Часть 1.
- Мистер Айеро, пришли результаты ваших анализов.
- И?
- Фрэнк… Мне очень жаль…
-… - Слова застряли в горле. Я был готов ко всему, но, тем не менее, страх не покидал меня ни на секунду с тех пор, как я впервые тут появился.
Доктор устало вздохнул и взглянул на меня поверх своих полукруглых очков. В его ранее всегда таких строгих глазах сейчас читалось только сочувствие и жалость. Не завидую его работе. Сколько таких же, как я, он повидал за свою долгую жизнь. Ему ведь не меньше 60, а он до сих пор вполне здоровый крепкий мужчина. Представляю, как это тяжело сообщать людям, что они смертельно больны, видеть умирающую надежду в их глазах, а потом идти домой к семье и притворяться, что жизнь прекрасна. Я не знаю этого человека, но уверен, что свою работу он выполняет добросовестно, и каждый летальный случай оставляет на его сердце широкий рубец, а в памяти огромную черную дыру. Наверное, он просто привык к боли или научился отражать ее. А может, я и вовсе ошибался, может этому доктору, как и многим его коллегам, было наплевать на тех, кто возлагал на них последние надежды. Да, скорее всего так и есть, но я все равно не узнаю правды. Она мне не нужна, как и его фальшивое сочувствие.
Только сейчас замечаю, что доктор уже не смотрит на меня. Он опустил свой взгляд в бумаги, снова и снова их перечитывая. Мысленно даю себе подзатыльник. Нельзя думать о людях плохо! Очевидно, этому человеку действительно жаль, что у меня что-то там не в порядке и ему действительно трудно сказать мне это, глядя в глаза.
Перевожу свой взгляд с его поникшего лица на окно за его спиной. Весна. Еще недавно все загибалось от тоски и уныния, которые, как мне казалось, всегда таила в себе зима, а сейчас мир уже полон жизни и красок. Это чудесно, действительно чудесно. Я никогда не задумывался, насколько прекрасным может быть банальное воркование голубей или отраженный от окон соседних зданий солнечный луч, но сейчас я любовался ими так, словно видел впервые. Хотел бы я снова стать маленьким ребенком, чтобы познать окружающий меня мир заново, чтобы снова и снова удивляться всему подряд, чтобы радоваться каждому, кто посмотрит на меня. Удивительные мы существа, люди. С возрастом нам становится наплевать на то, что раньше казалось чудом. Возможно потому, что тот или иной предмет изучен и больше не интересен нам, а, может, и потому, что он слишком прост для нас. Нам чуждо и неприятно, когда кто-то в метро или в автобусе засмотрится на нас. Мы называем дураками тех, кто умеет жить по-настоящему, и умеет радоваться мелочам. Цепляем на них розовые очки и говорим, что он глупы и совершенно ничего не смыслят в проблемах, которые окружают нас плотным кольцом. Ловушка. Рано или поздно это кольцо закроется, и мы все утонем в океане неприятностей, захлебнемся в собственном разочаровании. А ведь на самом-то деле никаких проблем не существует. Каждый камень или стена на нашем пути, они ведь ненастоящие, их нет. Мы сами их придумали. Если бы изначально мы не потеряли ту нить благоразумия, если бы тогда не задрали нос от собственной важности, то сейчас бы не бегали, словно запертые в клетке животные, и не боготворили того, кто нас «кормит». Если бы мы просто продолжали жить… Просто жить, и все…
От собственной ничтожности на глаза навернулись слезы, но я сумел их сдержать. Никто не должен видеть мою боль, мою слабость. Усилием воли, я заставил себя оторвать взгляд от окна и снова перевел его на врача. Наверное, прошло не слишком много времени, а может, просто этот пожилой мужчина позволял мне свыкнуться с мыслью, что все печально, чтобы перейти к следующему этапу – оглашению самого диагноза. Хочу ли я его слышать? Нет. Но разве что-то измениться от этого. Если уж умирать, так хоть знать от чего.
- Мистер… - ищу глазами хоть что-то, что могло бы подсказать мне фамилию доктора, но такового просто нет. Его имя написано на двери, но я, естественно, не обратил на это никакого внимания, когда входил.
- Зови меня просто Патрик, - улыбнулся старик, очевидно понимая всю нелепость ситуации и пытаясь как-то снизить уровень неловкости.
- Окей. Патрик… Я думаю, что готов узнать, что… ну вы понимаете.
- Ладно, – он на секунду помедлил, собираясь с мыслями, и решая, как сказать все более мягко. - В такие моменты я действительно ненавижу свою работу. Фрэнк… у тебя рак.
- Рак? Но разве…? Но его же можно как-то вылечить?
