Прошло несколько счастливых дней, которые я проводил дома. Хотя правильнее было бы сказать, что я проводил их во сне, с Фрэнком. Каждый раз мы разговаривали о разных вещах. Я ничего не знал о мире мальчика, а он о моем. Всегда с замиранием сердца глядел на меня, когда я рассказывал о магазинах, школах и театрах. Стоило мне на секунду задуматься, как он пододвигался ближе и заглядывал мне в глаза, вымаливая продолжения. С таким же восхищенным забвением слушал я его рассказы о странных зверях всех цветов радуги, по описанию похожих на мамонтов и грифонов. Всякий раз он смеялся своим легким, заразительным смехом, когда я с открытым ртом наблюдал за тем, как по велению его мысли появляются разнообразные нужные ему штуковины. Моя душа, наконец-таки, обрела крылья и научилась летать. Иногда мне казалось, что она облетала поляну и позволяла мне видеть больше, чем видел я глазами. Временами она будто стояла за спиной Фрэнка и показывала, что он чувствует, и что следует мне говорить, а чего не стоит. Несомненно, я уже обожал это место и не хотел покидать его. Но еще больше я обожал своего друга.

Вскоре я выздоровел, а таблетки закончились, и я перестал видеть Фрэнка. Просто не успевал дойти до нашего места встречи. Сидеть в школе после таких прекрасных событий было невыносимо. Сначала я смотрел на своих одноклассников, которые ругались, дрались, сплетничали, и все больше понимал, что в этом мире не осталось ничего светлого. И никого. Каждый день в голову лезла мысль: «Вот было бы здорово привести Фрэнка и показать ему все», но тут же здравый смысл окатывал мечту водой, прогоняя прочь. Это невозможно. Я продолжал наблюдать и все больше разочаровываться. А на последних уроках просто подпирал подбородок ладонью и смотрел в окно, где-то в глубине души лелея надежду на то, чтобы снова увидеться с ним. Каждый раз я вспоминал, как Фрэнк осторожно брал меня за руку, словно пытался таким жестом показать все свое теплое отношение ко мне, и просил не уходить. А что я мог ему на это ответить?

В тот день я размышлял больше обычного и смотрел в окно на усиливающуюся грозу. И с той же внезапностью, с какой молния рассекает небо, мне в голову пришла мысль.

По окончании занятий я быстрым шагом направился к аптеке, находившейся в паре минут ходьбы от школы. Я открыл дверь и раздался приветливый звон колокольчика, а из подсобки вышла женщина в белом халате.

- Добрый день, нехорошо себя чувствуешь? – она облокотилась на витрину и жестом подозвала меня к себе.

Почему людей так волнует состояние незнакомых им парней? Я итак нервничал, а она своей добренькой улыбкой только ухудшала ситуацию. Именно добренькой, а не доброй. Добрая улыбка – она такая светлая, искренняя, как у Фрэнка. А женщина явно натянула свою только для того, чтобы не распугать посетителей. Омерзительно. Я постоял немного возле двери, затем неуверенно направился к витрине.

- Да уж, приятель, ты еще и мокрый весь, точно заболеешь, по адресу пришел.

Я на секунду поглядел на свою одежду и провел рукой по волосам, с которых стекала вода. «Вместо того чтобы попрекать, могла бы выключить кондиционер», - подумалось мне, но с виду я оставался таким же спокойным. Меня всегда раздражали моменты, когда люди вели непринужденную беседу, даже не представляя, какой в моей голове разрабатывается план.

- Посоветуйте мне хорошее снотворное, - тихо попросил я, рукой указывая на стенд с множеством упаковок.

Женщина укоризненно воззрилась на меня, и с ее губ пропала эта мерзкая улыбочка.

- Продаю только по рецепту, и вообще, ты совершеннолетний?

- Моя мама не спит уже неделю, ей срочно нужны таблетки! - голос предательски дрожал от волнения. Я ненавидел врать и совершенно не умел этого делать.

