Слава богу, у меня есть Джерард, который тоже был геем и с большой готовностью продолжал оставаться для меня другом. Я знал, что у нас с ним более важные отношения, чем те, которые когда-то были у нас с Колином, особенно в самом начале нашего общения. И сейчас я совершенно точно больше не хотел иметь с ним что-то общее. Особенно после того, как Колин попытался убедить меня, что я остро нуждаюсь в подружке или же, по крайней мере, должен в ней нуждаться.
Я был просто рад, что нашел кого-то, кто смог принять меня таким, какой я есть, и завязать близкие отношения. Я не испытывал ничего подобного со своими старыми друзьями, поэтому не было даже смысла пытаться что-то вернуть.
А после гомофобских замечаний, кинутых мне в лицо Колином, не оставалось ни малейшей вероятности, что я когда-нибудь захочу сойтись с человеком, имеющим подобные взгляды. И если сначала я обрадовался нашей неожиданной встрече, то потом, перекинувшись с ним парой фраз, я вспомнил, почему когда-то оборвал с ним все возможные контакты. Сейчас я мог только молиться Богу, чтобы мы с Джерардом никогда не оказались в подобной ситуации.
Я не мог прекратить копаться в себе после того, что произошло. Я не сомневался, что ненавидел Колина – именно по этой причине я больше не хотел быть его другом. Но тот факт, что я встретился с ним лицом к лицу и он вылил на меня все это дерьмо, повел за собой негативные последствия. Еще никто и никогда не оскорблял меня из-за моей сексуальной ориентации, и я был взбешен, что позволил Колину так глубоко меня задеть.
Я лучше него… Я лучше него… Его слова ничего не значат для меня… Он не может причинить мне боль.
Я понимал, что мне нужно было просто стряхнуть с себя эффект его слов и не позволять его грубым комментариями приносить мне боль, но они приносили. Я сидел на полу в комнате в течение часа, думая о своей жизни и о том, почему я был таким. Почему я был геем? Что, блять, сделало меня геем? Я знал, что большую часть сознательной жизни меня привлекали парни и ни разу за этот короткий отрывок времени я не испытывал никакого интереса ни к одной из девушек.
Со мной было что-то не так?
Мне нужно было поговорить с кем-то об этом, и этот «кто-то» безусловно не мог быть моей матерью. Колин сказал, что я болен.
Это правда?
Я должен был спросить у кого-то еще, как справляться с этим… с этой… болезнью.
Я был напуган. Я едва знал о себе хоть что-то. В коем-то веке я чувствовал себя на ходу, думал, что со мной все в порядке, и именно в этот момент я должен был столкнуться с Колином и выслушать от него все те вещи, которые против моей воли заставили меня задаваться вопросом, было ли со мной что-то не так.
Если я захочу связать свою жизнь с парнем, то это значит, что у меня никогда не будет семьи. Мне все равно не нравились дети, но большинство людей моего возраста имело такое же мнение. Если у меня будет партнер мужского пола, то тогда мы даже не сможем должным образом заниматься сексом. Я вспомнил ночь после концерта Pixies. Джерард трахнул меня, и это было прекрасно, но я также помнил, что мне нужно было отдрочить себе, чтобы кончить. Мы не могли подойти к краю одновременно. Я знал, что с девчонкой все проходит проще. Вы трахаетесь, потом ты кончаешь в нее, и все, дело с концом. Но с двумя членами в одной постели вдвое больше проблем, которые должны быть решены, или в данном случае – удовлетворены.
Но мне все еще нравилось то, что у нас было…
Я уверен, что меня привлекали парни, и надеялся, что так будет всегда. Мне нравился звук мужских голосов – он был глубокий и сексуальный. Мне нравился мужской запах – сильный аромат крепкого одеколона или дезодоранта, смешанный с их естественным запахом тела, казался мне намного соблазнительнее, чем «тонкий и изысканный» парфюм девушек, которые иногда не знали меры и обливались духами с ног до головы. В конце концов, я снова хотел ощущать в себе парня. Это давало мне возможность больше не чувствовать себя пустым.
Мне понравился тот момент, когда Джерард вошел в меня; хорошо, если честно, я не был в восторге от тех ощущений, но меня привлекала сама идея. Я смог преодолеть свой страх и доставить ему удовольствие, а это определенно стоило той боли, которую я испытал.
Одна мысль о том, что он открыл для меня столько новых эмоций, что позволил мне прикасаться к его телу, заставляла меня восхищенно улыбаться, потому что мне было приятно осознавать, что я был первым, кто сделал для него все это, что я был тем, благодаря кому он видел звезды. Я, блять, очень надеялся, что он видел эти гребаные звезды.
Ладно.
Ладно, я точно уверен, что я гей. В этом нет ничего плохого. Но чем больше я думал о той ночи, тем сильнее я сомневался.
Это напускное спокойствие медленно приводило меня к безумию. Мы с Джерардом больше ни разу не обсуждали то, что тогда произошло, кроме одного единственного раза на утро после случившегося. Но я должен был знать, как он относился ко всему этому. Я должен был убедиться, что я был нормальным, как и все то, чем мы занимались тем вечером. Я нуждался в своеобразном подведении итогов. Я не боялся, что мы разрушили нашу дружбу, потому что уже месяц с той самой ночи мы вели себя друг с другом совершенно естественно, однако это не меняло тот факт, что я все сильнее и сильнее чувствовал необходимость поднять эту тему еще раз.
Но даже если бы я все-таки решился завести этот разговор, то я не уверен, что бы я смог сказать ему. Важнее всего мне было знать, значила ли для него та ночь столько же, сколько значила она для меня, однако я, блять, и представить не мог, что наберусь смелости спросить у него об этом напрямую.
Я даже не был уверен, что смогу довести разговор до конца.
