Фрэнк зол. Это чувствуют все, и даже Джерард не рискует (или может быть, просто не хочет) с ним разговаривать. Ты же просто греешь руки об стаканчик с кофе и меланхолично следишь за падающими за окном снежинками. Не то, чтобы тебе было совсем все равно, но ты действительно устал от частых в последнее время истерик Мистера-вы-мне-тут-все-что-то-должны-и-чем-то-обязаны. Смотреть на заснеженную улицу куда приятнее. На той стороне - парк, и ты видишь, как на полянке рядом с озером резвятся какие-то дети: кидаются снежками и делают ангелов в сугробах. Тебя прошибает чувство ностальгии, хочется вновь вернуться в детство, сбежать из этой душной комнаты, насквозь пронизанной злостью и тихим недовольством, убежать в парк и так же кататься в снегу, чувствуя, как замерзают руки и лицо. А потом закутаться в мокрый шарф и вернуться домой, где будет ждать кружка горячего шоколада, потрескивающий камин и теплый плед. Громкий крик бессовестно вырывает тебя из твоих теплых мечт. Ты поворачиваешься и недоумевающе смотришь на Фрэнка, который размахивает руками и что-то кричит техникам. Джерард медленно отступает в тень, ты видишь как он устал, как ему надоело с эти всем бороться, с удивлением замечаешь, что нет ни Рэя, ни Боба - ты не заметил, когда они ушли. Джерард с надеждой смотрит на тебя. Тебе хочется отвести взгляд и вновь спрятаться в своих ванильных мечтах, но реальность оказывается жестче. Фрэнк отступает назад, резко поворачивается к тебе, по-прежнему размахивая руками. Время застывает. В полной тишине на пол падает выбитый из твоих рук стакан с кофе, горячая темная жидкость впитывается в паркет, но ты этого уже не видишь. Вы с Фрэнком сцепились взглядами, злыми, раздраженными - ты раздражен из-за своих поруганных мечт, он - неизвестно из-за чего, но сейчас ты слишком эгоистичен, чтобы вообще думать о ком-то кроме себя и своей злости. Техники замирают, Джи вообще словно растворяется в тени, когда ты встаешь - а ты ведь выше его почти на голову - хватаешь за ворот футболки, все так же не отпуская взгляд. Он сдается первым - опускает ресницы, словно защищаясь от тебя и тогда-то ты перехватываешь его за запястье и тянешь в сторону выхода, успевая сдернуть с вешалки ваши куртки. Бросаешь его куртку ему на бегу, не отпускаешь запястье, и ты сейчас более чем уверен, что он не понимает, куда и зачем, и от этого понимания где-то глубоко в груди зарождается щекочущий комочек смеха. Выбегаете на улицу, его запястье по-прежнему окольцовано твоими цепкими пальцами, а ты уже смеешься в голос, зачерпываешь свободной рукой горсть кристально белого снега и бросаешь, вроде бы не глядя, вроде бы наугад, но вот он недоуменно смотрит на тебя своими огромными глазищами, а на щеточке темных ресниц тают хрупкие снежинки, оставляя после себя мерцающие капли. Ты зачарован, настолько, что теряешь бдительность, его рука выскальзывает из твоей и ты расстроен - нет, ты действительно думаешь, что он сейчас зло выругается и уйдет обратно в студию. И совсем уж неожиданно тебе в лицо летит холодный колючий снежок. Ты успеваешь увернуться, но замираешь под градом его смеха - звонкого и радостного. Наверное, так искренне могут смеяться только дети, думаешь ты, и тут он сбивает тебя с ног, валит на снег и вы барахтаетесь в сугробе в бесполезной попытке выбраться. Моментально становится жарко, ты искренне недоумеваешь, как люди вообще могут мерзнуть зимой. Глубоко вдыхаешь свежий, чуть колючий воздух, полной грудью и он словно ждал этого - прижимается к твоим губам своими, всего на мгновением, но этого вполне достаточно, чтобы вновь разжечь в тебе жар. Впрочем, он утихает, оставляя мягкое шелковистое свечение, когда ты смотришь в его глаза и видишь одну только всепоглощающую нежность. Тебе не хватает воздуха. Мир вокруг словно замер. Тебе настолько хорошо, что становится больно. "Осталось только разреветься тут от умиления", думаешь ты с жестоким сарказмом. Этакая защитная реакция. Он читает, наверное, что-то в глубине твоих блестящих зрачков потому, что вдруг нахмуривается, встает на ноги и начинает отряхиваться от снега. Тебе не хочется портить сказочную абсурдность ситуации, к тому же, ты замечаешь в окне любопытную мордашку Джерарда (кто бы мог подумать, что у твоего брата есть склонность к вуайеризму), поэтому вновь берешь его за руку и ведешь в здание. Это не горячий какао возле камина, но ведь и тебе уже не десять лет. Его руки на удивление горячие, словно он не барахтался пять минут назад в снегу. Его губы еще горячее. Он отдает тебе свое тепло через эти судорожные поцелуи, а тебе и так слишком жарко, поэтому ты отдаешь свое тепло ему и этот взаимообмен поистине совершенен. Он спешно раздевается, притискивая тебе к стене, шепчет судорожно что-то и ты понимаешь, что это первые слова, которые он сказал за последние полчаса. Впрочем, ты их все равно не понимаешь - его руки, губы, язык отвлекают от каких бы то ни было звуков вообще. Его стоны, вот что важнее. Его крики, которые ты все же пытаешься заглушить потому, что неизвестно, кто есть за стеной, и кто тут ходит по коридорам, и кто может засунуть свой любопытный нос в эту темную комнатку, которую вы нашли совершенно случайно (в такие моменты ты благодарен архитекторам за поистине бесполезные для других, но такие нужные вам темные закутки). Его затуманенный расфокусированный взгляд и подкашивающиеся колени. Его руки, судорожно вцепляющиеся тебе в плечи, так, что ты уверен, что завтра проступят синяки. Ваше дыхание, горячее, одно на двоих. Ваше наслаждение. Ваш тающий снежный мир.
Он тяжело дышит, приходя в себя, лениво позвякивает пряжкой ремня, застегивая штаны, а ты отряхиваешь толстовку от пыли (и в такие моменты ты ненавидишь архитекторов за то, что они не придумали в темных закутках горничных по умолчанию) и думаешь, что иногда слова излишни. Впрочем, в следующий момент ты уже думаешь иначе, потому что он смотрит на тебя хитро, тянется за очередным быстрым поцелуем и выдыхает в губы:
