'Cause love's such an old fashioned word and love dares you to care for the people on the edge of the night and loves dares you to change our way of caring about ourselves.
Наша беседа, завязавшаяся после ужина, продлилась настолько долго, что к тому времени, когда мы наконец посмотрели на часы, было уже слишком поздно отправлять Грейс домой к моей маме. Посоветовавшись и решив, что она останется у нас, мы перебрались в гостиную, чтобы продолжить болтать на разные темы. Я был очарован историями и шутками Грейс. Она была настолько интересным собеседником, что я без сомнения мог бы часами слушать ее. Интонация, которую она придавала своему голосу, способ повествования, благодаря которому возникало ощущение, что она снова видит перед глазами все, что рассказывала; она так хорошо передавала образы и обстоятельства той или иной истории, что по ее словам я без труда представлял всю картинку в голове.
Я узнал несколько вещей о Грейс, после чего стал восхищаться этой женщиной еще больше. Медсестра гордилась своим выбором и ни о чем не жалела. Она посвятила свою жизнь работе с «особенными» людьми, тем, кем часто пренебрегала их собственная семья, скрываясь от закона и общества, лишь бы огородиться от родного человека, имеющего острые проблемы. Иногда она заботилась и о взрослых, и о детях в качестве волонтера. Грейс дарила им свою любовь, относилась как к полноценным людям и заставляла их чувствовать себя «нормальными». Она никогда не была замужем. Никакой мужчина не мог принять ее образ жизни, ее полную отдачу людям, которые, как она думала, нуждались в ней сильнее. Ей было все равно, что теперь она осталась в одиночестве. Также Грейс не возражала и против того, что ей не удалось родить собственного ребенка. В любом случае, она смогла поднять на ноги большее количество детей, чем те, которых, возможно, когда-то хотела иметь сама. Она помнила каждое имя и хранила их все глубоко в своем сердце.
Но все-таки никто не смог пробраться в него так глубоко, как Фрэнки. Грейс не могла сказать точно, почему так сильно к нему прониклась, ведь ей приходилось видеть и более тяжелые и печальные случаи, чем у Фрэнка. Тем не менее, ни один из ее пациентов не был ей так же дорог. Никакой другой ребенок не вызывал в ней такую сильную и внезапную потребность его защитить. Милая хрупкая женщина могла и наглядно продемонстрировать насколько сильно любила этого мальчика. Если бы она была в лучшем положении, а ситуация Фрэнки оказалась бы не такой сложной, то она бы обязательно сделала его своим сыном законным путем.
И как только Грейс начала рассказывать о Фрэнки, уже ничто не могло ее остановить, и конечно же у нее в запасе были миллионы воспоминаний о нем. Печальные, счастливые, трогательные, забавные и совершенно особенные. Кое-что и о том, как ей не раз приходилось вступать в стычки с некоторым обслуживающим персоналом (в основном, с мужчинами), когда они только хотели или уже успевали накачать Фрэнки его лекарством, каким-нибудь успокоительным или еще чем-то. - Это именно то, чего я никогда не могла стерпеть, - раздраженно произнесла она. – Я одобряю применение более сильных успокоительных средств, но лишь в том случае, когда нет выбора, когда уже испробованы другие способы утихомирить пациента, который становится опасным для себя и окружающих. То же самое и с самим лечением. Есть много вариантов справляться с неспокойным ребенком, не применяя при этом силу. И особенно категорично я не согласна с силовыми методами, когда стычек с возбужденным пациентом, не готовым идти на уступки, можно легко избежать. Разве это так сложно – удостовериться, что у тебя в запасе всегда есть леденцы всех вкусов? - О, вы так говорите, потому что Фрэнки предпочитает