Да и какой смысл? Это произошло, это осталось в прошлом, а в настоящем мы вернулись к нормальным дружеским отношениям. Вернулись к ним уже на следующий день. Я просто решил отпустить ситуацию. Какая теперь разница?
На данный момент существовали более серьезные проблемы, о которых я должен с ним поговорить, а именно то, что Мэтт имел на него определенные планы. Единственная загвоздка состояла в том, что я не знал, как объяснить Джерарду, откуда мне стало известно об этих планах. Скорее всего, он подумает, что я лжец.
Я снова и снова и повторял ему, что он был единственным человеком, о котором я заботился и с которым я вообще разговаривал, но что, если он рассердится на меня, когда узнает, что я общался с кем-то еще? Я не хотел, чтобы он чувствовал себя преданным, потому что это совершенно точно было далеко от истины. Я даже не уверен, что Джерард знаком с этими парнями, но я ни на секунду не сомневался, что я его единственный друг, и я не хотел заставлять его ревновать.
Боже, я несу бред; он не будет ревновать меня только из-за того, что я с кем-то разговаривал.
Тайно, где-то глубоко в душе, я просто лелеял хотя бы каплю надежды, что он начнет ревновать, потому что, видит Бог, я бы повырывал волосы у себя на голове от бешенства, если бы Джерард с кем-нибудь даже обмолвился словом.
Я так же не переставал думать о столь коротком акте воссоединения со своим старым другом. Пусть все прошло не очень хорошо, и если опустить то дерьмо, что он наговорил мне о моем новом друге, факт оставался фактом: я снова с ним разговаривал.
Когда-то мы с Колином были лучшими друзьями, но сейчас с Джерардом у нас явно было нечто совсем другое. Я чувствовал, что он заботился обо мне так, как никто и никогда до него этого не делал. Мне нравилось, что он постоянно окружал меня своим вниманием – все это отличалось от нашей с Колином дружбы.
В отношениях с Колином создавалось ощущение, что он был моим лидером, поэтому я должен был следовать за ним, всячески восхвалять каждый его шаг и поступать так же, как поступал он. Мне нравилась наша в какой-то степени слаженная команда, но в то же время я чувствовал, что у него была власть надо мной, и меня это пугало.
Джерард тоже имел надо мной власть, но я испытывал только удовлетворение от того, как он ее проявлял. Он никогда не принуждал меня делать то, чего бы я не хотел, и уж точно не выглядел, как отчаявшийся подросток, ненавидящий все вокруг, мечтающий разрушить город, с которым он был связан всю свою жизнь.
Мэтт хочет устроить ему темную, сказал Колин.
Ладно, как давно он хотел это сделать? Сколько времени в нем росли гнев и ненависть, и что вдруг случилось, если он решил дать волю своим негативным эмоциям?
Теперь я боялся за Джерарда. Я чувствовал, что должен был его защитить. Мне стало интересно, сколько уже времени Мэтт это планировал. Я знал, что он любил запугивать ребят из школы, но насколько еще мне было известно, его угрозы всегда на запугивании и заканчивались. Он не сидел сутками напролет и не размышлял, кого и как избить, он действовал импульсивно и, выбрав себе жертву, просто начинал издеваться и насмехаться над ней.
Я невольно задался вопросом, будет ли Джерард его бояться. Мэтт был выше и больше, но его нельзя назвать толстым – скорее мускулистым и жилистым. Знал ли Джерард вообще, кто такой Мэтт? Хотя, конечно, он его знал, мог видеть в школе.
А еще мне стало интересно, что за проблемы были у Джерарда, если ему не посчастливилось когда-то перейти дорогу Мэтту.
Должно было случиться что-то определенное, что окончательно взбесило Мэтта и заставило его хотеть наглядно продемонстрировать свою неприязнь к Джерарду. Это должно быть нечто большее, чем просто негативное отношение.
Джерард что-то скрывал от меня?
*
- Привет, детка, - поприветствовал меня Джерард, когда я сел на пассажирское сидение его машины.
- Привет.
Меня уже начинало выводить из себя то, как он всегда называл меня «деткой». Пошел он нахер, я не его детка.
Возможно, я злился на него из-за того, что он ничего не сказал мне о Мэтте; было очевидно, что они знакомы и, более того, имеют что-то общее, иначе Мэтт не разозлился бы до такой степени, что собирался стереть его в порошок. Скорее всего, произошло что-то, что вызвало такую реакцию. Ведь не может человек на пустом месте стать таким гомофобом?
Или может?
Прошли всего лишь сутки после той небольшой стычки с Колином, но я все еще был на взводе. Я не разговаривал с Джерардом весь вчерашний день и очень плохо спал ночью, переживая, что Мэтт ворвется в его дом и сделает что-нибудь зверское и страшное.
Я чувствовал себя ужасно виноватым, что не предупредил Джерарда, но я так боялся позвонить ему. Я не хотел, чтобы он узнал, что я был с Колином. Я не мог определить причину своего страха кроме той, что я просто был напуган одной лишь мыслью, что Джерард может решить, будто я предал его. Другая часть проблемы состояла в том, что я не горел желанием возвращаться к тем временам. Я действительно никогда не говорил с Джерардом о Колине или о других бывших друзьях. Я хотел забыть прошлое. Я хотел жить сегодняшним днем и думать только о своей новой жизни.
Я пытался успокоить себя тем, что если бы Мэтт был настроен серьезно, то он бы к этому времени уже начал действовать. Но за прошедший день он никак не выдал своих намерений, а это значит, я могу выдохнуть и не волноваться за своего друга и его безопасность.
Наверно, я уже успел накрутить себе, но я определенно точно ощущал напряженное молчание, повисшее в машине. Быть может, я просто был слишком запуган и взволнован, но все выглядело так, как будто он уже знал. Он вел себя подозрительно тихо и не произносил ни слова, из-за чего я чувствовал неудобство. Мне не нравилось, когда он становился таким.
