POV GERARD.

Все равно в этом гребаном мире

Никого нет родней, чем ты. ©

Пару минут назад он шипел и брызгал ядом, раздирая кожу на моих руках и швыряя меня на стены, и рвался броситься вслед за Фрэнком, а сейчас он скулил на полу, сжимая в объятиях мои колени и не позволяя сделать последний шаг.

- Прошу, прошу тебя, Джи… Давай начнем все заново…

По его опухшим от рыданий щекам градом катились слезы, влажные губы тряслись, а по лицу поползли уродливые красные пятна. Я уже отнес все вещи в автомобиль, усадил брата на заднее сиденье, всучил ему его плюшевого медведя и положил украденную книгу из библиотеки на дно сумки с вещами Фрэнка.

- Я не знал, что он тебе дорог, прошу, дай мне еще один шанс…

Майки ждал меня в машине, в моей руке была сумка Фрэнка, а сам я наблюдал за Молко со смесью отвращения, жалости и раздражения.

- Я больше не притронусь к нему, клянусь... Не бросай меня... Я ждал тебя столько лет, когда услышал о смерти твоих родителей... Прошу тебя...

Наши отношения с ним я никогда не воспринимал серьезно. Несмотря на то, что мне сейчас двадцать пять, я считаю, что мне еще рано создавать собственный клан, как подобает каждому отпрыску чистокровного. Брайан Молко был рожден человеческой женщиной: думаю, даже непросвещённые поймут всю щекотливость его положения в обществе. Я понимал, что он собирается поднять себе репутацию за счет нашей связи; я понимал это еще в семнадцать лет, когда он заискивающе улыбался мне на каком-то мероприятии, куда мне пришлось прийти с родителями. Я понимал это, потому что уже тогда был обучен жестокому расчёту, который не раз помогал мне выбираться из сложных ситуаций. Я понимал это, и не стал отказывать себе в возможности переспать с юным вампиром-сиротой, который имел довольно-таки женообразное тело. Не могу сказать, что это стало роковой ошибкой: я смог использовать данную Брайану надежду, и получить кров над головой, когда мне это было необходимо. Гомосексуальные отношения не были редкостью среди вампиров, а продолжать род я не считал необходимостью. Но, в любом случае, на первом месте для меня стоял Майкл. А для того, чтобы оберегать его, мне нужно сохранить собственную жизнь, и, следственно, жизнь Фрэнка. Схема чрезвычайно проста, но упрямый Молко, привыкший получать свое, не желает ее понимать. Он просто не знает, с кем он связался. Он не желает признавать, что является лишь пешкой в моей игре.

Хэй, Брайан, всегда уверенный в себе и в своей власти, что с тобой?

- Не пойми меня превратно, но я не могу смотреть на тебя, когда ты в таком состоянии. Прости.

С тяжелым вздохом я поставил сумку на пол, вызвав радостный вскрик Брайана, наклонился и, скрипнув зубами, резко и, пожалуй, немного грубо разжал его руки, обвившие мои ноги. Затем отстранил его от себя и, подняв сумку, направился к двери, желая поскорее убраться отсюда.

- ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, ДЖЕРАРД АРТУР УЭЙ! У ТЕБЯ МОГЛО БЫТЬ ВСЕ! ВСЕ, СЛЫШИШЬ?! ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО ПРОМЕНЯЛ МЕНЯ НА ВШИВУЮ ДВОРНЯГУ И ВЕРНЕШЬСЯ! - неслось мне в спину, пока я бережно убирал сумку Фрэнка в багажник и усаживался за руль. Майки смотрел на игрушку, словно не замечая, как бушует Брайан.

Проклятия Молко еще звенели в ушах, пока я выводил автомобиль на главную дорогу.

- Где Фрэнки? - тихо спросил Майки, молчавший до этого.

- Ему нужно немного освежиться, - произнес я ровно. - У нас с тобой тоже есть дела, - добавил я, выруливая в сторону Хайгейтского кладбища.

Я уже составил небольшое подобие плана на ближайшее будущее. Я решил дать Фрэнку несколько часов, чтобы он смог побыть наедине с самим собой.

