Мне было шестнадцать, когда произошел случай, положивший начало моему рассказу. Многие из вас сейчас же перестанут читать это, потому что сами были подростками со своими чудными происшествиями, но моя история выходит далеко за рамки человеческого понимания. Она длится до сих пор.

***

Я с детства был необычным ребенком. Не то, чтобы имел какой-то талант или три ноги вместо двух. Хотя я недурно рисовал, весьма недурно. Но моя особенность заключалась в другом: я сразу знал, каким должен быть идеальный друг. Я представлял его внешность, пусть и не слишком детально, одежду, характер. Из-за этого я был обречен прожить жизнь никому не нужного одиночки, ведь не существует людей, идеально подходящих под наши стандарты.

Осознание неидеальности мира пришло слишком рано, поэтому я с детства не заводил ни с кем дружбы. Вернее сказать, иногда я хотел с кем-то общаться или играть, но у людей, даже у детей, привычка все портить. Они могли с тобой подружиться, а потом треснуть по голове лопаткой или обсыпать песком. «Детские обиды» скажете вы. Но я рос, а ничего в отношении людей не менялось даже спустя десяток лет. Так что с раннего возраста я получил ценный опыт, и поэтому  даже не пытался примерять розовые очки. Но было все же одно «но» - я продолжал верить в то, что когда-нибудь встречу свой идеал.

В школе я был чем-то вроде тени. Парень с черными волосами, вечно сидящий на последней парте и рисующий странные каракули в конце тетради. Я слышал, что так меня охарактеризовали, но мне было, честно говоря, плевать. Я знал многое о каждом однокласснике, тогда как меня абсолютно не замечали. Я всегда был с ними, всегда рядом, но находились личности, ослепляющие ребят своим сиянием, а я просто исчезал на их фоне. Становился невидимкой.

Наверное, любого человека, живущего так, не раз посещали мысли о самоубийстве, но только не меня. У меня была цель, и разум мой был настолько поглощен этой целью, что на другие мысли просто не оставалось времени. Сколько себя помню, мне всегда снился один и тот же сон. В этом сне я чувствовал себя так, словно забытье даровало мне крылья и позволяло парить, в отличие от суровой реальности, которая каждое утро вырывала меня из объятий Морфея и погружала в свои – ледяные и калечащие крылья.

Я засыпал и, казалось, проваливался в другой мир, всегда в одно и то же место, с которого начинал свое путешествие – лес. В нем мое дыхание становилось глубже, я вдыхал пленяющий сладковатый запах диковинных цветов, словно наркотик. Деревья стояли вразброс, но не плотно, так, что их кроны не мешали приветливым солнечным лучам нежно окутывать мое тело. Такие объятия не были ожигающими, потому что вместе с солнцем меня приветствовал и ветерок. Задорный и игривый, он просачивался сквозь стволы, заставляя листы кружить хоровод прямо вокруг моих ног. Затем он начинал играть и со мной, задорно сдувать волосы с моих глаз и тормошить одежду. Мне казалось, он не любил, когда я прятал глаза.

Но я знал, что нельзя долго задерживаться. Передо мной была тропинка, и я всегда послушно повиновался природе, следуя только ею. Лес вокруг был необычным, как и все здесь. Высокие деревья разнообразных форм, но все очень высокие, они имели нежно-фиолетовый цвет. Шаг за шагом, я чувствовал странную землю под ногами. Она была рыхлой и пушистой, точно снег, только не скрипела.

Я проходил несколько метров, когда мой слух улавливал шум небольшой речки. Едва я слышал это, начинал бежать с невероятной скоростью. Меня подгоняло чисто мальчишеское любопытство. Все быстрее и быстрее, но ноги переставали меня слушаться, и я снова проваливался, словно прыгал в воду. Сначала темнота поглощала мои ноги, затем тело, руки, а после я целиком нырял в эту бездну. И всегда последним кадром моего сна была поляна, окруженная водой, где в тени одинокого, раскинувшего ветви дерева, сидел человек.

В тот момент, когда я начинал захлебываться чернотой, звенел будильник, и я просыпался в холодном поту.

