с обрыва или, того проще, он мог случайно выпить у кого-то на приёме вина, которое — вот незадача — оказалось бы отравленным. Про вариант с пожаром в поместье или чем-то подобным он предпочитал не думать.
Революционеры были очень, чрезвычайно опасны и не стыдились самых грязных путей для достижения своих высоких целей. Нет, Джерард ни за что не пошёл бы на раскрытие своего инкогнито сейчас. Информация, фамилии и хотя бы самые краткие биографические сводки, заметки об увлечениях руководящих лиц этой организации — на данный момент этого будет более чем достаточно.
Пальцы наткнулись на тонкую бордовую папку, даже на ощупь отличавшуюся от остальных — она была более гладкая, будто бы атласная сверху. На ней значилось только одно слово: «Верхушка». Джерард довольно улыбнулся и потянул было за тесьму, как мужчина на кровати, спящий до этого блаженным утомлённым сном, громко всхрапнул. Уэй замер, стараясь не дышать, и медленно выглянул из-за ширмы. «Слава Богу, спит». Мужчина сделал всё возможное, чтобы Камиль де Мулье, страдающий неврастенией от нерастраченного сладострастия, был полностью опустошён сегодня. Кто бы мог подумать, что он будет умолять Джерарда о том, чтобы тот взял его. Оказывается, именно это было его тайной и давней мечтой, а никак не доминирующая позиция, как предполагал Уэй. Он был более чем удивлён и даже немного обескуражен — на самом деле быть сверху было много сложнее для мужчины в эмоциональном плане. Тут было невозможно имитировать — приходилось распалять себя, добиваясь настоящих чувств и эмоций.
Джерард шумно выдохнул, предпочитая не вспоминать сейчас о том, какие картины вставали в его голове в тот момент, стоило ему закрыть глаза и начать фантазировать, чтобы поддерживать должный уровень возбуждения. Не думать вновь о его Ангеле, встреченном на балу — о последнем человеке, с которым он спал, нет, с которым именно занимался любовью — отдаваясь страсти до дна души. Происходящее в это время с его телом явно доставляло множество удовольствия месье Камилю, который кричал диким лесным котом, а Джерард предпочитал не открывать глаз, полностью отдаваясь сладким воспоминаниям той ночи... Сейчас казалось, что с того момента прошли года, такой давно забытой она ощущалась.
Каким же было его неподдельное удивление, когда при очередном акте отпущенное на волю сознание неожиданно вместо его Ангела стало навязчиво подсовывать в его фантазии-воспоминания образ Фрэнка... Это было неправильно, запретно, но настолько сильно возбуждало, что Джерард вёл себя совершенно неистово, сводя своим поведением де Муллье с ума. Он не мог остановиться и перестать представлять своего ученика, жарко распятого под ним, хотя знал, что не должно думать подобным образом о том, с кем он поклялся не иметь никаких отношений, кроме как компаньонских.
Джерард довёл несчастного де Муллье, явно не ожидавшего подобной страсти при первой встрече, до полубессознательного состояния, и тот уснул крепким и совершенно счастливым сном, даже не удосужившись привести себя в порядок. Поскорее загнав остатки будоражащих воображение образов глубже в подсознание, Уэй занялся своей прямой целью — поиском места, где могли бы храниться бумаги с секретной информацией. И вот, спустя час, в его руках оказалась заветная бордовая папка. Ещё раз оценив ситуацию и поняв, что распластанный под балдахином мужчина совершенно точно не проснётся ближайшие несколько часов, он решил переместиться за письменный стол, на котором стоял канделябр на пять свечей, которые уже почти прогорели.
Он потратил ещё около получаса, внимательно изучая и просматривая каждый лист, практически впечатывая всё прочитанное в сознание. У Джерарда была очень хорошая, почти феноменальная память, и он не сомневался, что не упустит ни единого слова. Сначала он был очень доволен узнанным, и даже какое-то смутное подобие плана замаячило в голове. Но, дойдя глазами до последнего листа, он выглядел явно озадаченным. Всё оказывалось не так просто, как вырисовывалось сначала. Требовалось больше, много больше размышлять над этим, и это означало, что пора было ехать домой.
Найдя на столешнице чистый пергамент и перо, он обмакнул последнее в чернильницу и начертал несколько размашистых строк своему уставшему любовнику. Не в правилах Джерарда было исчезать без единого слова, поэтому, превознеся все возможные несуществующие таланты и поблагодарив Камиля де Муллье за ночь, он, перевязав письмо своей надушенной лентой для волос, оставил его на кровати рядом с подушкой.
Раньше мужчине было противно смотреть на тех, с кем он проводил время в постели. За редкими приятными исключениями, которые порой случались, конечно. Но время шло, и вот он смотрит на недавнего любовника, не испытывая совершенно ничего — ни брезгливости, ни ненависти — только пустоту и безразличие.
