Это ощущение краткой, мимолетной близости – слаще любого мёда. Я как никто иной понимаю, что нельзя переборщить. Нам позволено только сойтись и разбежаться, вырывая из недель своих жизней минуты, которые принадлежат только нам двоим. Но не больше. Если сахар подгорит, он начинает горчить… подозреваю, что наши отношения обладают теми же свойствами.
Когда ты умрешь, за все пережитое тебе следует будет поставить памятник. Сахарный, как те маленькие фигурки, продающиеся в кондитерской за углом. Помнится, пару лет назад я подарил тебе одну – в ней было что-то детское, даже девичье, но ты назвал меня гребаной феей, а я несказанно обрадовался тому, насколько ласково это прозвучало. Я, правда, так и не научился исполнять желания людей, как положено феям, а фигурка раскрошилась в твоем кармане, когда ты наваливался на меня всем телом, прижимая к стене.
Откуда в твоем тщедушном тельце столько сил, братик? И откуда в голове такие темные мысли, из-за которых ты скорее изнасилуешь меня, «любя», чем поцелуешь в щеку? Это не моя ошибка, это не моя битва, но и жалеть себя я не могу. Потому что каждый раз, покидая тебя, я не могу перестать думать о том, как ты справишься со всем этим один. И мне приходится возвращаться. Ведь это именно я когда-то поторопился, перегнул палку и спутался так, что выбраться уже не смог.
Вы видели когда-нибудь, как растет сахарный тростник? Я никогда не наблюдал это живьем, но один раз мы с братом поехали в Бразилию, и нам раздали экскурсионные карточки, на которых были фотографии тростниковых плантаций. Помнишь, что я тебе тогда сказал, брат? Вряд ли. Глупо было сравнивать, но я смотрел на карточки, которые изображали благородные растения, рвущиеся ввысь своими жесткими стеблями, а потом не мог удержаться и оглядывался на тебя, окидывая взглядом статную осанку и развернутые плечи. Почти уверен, что порезаться плотными листьями тростника проще простого. Но я тогда думал, что ты можешь резать по живому лишь словами. Досадно.
Недооцененно, сказал бы я сейчас. Хотя я уже не успею ничего изменить. Физическая боль, которую ты приносишь, всегда сильнее моральной. Но даже здесь тебя ни в чем нельзя обвинить, свою мотивацию ты обосновал коротко и просто. Рядом с собой ты хочешь видеть идеал человека. Если идеала не находится, ты будешь его лепить. По частям, нанося мазки на полотно, или из целого куска глины – это твое дело, у меня нет права вмешиваться. Мое тело – твой холст. Я давно знаю это.
Раньше, это было годы назад, моя душа готова была нестись в рай от ощущения тепла твоего тела, прижимающегося ко мне костлявым боком. Теперь сознание покидает физическую оболочку по другим причинам. Я не могу находиться в твоей грязи. На тебе, в тебе, вокруг тебя столько дерьма, что даже кровью его уже не отмыть. Ты грязный, уйди! Отойди от меня! Но ты не уходишь. Я не ухожу. А оттолкнуть нельзя.
Ты как будто перебираешь, пробуя на себе, множественные грехи. Когда ты впадаешь в уныние, я становлюсь твоей гигантской грелкой, позволяя тебе неделями не выходить из дома. В минуты твоего гнева я – мальчик для битья, иначе не скажешь. Но и это можно пережить. А гордыню не зря называют страшнейшим грехом. Я всегда считал своего брата, друга и любовника идеальным. Нисколько не скрывал этого. Но действительно страшным такое отношение становилось тогда, когда брат начинал считать идеальным себя.
Не больно – значит, не интересно. Так порой говорит мне главный противник насилия, Майки Уэй. Он не потерпит наручников и хлыстов, потому что это пошло. Люди придумали это, когда поняли, что не могут выражаться своими собственными способами. Но он ведь выше этого. Поэтому, стоит гордыне прийти к нам, мои руки оказываются перетянутыми за спиной грубым кожаным ремнем, в то время как я сам лежу на узкой односпальной кровати, которой, впрочем, вполне хватает нам двоим. Лежу и жду, пока он придумает новый способ самовыражения, который вознесет его над другими.
Даже сейчас я помню, что виноват во всём сам. Волосы Майки цвета тёмного тростникового сахара, и когда он склоняется надо мной, кончиками они щекочут мне грудь. После того, как у брата пройдет этап непомерного эгоизма, нужно будет посоветовать ему постричься. Но не сейчас, не когда его заносчивость работает против меня.
