Уже две недели платья Джерарда нетронутыми лежали в сундуке под кроватью. Раньше он хотя бы доставал их, чтобы посмотреть, ощутить ладонью гладкость их ткани – а сейчас старался не вспоминать об их существовании, стараясь забыть и о том, что когда-то их носил.

Он практически не выходил из дома, оставив свои и без того нечастые походы в театр и вполне обычные прогулки до книжных магазинов. Он стал пить больше, больше писать стихов с весьма слезливым содержанием – но, прежде всего этого, он силился забыть те чувства, что вызвал в нём поцелуй Фрэнка.

Майкл на эти две недели предоставил Джерарда самому себе, втайне надеясь, что брат решил завязать со своими походами на балы в виде дамы, и теперь ему просто нужно время, чтобы оправиться и двигаться дальше. Но одним вечером Майкл, всё же, появился на пороге спальни Джерарда, строго хмурясь на него.

– Ты не говорил, что вы с Фрэнком целовались, – начал он, и Джерард удручённо вздохнул.

– Я надеялся избежать твоих нотаций, но, видимо, напрасно?

– Я его сегодня видел, – продолжил Майкл. – Он выглядел, мягко говоря, не очень – вот я и спросил, что у него стряслось. Джерард, ты каким местом думал?

– Мне кажется, это очевидно – я не думал вообще, – ответил Джерард, проводя рукой по волосам. – Как думаешь, если я больше никогда не выйду из этой комнаты, он забудет всё, что произошло?

Майкл раздражённо выдохнул.

– Зная Фрэнка – нет. Он иногда такой же романтик, как и ты, Джерард. Если хочешь знать моё мнение, то я бы на твоём месте рассказал ему правду.

– Что? – Джерард недоумённо моргнул. – Это… это очень плохая идея, Майкл.

– О да, и она, конечно же, разительно отличается от всех предыдущих, что возникали у тебя в голове, – иронично хмыкнул Майкл. – Смотри: тебе даже не нужно говорить ему всё в лицо – просто напиши письмо, а я его передам. Если хочешь, можно сказать, что это был… своего рода неудачный эксперимент. Когда он перестанет злиться, ему самому станет смешно, поверь.

Джерард предпочёл изобразить крайнюю увлечённость рассматриванием своих безумно интересных рук, чем признаться, что он не хочет ни чтобы Фрэнк был зол на него, ни чтобы он над ним смеялся – а уж тем более, чтобы он знал правду.

– А что, если… – спустя пару секунд заговорил он, – …если я снова пойду в Воксхолл – последний раз, обещаю – и скажу ему, что мы больше не можем видеться? Ну, что я уезжаю из страны, не знаю, что-нибудь в этом роде – главное, что он меня больше никогда не увидит?

Какое-то время Майкл обдумывает такой вариант, но на лице его – сомнения.

– Ну не знаю. Не думаю, что ему это действительно помешает искать тебя – да и я сам не уверен, что ты способен снова пойти в Воксхолл и не наделать ещё больше глупостей.

– Да не могу я вот так взять и рассказать ему правду! – голос Джерарда срывается. – Я знаю, что должен, но не могу. Я не смогу вынести его реакции, – шепчет он, и вдруг его глаза светлеют, будто бы его осенило. – Но если мой план не сработает, мы всегда можем вернуться к твоему.

Майкл долго смотрит на брата, продолжая сомневаться в этой идее.

– Последний раз, – задумчиво тянет он, не отводя взгляда от выжидающих зелёных глаз.

– Самый-самый последний, – кивает Джерард, добавляя, – клянусь.

Майкл трясёт головой, решая, что выбор должен остаться за Джерардом.

– Делай, как знаешь – только помни: чего бы ты ни натворил и как бы ты ни умолял, больше я тебе в этом помогать не собираюсь.

На следующий субботний Маскарад Майкл собирался пойти тоже, Джерарду, засыпавшему его вопросами, ответив лишь, что у него там с кем-то встреча.

