Сan't help youЕстественно, с первых дней все пошло наперекосяк.
Я быстро попрощался с ребятами и поспешил к дому Уэев, где меня уже ждала миссис Джонсон. Это был первый день лета, солнце припекало как в середине июля, люди ходили в футболках, я - в толстовке, темнело поздно, оставалось учиться всего три недели, я продолжал колоться.
Пока я шел по улицам, залитым яркими лучами солнца, я все еще боролся со своим желанием убежать. В какой-то момент мне даже показалось, что не будет ничего страшного, если я брошу парня-аутиста со старой женщиной. Но я все равно продолжал идти по теплому асфальту, думая о Майки, который так часто меня спасал. Окей, я тупой наркоман, но помимо наркотика во мне осталось еще немного совести. Правда, совсем чуть-чуть, но я надеялся ее хватит на то, чтобы позаботиться об одном мальчике.
Миссис Джонсон открыла мне дверь сразу же. Это была женщина с добрым лицом, легкой проседью в каштановых волосах, собранных в пучок, в черной юбке и легкой темной кофте, она выглядела как самая настоящая любящая бабушка, которая готовит своим внукам пирожки и держит дома миллиарды кошек. Она выглядела немного уставшей, но все равно тепло улыбнулась мне.
-Добрый день, Фрэнки, - ласково сказала она, когда я прошел в прихожую, и тут же принялась надевать свою обувь. - В холодильнике много еды, вы найдете чем перекусить, у Джерарда сегодня был хороший день, он сейчас наверху, переодевается.
Майки рассказывал, что у Джерарда бывают "хорошие" дни и "неспокойные". "Неспокойный" день - это когда он закрывается в своей комнате и не разрешает подходить к себе, отказывается от еды, а только рисует, забившись в угол. И я был несказанно рад, услышав, что сегодняшний день оказался "хорошим", потому что я еще был не готов к "неспокойному" дню.
-Спасибо, миссис Джонсон, до завтра, - так же тепло улыбнувшись, ответил я и уже через несколько секунд захлопнул за ней дверь.
Я остался стоять один в прихожей совершенно тихого дома. Здесь правда было просто чертовски много ковров.
Мой желудок заурчал, и я вспомнил, что не ел ничего с самого утра, поэтому, собравшись с духом, я поплелся вверх по лестнице, на второй этаж к Джерарду, чтобы спросить, что он хочет на ужин. Это была отстойная идея.
"Он переодевается наверху". Мне нужно было просто подождать его внизу, но я, забыв про все правила, зашел к нему в комнату именно в тот момент, когда он был без кофты.
Как только он увидел меня в дверном проеме, его глаза наполнились ужасом, и я сразу вспомнил, что он не любит, когда его видят обнаженным. В глазах Джерарда появились слезы, и он быстро метнулся куда-то за кровать, пытаясь спрятаться от меня, а я, вместо того, чтобы выйти, попытался подойти к нему, потому что жутко испугался, увидев, что он плачет. Заметив, что я приближаюсь, он громко закричал и кинул в меня настольной лампой, и та разлетелась в дребезги, прямо под моими ногами.
Мне нужно было выйти, мне, блять, просто нужно было выйти, но я стоял как вкопанный и смотрел на парня, который заходился в истерике, пытаясь прикрыться стащенным с кровати одеялом. Он громко плакал и показывал пальцем на дверь, а я только глупо смотрел на него, не отводя взгляда.
Я испортил все, не успев даже начать.
Джерард смотрел на меня со страхом, обидой, ужасом, совсем не понимая, почему я, блять, просто не выйду, и поэтому сделал единственное, что видимо считал правильным. Он поднялся на дрожащих ногах и кинулся на меня, размахивая кулаками и бешено крича, но он не смог и прикоснуться ко мне, потому что запнулся об одеяло, которым он прикрывался, и упал прямо на разбитое стекло, царапая ладони и коленки.
Одеяло слетело с его плеч, и теперь я видел его обнаженные плечи, впалый живот с выступающими
ребрами, острые позвонки на спине, тонкую шею с алым синяком, яркие синие вены под бледно-молочной кожей... Я просто уставился на него как последний идиот, и он, совсем теряя контроль, упал на пол, громко рыдая, подтягивая на себя одеяло и барахтаясь прямо в осколках от лампы, смешивая битое стекло со своими слезами.
Я онемел. Я был просто в шоке, я ожидал чего угодно, когда соглашался на это, я честно думал, что готов даже к самому ужасному, но то, что я видел... Он валялся на полу и бился в истерике, острые осколки резали его молочного цвета кожу, и все только потому, что я увидел его без кофты, я... я был просто поражен, растерян...