Со стороны движение Майки выглядит так, будто он целует ключицы брата, нежно и осторожно, как ни в чем не бывало. По факту, так оно и есть. Но не забывайте, что арена этих событий – истинная ярмарка тщеславия, развернувшаяся в стенах однокомнатной квартиры. И потому Джерард сжимается всем телом – насколько позволяют ремни на руках и ногах, – ожидая, не вынырнет ли из-под матраса очередное орудие пыток. Джерард редко ошибается. Не здесь и не сейчас.
Обращение Майки с холодным оружием – зрелище поистине прекрасное. Нож в руках младшего это не то, чего следует бояться, Джерарду ли не знать. Стальная рукоятка немного холодная, и нервные окончания Джи отвечают едва заметным покалыванием, когда она скользит по животу, вниз. Пока что острием вверх. Но в таких вещах не стоит загадывать наперед.
Джерард отсчитывает семнадцать медленных вдохов с момента, когда нож исчезает из вида, прежде чем губы Майки касаются его лодыжки. Для мужчины сейчас нет другой формы времени кроме ритма его вдохов или периодичности криков соседей сверху. Значимость потеряли минуты и секунды, но не сами промежутки между событиями. Когда стук крови у него в ушах заглушит звуки, исчезнет и само время. Ровно до пробуждения в новом дне – или до ухода внутреннего монстра Майки. Ведь именно монстр, выбравшись из своей конуры, теперь правит балом. Уэй, а точнее его тело – только цепной пёс, идущий на поводу у соблазна.
Уже сейчас непозволительно пугливо забилась венка на виске, мешая сосредоточиться на мелочах. Пока это только страх, навалившийся сверху прямо на лицо, как большая пуховая подушка. Через эту преграду Джерард может слышать тихое бормотание брата, какую-то сущую ерунду, слетающую с его губ между поцелуями: «..красивые стопы», «форма ногтей», «тонкие щиколотки». Чтобы получить лучший обзор, Майки нежно переворачивает его на живот. Забавно, если бы младший всё-таки собирал идеал человека, кажется, Джерард догадывался, какая часть была бы взята от него. Но Майк не станет. Духу не хватит, костлявая чёрная тварь.
Джерард содрогнулся, недоумевая, откуда столько силы в стройном теле, когда лезвие прошло стопу насквозь. Кажется, эта дрянь читает мысли. Но только кажется. Иначе от нее было бы уже не спастись. А Майки тем временем увлеченно провернул нож за рукоятку, но не смог сделать этого до конца. И всё же анатомических познаний Джерарда хватило, чтобы понять, что не все его кости остались на прежних местах. А слёзы полились из глаз непроизвольно, без подобия крика, без единого стона боли, пусть зубы одновременно и прошли сквозь нежные ткани щеки. Одна боль заменяет другую, но на этот раз не физическая – моральную, как это бывает обычно. Физическая – физическую.
Он не кричит ещё и потому, что такая рана по ценности равна поцелую. Это маленький секрет Майки Уэя, его особое проявление нежности через металл. Следующий поцелуй чуть ласковее – вырвав острие из правой ноги, парень оставляет длинный надрез на левой, после слизывая кровь. Чёрт его знает, чем ему так приглянулись эти стопы. Джерард пытается всё-таки дышать через нос, а глотку заливает кровь из прокушенной щеки. Хорошо, глубоко прокушенной. Каждый вздох становится надрывным всхлипом. Мужчина не слышит себя, на остаток этого вечера он оглох, отдалившись на ещё один шаг от этого мира.
Он не слышит, и не может понять, сколько времени прошло, прежде чем новая боль вплелась в его тело. Он может физически ощущать её нити по венам, упругие полосы вдоль мышц и гибкий жгут на диафрагме. Джерарду даже почудилось, что его легкие уже соприкоснулись с рёбрами, но так и не смогли впустить в себя больше воздуха. Он совсем не чувствовал в тот момент, как выгнулась его спина, и практически соприкоснулись дуги лопаток. Прошло шесть настоящих секунд, понятие которых он тогда утратил, пока спазм не отпустил тело.
Рукоятка успела согреться в руках Майки, но это не остановило ту разрывающую волну, прошедшую где-то внутри старшего брата от низа его спины. Вся ненависть, отчаяние, сожаление и страх взбились в шипящую белую пену и лизали теперь матовые камни берегов сознания. Ножны, конечно. Хороший армейский нож никогда не вылетит из ножен сам по себе, даже если кто-то имеет его рукояткой связанного в квартире старшего брата. Рука Майки не дрогнет перед этим человеком; бездушная железка, хоть в ножнах, хоть без них – тоже.