клубничные, верно? – спросил я. - Да. Фрэнки был довольно послушным пациентом. Ребенок никогда не отказывался принимать таблетки, пока их помещали в то, что он любил. И со многими так же, тебе только нужно знать их предпочтения. И… разве это трудно? В большинстве случаев я сама ходила в магазин и на собственные деньги покупала сладости, потому что некоторые наши очень ответственные сотрудники либо и вовсе забывали о леденцах, либо скупали первую попавшуюся ерунду. - Ин-иногда они сами ели л-леденцы! – добавил Фрэнки. - Серьезно? Ты имеешь в виду медсестер? – не веря, уточнил я. - Это правда, - подтвердила Грейс. – Я много раз их за этим ловила. Не только медсестры, но и доктора тоже. Именно поэтому во время приема лекарств я всегда старалась быть рядом, чтобы следить за детьми и предотвращать проблемы. Даже когда я покупала леденцы, я не знала, долежат ли они до завтрашнего дня. Иногда я уносила их в свой кабинет. Но порой по утрам меня вызывали в соседний блок, чтобы помогать присматривать за девочками. В такие моменты я очень переживала, и это странно, но с появлением Фрэнки подобных инцидентов стало больше. По какой-то нелепой случайности каждый раз, когда мне не удавалось проконтролировать раздачу лекарств, наши медбратья давали ему таблетки в лимонном леденце. Не знаю, делали ли они это нарочно. Они были в курсе, что мальчик не переносил их и только сильнее противился, когда его принудительно заставляли их принимать. - Разве они не могли помещать таблетки в тост с джемом, когда у них не было клубничных леденцов? – логично рассуждал я. - Они м-могли, но были п-плохими. Очень, - Фрэнки изменил свое положение и перебрался на диван, укладываясь на наших с Грейс коленях. Пройдет немного времени до того, как он уснет. - Именно это я и делала, если успевала им помешать. Иначе они говорили, что пациент обязан принять препарат либо обычным способом, либо внутривенно. Да простит их Господь за то, что они зря переводили таблетки из-за собственной некомпетентности! – раздраженным голосом произнесла женщина. Только когда она упоминала о несправедливости, злоупотреблении, жестокости тех, кто по определению должен помогать, ее обычно спокойные и мягкие черты лица мгновенно менялись, становясь более жесткими. - Они х-хватали меня за р-руки и за ноги, это б-было больно, а п-потом… потом делали м-мне уколы… з-задницы! – Фрэнки посмотрел на нас, обиженно надув губы. Грейс, казалось, на секунду затерялась в мыслях, наверняка вспоминая что-то забавное, потому что уже в следующий миг она задорно рассмеялась.
- П-почему ты смеешься? Это не с-смешно! – Фрэнки слабо хлопнул ее по руке. - О, нет, ребенок! Я смеюсь не над тем, что ты сказал. - Т-тогда почему? - Я просто… вспомнила день, когда ты выучил свое любимое слово, - объяснила Грейс. Чем больше она говорила, тем сильнее походила на маму Фрэнка. - К-какое любимое с-слово? - О, это легко! – засмеялся я. – Задница, верно? - Я… - Фрэнки возмущенно охнул, - н-нет! Неправда! - Ой, да брось, тебе нравится это слово, очевидно, что оно твое любимое, - я пощекотал его живот, отчего мальчик начал извиваться и запыханно смеяться. - П-перестань! Хватит! – умолял он, пытаясь уклониться от моих рук. Ему кое-как это удалось, но в тот же момент уже Грейс продолжила его щекотать. – П-пожалуйста, ладно! Это… это мое л-любимое слово для в-всяких… мудаков! - Так-то лучше! Приятно слышать, как ты признаешься в том, что ты карлик с грязным языком! – медсестра прекратила свои пытки и громко чмокнула Фрэнки в щеку. - Ай! Я не к-карлик, вредина! Я… - … просто маленький, я знаю! – с легкостью закончила она его мысль. – Но ты согласен с той частью, что у тебя грязный язык. - Т-только немножко, - усмехнулся мальчик.