Помню, в тот день я как всегда сидел на последней парте и рисовал, но внезапно мое внимание привлек голос учительницы, вернее то, что она говорила. Я ненавидел математику. В складывании чисел не нужна фантазия или талант. Зазубрил таблицу умножения и плыви себе все годы обучения. Я пристально уставился на преподавательницу, которая держала в руках папку листов внушительных размеров. Оглядев ликовавших одноклассников, я понял, что математика на сегодня отменяется, и мы будем что-то рисовать.

В школе часто давали задание изобразить что-нибудь, причем на совсем не подходящих для этого уроках. Психологи, видимо, таким образом отслеживали наше психическое состояние во время нудных математик, химий, и самое ужасное – физик.

- Джерард, что с тобой?

Я вздрогнул от неожиданности. Мое имя редко звучало в этом заведении, у теней нет имен. Учительница продолжала обеспокоено смотреть на меня, и тут я понял, в чем причина. Я уже несколько минут просто улыбался. Весь класс повернулся в мою сторону, стоило только женщине обратиться ко мне. Я почувствовал себя неуютно, словно каждый взгляд, обращенный ко мне, прожигал кожу, поэтому поспешил накинуть капюшон черной толстовки и уставился на разрисованную тетрадь.

Но больше я не собирался отвлекаться на глупые мысли, ведь заданием было  нарисовать своего друга. Как вы уже поняли, у меня не было друзей, но у меня был идеал.

Только передо мной положили листок, я тотчас же принялся рисовать, изредка отвлекаясь на парней и девчонок. Почти все объединились в пары и рисовали «с натуры», громко смеясь и разговаривая. Меньшинство осталось сидеть на своих местах и пыталось отразить на бумаге черты своих внешкольных приятелей.

По окончании урока учительница подошла к каждому ученику, чтобы оценить работу. Конечно, математик не мог ничего соображать в искусстве, поэтому ей оставалось только улыбаться и ставить всем «отлично». Наконец, очередь дошла и до меня. Женщина пальцем повернула к себе мою работу, и я увидел, как поползли наверх ее брови, а губы разомкнулись, выдыхая воздух.

- Это очень красиво, Джерард. У тебя, правда, талант.

Она бегала глазами по рисунку, то и дело задерживаясь на отдельных деталях лица, словно не верила в реальность портрета.

- Спасибо, - буркнул я, как всегда отводя глаза, лишь бы не встречаться с ее восторженным взглядом.

Женщина покачала головой,  в следующую секунду нежно стянула рукой  мой капюшон и принялась гладить по голове. Я оторопел и не знал, как реагировать. На секунду мне показалось, что она делала это из жалости. Но какого хрена она меня жалела?

Моя мать никогда не гладила меня, не говорила ласковых слов, они с отцом хотели вырастить настоящего мужчину, поэтому исключили любое проявление чувств по отношению ко мне.

Женщина подошла почти вплотную, не переставая легонько теребить мои волосы, и полушепотом произнесла:

- У тебя очень красивый друг. Не теряй его и не предавай.

С этими словами она прошла дальше, потому что некоторые ребята начали заинтересованно оглядываться на нас, а учительница знала, как я этого не любил.

Я смотрел ей вслед, и какая-то невидимая тяжесть начинала сдавливать грудь. Каждый вздох давался с трудом, а в глазах все поплыло от подступающих слез. К моему счастью, в тот момент прозвенел звонок, я вскочил с места и выбежал из класса.

Не помню, как дошел домой, помню лишь, как со злобой швырнул сумку на пол и спрятался под одеяло с головой, сжимая в руке рисунок несуществующего друга. На вопросы матери срывающимся голосом ответил, что мне нездоровится. Меня тошнило от самого себя, я чуть не позволил чувствам вырваться наружу, чуть не проявил слабость. Неужели одиночество так угнетало меня все эти годы, что это замечали все, кроме меня самого? Только тогда я понял, какую роковую ошибку допускал, когда отказывался завязывать дружбу с разными людьми. Может, мне не стоило бросать попыток налаживать контакты? Но что-то внутри упорно умоляло отгородиться ото всех и подождать еще немного. Чего я должен был ждать – сам не знаю, и от этой неизвестности становилось еще поганее.