Джерард это свидание окрестил мистическим, потому что в большинстве случаев Майкл появлялся на маскарадах только для того, чтобы посмотреть на костюмы присутствующих. В то же время, к своему внешнему виду он прилагал минимум усилий, зачастую просто одеваясь во всё чёрное и людям, задававшим вопросы, отвечая в зависимости от настроения, что он олицетворял собой Смерть, Ночь или Скорбь. В очень редких случаях он соизволял надеть маску, ссылаясь на то, что ему в ней, видите ли, неудобно.
Собственно, на этот раз было так же.

Джерард же снова надел старомодное сиреневое платье с серебристой маской. Стоя перед зеркалом, ему вспомнился его первый выход в этом платье – и то, как мало он задумывался о возможных последствиях.

Их план заключался в том, что они поедут в одном экипаже, но высадятся чуть раньше, чтобы на территорию Садов зайти по раздельности; встретиться же они договорились за воротами в заранее назначенное время. Последнее, чего они хотели – Фрэнка, видящего таинственную незнакомку в компании собственного друга, заверявшего, что ничего о ней не знает. Кучер ошибочно принял их за пару – и несмотря на то, что Джерард представлял собой живой комок нервов, а Майкл всё ещё не одобрял его идею, они над этим хорошенько посмеялись.

Когда Фрэнк увидел её в платье, которое она носила в их первую встречу, ему почти что показалось, что это всё – его воображение. Она стояла к нему боком, скользя глазами по толпе – и сердце Фрэнка в буквальном смысле подскочило, когда он понял: она кого-то ищет.

Он поспешил вперёд, чтобы мягко коснуться её руки – а она мгновенно обернулась, словно испугавшись. В её глазах была какая-то нотка опасливости – это снова напомнило Фрэнку вечер, когда они впервые встретились – но она тут же улыбнулась.

– Здравствуйте, –  Фрэнк тоже улыбнулся. – Я уже и не надеялся увидеть Вас.

– Если быть честной, я – тоже, – ответила она, нерешительно на него глядя.

– Я хотел извиниться, – продолжил Фрэнк, – извиниться за своё поведение. В нашу прошлую встречу я себе позволил слишком многое.

– Но Вы ведь ни к чему меня не принуждали, – произнесла она, отводя взгляд. – Здесь мы виновны в равной степени.

Какое-то мгновение они стояли в неловкой тишине, пока девушка не решилась добавить:
– Я должна Вам кое-что сказать.

– Звучит не очень радужно, – осторожно высказался Фрэнк. – Но что же Вы молчите? Продолжайте.

Она уже было раскрыла рот, чтобы сказать, но вдруг тряхнула головой.
– Я… Это подождёт. Давайте потанцуем или ещё чего, только… Оставим эту тему на потом.

Фрэнк взял её ладонь, целуя тыльную сторону.
– Как пожелаете, миледи.

Они танцевали дважды, не обмолвившись практически ни словом; казалось, она тянет время, не хочет говорить ему то, что должна. Этот факт в сумме с бесконечной грустью в её глазах пугал Фрэнка, отбивая всё желание слышать те самые слова, которых, видимо, боялась даже она сама. Так они и танцевали, словно очередной поворот мог помочь им забыть, что существуют ещё вещи, кроме музыки, прохладного ночного ветерка и их рук, касающихся друг друга. 

Но рано или поздно им пришлось бы остановиться; они отошли в сторону, тоскливо глядя на продолжающие танцевать парочки.

– Хотела бы я вечно просто кружиться с Вами в танце, – прошептала она. – Забыв про остальное.

– Могу представить, как мы устанем, – улыбнулся Фрэнк. – Но я готов танцевать  столько, сколько Вам будет хотеться.

Коротко вздохнув, она посмотрела ему в глаза.
– Обещаете ли Вы не делать лишнего, если мы уединимся?

– Конечно, – заверил Фрэнк.

Без колебаний он взял её ладонь в свою и повёл прочь от шумного центра Садов, соблюдая почтительную дистанцию. Повернувшись к девушке лицом, он сцепил руки в замок за спиной, спросивши:
– Хорошо, так что теперь?