- Так… ты помнишь, когда научился этому слову, просто маленький? - Н-нет! Я… я думаю, что в-всегда его знал, п-потому что оно классное, д-да! - Не думаю, что кто-то рождается уже со знанием слова «задница», Фрэнки, - добавил я. - А я р-родился! - Нет, ты ошибаешься, - не согласилась с ним Грейс. – Ну, в тот день ты был особенно цепким, ты не отпускал моей руки, так что когда пришло время проверить детей более старшего возраста, мне пришлось взять тебя с собой. - С-сколько мне было? – веки Фрэнки уже слипались, однако он все же боролся со сном. Он не хотел пропустить ни одного слова Грейс. - Ммм… дай-ка вспомнить… это был твой первый год пребывания в учреждении, так что, скорее всего, тебе уже исполнилось девять лет. - Л-ладно… продолжай. - Ты боялся тех ребят, и каждый раз, когда мы туда ходили, ты прятался за мной. В тот раз мы пришли тогда, когда они смотрели телевизор, там шло какое-то кино, и на экране дрались два парня. Внезапно один из них назвал другого «задницей». Ты высунул голову, повторил это слово и рассмеялся. Потом, когда мы уже покидали комнату, некоторые дети стали над тобой смеяться и как-то задевать. И ты вдруг обернулся… ох, я это помню как сейчас… ты был примерно такого роста, - она вытянула руку, и расстояние от пола до ее ладони примерно соответствовало росту пятилетнего ребенка. – Так вот, ты упер руки в бока, прокричал «жаткнитесь, задницы!» и ушел с гордо поднятой головой. - О боже, я бы многое отдал, чтобы вернуться в тот день и увидеть эту сцену собственными глазами! – смеясь до слез, произнес я. - Они в-все были злыми з-задницами! – Фрэнки присоединился ко мне. - У тех мальчиков не было психических заболеваний, они находились там по другим причинам, - обратилась ко мне Грейс, объясняя. – Бедняжки были не самой дружелюбной компанией, которую ты мог себе найти… но, так или иначе, первый опыт использования Фрэнком этого слова не стал последним… - О, я определенно хотел бы послушать еще, но… - я посмотрел на часы, которые уже показывали 00:06. Было чудом то, что Фрэнки не спал так поздно. – Ладно. Давайте последнюю историю, а потом будем укладываться.
- Ты прав, - согласилась Грейс, прежде чем продолжить. – Однажды нашему приятелю не понравилась еда на ужин… - Серьезно? Сейчас он не отказывается ни от какой еды, - подшутил я. - Ч-что? – сразу же нахмурился Фрэнк. - Я говорю о том, что в последнее время ты ешь практически все. - Н-не называй меня т-толстым, жадина! – оборвал меня он. - Я и не называл, ворчун. На самом деле, это хорошо, что ты не придираешься к еде. - Если я не ошибаюсь, в тот вечер подали рыбу, - продолжила Грейс. - Ах! Я никогда не покупаю рыбу, потому что сам ее не люблю, но Фрэнки как-то раз ел ее у моей мамы… - М-мама Донна делает в-вкусную рыбу… и тогда я б-был очень голодным, - поспешил объяснить мальчик, протяжно зевая. Я с трудом подавил желание снова пошутить над ним, потому что в полусонном настроении он легко мог разозлиться по-настоящему. – Грейс… р-рассказывай дальше. - Повариха приготовила рыбу, и я испугалась, что что-то может произойти, как только увидела чрезвычайно угрюмое лицо Фрэнки. Сначала он ей просто пожаловался и сказал: «Мне не нравится, дайте другую еду». Естественно, повариха лишь ответила, что он должен есть то, что подано. Фрэнки расплакался, настаивая на своем, но так ничего и не получив в ответ на просьбы, он бросил полную тарелку – к счастью, она была пластиковая, в ту женщину и назвал ее «задницей». Должно быть она не поверила своим ушам и попросила повторить. И он повторил. Он снова и снова говорил это слово, а когда я попыталась его остановить, он укусил меня за руку. Через некоторое время остальные дети решили его поддержать… - Грейс снова сделала небольшую паузу, проваливаясь в воспоминания, а затем рассмеялась. – Все закончилось хором мальчиков, которые нараспев кричали «Зад-ни-ца! Зад-ни-ца!» и стучали кулаками по столу. Наш директор был совсем не в восторге, но… хотя я не сказала тогда этого Фрэнки, потому что его явно нельзя было похвалить за такое поведение, но повариха заслуженно получила свое. Она была задницей и ужасно готовила. Вскоре после того происшествия она уволилась. Маленький мистер Айеро проделал большую работу!
