Теперь к сердцу ведёт белая дорожка, связывающая меня с тобой. С каждым разом руки дрожат всё больше, но в вену становится попадать легче. Они синими червяками резко выделяются на фоне белой кожи. Я осознанно, а может и не очень, продолжаю убивать себя каждой новой дозой, каждым новым литром алкоголя. Но мне не страшно, мне просто глубоко наплевать на себя. Я болен самой страшной болезнью – любовью. Я тону в ней, а ты не протянешь руку помощи. Потому что не знаешь. Потому что я слабак, трус, не готовый признаться, боящийся рассказать. «Джи, так не может продолжаться, почему поступаешь так? Ты должен взять себя в руки, бросить это». Как будто я не знаю. Но даже слова брата не действуют на меня. Я делаю больно ему, но не могу по-другому. Потому что в этих грёбаных глюках мы вместе, ты держишь меня за руку, улыбаешься. Но это было в начале. Наркотики создавали цветные сны, но теперь ты начал стираться, изображение становилось чёрно-белым и нечётким, как в старом телевизоре. Я зависим от алкоголя, я зависим от наркотиков. Но больше всего я зависим от тебя, и не могу ничего сделать с этим. Очередная комната отеля, похожая на сотни других. И я как всегда не сплю, сидя в углу, облокотившись спиной об стену и прижав колени к груди. Невдалеке от меня, на кровати, спишь ты. Почему-то всегда получается так, что мы ночуем с тобой в одной комнате. Ты предлагаешь, а я не выступаю против. Это смотрелось бы странно, правда? Я не знаю, когда моё сердце стало принадлежать тебе. Когда я первый раз увидел тебя на сцене? Такого открытого, отдающегося музыке без остатка. Или когда оказался на этой же сцене вместе с тобой? Казалось, ты живёшь этим, живёшь музыкой, наслаждаешься каждым моментом. Сцена меняет тебя, ты становишься совершенно другим Фрэнком, таким, каким тебя видят фанаты. Безбашенным, энергичным, вечно улыбающимся. Но я постоянно наблюдаю за тобой. Поэтому замечаю, как маска радости сползает с тебя, когда ты думаешь, что остаёшься один. Люди сильно меняются, когда считают, что никто не смотрит на них. Я не знаю, почему ты так часто грустишь. И мне страшно и больно видеть твои потухшие глаза. Глаза – зеркало души. Так что же творится у тебя внутри? Я никогда не смогу разгадать всех секретов. – Нет, Джер, не надо, – шепчешь ты и переворачиваешься на спину. На твоём лице отражается боль. Почти каждую ночь ты говоришь что-то подобное, но никогда не рассказываешь, что тебе снится, сколько бы я не спрашивал. – Пожалуйста, нет, нет, – ты начинаешь беспокойно ворочаться. Обычно я не бужу тебя, но и твои кошмары не заходят так далеко. Тихо подходя к кровати, я наклоняюсь над тобой. Мокрая от пота чёлка прилипла ко лбу, веки плотно зажмурены. – Фрэнк, – я легко трясу тебя за плечо. – Ты не можешь, – шепчет он, по-прежнему не открывая глаз. Я начинаю трясти сильнее, но ты не просыпаешься. Мне становится страшно, какой кошмар никак не отпускает тебя? – Фрэнк, проснись, давай же. Ты резко открываешь глаза, немного подаваясь вперёд. Видя моё лицо перед своим, резко падаешь обратно на подушку. – Ты… – начинаешь говорить, но замолкаешь, закусив губу. – Что я? – Не важно. – Нет, Фрэнк, это важно, – я выпрямляюсь, и сажусь на пол, напротив твоей кровати. Полная луна светит в незашторенное окно, поэтому мне хорошо видно твоё напрягшееся лицо. – Каждую грёбаную ночь тебе снятся кошмары, ты зовёшь меня, просишь о чём-то, неужели ты не можешь просто рассказать об этом? Поднимаясь с кровати, ты садишься напротив меня, облокотившись о кровать, притягивая ноги к груди, и