Я не понимал, почему, черт возьми, так боялся рассказать Джерарду о встрече с Колином, я ведь не собирался бросить его и вернуться к старым друзьям. Если честно, меня очень напрягал тот факт, что я становился чересчур нервным рядом с тем, кому безоговорочно доверял и о ком заботился. Джерард не предавал меня, а я не предавал его. Я мысленно заставил прекратить вести себя как гребаная девчонка, потому что со стороны это выглядело так, словно мы были давно женатой парой и обвиняли друг друга в надуманной неверности.
На протяжении всей дороги в парк мы не обмолвились ни словом.
*
- Знаешь, о чем я думаю? – мечтательно спросил Джерард, медленно раскачиваясь на качелях.
Мы болтались по парку уже около часа, а я все продолжал изводить себя. Параноидальные мысли, что Мэтт может побеспокоить нас в любой момент, ни на секунду не покидали мою голову. Но я вообще не видел его с тех пор, как закончилась школа, поэтому старался убедить себя, что переживаю зря, и Мэтт не прячется сейчас где-то в кустах.
Это не помогало. Совсем.
Парк располагался на открытой местности – он просто представлял собой большую неогороженную территорию с детской площадкой в центре. Тут и там виднелись деревья, посаженные кучками, и на этом все. Никаких особых границ или заборов. Мы находились словно на ладони, и мне казалось, что кто угодно мог напасть на нас в любой момент. Я хотел держать ситуацию под контролем, не упуская из вида ни один уголок парка, но это было просто невозможно.
Я почти что был готов выложить ему все те слова, которые не давали мне покоя последние сутки. С периодичностью в несколько минут я говорил себе, что на счет три все ему расскажу, но каждый раз терпел неудачу и, не осмелившись открыть рот, продолжал молчать.
- Нет, о чем? – ответил я, молясь Богу, чтобы он до сих оставался в неведении о нашей встрече с Колином.
Джерард иногда очень тонко ощущал некоторые вещи, и эта его жутковатая способность немного пугала. Я был уверен, что и сейчас от его глаз не ушло мое нервное дерганое состояние, но я действительно надеялся, что он не собирался заглядывать мне в душу и заставлять меня чувствовать себя еще хуже.
- О том телефонном разговоре в ночь после выпускного.
Я опустил взгляд, боясь даже представить, как покраснели мои щеки.
- О, ясно.
Я не знаю, чем был смущен сильнее. Тем, что вспомнил, как мы наговорили друг другу всяких пошлостей в тот вечер, или же тем, что я был идиотом, решив, будто Джерард уже в курсе моей стычки с Колином. Не было ни одного способа, откуда он мог об этом узнать, и даже если бы он догадался, то не стал бы сердиться на меня.
Мы не супружеская пара, мы не предаем друг друга. Прекрати быть таким придурком.
Я крепче схватился за цепь качелей, напрягаясь и уходя глубоко в свои мысли.
Какой, блять, прекрасный и занимательный разговор теперь нам предстоял.
Я уже жалел о том, что сказал ему по телефону, и проклинал бушующие во мне гормоны, на время захватившие себе в подчинение мой рот. Я не хотел говорить ему ни одну их тех вещей, которую произнес тогда, и еще больше я не хотел, чтобы он их помнил, но, черт возьми, естественно он и не думал ничего забывать. Я дал Джерарду разрешение в любое время вонзить свои маленькие зубы в мое тело, и я не сомневался, что он не откажется от такого шанса. Складывалось ощущение, что он был зациклен на этом.
Подумать только, может у него… фетиш на укусы?
Это кажется сексуальным.
Насколько бы соблазнительным не было мое предположение, сейчас, когда мы находились лицом к лицу, я больше не думал, что это была хорошая идея. Тем вечером я наверняка был в невменяемом состоянии. И теперь пришло время привести нашу сделку в действие, но я действительно не хотел, чтобы это произошло. Я не забыл, как трогал себя, одновременно болтая с ним по телефону. Если честно, с тех пор я ни разу не вспоминал, что мы тогда друг другу наговорили. До этой минуты. Он очень любезно напомнил мне обо всем. Я был так поглощен страхом за безопасность Джерарда, что совершенно не думал о тех словах, которые вырвались из моего гребаного рта.
Ты можешь укусить меня куда захочешь.
Блять.
- Итак…
- Что «итак»? Ты не прикоснешься ко мне, - категорично заявил я.
Я не собирался строить из себя недотрогу – я, блять, просто не хотел, чтобы он начал раздевать меня и оставлять маленькие щекотные укусы по всему моему дряхлому телу. Да, мы уже успели проделать друг с другом все, что только можно было, но при этом будто все равно находились на большой дистанции, потому что в плане опыта я оставался таким же нулем.
И потом, Джерард. На секундочку – мы все еще находимся в чертовом парке! Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел нас в таких компрометирующих позах! А что, если нас застукают Колин, Ривер или Мэтт?..
- Эй, малыш, ты мне обещал, - произнес он голосом полным надежды.
- Ничего я тебе не обещал.
- Ты сказал, что я могу укусить тебя! А я сказал, что запомню это, а значит, ты мне обещал!
Я сузил глаза и, покачав головой, с недоверием посмотрел на него.
- Почему ты, блять, вообще так одержим идеей кусать меня?
Он усмехнулся и чуть склонил голову набок.
- Потому что я хочу вонзить свои зубы в твою сладкую сочную плоть. Она такая мягкая, приятная… М-м-м, я бы с радостью высосал всю твою… кровь.
Он подмигнул.
Я не смел даже моргнуть.
- Отвяжись. Боже, ты такой идиот, - рассмеялся я, не выдержав.
Наклонившись вперед, Джерард взял меня за запястье и поднес его на уровень глаз.