- И Фрэнки за это не наказали? – я даже боялся думать о том, что ребенка могли запросто скрутить и накачать успокоительным. - Нет, он сумел ото всех уклониться и сбежать, чтобы спрятаться под своей кроватью. Я убедила их, что сама дам ему необходимое лекарство, - с печальной улыбкой на губах ответила женщина, нежно перебирая в руках волосы Фрэнки, который уже мирно спал. - Ну что же, думаю, теперь пора ложиться. Грейс… вы действительно уверены, что не хотите занять нашу с Фрэнком кровать? Это не проблема, правда, - снова предложил я. - Уверена, дорогой, я прекрасно посплю и на диване. Тем более, он удобнее моей собственной кровати, уж поверь. - Хорошо. Тогда я схожу за постельным бельем и… кажется, мама когда-то оставляла здесь свою пижаму, - я встал, аккуратно поднимая Фрэнки на ноги. – Малыш, пожелай Грейс спокойной ночи, а потом мы пойдем спать. - Л-ладно… - сонно пробормотал он. – П-понесешь меня? Не х-хочу идти…
*
Утром, когда Фрэнки еще спал, я рассказал сон, приснившийся ему пару ночей назад. Грейс сказала, что у него случались кошмары и раньше, когда он был младше, и несколько раз она слышала, как Фрэнки во сне кричал о каком-то ребенке. Каждый раз, когда она спрашивала его об этом, мальчик отвечал, что ничего не помнил. Грейс согласилась с моей теорией о том, что этот сон на самом деле был реальностью, и при том, что она догадывалась об этом уже давно, ей все равно было тяжело принять этот факт. Должно быть, для того, кто желал бы видеть Фрэнки своим сыном, было не так легко узнать, что его биологическая мать относилась к нему, как к ненужной дворняге.
Тем не менее, она взяла себя в руки и тепло улыбнулась Фрэнку, когда мальчик появился в кухонных дверях. Грейс потребовала, чтобы мы сели за стол и позавтракали тем, что она приготовила. Завтрак не представлял собой нечто особенное с нашим-то скромным запасом продуктов, но без сомнения он стал таковым благодаря тому, как был подан. Еще прошлым вечером Грейс выяснила, что мы предпочитаем есть и пить. Она порылась в моих шкафах и отыскала очень симпатичную красочную скатерть. Все находилось на своих местах, а тосты, намазанные клубничным джемом, были разложены в форме цветка на радужном подносе, о существовании которого я даже не подозревал. Так же как и Грейс, я оттолкнул подальше все печальные мысли. В конце концов, мы не могли изменить прошлое.
Я еще не успел допить кофе, когда зазвонил мой телефон. Предполагая, что это был Энтони, я побежал в гостиную. И хотя он дал Грейс возможность провести пятницу с Фрэнки, он все равно не мог прожить и дня, не услышав голос сына. Но я оказался ужасно неправ. Человека на другом конце линии я совершенно не ожидал услышать и уж тем более не горел желанием с ним разговаривать. А еще я думал, что он уяснил мое отношение.
- Как ты блять осмелился мне позвонить? – злобно прошипел я, отвечая на звонок Габриэля. – Разве тебе недостаточно того, что ты уже сделал? Тебе в твою голову не приходила мысль, что твоя глупая ревность могла разрушить другую жизнь помимо моей? - Значит, ты признаешь, что в том, что я сдал тебя полиции, есть твоя вина? – поддразнил он. - Нет, моя совесть чиста, и именно по этой причине я не сижу сейчас в тюрьме, ты так не думаешь? К счастью, отец Фрэнка знает о нас и не видит в этом ничего плохого. Но ты понимаешь, что все могло пойти не так, больной ублюдок?! - О, я тебя умоляю! Ты меня называешь больным ублюдком? Как тогда назвать твою месть? Эта была слишком личная тема, я сам должен был решить, когда говорить об этом своим родителям! - Габриэль… тебя блять двадцать пять. Разве ты недостаточно ждал? Разве ты недостаточно взрослый мальчик, чтобы для начала хотя бы принять самого себя? – устало ответил я. - Это. Не. Твое. Дело. Джерард! Ты поступил низко. Теперь мой отец, кажется, ненавидит меня, мама говорила с ним не один час, защищая меня, а мой младший брат постоянно меня высмеивает! Когда я хотел выпустить гнев, я позвонил тебе, и вдруг узнал, что ты сменил номер. Мне пришлось обзвонить всех наших общих друзей, чтобы найти хоть кого-нибудь, кто по-прежнему поддерживал с тобой связь и говорить им, что у меня к тебе срочное дело! - Стивен, не так ли? – простонал я. Он всегда в большей степени был моим другом, а не Габриэля, но я не мог припомнить никого другого. Бедный парень наверное даже никогда и не догадывался о нашей ситуации. - Не имеет значения, не меняй тему! Ты так сильно меня ненавидишь, Джи? Неужели у тебя не осталось никаких хороших воспоминаний о нас? – срываясь на плач, спросил он. Я слышал его всхлипывания и не мог поверить. Действительно ли он говорил серьезно? И когда это он успел стать жертвой, интересно?