Сначала нужно запастись едой в первом же подвернувшемся супермаркете: Фрэнку нужно питаться чем-то в пути. Запасы крови я удачно пополнил у Брайана, и даже благодарен ему за это. После этого нужно с помощью Нити найти Фрэнка, забрать и успокоить. Затем необходимо любым способом связаться с Рэем Торо - старым другом моих родителей, и уговорить его помочь нам троим выбраться из Англии, желательно, на другой континент, подальше от Ордена и его ищеек. Уже устроившись там, можно приняться за снятие проклятий: и с Майкла, и с нас.

Я невесело усмехнулся, поняв иронию судьбы. Трое проклятых, связанных взаимной зависимостью. В тот момент я еще не знал, что совсем скоро к Красной Нити прибавится еще одна связь с Фрэнком: не менее крепкая и пугающая.

Я притормозил перед приоткрытыми воротами кладбища, чувствуя, как дрожит от гнева освященный воздух, чувствуя мою тяжелую ауру. Шмыгнув носом, я заглушил мотор и вылез из автомобиля.

- Посиди здесь, хорошо? Не уходи никуда.

Майки сонно кивнул, теребя новенького плюшевого медведя в руках. Что-то мне подсказывает, что игрушка долго не протянет.

По дороге я остановился перед цветочной лавкой и купил у одинокой пожилой дамы, от которой исходил запах ухоженной старости и свежего хлеба, пару чуть завядших темно-красных роз.

Я вышел из автомобиля и направился вглубь кладбища, через высокую арку, сжимая в руке покрытые шипами стебли цветов и обещая в следующий раз, который случится совсем не скоро, принести с собой самые лучшие розы, которые я найду в Лондоне.

Кладбище было… запущенным. Меня окружала полная тишина. Нет, не такая, от которой звенит в ушах и хочется кричать, чтобы ее заполнить; это была спокойная тишина, насквозь наполненная безмятежным шорохом листвы, колыхаемой ветром. Идеальное место для вечного сна. Царило мертвое спокойствие. С легким вздохом я двинулся вперед, продираясь сквозь кустарник…

…Они погибли пять лет назад. Я помню этот день так же отчетливо, как зареванное лицо Брайана, - память вампира вечна, она не стирается и не размывает воспоминания, до конца дней преследуя его во снах и в видениях. Я буду помнить тот день всю свою жизнь, так ясно, будто это случилось вчера, - и это мое проклятье…

…Я замер перед чьей-то могилой, чтобы отвести в сторону, кажется, вросшую в надгробие растительность и прочесть чье-то имя – ориентироваться в глухом парке было очень сложно. Оставалось совсем немного…

… Я помню, как нам с Майки было весело всю дорогу: мы подшутили над стюардессой, отправив отцу пять порций фисташкового мороженого. Мать поняла, чьих это рук дело, и пригрозила нам пальцем со своего места (мы сидели в разных концах салона) – впрочем, это не помешало нам хихикать, наблюдая, как отец растерянно объясняет рассерженной девушке в униформе, что ему не нужно мороженое, и вообще у него аллергия на фисташки…

… Затем было очень скучно: бессонный день в стенах номера в отеле, ужин (слегка пересоленный салат с креветками и омлет с беконом) вместе с родителями и тремя старыми вампирами, которые должны были заключить с нашей семьей какой-то договор, и целая ночь воспитательных бесед – наказание за шутку со стюардессой…

…Бесчисленные ряды надгробий, заросшие плющом, и потрескавшиеся от старости памятники были покрыты листвой, мхом и паутиной настолько, что я зачастую не мог прочесть ни слова, высеченного на ветхих камнях…

… На следующий день с утра к нам в номер заявились вампиры (черт подери, я даже помню, как блестела древняя бесформенная брошка на кофточке старухи, которая была среди них самой главной). И, в самый ответственный момент, когда все формальности были обговорены, а отец достал свою любимую позолоченную ручку с выгравированными на ней инициалами, чей-то сильный удар выбил дверь в комнату…

…Повсюду росли дикие кустарники и деревья, узкие дорожки были плохо вытоптаны, под ногами трещали сухие ветки, над головой изредка оглушительно громко и пронзительно кричал ворон, и мне приходилось иногда продираться сквозь растительность, пугая птиц и мелких грызунов.