- Посмотри на эту тонкую нежную кожу… Такая сочная… - он сделал паузу, потирая большим пальцем мою руку, - такая бархатная. Я иногда смотрю на тебя, как на вкусный кусок мяса. Так бы и слопал.
- Да, я знаю, ты любишь мясо во рту, - парировал я.
Мое столь умное замечание резко напомнило мне о том, почему я весь день был так тошнотворно напуган.
Он, казалось, внезапно напрягся, отпуская мою руку, а потом предложил подняться на холм, где мы обычно лежали в траве. Я не хотел, чтобы он думал, что я отталкиваю его или пытаюсь отстраниться, но как и всегда я не мог произнести ни слова.
Я следовал за ним к холму, нашему старому месту, где мы так часто проводили время. В парке не было ни газонов, ни аккуратных лужаек, и только на холме виднелись маленькие островки диких зарослей. Сорняки и душистая жимолость пускали корни где попало, своими соцветиями привлекая стайки насекомых.
Однако иногда в отдаленных частях парка можно было встретить старика с газонокосилкой, который пытался привести эти просторы в божеский вид. И лишь одно определенное место оставалось неизменным – этот волшебный клочок земли, где мы могли пролежать весь вечер, выискивая звезды в темном небе. Мы как будто находились на недосягаемой высоте. Мы забирались на то место, которое всем было видно издалека, но в то же время никто не поднимался до самой вершины холма. Только я и Джерард. И мы были единственными, кто оставлял отпечатки на примятой траве.
Мы лежали здесь так часто, и теперь, когда наступило лето, нам ничто не мешало с чистой совестью вытаптывать следы своими телами на этом бесконечном зеленом ковре. Мне нравилось лежать здесь с ним. Мы были наверху холма, и никто не мог нам навредить – мы находились выше всех остальных, и казалось, стоило лишь поднять головы, как перед глазами открывались просторы всего мира.
Для меня этот холм и был всем миром. Было так приятно думать о том, сколько времени за последние месяцы я провел здесь с Джерардом, разговаривая с ним обо всем на свете. Это были такие спокойные и безмятежные моменты, а я мог забыть обо всех своих проблемах, чувствуя себя так, как будто меня закинуло на обитаемый остров. Но в данном случае такая изоляция была приятной – я находился рядом со своим лучшим другом, вдыхал свежий воздух и ни о чем не волновался.
Как только мы забирались сюда, мы заваливались на спиныи неподвижно лежали так, смотря на бесконечное небо, пытаясь прийти в себя и восстановить предательски сбившееся дыхание. Склон холма был довольно крутым, не говоря уже о его высоте. Требовалось много сил, чтобы добраться до вершины, но оно того стоило. Все, что располагалось ниже нас, казалось, исчезало, и мы могли легко представить, будто лежим на облаке, над головами всех остальных, потерявшись где-то в небе.
- Я так хорошо себя здесь чувствую, - спокойно произнес Джерард; это прозвучало так, словно он говорил сам с собой, а не со мной.
- О чем ты?
- Хорошо лежать здесь. Мой живот находится в плоском положении и не болит.
- А что с твоим животом? Ты заболел?
Я невольно вспомнил то утро, когда мой собственный живот буквально выворачивало наизнанку, а Джерард гладил его, пока я не пришел в себя.
- Нет, больше не болит.
- Хочешь, я поглажу, чтобы все прошло?
- Не надо, куколка, я в порядке. Он тогда снова начнет болеть. Но все равно, спасибо.
Я лежал не шевелясь, обдумывая его слова. Он не хотел, чтобы я прикасался к нему, потому что я тем самым причиню ему боль.
Ну что ж, очень, блять, приятно это слышать.
Что-то неосязаемое повисло в воздухе в этот вечер, что-то, что не давало чувствовать себя спокойно. Я все еще не рассказал ему о Мэтте. Насколько я знал, они с Джерардом никогда не пересекались в школе. Поэтому я даже не мог представить, почему Мэтт так яро хотел с ним что-то сделать и за что так возненавидел.
Это было тем, что я никогда не понимал в людях, особенно в сверстниках, - если они кого-то ненавидели, то они его не игнорировали. Вместо того, чтобы включить мозги и вести себя разумно, избегая общения с неприятным тебе человеком, они преследовали его, считая жизненно необходимым каждодневно к нему придираться. И, черт возьми, я никак не мог найти объяснение такому поведению.
Если Мэтт так ненавидит Джерарда, то зачем ему с ним связываться? Разве он не должен наоборот - сбежать от него на другой край города, лишь бы не иметь с ним ничего общего? Иногда я думал, что был самым разумным человеком во всем мире. Если мне кто-то не нравится – я избегаю его компании. Это, по-моему, очень логичное решение.
Я начинал злиться на себя за то, что никак не мог набраться смелости и рассказать ему, что кто-то собирается его избить. Мне не нравится жестокость, мне не нравится насилие. Особенно если это насилие направлено на моего лучшего друга.
Я просто хотел помочь ему, с достоинством отплатить за все те разы, которые он помогал мне. Желание убедить его, успокоить, быть рядом с ним настолько близко, насколько это возможно, ни на секунду не покидало мою голову. Но я даже не знаю, что у него случилось.
- Тогда я могу поцеловать, так лучше? – внезапно спросил я, потрясенный тем, как мой голос выдал эти необыкновенно смелые слова.
Я мог видеть, как он кивнул и улыбнулся.
- Да, Фи, если хочешь.
Склонившись над ним, я почувствовал, как запылали мои щеки, когда Джерард приподнял кромку своей футболки. Мягкий живот с еле заметной линией темных волос, спускающейся ниже, к поясу джинсов, оказался в полной готовности, ждущий мои губы. Я никогда не обращал внимания, как низко он носил свои штаны. На короткий миг я был озадачен, пялясь на обнаженный живот, но затем все же взял себя в руки и прикоснулся губами к теплой коже. Я практически мог чувствовать, как мгновенно она покрылась редкими мурашками, как слегка напряглись его мышцы в том месте, как он едва дернулся, не меняя позы.