- Все, все, хватит! Во-первых, ты не имеешь права говорить мне все это и рассматривать меня как кусок дерьма, когда сам чуть не разрушил мою жизнь. Я мог загреметь в тюрьму, а Фрэнка бы на всю жизнь запихнули в какой-нибудь жуткий сумасшедший дом. Это не сравнится с твоим жалким семейным кризисом, так что заткнись. Во-вторых, ты считаешь себя центром Вселенной? Спустись на землю, Габриэль, потому что это далеко не так! Я сменил номер телефона не из-за тебя. В-третьих, я не ненавижу тебя, мне искренне тебя жаль, и ты сам убил все те хорошие воспоминания, которые у меня, возможно, еще оставались. Ты хочешь еще что-то добавить? Я занят. - Разве ты не понимаешь, что я был в отчаянии? Я люблю тебя, Джерард! Я понимаю, что, наверное, зашел немного далеко, но то, что ты сделал… как ты мог позвонить моему отцу и сказать ему все это? Если бы ты так не поступил, то я бы сейчас даже извинился перед тобой… - Что ж, теперь мы квиты. Хотя все же не совсем, но я прощу тебя, если ты отвяжешься, - перебил его я. - Ты прав, мы не квиты. Свои проблемы ты уже решил, а я все еще должен терпеть последствия твоего телефонного розыгрыша, ты в курсе? - Послушай, Габриэль, если ты блять еще раз перейдешь дорогу мне или людям, которых я люблю, я украшу весь город и его окрестности розовыми листовками, в которых светящимися буквами будет провозглашаться твоя страстно выраженная гомосексуальность. Я уверен, твои брутальные друзья сочтут это интересным… - на одном дыхании выпалил я, смеясь над своей идеей. - А что… а… почему ты думаешь, что мои друзья об этом не знают? - Просто догадался, а еще твое заикание только что это подтвердило. - Ты этого не сделаешь! – прокричал он. - Не сделаю, если ты наконец признаешь то, что между нами никогда ничего не будет. Прошло больше года, я не люблю тебя, я не хочу тебя видеть, так что, пожалуйста, сделай мне последнее одолжение и свали нахрен из моей жизни. Хорошего дня, Габриэль, - я повесил трубку, полностью удовлетворенный.