В стонах и криках не было боли, не было страха, Джерард не ожидал быть услышанным. Он кричал ради того, чтобы хоть как-то сберечь свой рассудок. Каждый вопль разрывал хотя бы сколько-то нитей боли внутри, последующий стон не позволял волне безысходности захлестнуть живое пламя внутри. Грубый ритм движения стал новым способом счета, но даже зная о ходе времени, мечась по постели, Джерард не представлял, чего ему ждать. Уткнувшись лицом в желтую наволочку, он снова хрипел о том, как это грязно, а Майки ловил его дыхание губами. Да, Джерард уже не сомневался, младший откликался на упоминания грязи.
По внутренней команде, глаза мужчины закатились, укрывшись за теплыми веками. Он мог больше не наблюдать то, что творилось вокруг него. Он не слышал, он не чувствовал, он не видел. Лишившись последней возможности что-то ощущать, мужчина не сразу заметил, когда Майки успел выдохнуться. Просто вместе со способностью чувствовать появилось знакомое тепло под боком, как в старые добрые времена. Уэй не знал, куда был снова спрятан нож. Он накрыл брата тонким покрывалом, сложенным с утра у подушки. Ничего другого тогда и не нужно было.
Слыхали, говорят, чтобы верить в Дьявола, не нужно веровать в Бога. Очень удобно, между прочим. Когда очередной твой приступ вышибает меня из тела и заставляет наблюдать все со стороны, я ясно вижу себя, но тебя со мной нет. Это уже не та близость, какой она была раньше, наш банк украденных у мира минут разграблен кем-то другим. Но, главное, вместе с минутами этот другой забрал самое важное, что у меня было. Попробуй вспомнить открытки из Бразилии и угадать с одной попытки.
Люблю ли я тебя? Люблю ли я то, что от тебя осталось? Безусловно, и даже не важно, как именно. Но разве я так же был бы с тобой из-за одной любви? В том, как ты беззащитен и слаб сейчас, я вижу ответ. Никогда. Поэтому, вновь думается мне, за проявления жалости людей тоже следует отправлять в ад.
Отличие нашего случая лишь в том, что ты восстановил справедливость, став воплощением моего ада на земле. Но, знаешь, я все еще верю, что когда-нибудь мы изгоним всех твоих бесов и прекратим это. Тогда в людском мире станет одним демоном меньше.
Меня зовут Джерард Уэй, мне тридцать два года. Я не верю, что сексуальное насилие может привести к раздвоению личности. Я просто с этим живу.
Все....тут каждая строчка, заставляет задуматься, ощутить, перенести все это! У меня просто нет слов, чтобы описать мое чертово состояние сейчас.
У вас прекрасный слог, автор. Красивый, но в тоже время легкий. Я просто в безумном восторге от прочтения. Лучи добра вам и процветания. Этот фик - чудо.
Уф...не получилось сказать все, что хотел...Просто меня до краев переполняют эмоции.