Отстранившись, я вернулся в свое прежнее положение, улегшись на спину. Его футболка снова скрыла от меня живот, а он повернулся ко мне лицом, взяв за руку, и тоже откинулся в высокую траву.
Чувство огромной радости и облегчения накрыли меня с головой, потому что мой простой жест, ставший на самом деле проявлением моей любви, смягчил его дискомфорт, пусть даже на несколько коротких мгновений.
Я не знал, что причиняло ему боль, но я просто не мог позволить распространиться этой боли еще больше. Он, вероятно, мучился от элементарного расстройства желудка или еще чего-то подобного, но мне не нравилось даже просто видеть, как он страдает.
Я трясся от беспокоящих меня мыслей, желая наконец освободиться и рассказать ему все. Я хотел предупредить его о грозящей опасности еще до того, как могло произойти непоправимое, чтобы у меня была возможность спасти его – как должен был поступить настоящий супергерой, особенно если этот супергерой лучший друг человека, с которым они собираются спасти мир.
Я мечтал, что после такого благородного дела Джерард будет пожизненно благодарен и обязан мне. Я мечтал стать для него еще дороже. Он спасал меня слишком часто – теперь наступила моя очередь его выручать.
- Джерард, я должен тебе кое-что сказать.
Я совсем не горел желанием нарушать ту мирную тишину, повисшую между нами, но к моему удивлению, он отозвался.
- Мне тоже есть, что тебе сказать.
Ну, вот и все.
Он наконец собирался признаться мне, какие дела имел с Мэттом, собирался объяснить, что связывало их в прошлом и что произошло между ними в настоящем. Он, вероятно, уже знал, что Мэтт объявил на него охоту.
У меня больше не было необходимости что-то говорить, я мог просто расслабиться и слушать его историю.
- Хорошо, начинай ты, - с готовностью предложил я.
- Я не могу.
- Почему?
- Потому что я не думаю, что ты действительно хочешь это услышать.
Да, теперь я точно знаю, что он собирался сказать. Я уже был уверен, что Джерард кормил меня ложью все это гребаное время. В моей голове успела нарисоваться очень яркая и все объясняющая картина – держу пари, что когда-то он встречался с Мэттом, или что-то в этом роде, они периодически трахались, а потом Джерард сделал что-то, что разозлило Мэтта, например, обманул, предал и… О боже, нет!
- Я хочу услышать, - упрямо произнес я.
- Не могу, это… Нет. Не сейчас. Я расскажу потом, только не сейчас. Это неподходящее время.
Что за херня?
- Джерард, о чем ты, черт возьми, говоришь?
Я ненавидел, когда он начинал окружать себя загадками. Он специально о чем-то упомянул, чтобы привлечь мое внимание, а теперь решил оставить меня ни с чем.
- Не важно. Это не имеет значения, правда. Давай, говори, что хотел. Извини, что перебил тебя. - Он казался заметно опечаленным.
- У тебя все хорошо? – не на шутку взволновавшись, спросил я. Чтобы получше его видеть, я слегка приподнялся на локтях.
Он пристально смотрел в небо, как делал всегда, из-за чего я не мог точно прочитать выражение его лица. Поэтому я встал на колени, чувствуя, как мелкие камушки и земля неприятно врезаются в джинсы, и нагнулся над Джерардом, всматриваясь в его лицо.
Наконец, он перевел на меня взгляд.
- Да, куколка. Лучше, чем когда-либо, - прошептал он.
Все еще наблюдая за Джерардом, я опустился обратно на согнутые ноги. Он же больше не потрудился сказать что-либо еще и снова отвернулся, вглядываясь в небо. Я не знал, что думать. Возможно, он не скрывал от меня никаких секретов. На самом деле, глубоко в душе я был в этом даже уверен, поэтому сейчас я почувствовал себя последним идиотом, усомнившись в нем.
Что-то в его лице заставило меня забыть о той вспышке гнева, которую я ощутил, когда предположил, что у него были от меня тайны. Стоило мне лишь посмотреть в его безразличные глаза, выглядящие пустыми, как меня тут же окатило волной грусти и сожаления. Я испытывал к нему жалость. Его губы, плотно сжатые в тонкую линию, не двигались. Грудь медленно опускалась и поднималась, когда он размеренно дышал через нос. Какое-то время я молча наблюдал за ним – что-то здесь было неправильно.
- Джерард, - мягко позвал его я, заставляя взглянуть на меня.
- Фрэнки, - ответил он, не поворачивая головы.
- Что произошло?
- Ничего, Фи. Я в порядке.
- Нет, ты не в порядке.
- Перестань.
Я чувствовал боль. Я не хотел насильно вытягивать из него информацию, но в то же время я должен был быть в курсе того, что случилось. Я хотел, чтобы он знал, что мне можно доверять. Разве не для этого нужны лучшие друзья?
После нескольких длительных и тяжелых минут тишины, он наконец посмотрел на меня.
- Ты прав.
Я инстинктивно придвинулся ближе, чувствуя потребность оберегать Джерарда от того, что могло причинить ему боль – как всегда делал он для меня. Я хотел сберечь его от Мэтта, я хотел сберечь его от Гэри, я хотел сберечь его от всего остального, чего он боялся. Сейчас он превратился в уязвимую половину в нашем дуэте, что периодически с ним случалось, и причиной тому было либо давление со стороны Гэри, либо он сожалел о том, что позволил мне поцеловать его и обо всех словах о нашей дружбе, сказанных раньше.
Я знал, что второе предположение больше смахивало на бред – мы уже доказали друг другу, что навсегда останемся лучшими друзьями, и не было необходимости обсуждать это снова. Итак, насколько я мог догадаться, проблема заключалась в его отчиме.