Моя улыбка исчезла, когда я немного утихомирил свой гнев и увидел Фрэнки, смотрящего на меня с открытым от удивления ртом. Как много он успел услышать? - Прости, я мыла посуду, а он просто исчез, - извинилась Грейс. - Все нормально, я знаю, что он может быть шустрым. Как давно он тут? – рассеянно спросил я. Я не хотел говорить с Фрэнки о проблемах, связанных с Габриэлем, это могло оказаться для него слишком сложным. Он знал, что у меня был парень по имени Габриэль и был в курсе, почему мы расстались, но я никогда не рассказывал Фрэнку, что видел его несколько месяцев назад и тем более то, что именно он подал на меня заявление. - Не уверена… не очень давно, я думаю, - с сомнением ответила Грейс. Фрэнки с задумчивым видом кусал большой палец. - Д-джи… это тот Габри-эль… который был т-твоим парнем? Почему ты р-ругался и сердился? - неуверенно спросил он. - Да это ерунда, детка. Это просто… человек, который сделал много плохого, и именно поэтому я ругался, - попытался уклониться я. - Н-но… ты сказал «я не л-люблю тебя» и… и все д-другие вещи, которые л-люди обычно говорят с-своим парням, когда з-злятся на них. Почему? – он доказал, что услышал больше, чем я думал, а еще что телевизор выполнял неплохую, но не всегда удачную образовательную функцию. - Фрэнки… ты прав, это был тот Габриэль, о котором я тебе говорил, и я разозлился на него. А теперь мне нужно бежать на работу, потому что уже очень поздно, - я обхватил ладонями его лицо. – Я обещаю, когда вернусь, я расскажу и объясню тебе, почему я с ним ругался, хорошо? - Н-нет… хочу знать с-сейчас! - Нет времени, любимый. Мы поговорим позже, у тебя нет причин волноваться. Веришь мне? – я развел руки, желая заключить его в прощальное объятие. Фрэнки заколебался на секунду, но все же сдался. - Л-ладно. Люблю тебя. - И я тебя люблю, очень сильно! – ответил я, целуя мальчика в губы. - Я попытаюсь отвлечь его, может он забудет? – прошептала Грейс, закрывая за мной дверь. Она знала почти все о Габриэле, поэтому вполне понимала мой страх. Вот только я не верил, что Фрэнки действительно забудет.
*
Как я и думал, разговор не был забыт ко времени моего возвращения. Фрэнки как обычно запрыгнул на меня, поцеловал и сказал, что любит. Он пересказал все, чем занимался с Грейс, про игры, в которые они играли, про обед, приготовленный медсестрой, о фильмах и сериалах, просмотренных за часы моего отсутствия. Затем показал рисунок, на котором он изобразил Грейс и даже упомянул, что Песику, судя по всему, очень понравилась наша гостья. На все это ушло десять минут. Я уже почти поверил в свою удачу… пока мальчик не потянул меня к дивану, заставляя сесть. - Л-ладно, теперь ты мне р-расскажешь все о том п-парне. - Я оставлю вас, чтобы не мешать, - Грейс одарила меня сочувствующим взглядом и вышла из гостиной.
- Это… там ничего важного, детка… - запнулся я. Не из-за состояния Фрэнки я так боялся с ним говорить. Я просто попал в типичную ситуацию, когда парень под напором своего нынешнего бойфренда вынужден выложить ему все о своем бывшем, который так или иначе вновь объявился в его жизни. Это было нелегко. - Т-ты врешь! Это важно, п-потому что ты к-кричал и ругался. Р-расскажи мне все. Не б-буду злиться на т-тебя, ведь ты с-сказал ему, что не л-любишь его. Если… если бы ты с-сказал, что любишь его, т-тогда я бы разозлился на т-тебя, потому что ты мой б-бойфренд. И… я бы н-надрал тебе задницу, а армия м-маленьких человечков н-напала бы на тебя… б-было бы очень б-больно! – с самым серьезным выражением лица произнес он.
Я понял, что не имело значения, как странно и причудливо могли бы выглядеть наши разговоры со стороны. В целом, мы походили на любую другую пару. Мы полностью доверяли друг другу. Возможно, мне лишь придется быть более осторожным, подбирая слова и упрощая их, но я знал, что Фрэнк мог понять суть и безусловно имел право быть в курсе.