Кто бы знал, как он устал от всего... Устал от интриг и косых взглядов, от злых слов в спину, от вечной неослабевающей ответственности. Он многого достиг и мог влиять на очень важные процессы внутри страны, манипулируя некоторыми людьми. Он стремился к этому с юности и достиг всего, о чём мечтал. Поэтому сейчас задумываться о верности своих мечтаний и сомневаться в них было довольно-таки болезненно.
Стараясь освободить голову от каких-либо мыслей, Джерард Артур Уэй не спеша оделся и вышел из покоев. Будучи опытным любовником, никогда не задерживающимся до утра, он заранее договаривался о том, что хозяйский экипаж будет ждать его у дверей столько, сколько потребуется. Не такая большая плата за более чем приятную ночь.
Бесшумно спустившись по лестнице и не встретив никого на своём пути, он открыл массивную входную дверь и оказался на крайне свежем ночном воздухе. Хотя стоял конец непривычно тёплого марта, сейчас воздух был довольно прохладен, и Джерард, зябко поёжившись и спрятав тонкие кисти в манжетах сюртука, быстрым шагом направился к темнеющей рядом карете.
Уже покачиваясь в теплоте её тонких, обитых велюром стен, он снова возвращался мыслями к недозволенным фантазиям и неистовому взгляду Фрэнка в опере. Ощущая странное, тянущее чувство внутри, он в который раз пришёл к выводу, что слишком устал. Следует отвлечься хоть немного и сделать что-нибудь для себя. Например, съездить к Шарлотте. Как раз очередной бал намечался через несколько дней. Он надеялся, что его Ангел будет там и вылечит от глупых запретных фантазий, что сможет затмить собой образ ученика, так ярко впечатавшийся в сознание.
Глубоко и устало вздохнув, мужчина прислонился головой к тёмной занавеске, закрывающей окно, и позволил себе задремать.
yeeesss....., тебе спасибо, если бы не ты, на этом месте был бы совсем другой текст, а так он ушел в следующую главу, и Джи появился, и вообще я очень довольна тем, как все получилось :-) :-*
Дорогой ты мой человек! Новая глава! И так скоро! Я не перестаю восхищаться твоим трудолюбием и преданностью писательскому делу. Тысячи поцелуев и огромное спасибо за новую главу, сладкая! P.S. Мысли Джерарда вообще порадовали, ихихихих. Он хотел отвлечься от мыслей от Фрэнка с помощью Фрэнка (правда он об этом не знает, но это неважно), и этот факт меня почему-то невъебически доставил. Простите мне мою ненормативно-идиоматическую вставочку. Люблю, целую. Дебора.
Дебора, вставочка очень даже в тему, меня саму этот факт жутко вставляет, хехехех :-D Спасибо тебе огромное за комментарии, это так приятно каждый раз - не передать словами. Меня и правда прет что-то последнее время на писательство ) будем считать, что это к лучшему!
Шлю ответные поцелуи и благодарности, зая, что ты так ждешь и верн читаешь - спасибо тебе огромное! <333
Ооо, navia tedeska, я просто горю. Я не могу дождаться следующей главы. Только сейчас смогла наконец-то прочитать 9 и 10 главы. Хочется еще и еще! Этот Фрэнк, который ревнует и горит от нетерпения, этот Джерард, который хочет заменить появляющуюся любовь к Фрэнку опять же любовью к Ангелу(Фрэнку). Я так жду следующей главы, Вы даже представить не можете. Мне так интересно: будут они вместе или нет, что же будет с Королевой, как будут развиваться события. После Анонима хочется говорить только высокопарными словами и вести себя как Джерард, хоть это и выглядело бы нелепо. Anyway, я Вам так благодарна за это историю. Не могу дождаться. Много, много вдохновения и времени!
hacie, ооох, вы меня захваливаете! ))) Честно, Я так сильно растекаюсь от твоей тёплой и приятной похвалы - что это просто уууххх... я так невероятно счастлива, что эта история может производить такое впечатление... Это просто невероятно... Честно, я до сих пор не верю в это. Спасибо огромное, что читаешь. Просто понимать, знать, что прочитали и не остались равнодушными - высшая награда для меня. Поэтому я искренне благодарю. Я счастлива!!!
упырь, а я безмерно благодарна тебе за то, Что вижу твои эмоции и ощущения под этой историей! Знала бы ты, как это меня заряжает!!! Именно это - отдача от читателя - даёт автору состояние радости, полёта... Это чудесно. Было бы забавно и даже полезно иногда повести себя как Джерард и пообъясняться высокопарно))) Чисто в качестве зарядки для хвоста))) Я очень люблю все свои истории - они такие разные, и неведомым образом помогают друг другу созревать, поэтому, пока я занимаюсь другими работами - прорастает Аноним. Надеюсь, новая глава так же не разочарует. Очень-очень благодарю!!!
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