- Дело в Гэри? – прошептал я.
Он только кивнул, не произнося ни слова.
- Что произошло?
- Моя мама все знает.
- Что знает? – Вот дерьмо, было столько вещей, о которых она, возможно, могла узнать. Я тут же запаниковал, озвучивая первые догадки, пришедшие в голову. – То, как к тебе относится Гэри? Или что ты гей? Что мы… О боже, она узнала, что мы занимались сексом?
Он отрицательно покачал головой.
- Сомневаюсь насчет последнего. Но моя мама, черт возьми, знает обо мне все, Фрэнки. Я больше не могу это скрывать.
- Скрывать что? – аккуратно спросил я, протягивая руку, чтобы погладить его по волосам.
Он заметно расслабился от моего прикосновения, а я остался рад такой реакцией.
- Я не могу от нее это скрывать. Или от Гэри. Я думаю, она знает, что я гей. И еще, мне кажется, что она говорила об этом с Гэри, потому что они не сводили с меня взгляда во время обеда. А потом, когда я начал собираться к тебе, они остановили меня и сказали, чтобы я прекратил с тобой общаться.
Что-то внутри резко потянуло меня вниз. Груз его слов, казалось, давил на мои органы, мои кости, мои чувства – даже мое лицо, и я позволил силе тяжести победить меня. Нет, это не происходило на самом деле. Я должен был вернуться на качели и забыть все это – я могу стать свободным и улететь далеко, и даже сила тяжести не сможет помешать мне. Нет, нет, нет, нет, нет, нет!
Внезапно я почувствовал себя совершенно пустым, как будто все, что наполняло меня до этого, испарилось из моего тела и просочилось в землю подо мной. Я невольно задался вопросом – сколько других людей потеряли здесь свои души. Они словно скапливались тут в течение какого-то времени, создавая этот гористый участок земли, который мы когда-то обосновали.
Он больше не мог общаться со мной?
- Но, - начал я, - тебе ведь восемнадцать! Ты вправе делать все, что захочешь, разве нет?
- Ну, я ответил также.
- И… Джерард, ты же продолжишь со мной общаться, правильно?
- Конечно.
- Хорошо.
- Проблема все равно не в этом. Я… я думаю, что они в курсе всего. Не знаю, может быть, это я слишком очевидно себя веду, но Гэри – конченый гомофоб.
- Не удивлен.
- Сегодня он говорил плохие вещи про тебя, - быстро прошептал он, как будто ему не терпелось избавиться от всего, что мучило его.
- Что именно? – как можно осторожнее спросил я, прилагая все усилия, чтобы он не думал, что я расстроен его словами, хотя на самом деле так оно и было. Я всей душой ненавидел человека, с которым Джерард вынуждено делил свой дом… на мгновение я задумался – а считал ли он вообще это место своим домом? Я ненавидел его отношение к Джерарду и возненавидел еще сильнее за то, что теперь он начал говорить еще что-то и обо мне.
- Он сказал, что если я продолжу возиться с тобой, то подхвачу от тебя заразу и тоже стану педиком, хотя по его мнению, я уже это сделал.
Я ненавидел все это. Я хотел стать свободным и уехать вместе с Джерардом в Нью-Йорк, где мы были бы далеко от всего того дерьма, которое мы бы оставили в этом городе.
Внезапно я вспомнил слова Колина – он не хотел, чтобы я прикасался к нему, как будто гомосексуалисты распространяют какой-то страшный вирус. Единственное, чем можно было заразиться, будучи геем, насколько я знал, это болезни, передающиеся половым путем, которые реально подхватить от любого человека. И это бесило меня. К тому же я чувствовал себя куском дерьма из-за того, что в их семье велись разговоры обо мне, и складывалось ощущение, что я вдруг стал корнем всех их проблем.
Возможно, я действительно им был. Ведь в какой-то степени Джерард тоже стал причиной конфликта между мной и моей мамой. Она, казалось, прониклась к нему симпатией после первой встречи, но стоило мне только завести с ней тот самый разговор о переезде, как в воздухе опасно повисло напряжение, которое не проходило до сих пор. Я никогда не был особо близок с матерью, но тот факт, что она разрушила мои мечты, уничтожал малейшую возможность наладить между нами отношения. Быть может, я и сам был таким же камнем преткновения в семье Джерарда.
- Прости, что вношу разлад в твою семью.
- Фрэнки, не говори так. Это, блять, не твоя вина.
- Но если они знают, что… что я гей, и они не хотят видеть тебя рядом со мной… то тогда это моя гребаная вина.
- Просто они нихрена не понимают. Мама сказала, что я должен перестать проводить с тобой столько времени и начать подготавливаться к отъезду в Нью-Йорк.
- А что тебе нужно делать?
- Да ничего! Просто упаковать вещи! Но мы не будем говорить об этом, - процедил он сквозь сжатые зубы. - И я уверен, что она обо всем догадывается, потому что, не знаю… Она постоянно задает эти свои неловкие вопросы про тебя…
Неловкие?
- Например?
- Ну, на днях она подошла ко мне на кухне и спросила «Ты сегодня куда-нибудь собираешься?». Я ответил, что как обычно поеду к тебе, на что она сказала: «Вы, мальчики, довольно близкие друзья, не так ли?», и я видел, что она говорила это с определенным намеком, потому что поверь мне, моей маме всегда было плевать на моих друзей. А потом она окинула меня этим взглядом, знаешь… Когда твоя мама что-то намертво вбивает себе в голову и ее уже бесполезно переубедить? Но я просто пожал плечами и сказал: «Да, мы лучшие друзья».
- И… что с этим не так? – спросил я, надеясь, что их разговор не привел к каким-то страшным последствиям. Я вообще хотел бы избежать этой темы, потому что знал, как Джерард ненавидел свою мать.