- О, хорошо, что я в безопасности, а то это действительно звучит очень угрожающе, - с поддельным облегчением выдохнул я, а Фрэнки довольно усмехнулся и чуть заметно скосил взгляд в сторону журнального столика. - Н-нет, нет, уходите! Я же с-сказал, что он не с-сделал ничего п-плохого и у нас б-будет серьезный разговор! П-проваливайте! – он подождал, переводя взгляд вдаль коридора, а затем снова обратился ко мне. – Джи, т-теперь ты можешь г-говорить. - Хорошо. Ты как-то спрашивал у меня, и тогда я рассказал тебе о Габриэле; я больше не видел его с тех пор, как мы расстались. - Он д-далеко живет? - Нет, но я никогда не встречал его на улице или еще где-то, - пожал плечами я. - Ага. - Хотя, подожди… да, однажды я его заметил. Он стоял с девушкой, которая хотела поцеловать его, но он явно не выглядел счастливым, - припомнил я. - П-почему? - Потому что… Габриэль всегда всем говорил, что ему нравятся девчонки, но это ложь, - как можно проще ответил я. - Это т-так глупо! Если т-тебе не нравятся девчонки, з-значит они тебе не н-нравятся, и это н-нормально. Врать п-плохо. - Ты прав, а он действительно глуп. - И ч-что еще? - Как-то раз, когда я вышел из магазина, он поджидал меня на улице, - признался я. Фрэнки в удивлении изогнул брови. Он выглядел рассеянно, то открывая, то закрывая рот, явно не зная, что сказать, и смотря совершенно потерянным взглядом, словно ничего не замечая перед собой. - К-когда? – неуверенно спросил он. – Т-ты не г-говорил мне… - Я знаю, детка. Это случилось вскоре после того, когда те парни выстрелили мне в руку, - я не собирался акцентировать внимание на последнем, зная, что эта тема могла вызвать у Фрэнки неприятные воспоминания. Я только хотел, чтобы он понял, почему я раньше не упомянул столкновение с Габриэлем. – Ты был слишком возбужден и напуган, и в то же время начал принимать большую дозу своих лекарств. Голдберг сказал нам, что тебе нельзя было нервничать, именно поэтому я тебе этого не рассказывал. - О… - я был уверен, что Фрэнки смутился, прилагая усилия, чтобы осознать и принять мои слова. – И ч-что он хотел? - Он узнал, что я был с кем-то, то есть… что у меня появился новый бойфренд… - Я! – мальчик взволнованно подскочил на месте, поднимая руку вверх. - Да, ты! – улыбнулся я, мысленно радуясь этим небольшим передышкам, которые делали разговор не таким напряженным. – Он это узнал и приревновал меня, а потом начал говорить, что все еще любит меня и хочет, чтобы мы снова стали встречаться… - Ч-ЧТО? ВОТ З-ЗАДНИЦА! Но… нет! Он п-плохо вел себя и не х-хотел говорить семье, ч-что ты его б-бойфренд и что он гей. И он очень г-глупый, потому что быть г-геем – это не плохо! А ты… ты т-теперь МОЙ БОЙФРЕНД! – выкрикнул Фрэнки, так яростно жестикулируя руками, что мне пришлось отклониться, чтобы он случайно меня не задел. - Фрэнки… - Н-НО, НО… он… - Фрэнки, успокойся! Это было два месяца назад и, конечно же, я ему отказал, - я перехватил его руки и мягко потряс за плечи. - От-отказал? - Разве сейчас я не с тобой? – спросил я, специально привлекая его внимание. - С-со мной, но… в к-кино некоторые люди м-могут иметь с-сразу два б-бойфренда или д-две подружки… - Ну, это точно не про меня. Я люблю только тебя и мне больше никто не нужен. Именно это я и сказал Габриэлю. И он отвалил, - усмехнулся я. - Это м-мииило, я тоже тебя л-люблю. И ты п-правильно ему сказал! – мальчик с довольным видом поцеловал меня, но вдруг снова задумался. – П-почему ты с-сегодня его обзывал? Он снова тебя д-достает? Хочешь, я н-надеру ему задницу? - Ох… с этим сложнее, любимый, - мне было жаль, что я просто не мог опустить эту часть разговора. - Р-расскажешь мне? - Ты ведь помнишь, как к нам приехала полиция и потом нас забрали в участок? – я решил не ходить вокруг да около. - Д-да… - Фрэнки теперь казался вовсе запутанным. - Все это случилось как раз из-за Габриэля… - Г-ГРЕБАНАЯ ЗАДНИЦА! ПОЧЕМУ ОН Т-ТАКОЙ МУДАК?! – он выместил весь свой гнев на подушку, колотя ее кулаками. - Потому что он ревновал и был зол на меня, а еще… он