Продавщица скорчила противную гримасу.

- Ладно, ладно, не ори только, - она достала откуда-то из-под витрины баночку с гремящим содержимым, - передай маме, что больше двух принимать нельзя.

С этими словами она зло зыркнула на меня, словно хотела взглядом вытолкнуть за дверь. Но я сам не собирался долго задерживаться, поэтому поймал этот взгляд затылком, когда закрывал дверь.

Я сидел на кровати и обдумывал свою жизнь от рождения и до этого момента. Чего я добился, что полезного сделал, где потерпел неудачу? В тот момент мне было все равно, я размышлял  просто так, чтобы быть хоть немного похожим на героя кинофильма. Уверенным движением я открутил крышку и высыпал пару таблеток к себе на ладонь. Они катались по моей руке, приятно щекоча, и переливаясь разными цветами. Хотя, скорее всего, мне лишь так казалось. Я вспоминал ту траву и те чувства, что испытывал сидя рядом с Фрэнком. Две штуки. Я вопросительно поднял бровь, в мою душу закралось сомнение. А что если мало? Я еще раз наклонил баночку, и оттуда на ладонь упало еще три пилюли. Здравый смысл убеждал: «Что ты, это слишком много, мало ли что может случиться», но сердце билось, азбукой Морзе выстукивая: «Не бойся, ты просто проспишь пару дней, вот и все».

Я вспомнил о матери с отцом, но, к ужасу, меня ничто не тронуло, ни одно воспоминание не даровало то чувство окрыленности, что испытывал я, находясь рядом с Фрэнком. Может, это больше, чем дружба? Ах, Фрэнк, знал бы ты, как скучал я по тебе все это время, что мы не виделись. Как мечтал я снова увидеть твои чудесные, полные понимания и нежности глаза. Вдохнуть до одури приятный аромат, которым пропиталось все твое тело за время нахождения в чудесном лесу. Запах счастья и сырых опавших листьев. Там даже осень не такая, как здесь. Все это время я не хотел, чтобы ко мне прикасались, я мечтал лишь о том, чтобы ты робко убрал челку с моих глаз. Я еще столько всего мог тебе рассказать, а ты показать мне все прелести своего мира.

Я был уверен, с Фрэнком каждая секунда будет раем. И мы никогда не сделаем друг другу больно, не предадим. Я улыбнулся, теперь-то я смогу сделать его счастливым. Резким движением я закинул таблетки себе на язык и проглотил, запивая обдающей холодом горло водой.

Я сидел и продолжал улыбаться до тех пор, пока мой живот не скрутил резкий спазм. Внезапно я вспомнил о записке, которую хотел написать - сообщить родителям, что просплю всего лишь два дня и это эффект таблеток. Я встал на ноги, но боль снова подкосила, она была просто невыносимой.

Я взвыл, и собственный голос испугал меня. Снова резь. Я понял, что не смогу даже дойти до стола, не то, что написать записку. Я начал задыхаться от постоянных спазмов, не дающих сделать даже глотка воздуха. И ужасная мысль оглушила меня "Что если я не проснусь?". Я снова вскрикнул, казалось, в живот воткнули кол. Я хотел плюхнуться на кровать, но не успел. Я не мог дышать, не мог больше кричать и стонать. Пот крупными холодными каплями скатывался со лба. Все поплыло перед глазами, я судорожно продолжал пытаться вздохнуть, получить хотя бы грамм кислорода. Окружение начало меркнуть, ноги свело судорогой, и я упал рядом с кроватью. Мне не было больно от удара, напротив, я почувствовал под своей щекой приятный холод линолеума. Перед застеленными болью глазами появились помехи. Те самые. Все больше и больше. Все продолжало темнеть, стены расплывались. Их тоже съедала чернота. Меня опять дернуло, в последний раз. Помехи оглушительно шуршали в голове, но сквозь них, откуда-то донесся еле различимый вопль матери, сменившийся рыданием.