- То, что она блять думает, что мы вместе! Она сказала: «О, я вижу. Знаешь, ты можешь признаться мне, если вы двое больше, чем просто друзья. Ты очень много с ним общаешься, Джерард». Что за фигня! Почему это обязательно должно значить, что мы трахаемся. Я черт возьми не могу понять, почему она не в состоянии принять тот факт, что мы просто друзья.
Я громко сглотнул, пытаясь протолкнуть вставший в горле ком.
- Что ты ей ответил?
- Я только покачал головой и ушел. Наверно, это было не самое лучшее решение, потому что я своим поведением лишь в очередной раз подтвердил ее якобы очевидную правоту. Блять.
- Но она никогда не спрашивала напрямую, нравятся ли тебе парни?
- Нет, Фрэнки, – нетерпеливо вздохнул Джерард. – Она расспрашивала меня о тебе всю прошлую неделю, и это ужасно раздражает. Она постоянно упрекает меня в том, что единственное, о чем я говорю – это ты, например, за обедом или в другое время, и думает, что я вероятно зашел слишком далеко.
Он разговаривает обо мне? С ними?
- Но о чем я блять еще могу говорить, если все, что их интересует, это куда я езжу и чем там занимаюсь? Я абсолютно уверен, что они с облегчением выдыхают, когда меня нет дома. И конечно же я сваливаю оттуда при каждой возможности, потому что я ненавижу это место – я просто не могу находиться с этими людьми в одном помещении. Отстой… Так что мама постоянно спрашивает о наших с тобой отношениях, и ладно, я признаюсь, я всегда говорю, что провожу время только с тобой, но господи, почему она блять не может просто понять, что ты не мой, эм… не мой парень. А потом подключается Гэри, когда мама вдоволь наслаждается этой темой и успокаивается, он как будто испытывает эту долбанную необходимость продолжать разговор. Он все время заваливает меня своими гребаными вопросами или замечаниями. О, какой же он придурок! Однажды он сказал: «Знаешь, если ты начнешь встречаться с парнем, твоей заднице не поздоровится». А моя мама даже ничего ему не отвечает! Она просто сидит рядом и позволяет ему издеваться надо мной! А еще он как-то раз заявил: «Джерард, я хочу, чтобы ты знал, мы здесь ради тебя, хорошо? Мы заботимся о тебе и не хотим, чтобы ты разрушил свою жизнь, сделав неправильный выбор». И что это блять значит? Дерьмо!
Он казался действительно взволнованным, а я не был уверен, что могу отыскать подходящие слова, способные его успокоить. Но я хотел это сделать, я хотел помочь ему забыть обо всем. Никто из его родителей не был честен и справедлив. И еще хуже было то, что я чувствовал себя виноватым, потому что если бы не я, то на Джерарда бы не повесили ярлык «гей», а сам он не был бы вынужден выслушивать нападки от собственной семьи.
- Я могу доверить тебе тайну? – неожиданно прошептал он, как будто в этих густых зарослях затерялась пара нежелательных ушей.
- Да, - на выдохе произнес я. Мое сердце заколотилось как бешеное, а все тело пронзило горячей волной – он собирается признаться, что хочет меня?
- Ты уверен?
- Да, ты можешь рассказать мне все. Я хочу знать.
- Я не пытаюсь выпросить твоего сочувствия и я не хочу, чтобы ты думал, что должен испытывать ко мне жалость или еще что-то в этом духе. Я просто хочу признаться кое в чем, потому что доверяю тебе как никому другому, - он сделал паузу, коротко вздыхая.
- Джерард, просто скажи мне, - мягко побудил его я, так как дурное нехорошее предчувствие бухнуло где-то в моем животе, словно якорь. Почему я должен испытывать к нему жалость?
- Гэри ударил меня.
- Что?! Куда? О боже, покажи мне. - Мои глаза обеспокоенно забегали по его лицу и шее, потому что это были единственные открытые участки тела. Все остальное скрывалось под толстовкой с капюшоном и обтягивающими джинсами. Я заметил, что эти штаны он надел именно сегодня, их, а не те, что носил обычно. Он оделся так специально? Чтобы скрыть следы от побоев на своем теле?
Но… почему он не сказал мне раньше?
- Нет-нет, ничего серьезного… Просто остался небольшой ушиб… Но он дождался, пока мама выйдет из комнаты и прошипел сквозь стиснутые зубы «лучше бы тебе не быть педиком, мелкий грязный сукин сын», а потом он сказал что-то о СПИДе в его доме, я не знаю…
Я с отвращением покачал головой.
- Когда он тебя ударил?
- Сразу после того, как я сказал ему отвязаться от меня и заниматься своими делами.
- Я рад, что ты, по крайней мере, смог постоять за себя, - ответил я, все еще выискивая на его лице хоть какие-то следы. Но я ничего не замечал, кроме маленького розового пятнышка под его глазом. Когда-то он сказал, что это был лопнувший кровяной сосуд… Вот дерьмо, это тоже сделал Гэри?! – До этого он причинял тебе боль?
Джерард посмотрел на меня испуганным взглядом.
- До сегодняшнего дня – нет.
- Ты уверен? – спросил я, сомневаясь в правдивости его слов.
- Да.
- Ты можешь показать мне, куда он тебя ударил?
- Нет! Черт, я вообще не должен был тебе об этом рассказывать. Я не хочу, чтобы ты меня жалел.
- Дело не в этом, я просто хочу увидеть…
То, что я действительно хотел сказать – это <i>«я хочу увидеть твои ушибы, я хочу поцеловать их все, чтобы облегчить твою боль. Я хочу знать, насколько серьезный он причинил тебе вред, и тогда я смогу отплатить ему сполна за все то, что он тебе сделал»</i>. Я хотел, чтобы Джерард чувствовал, что может открыться мне. В какой-то степени данная ситуация мне даже нравилась – он рассказал о том, что творилось в его доме и что он испытывал при этом. Мне нравился этот разговор, который отвел внимание от меня и моих воображаемых проблем.