просто идиот. - К-как он узнал, ч-что я особенный? П-потому что копы это з-знали… это ты р-рассказал обо м-мне Габриэлю? – Фрэнки задал логичный вопрос, который я совершенно не ожидал услышать. В очередной раз я понял, что недооценивал его. Он требовал больше терпения и внимания, что еще не означало, что он не мог принять и осознать ситуацию. - Я клянусь, что не делал этого, потому что его это абсолютно ни касается. Но я видел его пару раз, когда мы гуляли в парке, и я думаю, что он мог услышать, как мы болтали и… - продолжить оказалось сложно, - …и он, наверное, заметил, что… что ты особенный. - Ох, - вздохнул мальчик, засовывая пальцы под очки, чтобы вытереть глаза прежде, чем из них потекли бы слезы. – Д-джи? - Да? - Я в-выгляжу, как умственно от-отсталый, да? – пробормотал он, пряча лицо в моей рубашке. - Фрэнк! – твердо начал я, заставляя его поднять взгляд. – Я уже миллионы раз просил тебя никогда не использовать это слово. Оно неправильное. Никого нельзя так называть, неважно, какая у человека болезнь, как он разговаривает или насколько он умный. Это ужасное слово, оно заставляет людей лишь расстраиваться и грустить, ты понимаешь? - Д-да, но все… - Мне плевать, что говорят все, просто игнорируй их. Ты лучше них, ты замечательный парень, и я не хочу, чтобы ты когда-нибудь даже упоминал это слово. Тем более говоря так о себе! - Л-ладно, - он несколько раз быстро кивнул головой. - Забудь о Габриэле, я уже наказал его, - я не хотел, чтобы Фрэнки снова зацикливался на том, как люди воспринимают его проблемы со здоровьем. Не было ни одного подтверждения моих слов, так что нам оставалось лишь только верить в лучшее. - К-как? - Я позвонил его отцу и сказал, что был парнем их сына, и что Габриэль только прикрывается фальшивыми подружками, чтобы никто не узнал, что он гей, - с гордостью признался я. Фрэнки потребовалось несколько секунд на обдумывание моей болтовни. - Об-объясни еще раз, ч-что ты сделал… т-только помедленнее, л-ладно? – застенчиво попросил он. - Конечно! Прости, детка, я слишком быстро говорил.
Я подробнее и понятнее изложил ему детали моей телефонной мести. Она понравилась Фрэнки, и по его мнению Габриэль этого заслуживал. Во-первых, за то, что был мудаком, а во-вторых, из-за того, что был настолько глупым и не признался родителям, что был геем. Мальчик продолжал настаивать, что геем быть круто. - Сегодня, - я подошел к конечному пункту, - он позвонил мне, чтобы сказать, как злится на меня за то, что я сделал. Ну вот, теперь ты знаешь, почему я кричал на него, хотя он сам вел себя не лучше. - Ага. Д-давай набьем ему з-задницу? - Может когда-нибудь потом! Ох, и еще, я снова сказал ему, что не люблю его и что хочу, чтобы он отвязался от меня. Думаю, на этот раз он понял. - Если… он с-снова будет тебе н-надоедать, скажи мне, х-хорошо? Перестань от м-меня что-то с-скрывать, Джерард! Я твой б-бойфренд и должен з-знать, кому могу н-надрать зад… эм… м-может быть, - строго отчитал меня Фрэнк.
Я понимал, что должен был чувствовать себя виноватым, потому что, черт возьми, он во всем был прав! Но… как я мог? Фрэнки оставался таким же милым и притягательным, несмотря на придаваемые голосу серьезные нотки для угрожающего эффекта. Я просто хотел его поцеловать. - Ты только что спрашивал, как ты выглядишь. Так вот, ты выглядишь как сладкий, очаровательный, уникальный мальчик, и еще так… как будто хочешь быть зацелованным, - я ловко подался вперед прежде, чем он успел возразить. Жадный отклик, который получили мои губы, не имел и намека на признаки неодобрения. - В-все еще н-немножко злюсь… - выдохнул Фрэнки мне на ухо. Однако реакция его тела явно противоречила его собственным словам.
так мило) Фрэнки ревнует! он просто прелесть в этом фф спасибиссимо, Ирничка, за праздник, что ты даришь с каждой главой ох финал уже близок...и я очень переживаю......
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
спасибиссимо, Ирничка, за праздник, что ты даришь с каждой главой 
ох финал уже близок...и я очень переживаю......