Жди, Фрэнк, я уже иду к тебе, и на этот раз я больше не исчезну.

***

- ...В конце концов, он всех расстрелял и поцеловался со своей девушкой,- я закончил пересказ фильма.

Фрэнк держал меня за руку и на протяжении всего рассказа только вздыхал, изредка охал или ахал.

Мы сидели на траве прямо под деревом, к которому давно хотели попасть вместе. Сегодня его листья были золотистыми. Они как-то по-особенному отражали солнечный свет, падающий на наши фигуры, отчего могло показаться, что мы окружены волшебным сиянием. Трава лениво меняла цвета, когда ее колыхал слабый мягкий ветерок. С каждой секундой солнце скрывалось где-то за небосводом, а нам оставалось лишь довольствоваться его уставшими лучами.

- Джерард...- не отводя от солнца глаз, позвал Фрэнк, - зачем они поцеловались?

Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, о чем говорит мальчик, так я увлекся закатом.

- Просто они любили друг друга.

- Любили? - переспросил он и всем телом развернулся ко мне, чтобы услышать очередную историю.

- Ага. Это такое чувство, когда... В общем, тебе хорошо, очень, и ты не можешь прожить без кого-то. Тебе хочется только отдавать ему всего себя и жертвовать многим ради того, чтобы он улыбнулся, - я светился счастьем, затмевая лучи солнца. Именно это я чувствовал по отношению к Фрэнку. Мне так хотелось обнять его просто так, а может и не только обнять.

- Джи, - тихо произнес он, теребя прядь своих темных волос. Только он мог так произнести мое имя, чтобы я расплывался в улыбке, - научи меня, пожалуйста, целоваться.

Парень был таким наивным и милым, что я просто не мог отказать. Да и не хотел.

Я потянулся к нему, заключая в объятия. Никого и никогда я еще не целовал, я бы даже сказал, что боялся своего первого поцелуя. Но сейчас, когда любимый человек был так близко, я понял, что жаждал этого всю свою жизнь. Его ладони сомкнулись на моей талии, распространяя тепло по всему телу. Я смотрел в его глубокие глаза и чувствовал, как теряюсь в их омуте. Когда наши лица были уже слишком близко, нервный выдох мальчика опалил мои губы обжигающим воздухом. Я смущенно прикрыл глаза и, не в силах противиться внутренней волне, прикоснулся к его мягким губам так бережно, будто целовал хрупкие лепестки роз. В тот момент ничего вокруг не существовало для меня  кроме Фрэнка. Гамма всех положительных эмоций собралась в душе и вытеснила все плохое, что накопилось там за долгие годы. Я путешествовал руками по телу мальчика, исследуя каждую складку его зеленой рубашки. Мне никогда еще не было так хорошо.

Внезапно я почувствовал, как тепло губ Фрэнка перестало греть мои губы; он отстранился от меня.

- Я не могу любить тебя, - выдавил он дрожащим голосом и отвернулся.

- Что ты такое говоришь, Фрэнк? – я снова обвил его руками и прижал спиной к своей груди.

- Я ведь ничего не сделал для тебя, совсем ничего!

Я прижал его еще сильнее так, что стало тяжело дышать, и ласково прошептал ему на ухо

- Это не так, ты сделал меня счастливым.

Он снова повернулся ко мне, и я увидел, как поползли наверх краешки его губ, а глаза засияли новым, ранее незнакомым мне блеском.

- Тогда я люблю тебя.

- И я тебя.

«Люблю больше жизни», - заиграло в голове окончание фразы.

- Джерард, - снова произнес парень с такими нотками, что сердцу захотелось подпеть.

Я вопросительно посмотрел на него, а он в свою очередь указал куда-то на небо, где увядал закат, - мы все пропустили... но я не жалею.