- Нет, его можно только приостановить, но…
- Что но?! – терпение и напускная вежливость таяли с каждой секундой. Вдруг у меня есть шанс…
- Не тот случай, парень. Мне действительно жаль…
- Жаль? Ха-ха. Вам жаль меня не больше, чем раздавленную на дороге кошку!
Я вскочил на ноги и направился к двери. Никогда бы не позволил себе грубить человеку, но сейчас я просто был не в силах совладать с эмоциями. Всегда такой скромный и закрытый в себе, сейчас я хотел кричать на весь мир. Пусть все знают о моей боли…
- Фрэнк, успокойся, сядь на место.
- Нет, не успокоюсь и не сяду. Я не собираюсь больше здесь находиться.
- Как пожелаешь.
У самой двери я помедлил только чтобы задать единственный волновавший меня сейчас вопрос:
- Сколько мне осталось?
- Неделя, две… точно не скажу.
Я был благодарен ему, что он без лишних слов сообщил мне то, что я хотел знать, и спокойно вышел. Бросив короткое «ясно» на прощание, я закрыл дверь с той стороны.
***
Как бы сильно я не хотел покинуть эту обитель смерти, именуемую больницей, идти мне все равно было некуда. Ехать к матери совсем не хотелось. Мы были не слишком близки в последнее время. Если память не изменяет мне, то общались мы года 2 назад и то, перекрикивались по телефону. Я был бы последней сволочью, если бы сейчас поехал к ней просто потому, что мне негде умереть.
Я шествовал по темному длинному коридору с рядом бесконечных дверей в сопровождении молоденькой, но, тем не менее, очень строгой медсестры. Видимо, это место оставило на ней свой отпечаток.
- Ваша палата, мистер Айеро. – угрюмо произнесла она, рывком открывая одну из тех дверей. Когда я вошел, то был сильно удивлен обстановкой в палате. Не скажу, что она была шикарна. Если честно, она вообще была убогой: большое окно, две кровати и маленькая тумбочка между ними – но я представлял себе все намного печальнее. Главное, что эта комната была светлая и вселяла хоть и крохотную, но все же надежду. «Залюбовавшись» палатой, я и не заметил сразу, что жить мне придется не одному. Честно говоря, я бы и не заметил этого молодого человека вообще, ибо мне было наплевать. Я вовсе собирался завалиться на койку и дожидаться смерти, плюя в потолок.
На кровати слева, в больших наушниках, черной скелето-пижаме и с сигаретой в зубах сидел парень лет 25. Сложив руки на груди, он злобно смотрел в пустоту перед собой и что-то мычал себе под нос.
- Уэй! Вы совсем охренели?! Это больница, здесь нельзя курить! – медсестра перешла на повышенные тона, и, подойдя к парню, конфисковала сигарету и пачку, лежавшую на тумбочке, – мистер Айеро, располагайтесь. Если что-то нужно - зовите.
- Мне нужно, – подал голос темноволосый, - сделайте мне минетик, а потом и чайку можно.
Медсестра окатила его презренным взглядом и удалилась, а парень, заржав, достал из тумбочки еще одну пачку сигарет и закурил. Веселое у меня соседство.
***
Было уже далеко за полночь, а я все никак не мог уснуть. В голове крутился сегодняшний разговор с доктором. Мысли, словно миллионы маленьких, но очень острых иголочек, снова и снова вонзались в мой мозг. Сердце разрывалось от переполнявшего меня сострадания к собственной персоне. Это нечестно… Мне всего 23, а я умираю. Я еще не успел насладиться жизнью… Черт, да я и не жил вовсе!
Только сейчас позволяю себе действительно заплакать. Сейчас, когда никто не видит и не слышит, сейчас, когда я один на один с собой. За всю жизнь я почти никогда не пускал слезы, даже когда был ребенком. Помню, как это злило маму. Под влиянием алкоголя, она несколько раз нарочно била меня, чтоб увидеть меня плачущим. Чувствую, как две горячие дорожки скатываются по мои щекам. Как же это здорово наконец-то отпустить боль, вздохнуть с облегчением, а потом снова закрыться и держать ее в себе до следующего такого момента, если он будет.
Я бы, наверное, всю ночь так пролежал, пуская слезы, жалея себя. Это было единственным, что мне оставалось… Но, как и раньше, я не учел, что в этой комнате я был все же не один. Меня обдало чье-то горячее дыхание, а в нос ударил запах дешевых сигарет. Резко распахнув глаза, я увидел перед собой чье-то бледное лицо и закричал. Лицо отстранилось и уставилось на меня непонимающим взглядом.
- Ты чего орешь, придурок?
Только сейчас до меня дошло, что это был никто иной как мой сосед по палате - Уэй, или как там его. Я захлопнул рот и рукой вытер со щек слезы, в надежде, что их он не заметил.