Она раздумывала ещё мгновение, явно не желая говорить – а после тихо произнесла:
– Пора закончить это, мистер Айеро. Всё и без того зашло слишком далеко.

Конечно, Фрэнк предполагал эти слова – нужно быть глупцом, чтобы не догадаться, о чём она так не решалась говорить. Несмотря на это, услышанное заставило его растеряться: его словно оглушили и одновременно с тем ударили под дых.

Немного подождав – а Фрэнк, впрочем, ничего сказать так и не смог – она продолжила, собравшись с силами закончить фразу.

– Вина здесь полностью моя: я не просто не должна была отвечать на Ваши знаки внимания – мне вообще не стоило идти сюда. Мне будто голову вскружило – но это неважное оправдание, я понимаю; это совсем не повод переступать через весь здравый смысл. Отменить свои действия я, к сожалению, не могу – но сейчас я должна предотвратить дальнейшие глупости.

– Погодите, – прервал её Фрэнк, шагая ближе. – Не буду отрицать, что мы поторопились – и я вёл себя неподобающе, за что прошу прощенья ещё раз. Но я не испытываю сожаления о том, что встретил Вас. Каждый раз, когда Вы уходили, я надеялся – молился – что эта встреча не была последней, а теперь Вы намерены всё закончить…

Она отвернулась, глубоко вдохнув, чтобы собраться с духом.
– Сегодня мы действительно видимся в последний раз. Иначе нельзя. Забудьте меня, забудьте, что мы были знакомы.

– Сомневаюсь, что смогу, даже если сам того захочу, – Фрэнк покачал головой.

– А что же, думаете, я хочу? – спросила она. В тусклом свете фонарей Фрэнк едва видел её лицо, но голос звучал так, словно она в любой момент готова была расплакаться. – Не важно, чего хочу я – и я давно должна была это усвоить.

Её голос надломился на последнем слове, и Фрэнк, не думая, приобнял её за плечи.

– Не надо, – шепнул он, прижимаясь щекой к её волосам. – Прошу, не надо. Прости.

Она напряглась – он должен был бы отпустить её, но вдруг она сама прижалась ближе. Чуть погодя, Фрэнк опустил одну руку на её талию, нарушая своё обещание не делать лишнего – но сейчас он думал, что мог себе это позволить; склонивши голову, он коснулся губами её щеки.

Девушка вздохнула; на руку Фрэнка она опустила ладонь – но вместо того, чтобы оттолкнуть, она чуть сжала пальцы на его запястье. «Фрэнк», – выдохнула она – и это не звучало протестом.

Он, обнимая девушку так аккуратно, словно в руках держал пойманную крохотную птицу, снова поцеловал её в щёку, затем – за ухом, а после – сердце его колотилось так громко, что она наверняка это чувствовала – в шею, практически в плечо, где был край выреза её платья.

Она, опять напрягшись, слегка отстранилась.
– Остановись, – произнесла так тихо, что было едва-едва слышно. 

Фрэнк понимал, что должен прекратить, и должен прямо сейчас – но, вместо этого, он как можно выразительнее посмотрел ей в глаза и спросил:
– Ты правда хочешь, чтобы я остановился?

– Нет… Не имеет значения, – прошептала она, стоя так близко, что Фрэнк чувствовал её дыхание на своих губах; но едва ему стоило приблизиться, она тут же отвернулась, уже твёрже добавив, – Но ты должен.

Фрэнк кивнул, тяжело сглотнув, и всё же отступил назад. Она вновь повернулась к нему лицом; на щеках – румянец, глаза за маской – испуганные, широко раскрытые.

– Видишь? – вздохнула она. – Каждый раз, когда ты рядом, я перестаю себя контролировать, и так продолжаться не может. Я не могу требовать от тебя сдержанности, когда сама себя сдержать не в силах… И я не могу… Никогда не смогла бы дать тебе то, чего ты хочешь.

