Когда мелкий колючий снег укрывает почву едва заметным в ночи, неравномерным покровом, я обуваю самые теплые свои ботинки и, укутавшись в шерстяной шарф, беззвучно выскальзываю за дверь, покидая умолкший дом. Я иду к тебе накатанной годами дорогой. Остановка – метро – парк - длинная улица, заканчивающаяся внезапным тупиком в паре километров от твоего дома.
     Поводом для визита служит не первый снег. Еще бы, уже февраль, а похолодало в этом году рано. И, не снег пушистый, не липкий, скатывающийся так естественно в снеговиков и раскатанный в ледяные горки, не белые редкие хлопья, не замысловатые сказочные снежинки. Колкие частые бусины, цепляющиеся за поднятый капюшон – вот и все богатство. Не задумываясь, по какому принципу я выбираю именно эти изредка белеющие щиплющие морозом ночи, я всегда был уверен, что не спутаю их, не перепутаю, ведомый нетерпением и жаждой, с какими-либо другими. Потому что именно в этой, заставляющей глаза слезиться от холода темноте ты меня ждешь.
     Оставляя первую цепочку шагов по диагонали затверделого стадиона, ту самую, что год из года, манит меня освежить пройденный путь, я вжимаю голову в плечи, засунув озябшие руки в глубокие карманы брюк. Замерзшая тарелка луны подмигивает с бесконечной высоты, скалясь беззубым ртом, так напоминая неизменную тыкву на зашторенном подоконнике твоей гостиной. Мне легко представить, как ты сейчас, а я уверен, что так оно и есть, выдергиваешь шнур телефона из розетки и ставишь на конфорку травяной чай, уложив сына и перестелив в своей спальне простыни.
     Ты куришь на диване, закинув похудевшие ноги на низкий стол мутного стекла, в то время как мои изрядно худые ноги несут меня через заброшенную тропинку в застывшем смутно-хвойном парке, с повалившейся изгородью у ярко горящего в звенящей темноте рекламного щита. В то время как, закинув локоть под подушку, во сне, Фрэнк стягивает с себя одеяло, в душной комнате, на мою пустующую сторону кровати, отражающейся в заледенелых бликах окна.
     Я не знаю лишь одного, но думать об этом и не пытался, будет ли снег идти и дальше, если ты перестанешь меня ждать? Но вряд ли сейчас это может быть важным – незатронутая тема разговора, неперевернутая страница нот, отпущенный ввысь воздушный шар.
     Я останавливаюсь у самой твоей двери, так близко к ее сердцевине, словно, зажмурив покрывшиеся инеем ресницы, могу слышать неуловимый глубокий гул – текущая жизнь за толстыми, горячими и уютными изнутри стенами. Ты открываешь ее, как всегда, совсем не дождавшись стука, и мягкий желтый свет падает из-за твоей спины.
     Когда я, часто моргая, открываю слезящиеся в морозе глаза, чувствуя теплые пальцы, проникающие в мой растянутый рукою карман.
     Когда ты улыбаешься, пропахший дурманом травяного чая.
     Когда мелкие колючие снежинки тают, глядя на нас с капюшона моей черной «Аляски», оставленной на крючке полки у дверного проема.