Как только мать вышла, а дверь комнаты захлопнулась, я прижал к себе лист, будто он мог избавить мою душу от прожигающей боли, и позволил слезам горячими ручейками скатываться с моих щек для того, чтобы выпустить хотя бы малую долю эмоций на свободу.

Я плакал до тех пор, пока не уснул. Только сон мог спасти меня от страданий. Только там я был нужен кому-то. Тому, сидящему на поляне.

В этот день я погрузился в забытье раньше, чем обычно. Тот необычный мирок встретил меня как всегда дружелюбно, и я снова отправился по странной белой тропинке к поляне. Снова шум воды, снова ощущение леденящего душу страха, я бежал быстрее и быстрее и, наконец, выбежал к тому месту, где всегда видел фигуру. К моему удивлению, сон не прервался на этом месте, я перебежал границу, с которой меня выбрасывало в реальность. Пока я думал, как преодолеть реку, ноги мои сами посильнее оттолкнулись от земли, и я взлетел на несколько метров, легко перемахнув воду. Приземлившись, я на секунду замешкался - пытался понять, как смог сделать это. Я был во сне, это и придавало моему телу необычные свойства такие, как, к примеру, антигравитация. Мне нужно было достаточное количество времени, чтобы разобраться в механизме действия собственного тела в сновидении, но дано было каждый раз всего семь-восемь часов. После выброса в реальность моя жизнь в загадочном лесу обнулялась, как в компьютерной игре, когда теряешь все жизни. Но все же тебе каждый раз дают шанс начать заново, и со мной происходило то же самое. Я возвращался в одно и то же место каждую ночь, но уже знал, куда мне следовало идти.

В тот момент, когда я осознал, что сон продолжается, а я уже пересекаю поле, вопль радости, происходящий от моего сердца, преобразовался в пронзительный крик, перебиваемый смехом. Пружина, которая фиксировала все мои эмоции, вышла из строя и, механизм, питающий тело холодностью и безразличием, сломался навсегда.

- Эй! – как умалишенный завопил я, с каждым шагом приближаясь к заветному дереву. Я махал руками так, словно в них были сигнальные флажки, и я требовал посадки. То место, в  которое я так стремился попасть, все еще находилось слишком далеко, чтобы разглядеть фигуру. Мои крики каждый раз сотрясали воздух, и облетали всю поляну, заканчивая свой путь где-то в бурном течении реки. Я продолжал нестись, как ошалелый, но не чувствовал усталости или неприятного покалывания в боку, моим долгом было добежать, я знал это.

Не знаю, почему во сне я становился таким диким и глупым. Скорее всего, потому что там я чувствовал себя собой, не слушал родителей, учителей, прохожих. Хотел – орал, хотел – бежал, хотел – падал, прыгал, летал.

После очередного вопля, произошло то, чего я не мог ожидать. Фигура под деревом резко выпрямилась, и ранее сидящая боком, теперь повернулась лицом. Не прошло и доли секунды, как человек тоже издал какой-то звук и начал бежать мне навстречу. Я выжимал из ног все, на что они были способны, лишь бы приблизиться к странной фигуре. Между нами оставались жалкие десятки метров, когда я начал разглядывать его черты лица. О, это, несомненно, был он! Парень с темным цветом волос, хрупкого телосложения, одетый в черные, слегка облегающие ноги джинсы и зеленую толстовку. Именно такой, как я нарисовал! Он бежал босиком и уже прилично задыхался. Я еще не смог детально рассмотреть его, но это точно был тот парень – идеал, я просто знал.

Несколько метров. Я видел, как он широко развел руки, словно хотел заключить в меня объятия, и я, как ни странно,  не был против этого. 

Вдруг я споткнулся. Быстро поглядев под ноги, я судорожно вздохнул. Не запнулся, это темнота. Она снова тянула меня за собой, крупными частями поглощая мое тело. Правая нога, левая... Я продолжал бежать, словно по откосу. С каждым движением я проваливался все сильнее. Когда из-под земли выглядывала лишь голова, я увидел, как мальчик подбежал и рухнул прямо передо мной на колени. Он в истерике начал хватать пальцами разноцветную траву, вырывая с корнем и разбрасывая вокруг.

- Нет, не уходи! – взвыл парень в тот момент, когда чернота окончательно сомкнулась над моей головой.