Фрэнк пытался собраться с силами, стараясь смотреть куда угодно – только ей в глаза, потому что желание снова коснуться её  становилось практически непреодолимым. Он опять сцепил руки за спиной, словно боясь, что они начнут своевольничать без его ведома.

– Ты думаешь, наверное, что я тебя совсем не уважаю, – в конце концов, выдавил он. – Я вёл себя действительно отвратно, понимаю – я готов вечность вымаливать твоё прощение. Как я и сказал, если бы я мог видеться с тобой чаще – в том числе вне Воксхолла – всё было бы, как полагается.

– Я верю, – с тенью грустной улыбки ответила она, – и, как уже говорила я – если бы у меня была возможность сказать, кто я на самом деле, всё так и было бы. Только боюсь, что все эти «если бы» в нашем случае ничего не значат.

– Ты слишком уверена в этом, – произнёс Фрэнк, смотря себе под ноги. – Какими бы ни были обстоятельства, чем бы ни оказалось то, что ты не можешь мне сказать – ничего это не поменяло бы. Я никогда не спрошу того, что тебя смутит или поставит в неловкое положение – если бы всё могло быть по-другому, если бы ты сама хотела-

– Если бы я могла что-либо изменить, я бы это уже сделала, – перебила она его, качая головой. – Поверь, если бы ты знал всю правду, то никогда бы более не захотел меня видеть.

Фрэнк поднял на неё взгляд.
– Прости, но не могу. Не верю.

– Тогда можешь считать меня лгуньей, – холодно ответила она. – Бывают вещи и похуже, чем ты можешь себе представить, поэтому мне не следует рассказывать правду.

– Позволь мне самому решать, что мне думать и кем тебя считать, – просил он, нахмурившись, но она лишь снова покачала головой.

– Нет, Фрэнк. Я больше ничего не могу сказать, прости… Мне пора.

Она развернулась и зашагала прочь, а Фрэнк, не успев и подумать о своих действиях, кинулся к ней, хватая за запястье.

– Подожди! – воскликнул он. – Пожалуйста! Ты же не можешь просто взять и уйти, сказав на прощание, чтобы я всё забыл.

– Но и ничего другого я сделать тоже не могу, – вздохнула она. – Пусти.

– Скажи своё имя, – упрямо выпалил Фрэнк. – Даже если я тебя больше никогда не увижу, дай мне хоть что-то, чтобы помнить тебя и знать, что это не моё воображение, знать, что ты существуешь.

Она взглянула на него огромными глазами, приоткрыв рот – и снова показалась ему похожей на дикое испуганное создание.
– Единственное, что я могу сделать… Чтобы ты помнил меня…

– Да? – выдохнул Фрэнк, не отводя взгляда.

Она, закрыв глаза, подалась вперёд. На этот раз в поцелуе не было той робости и мягкой нерешительности – она смело опустила руку на его плечо, отчего Фрэнк на какое-то мгновение опешил, только потом опомнившись и обнявши её за талию. На секунду он чувствовал вес её тела на своём – а после она отстранилась, уперевшись руками в его грудь.

– Нет—мы не можем—пожалуйста, пусти…

На этот раз Фрэнк сразу же повиновался – пусть и с такой неохотой, что броситься под мчащуюся на полном ходу карету он согласился бы с большей лёгкостью. Девушка, сделав пару шагов, споткнулась и едва ли не упала – но предостерегающе выставила вперёд руку, давая Фрэнку понять, что не нуждается в его помощи.

– Просто дай мне уйти, – дрожащим голосом выдавила она, и Фрэнк в бессилии сжал кулаки, чтобы не кинуться за ней. Через мгновение она, подхвативши подол платья,  уже практически бежала к выходу.

Фрэнк же стоял на месте, твердя себе, что должен послушаться её, отпустить и постараться забыть.

Держался он ровно до того момента, когда она скрылась из виду; мотнувши головой, Фрэнк метнулся за ней, стараясь двигаться как можно тише и сохранять дистанцию.