… Отец среагировал мгновенно: он толкнул меня в сторону огромной кровати со сползшим до пола покрывалом, и я пополз под нее, активно работая разбитыми после падения локтями и коленями и глотая поднявшуюся в воздух пыль, дико смущенный и растерянный. Мать уже подпихивала Майка с другой стороны, натягивая покрывало так, чтобы скрыть его ноги, и не замечая, что тем самым открывает мою сторону, позволяя мне увидеть ноги чужаков, расхаживающих среди поднятой пыли...

...Над головой оглушительно каркнул ворон...

Последовали резкие фразы на непонятном мне языке. Старуха с уродливой брошкой на груди лепетала что-то в ответ; я видел, как сильно дрожат ее колени. Родители стояли у кровати, совсем близко ко мне: я мог протянуть руку и прикоснуться к материнской ноге, обутой в темно-красную туфлю на высоком каблуке. Видимо, ответ старухи не понравился незнакомцам. Выстрелы последовали один за другим, трое чужаков тяжело рухнули на пол почти одновременно, заливая кровью пол и пачкая стены чистой кровью.

- Вы знали, что союз с этим кланом приведет к проблемам с нами? – сурово спросил пришедший на чистом английском.

- Нет, - сухо отозвалась мать. Даже тогда, перед лицом смерти, она оставалась гордой и смелой.

- Мы не подписали ни одну… - начал было отец, но его слова потонули в оглушительном выстреле. Он упал ничком на пол, спиной ко мне. От его головы по полированному покрытию расползалась лужа крови. Он умер мгновенно, даже не поняв, что произошло. Может быть, он даже надеялся, что мы сможем выкрутиться, и совсем не ожидал получить кусок свинца в лоб.

Второй выстрел сбил с ног мать. Она упала легко и медленно, словно раненная волчица. Несколько безумно долгих мгновений она сидела на коленях, дрожащими руками хватаясь за грудь и тщетно пытаясь остановить кровь. Алое пятно быстро расползалось по ее белоснежному блейзеру, она дрожала и жадно хватала ртом уже не нужный воздух. Затем опустилась на пол, подтягивая колени к груди, тщетно пытаясь унять боль.

Убийцы ушли, так и не узнав обо мне и Майке, а я смотрел в ее широко распахнутые глаза, в которых плескалась нестерпимая боль и страх. Мама не боялась умереть. Она, как и другая мать, боялась оставить своих детей.

- Заботься о нем... - прохрипела она, протянув ко мне руку. Мои слабые дрожащие пальцы сжали ее холодную ладонь, она тяжело вздохнула и, прикрыв глаза, затихла. Ее не стало.

С того дня мы не знали покоя. Вернее, его не знал я: Майки был спокоен в своем неведении и не понимал, что случилось с родителями и почему нам приходится жить в заброшенных домах. Едва похоронив родителей, я снял все деньги и отправил на счет Майка. Нам приходилось переезжать из города в город каждую неделю, спасаясь от Ордена и правосудия, пока за нами не пришел Фрэнк, перевернув нашу и без того ненормальную жизнь.

…Родители покоились здесь, на самой окраине, где хоронили аристократов. В этом плане я действительно завидовал людям, их крепким семьям, уютным посиделкам и праздничным ужинам. Я был лишен всего этого с самого детства – помню от силы только два совместных ужина с семьей. И бесконечные разъезды родителей, научившие меня быть ответственным и заботиться о младшем брате. Иногда, когда требовало положение, нам приходилось ездить с ними.

Меня передернуло от воспоминаний о последней такой поездке, которая окончилась трагедией.

Затем передернуло снова – от жалобного пронзительного скулежа, который наполнил мою голову, грозя выплеснуться наружу бесконечным потоком, разнеся мою голову на клочья.

- Нет, мне больно! Прошу, отпусти меня! Нет…!

Кажется, воздух внезапно загустел, и мне потребовались все мои силы, чтобы выдавить из легких застывший воздух. В глазах потемнело, розы выпали из моих ослабевших пальцев на чью-то заброшенную могилу, а мне пришлось опереться на надгробие и прикрыть глаза, чтобы успокоить сердце. В лицо ударил порыв холодного ветра, помогая прийти в себя.

Фрэнк. Ему нужна помощь.

Я помню, как долго шел сюда, к окраине, продираясь сквозь мертвое кладбище – у автомобиля я оказался за считанные секунды.