утыкаясь лицом в колени. – Если бы всё было так просто, – ты замолкаешь на секунду, глубоко вздыхаешь и продолжаешь, – каждую ночь мне снится, как ты… ты умираешь, Джерард. И я не могу ничего сделать с этим. Твоя смерть наступает по разным причинам. Ты тонешь, ты прыгаешь с крыши, но чаще всего – это передозировка. Твоё холодное тело на таком же холодном кафельном полу ванной, закатившиеся глаза. Мне страшно, что однажды это станет реальностью, – расстояние между нами не больше метра. Ты поднимаешь голову, смотря на меня, и я вздрагиваю. Твои глаза наполнены болью, ты снова грустный. Такой, каким становишься, когда думаешь, что остаёшься в одиночестве. – Зачем? Зачем ты делаешь всё это, колешься, напиваешься до такой степени, что не можешь вспомнить события прошлого дня? Что ты пытаешься так усердно забыть, прогнать? Я не знаю, что ответить. Ведь я не пытаюсь забыть что-то, наоборот, я хочу помнить, но не могу, потому что не знаю, каково это на самом деле. – Почему ты молчишь, Джер? Я знаю, ты бы мог бросить всё это дерьмо, если бы только захотел, – он прав, я бы мог, наверное, но не хочу. Зачем мне это, если хотя бы в моих чёрно-белых снах мы можем быть вместе? – Зачем? – одно короткое слово, об которое разбиваются все остальные. Ты подсаживаешься ещё ближе, а я, словно загипнотизированный, не могу отвести от взгляда. – Ради… меня, – ты берёшь меня за руку. Твоя ладонь такая горячая и реальная. Но я всё равно сомневаюсь в правдивости всего этого. Так ведь не может быть, ты не можешь сидеть напротив меня, держа за руку. Просто я принял слишком много, и сон стал цветным. Я продолжаю вглядываться в твоё лицо, но оно не начинает неожиданно расплываться, и ты, вроде как, реален. Сидишь, замерев, и в этой тишине, я слышу, как бешено быстро стучит твоё сердце. – Фрэнк, ради тебя? – Ты думаешь, я не замечаю, как ты смотришь на меня? Как зовёшь меня, в своём алкогольном бреду? – ты немного подаёшься вперёд, и теперь моё сердце заходится в бешеном ритме, – Джерард, я тебе… Но я не даю договорить, сокращая оставшееся между нами расстояние, и просто прижимаясь своими губами к твоим. Убеждаясь в реальности происходящего, потому что, сколько бы наркотиков я не принимал, мы никогда даже не целовались. А теперь я чувствую твои горячие, самые желанные, и такие недосягаемые до этого, немного обветренные губы. Ты несмело начинаешь двигать ими, вплетая свои руки мне в волосы, и притягивая ближе. Я отвечаю на поцелуй, провожу языком по нижней губе, прижимаю руками за талию к себе. Ты размыкаешь губы, и мой язык, сталкиваясь в твоим, проникает в твой рот. Голова начинает кружиться, то ли от переизбытка эмоций, то ли от нехватки воздуха. Не знаю, сколько времени длится поцелуй, но ты отстраняешься первым, и утыкаешься мне в лоб. – … нравлюсь? – договариваешь ты. Но это уже неважно, ведь всё, кажется, итак понятно без слов. Они только лишние. – Это просто… вау. Я улыбаюсь, и знаю, что ты улыбаешься тоже. – Фрэнки, я обещаю, что брошу всё это, ради тебя. Но ты не нравишься мне, – вдохнув, ты замираешь, – я люблю тебя, – воздух выходит из твоих лёгких. – Джерард, я не готов ответить тебе тем же, не хочу торопиться со всем, не хочу, чтобы было как всегда, ты же понимаешь меня? Но могу сказать совершенно точно, что ты очень нравишься мне, – ты притягиваешь меня к себе, крепко обнимая, а я кладу голову тебе на плечо.
Всё это так неожиданно, ярко, и так… по-настоящему. Теперь я знаю, что наркотики больше не нужны мне. Просто потому что сны превратились в реальность.
|