Когда ковер начал впитывать его кровь, я понял, что нужно что-то сделать. Но он кричал лежа у моих ног и был готов сойти с ума только от того, что я стою здесь. Аккуратно опустившись рядом с ним на колени, я попробовал осторожно коснуться его плеча, на что он резко дернулся от моей руки, еще больше царапая свою спину.
Мне стало страшно. Его голос уже был охрипшим, глаза покрасневшими от слез, он сам был весь в кровоточащих порезах,и я вдруг подумал: а если он просто не остановится? Он может убить себя? Я начал лихорадочно соображать, теряя себя от ужаса. Он лежал передо мной в крови и в слезах, и я должен был что-то сделать.
Схватив одеяло, я набросил его на плечи Джерарда, и снова попытался дотронуться до него. Он отчаянно вырывался, когда я поднимал его, усаживая на пол, подальше от битого стекла, яростно бил меня кулаками по лицу и шее, пытаясь отползти от меня дальше, но дальше было лишь битое стекло, поэтому я прижимал его к себе, завернутого в одеяло.
Так продолжалось минут пятнадцать: я крепко держал его, прижимая спиной к своей груди, он продолжал плакать и всхлипывать, но вырывался все слабее и слабее, и в конце концов, обессиленный просто рухнул в мои руки, продолжая ронять слезы мне на толстовку.
И больше я не знал, что делать. Он был по-настоящему больным ребенком, я был по-настоящему беспомощным наркоманом. Глупый Фрэнки Айеро. Это такое просто правило - не входить, когда он не одет - почему так сложно запомнить?
Я привык не беречь себя. Но мне нужно было беречь его. Я ничего не стою, потому что я наркоман, о нем нужно заботиться, потому что он не виноват в том, что он не в порядке.
-Джерард, пожалуйста, успокойся... - довольно слабо попытался сделать хоть что-то я, потому что это было правда невыносимо - видеть, как он кричит охрипшим голосом, - я честно не хотел, прости меня...
Он не смотрел на меня, закутавшись в одеяло. Я опять облажался.
Его плечи снова задрожали, и меня охватил новый приступ паники.
-Может, ты хочешь чего-нибудь вкусного? Печенье? Твое любимое?
Он только хрипло дышал, сильнее кутаясь в одеяло. Наверное, нужно было выйти и оставить его одного наедине с самим с собой, но только одна мысль о том, что он будет здесь один пугала меня.
-Тише, тише, - шептал я, - давай же, посмотри на меня.
Он не поднял головы. Я так боялся, что все испортил, и он больше никогда не подпустит меня к себе. Это я, Фрэнки Айеро, который в совершенстве умеет все портить. Джерард больше не плакал, только изредка всхлипывал, все так же поднимая на меня взгляд.
-Эй, Джи, ну давай же.
Он не двигался. Я чувствовал, как мою руку обдавало жаром от его тяжелого дыхания, и видел пятна крови, выступившие на одеяле. Я не знал, что люди могут быть так больны, и в следующую секунду мне показалось это забавным: он был просто ребенком, который очень хотел быть здоровым, но судьба решила иначе, а был здоровым, который сознательно сделал себя больным.
Он молчал.
-Джи, мы же не хотим звонить Майки и говорить, что я случайно сломал его мальчика в первый же день?
Кажется, ему понравилось то, что я сказал, потому что он наконец поднял голову и немного неловко улыбнулся. Я сам не заметил, как улыбнулся в ответ.
Ему явно нужно было в душ. Джерард был слишком ослабевшим, поэтому я аккуратно придерживал его, когда он вставал на ноги, ни на секунду не отрываясь от одеяла. Мы вместе дошли до ванной комнаты, у самых дверей он мягко оттолкнул меня и вошел туда один. Мне ничего не оставалось, как сесть на пол под дверью и вслушиваться, не промелькнет ли сквозь звуки льющейся воды тихий плач.
Он вышел через пятнадцать минут. Снова одетый во все черное, снова босиком. Я просил, не нужно ли осмотреть или перебинтовать его раны, он только покачал головой и направился вниз. Я вспомнил, что мы собирались поесть.
На ужин Джерард выбрал себе шоколадный торт с чаем, я не ел ничего. Он больше не смотрел на меня, не подходил ко мне и тут же выбежал из комнаты, когда доел свой ужин. Я был больше не голоден.
Джерарду пришлось лечь в комнате Майки, потому что он категорически отказывался идти в свою. Он не попросил меня уложить его спать. Я не знал, обижен ли он на меня, хочет ли он, чтобы я ушел, или чтобы я был просто не так близко.
Все эти мысли не давали мне покоя, пока я ночью ползал на коленях в его комнате, собирая стекло и отчищая ковер от крови. Я в первый раз испытывал такое невыносимое желание убежать из этого дома. Меня все это пугало, выводило из себя и сбивало с толку. Джерард был не в порядке. Я тоже. Больной не может помочь больному.
|