- Пристегнись, - бросил я брату, одновременно захлопывая за собой дверь, поворачивая ключ зажигания и вжимая педаль газа в пол. Майки, вопреки обыкновению, не стал спорить и задавать вопросов.

Я не помню, как оказался у окраины леса; помню только, как мне сигналили вслед возмущенные и недовольные водители, которых я в спешке подрезал. Я наверняка нарушил не один десяток правил дорожного движения, и прокляли меня хотя бы раз двадцать – на тот момент мне было на это наплевать, я просто старался ехать быстрее, почти не сбрасывая скорость на поворотах.

- Не выходи из машины, Майкл! – крикнул я, выбегая наружу.

Шум борьбы раздавался совсем близко.

Фрэнк лежал на сухой траве, довольно-таки пассивно отбиваясь от женщины. Я знал, что при желании он запросто смог бы ее одолеть, и не мог понять, что с ним происходит, пока Фрэнк не прохныкал:

- Мама, мне больно...

Женщину это не остановило. Я нахмурился, зная, что мне не следует вмешиваться в драку оборотней: этому учат всех с раннего детства. Вампиры не лезут к оборотням, оборотни не лезут к вампирам.

Рядом со мной раздался третий хнычущий голос: совсем детский и слабый. Он испуганно смотрел на дерущихся огромными карими глазами... как у Фрэнка. Я пригляделся и увидел, что они действительно чем-то похожи: такая же идеальная форма носа, ровные губы, четко очерченные скулы. Это...?

- Мне больно, перестань, пожалуйста, мама...! - Жалобный скулеж перешел в тихий вскрик, когда волчица ударила его по лицу пятерней, оставив кровавые борозды на его коже.

Я отвернулся от мальчишки и, плюнув на то, что не имею права вмешиваться, бросился на женщину, сбивая с Фрэнка и бросая на землю, чтобы придавить коленями и сдавить ее руки.

- Пусти! - рявкнула она совсем по-собачьи. По ее лицу волнами прошла рябь, сквозь которую я разглядел ее звериную сущность. Оборотень. Далеко не чистокровный и уж точно не высших кровей.

Мы боролись недолго: видимо, женщина давно не охотилась, и была очень слаба. Я решил не пользоваться этим, и оттолкнул ее в сторону, давая пару секунд на фору, которой она воспользовалась, подхватив детеныша и исчезнув в листве.

Я лежал, тяжело дыша и глядя в темное серое небо. В воздухе чувствовался запах дождя, на Лондон стремительно опускались сумерки... Мы так и не погуляли с Майком по городу, в который всегда мечтали попасть. А теперь, едва найдя покой, мы должны были бежать. Бежать подальше отсюда.

От мыслей меня отвлек тихий всхлип. Фрэнк лежал рядом со мной, обнимая колени и пряча лицо. Потрепанный, пыльный и довольно-таки жалкий.

Все мои знания об оборотнях заключались в том, что они рано становятся самостоятельными и предпочитают в еде сырое мясо. В остальном они сильно похожи на нас: сильные, выносливые, быстрые. Что ж... видимо, мать Фрэнка предпочла и дальше плодить щенков вместо того, чтобы заботится о первом (или не первом?) сыне. Гребаные оборотни, почему у них все так сложно?

- Поднимайся, - бросил я, вставая на ноги. Фрэнк не отреагировал. Он продолжал дрожать, уткнувшись лицом в колени.

Через пару минут я понял, что он просто не в состоянии двигаться дальше. Я не мог его бросить - хотя бы из-за нити. Остальные причины я решил сохранить в тайне даже от себя.

Я легко оторвал его от земли и направился к машине, стараясь не замечать, что он прижался ко мне всем своим дрожащим телом, пропитывая мою рубашку слезами.

Я усадил его рядом с водительским сиденьем. Майки дремал, прижавшись щекой к стеклу.

На Лондон падали первые капли дождя, когда мы выезжали из города на главную трассу.