Я вот только не поняла почему так мало крови и совсем нет кишок о_О думала тут прям мясной брудершафт, а все довольно сдержанно... Сломанные кости в стопе? А вот это жестоко, только год и три дня как гипс сняли -_- оценила ножны *_* да, детка, ты - красавчик! До сих пор не могу осознать почему мне и вдруг Уэйцест, но это видимо не объяснимо:) соседи, почему кричали соседи?! И почему только сверху? =D не смогу теперь спокойно проходить мимо тростникового сахара х) но и употреблять тоже, он теперь навсегда для меня - волосы Майки %) извини за то, что оставляя это вместо хоть сколько-нибудь внятного отзыва, но не способна. Потом. Наедине. В устной форме. Х) ты моя умничка, ты все сделал, как и обещал. Я польщена и разняшена^_^ спасибо, дорогой =*
Я не знаю что сказать. У меня довольно двустороннее впечатление после прочтения осталось. Жестокость в твоем исполнении становится своего рода искусством. Но, хоть с одной стороны мне действительно очень это понравилось, и эти описания, черт, какие у тебя описания! Серьезно, я никогда не перестану восхищаться твоим языком и умением его использовать. Но есть в этом что-то отталкивающее, что-то, что заседает после прочтения в голове и не дает покоя. Я не смогу объяснить, что именно, но это "что-то" и есть обратной стороной моего мнения об этом рассказе. В любом случае, это прекрасно. И хорошо, что есть такие работы, после которых это самое "что-то" заседает в голове. Мне больше нечего сказать, да :D
Сходу: вот читаешь авторов фиков, авторов-классиков, и постигаешь одну истину, что навала авторских мыслей - это тяжесть несусветная. А ещё часто автор не может остановиться в размышлизмах, его страшно прёт, и подача мыслей зачастую тяжела, отягощена всем чем можно, и хочется поскорей уже героев, диалогов и действий. Теперь попрошу адекватно воспринять следующее, т.к. я сама говорю при полной адекватности: большая часть фика построена на мыслях. Но они не имеют веса, только смысл, доходящий сразу. Всё. что ты хотела сказать, прочлось легко и ощущения грузиловности не было. Я чего подчёркиваю: дааавно я не читала такого, чтоб мысли подавались легко! Мысли в значении какой-то даже философии, философии рассказа. Создалось ощущение, будто поговорил с дофига мудрым психиатром, который по слогам разжёвывал тебе всё, что хотел сказать. Классика классикой, авторы авторами, а сочетание лёгкости и концентрации - это подвиг. Вообще, твои мини - отдельный мир. Он очень отличается от мира твоих макси-фиков, но чисто своими особенностями, а не тем, что какое-то из этих направлений у тебя ущербно. Не ущербно, ты это знаешь, я это знаю, все это знают:) Так вот твои мини - всегда что-то сумасшедшее и странное, полный авангард, какие-то оттенки чувств, а что это за чувство - догадайся сам, и, что самое интересное, догадываешься. Приятно догадываться, приятно, что темы, фразы иных авторов волнуют и заставляют мозг напрягаться. А у тебя - этот горячо любимый приём "секс без секса" в придачу. Когда для его описания не требуется графическая нц-а, для описания насилия и жестокости не требуются сочные подробности и кишки. И если ты опасаешься, что читателям нужны именно графика и кишки, то, уверяю, у тебя есть такой извращенец, которому подавай то, что есть у тебя, твоё фирменное
И, кстати, Майкл-насильник... Пф, я лично уже читала, где в качестве садиста выступает не старший Уэй, а младший. Во-первых, обратная ситуация - очень тривиальный ход, хотя, чтобы его понять, не нужно напрягать мозги. Во-вторых, мне кажется, младшему идёт образ морального маньяка, по внешности которого вовсе и не скажешь, что он таков. Поэтому, если и подключать воображение, и смотреть на то, как бывает в жизни, веришь как-то, что Майки мог бы быть таким, если бы да кабы алала... Поскольку в читательских лавах есть традиция говорить о фетишах вслух, если автор где-то пропустил строчку об интересующей части тела, я скажу, что мысленно протащилась, ибо здесь обращено внимание на ступни. Ну, поскольку их правда обделяют и обычным, и художественным вниманием, они и приглянулись мне в качестве фетиша. Спасибо, я удовлетворён. И ощущение боли было, когда описывались истязания Джерарда. Действительно было ощущение боли, боли от резанья ножом, хоть меня и ни разу не резали и так далее. Боль, которая передана не в физиологических описаниях, а в чём-то другом. Метафоры, ужасающие, потому что очень точные сравнения. Болело. Да, болело.
И даже не знаю, как охарактеризовать последний абзац. То, что происходит между братьями не прекратится. Это Колесо Сансары, и стоит только завязать подобные отношения, оно будет вращаться не переставая. И в норму прийти никогда не сможет. Джерард потакнул слабости Майки, и всё, будет вечно резанным, битым, и что там ещё с ним Майки вытворяет. О да, явно показано, что за жалость надо прямиком в ад.
Автор, ты не несёшь хуйню, когда обличаешь свои произведения в каких-то грехах и недочётах. Я не мерило справедливости, конечно, и никогда не стану, но своей стороны, ни единый грех, названный тобою, я не подтверждаю. И может быть, из всей той кучи слов, что напечатаны выше, будет чётко и ясно видно то, что фик мне очень понравился, просто я не могу сказать это тремя словами.
Спасибо тебе, дорогой, спасибо. За что - сказано выше. То, что пишется трудами, пишется не зря. Аминь. Аминь.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
Ох....ох....так, подождите секундочку.....ывьаджшиэсщшшщнэуэшщтьсгткшщфсгэмитщэукьлдпфм 