- А ты чего лезешь, извращенец?
- Да я проверял, живой ли ты. Знаешь, не хочу находиться в одной палате с трупом.
- Ну, как видишь, я живой, и пока умирать не собираюсь, – немного резко ответил я.
- Вот и радуйся! – отзеркалил он мой тон и опустился на свою кровать.
На некоторое время в комнате воцарилось неловкое молчание. Мне было не по себе от того, что я так грубо ему ответил. Все-таки, он всего лишь хотел узнать, все ли со мной в порядке.
- Меня зовут Джерард, – донесся голос из темноты. Не знаю, почему, но мне было чертовски приятно, что он не обиделся на меня и не бросил попытки наладить контакт.
- Я Фрэнк… Приятно познакомиться, что ли.
- Взаимно.
- Извини, что нагрубил. Слишком нервный в последнее время.
- Да ладно, я понимаю. Сам такой же. Умирать не в радость, однако.
Я резко поднялся на кровати и включил ночник.
- Ты умираешь?
- А? Да-а… Опухоль там какая-то в башке и короче… Кердык
- Сочувствую…
- Мне не нужно твое сочувствие. Живи счастливо и не заморачивайся.
- Хотел бы, – непроизвольно улыбаюсь. Оказывается, не один я так резко реагирую на сочувствия
- Что ты имеешь в виду? - удивился Джерард и сел так, чтобы наши лица были напротив друг друга.
- Да там… В общем, саркома кости. Так что двойной кердык.
Джерард непроизвольно засмеялся и понимающе кивнул.
- Нас поселили вместе умирать, чтобы не скучно было, наверное.
Я пожал плечами и откинулся обратно на койку.
- Слушай, Фрэд…
- Фрэнк.
- Извини. Так вот, Фрэнк, предлагаю обмыть наше знакомство и двойную кончину.
- Прости, не пью.
- Пф-ф, чувак, тебе жить осталось всего ничего, а ты даже бухнуть не хочешь напоследок?
И снова молчание. Я не мог понять, что из его слов меня так задело: то, что я скоро умру, или то, что я реально упускаю последнюю возможность сделать такую глупость, как напиться?
- Ну и…? – прервал мои размышления Джерард.
- Это больница, здесь спирт только в чистом виде.
- Йес, я знал, что ты согласишься!
- Ну, еще бы я не согласился, ты чертовски убедителен, но мне все еще интересно, где мы выпить достанем?
- Смотри и учись! – заговорщицки улыбнулся он и принялся размахивать руками в воздухе. Подрыгав ими еще какое-то время, он внезапно треснул кулаком по тумбочке, отчего та распахнулась. Я нагнулся и заглянул внутрь.
- Бутылка… текилы? Двухлитровая?! Черт, да ты хренов Коперфильд! – удивлению моему не было предела, как и радости Джера.
- Я когда утром заселился, нашел ее здесь. Видимо, до нас какой-то жмурик не успел кончину отпраздновать.
- Хах, здорово! Но все же… Текила не водка, не будем же мы ее прямо из горла хлестать.
- Ты прав...– Джерард на секунду задумался, а потом, щелкнув пальцами, вскочил с кровати и вышел с палаты. Я не знал, следует ли мне идти за ним, или же сидеть здесь, но поразмыслить над этим как следует мне, собственно, и не удалось, потому что из коридора донеслось тихое «ну ты идешь?», и я, прихватив бутылку, тоже покинул комнату.
Полчаса, долбаных полчаса мы шатались в поисках больничной кухни, то и дело врезаясь во что-то в темноте и смеясь на всю больницу. Учитывая, что бутылку мы еще даже не открыли, выглядело все это очень странно, и еще более странным было то, что по пути нам не встретилась ни одна медсестра или санитар. Разве им не положено дежурить? Вот она, белая халатность, ну да ладно, нам-то это как раз было на руку.
Отыскав, наконец, вышеупомянутую кухню, мы принялись перерывать все в поисках соли и каких-то цитрусовых. К счастью, поиски продуктов заняли у нас намного меньше времени, и через несколько минут мы удобно расположились на полу и праздновали наше знакомство.
Обычно идти на контакт с людьми для меня было непосильной задачей, и я никогда не стремился заводить друзей, но с Джерардом, которого я знал меньше чем полдня, было так весело, легко и непринужденно, что буквально за несколько часов совместной пьянки мы уже много знали друг о друге.
- Ну, ты короче… ну прикинь… я ей говорю.. а она мне…
Отрываюсь от собственных мыслей и понимаю, что Джерард что-то мне втирает уже как минимум минут 15. О чем же он говорил? Помню все началось с детства, а потом какая-то Люси… И шлюхи… Черт, сколько же он выпил?! Хотя и я не меньше.