POV FRANK

Капли дождевой воды падали на лобовое стекло и, замирая на миг, поддавались бьющему ветру и крошечными серебристыми змеями расползались во все стороны, пытаясь успеть сбежать от беспощадных дворников. Я мог наблюдать за этим вечно: капли бились об окно, замирали, бежали вверх, словно надеясь заменить один закон физики на другой и спастись от неминуемой смерти. Капли действительно ползли вверх - видимо, поддаваясь порывам ледяного ветра. В салоне ровно гудел мотор, раздавалось сопение заснувшего Майки и спокойное дыхание Джерарда.

Я молчал. В голове не было абсолютно ничего. Я молчал, наблюдая за ливнем по ту сторону стекла. Молчал, не желая вспоминать о произошедшем.

Знаете, что самое ужасное в особенностях оборотня? Мозг. Гребаный мозг, который еще с древних времен реагирует на все мгновенно: предки приучили себя к такой молниеносной реакции благодаря бесконечной дикой охоте, и передали этот дар потомкам, надеясь, что им это пригодится. Нет, конечно, это часто меня выручало, я не спорю, но...

Сейчас от этой штуковины был один вред. Едва я вспомнил, что пытаюсь не думать о том, о чем не хочу думать, мой бесполезный мозг услужливо подсказал, о чем я пытаюсь забыть.

По щекам, словно по стеклу, потекли слезы. Я чувствовал, как горит кожа, регенерируя свежие порезы, и сейчас боль стала нестерпимой, когда по лицу заструилась соленая влага. Я всхлипнул: от обиды на свой мозг-предатель, от боли и от воспоминаний.

- Фрэнк...?

Этот парень рядом с ней... Он так мал... Выходит, это мой брат? И она бросит его точно так же, когда ей вздумается? Бросит, как бросила меня?

Я подтянул колени к груди и тихо заскулил. Почему я родился оборотнем? Почему у меня мать отказалась от меня? Почему...?

- Фрэнк?!

А ведь люди - простые люди, медленные, слабые, мало живущие, - счастливы. Они каждый вечер могут собираться вместе и наслаждаться просто существованием друг друга. Будь я человеком, я бы мог просто положить голову ей на колени и забыть обо всем, что меня грызет. Я бы не был заклеймен Нитью, меня бы не пытался убить взбесившийся вампир, мне бы не пришлось кочевать по стране, спасаться от Закона, терпеть все это дерьмо...

- Фрэнк!

Я моргнул и понял, что Джерард остановил машину, съехав с дороги. Его холодная, но сильная рука лежала на моем плече.

- Что с тобой?

Я перевел на него взгляд. Из-за ливня, сплошным потоком стекающим по стеклу, на лице Джерарда бродила причудливая тень, делая его и без того встревоженный взгляд едва ли не безумным.

- Я...

- Успокойся, Фрэнки, - улыбнулся он добро, не убирая руки с моего плеча.

Я разревелся. Разревелся, словно истеричка со стажем. Разревелся, как безмозглый сопляк, не получивший мятный леденец.

Фрэнки. Так называла меня мать, когда я был совсем маленьким и она кормила меня мягким фаршем.

Внезапно я понял, что сижу на коленях старшего Уэя, поливая слезами его грудь. Одна его рука успокаивающе гладила меня по спине, а вторая мягко массировала колени.

Я разрыдался еще пронзительней, чувствуя себя беспомощным, отвратительным и жалким.

От плача меня отвлекло легкое, почти невесомое прикосновение к щеке. Я открыл заплаканные глаза и уставился на Джерарда. Он снова поцеловал меня в щеку и слабо улыбнулся. Его прохладные руки оказались на моем лице; большими пальцами он стер с моих щек дорожки слез.

- Не плачь, Фрэнки, - прошептал он так тихо, что я едва расслышал его за шумом дождя. Я шмыгнул забитым носом и моргнул, чувствуя себя нелепо и глупо: я, двадцатилетний оборотень, покрасневший от рева, сижу на коленях вампира, с которым он должен сражаться за жизнь и свободу.

Щеки горели. Не от материнского удара или от регенерации. Они горели, потому что я с внезапной ясностью понял, что зелено-карие глаза напротив меня смотрели на самое дно моей души.

POV GERARD.

И сейчас, глядя в его заплаканные глаза цвета темного золота, я понимал, что Фрэнк мне не противен, как Брайан. Он нравится мне сейчас: опухший от слез, с забитым наглухо носом, с пунцовыми щеками - невыносимо трогательный и родной.

Он мой. Только мой.