-… самое красивое место в этом гребаном мире! Фрэнк? Земля вызывает Фрэнка, прием-прием.
- Чего тебе? – пытаюсь сконцентрировать свой гуляющий взгляд на его расплывающейся физиономии.
- Я хотел сказать, что… Ну я это… Черт, забыл.
- Ну и молчи, я все равно с самого начала не вник, что ты там говорил.
Он посмотрел на меня с таким обиженным детским лицом, что я просто не в состоянии был сдержать улыбку. Да что там, я вообще валялся в истерике, катаясь по полу. Пока я пытался успокоиться, Джерард с самыми что ни есть важным видом слизывал соль с пальцев и заедал лимоном.
- А ты когда-нибудь был в Калифорнии? - поинтересовался он.
- Нет, не случалось, - ответил я, вытирая рукавом слезы смеха.
- Как?! – от удивления у него даже отвисла челюсть.
- Ну, вот так, не был и все.
- И океана Тихого не видел?
- Ну, логично, что если я не был в Калифорнии, то и его не видел. - Я окончательно перестал смеяться и с недоумением смотрел на Джера.
- Ну ты лошааааара! – заржал он.
- Прости, что?
- Ты разве не знал, что на небо без этого никак?
- В смысле?
- Там же все только о пляжах Калифорнии и трепятся, чувак, я тебе серьезно говорю!
Он поднял голову вверх и застыл, прожигая взглядом потолок, а я шумно втянул воздух в легкие и так же шумно его выдохнул. Еще одна мелочь, которую я не успел. Надо уже список составлять.
- Фрэнки, ты должен увидеть Калифорнию! Это же… Это прекрасно! Заходящее солнце в кровавых водах океана, песок под ногами и волны… Соленый вкус ветра и воды на губах… Любовь… - слова и мысли Джерарда становились все более спутанными и все менее ясными, но, тем не менее, своего смысла они не утратили.
- Джерард, нет… Ты слишком пьян, помолчи.
Он усмехнулся и поднялся с пола.
- Фрэнк Энтони Айеро, это твоя последняя возможность влюбиться в этот мир, так что живо поднимай свою задницу и пошли! – он протянул мне руку. В глазах его горела надежда. Он верил в свои собственные слова, и я тоже непроизвольно в них поверил. Схватившись за его руку, я поднялся, и мы, пьяно шатаясь, направились искать стоянку в этом больничном лабиринте.
Не помню, как мы ее нашли, и тем более как так получилось, что мы угнали машину, но сейчас мы на всех парах неслись по шоссе вперед, подогретые алкоголем и новоиспеченной мечтой. Аеее, мы молоды, мы живы (пока) и больше ничего не надо.
Но не мудрено, что с последней каплей текилы кончился и наш запал. Зарулив в какую-то глушь, Джерард, вконец измотанный, полез на заднее сидение.
- Ты куда? – удивился я.
- Спать, – зевнул он и, высунув ноги в окно, разлегся позади.
- А я?
- А ты спи сидя.
- Ну уж нет – пробубнил я и полез к нему. – Подвинься, жирная свинья.
- Это я жирный? Ну, знаешь, моя детская полнота с возрастом пройдет, а твои складки – на всю жизнь, детка.
- Пошел ты, – заржал я, поудобнее устраиваясь на его плече.
- Ладно, так уж и быть, сегодня позволю тебе спать со мной, - сонно протянул Джер, обнимая меня за плечо и прижимая к себе.
- Не сильно ты сопротивлялся, сладенький – подкалываю его
- А я маньяк-извращенец да еще и голубой. Береги попку, детка, я могу лишить тебя девственности ночью в порыве страсти, - засмеялся он и повернулся ко мне лицом. Какой же он красивый сейчас, когда находится так близко, и когда я под действием алкоголя ничего не соображаю. Так уж ничего?
- Докажи, – тихо шепчу, надеясь, что он не услышит. Я очень не хотел рушить наши установившиеся дружеские отношения своими извращенными фантазиями. Но, похоже, Джерарда это не смутило. Он притянул меня к себе еще ближе и невесомо коснулся моих губ своими. Так нежно, так сладко, но в тоже время довольно требовательно и похотливо. Не дожидаясь разрешения, он и вовсе протолкнул свой язык мне в рот. Как же это возбуждающе, и в то же время неправильно. В мгновение ока мой разум протрезвел. Я широко распахнул глаза и отвернулся. Я боялся повернуть голову обратно, но когда все-таки решился, то заметил, что Джерард уже беззаботно спит, ни о чем не волнуясь. Не удивлюсь, если завтра утром он ничего даже не вспомнит.