Джерард имел дело с куда более реальным дерьмом, чем я. Да, моя мама не разрешала мне переехать с ним; да, возможно она мало со мной общалась, из-за чего я чувствовал себя брошенным. Но по сравнению с ситуацией Джерарда дома, где эти люди фактически находились рядом, но при этом оставались совершенно чужими, я чувствовал себя гребаным счастливчиком с легкой беззаботной жизнью.
Однако они не всегда его игнорировали; я знал, что Гэри цеплялся к Джерарду каждый раз, когда Донны не было поблизости. Это действительно пугало меня. Иногда я боялся, что Гэри творил с ним и другие ужасные вещи, о которых я даже не хотел думать, но в то же время не мог выбросить их из головы.
И судя по тому, что я никогда не замечал ушибов или синяков, этот ублюдок был не так глуп. Я был в курсе, что он говорил Джерарду гадости за спиной Донны, убедившись для начала, что она его не услышит. Я знал, что он был трусливым, хитрым, осторожным в плане всего, что он делал, чтобы никто и никогда не смог поймать его с поличным. А так как я очень редко видел Джерарда голым (по сути, только один раз), я не мог проследить за отметинами на его теле. Гэри не стал бы бить его кулаком в глаз, он не настолько идиот. Он, скорее всего, ударил Джерарда по ноге или же зарядил ему прямо в живот.
- Джерард, разреши мне посмотреть.
Я молился богу, чтобы все оказалось не так страшно. Он не хромал, когда мы поднимались сюда, хотя может быть он просто пытался быть сильным и не показывать мне, что ему больно? Он даже не сразу мне признался.
Для него было не свойственно выкладывать все напрямую; обычно я должен был выпытать что-то из него сам. Точно также поступал и он по отношению ко мне. Джерард будто обладал шестым чувством – всегда мог сказать, что было не так со мной, и никогда не ошибался. В такие моменты он просто находился рядом, обнимал меня и много говорил, пока мне не становилось лучше. Сейчас я хотел ему помочь. Я знал, что он не горел желанием показывать свои ушибы, он даже сначала не хотел говорить мне, что Гэри поднял на него руку. Однако я был рал, что он все-таки сделал это. Я должен быть в курсе того, что с ним происходит, чтобы иметь возможность помочь и заставить его чувствовать себя лучше. Я хотел полностью отвлечь его от всего этого дерьма.
Если только он позволит…
Тем временем он медленно сел и, вздрогнув, тут же прижал руку к животу.
О боже, пожалуйста, скажи мне, что я был не прав. Пожалуйста, скажи, что он не ударил его кулаком в живот, господи…
Я смотрел на него с плохим предчувствием и жалостью, хотя он и просил меня этого не делать. Но я не мог не испытывать сочувствия, когда он без резких движений начал снимать толстовку, стягивая рукав за рукавом. Он застыл на какое-то время, все еще сидя с не до конца снятой толстовкой и беспомощно глядя на себя.
Неужели все было настолько плохо, что он даже не мог раздеться? Это пугало меня. Испытываемая боль была такой сильной? Я вдруг задумался – а не был ли Гэри причиной того, что Джерард почти всегда носил что-то с длинными рукавами? Да, серьезно, он редко когда надевал лишь одну футболку. Независимо от погоды снаружи, он облачался в свое самодельное пальто или же в черную толстовку с капюшоном, которую иногда давал носить мне.
Я надеялся, что я не выглядел так, как будто мне не терпелось избавить его от одежды. Я не был извращенцем, я просто хотел ему помочь. Я должен был увидеть, через какой ад он прошел.
- Мне жаль, что я рассказал тебе. Черт… я поклялся себе, что никогда не буду с тобой об этом говорить…
- Это продолжается какое-то время?
- Нет, но… Я всегда болезненно реагирую на все, что он мне говорит.
- Джерард, позволь мне осмотреть твое тело.
- Ты просто мечтаешь меня раздеть.
- Я бы не хотел раздевать тебя, чтобы увидеть, что он сделал с тобой, - я попытался с легкостью ответить на его шутку, но как обычно потерпел неудачу.
- Я доверяю тебе, - уже серьезно произнес Джерард, не сводя взгляда с моих глаз, - я доверяю тебе как никому другому.
Я кивнул и приблизился, аккуратно берясь руками за горловину его толстовки и так же осторожно таща ее вверх. Как только с ней было покончено, я пристально вгляделся в его тело – какие следы я мог найти на нем, какие истории оно могло рассказать. Но на Джерарде все еще была футболка, которую мне тоже, видимо, придется снять. Я зря надеялся, что до этого не дойдет – я действительно просто хотел найти крошечную красную отметину где-нибудь на руках, где угодно, но только не на теле, не на этой прекрасной бледной коже.
Яркая картинка, как он перегибается пополам и кашляет кровью, после того как Гэри бьет его, врезалась в мой мозг, заставляя с ужасом поежиться.
- На руках ничего нет…
Я снова потянулся вперед, чтобы стащить с него футболку, но Джерард вдруг хлопнул меня по рукам.
- Фрэнки, все не настолько серьезно, я в порядке.
- Нет, ты не в порядке! Как раз перед тем, как лечь, ты сказал, что твой живот больше не болит. Ты поэтому не хотел, чтобы я к нему прикасался?
- Черт, Фрэнки, я не хочу, чтобы ты смотрел. Блять! Почему я не мог просто держать свой гребаный язык за зубами?
- Это я виноват, я сам тебя спросил.
- Нет, куколка, ты ни в чем не виноват. Просто никому не говори об этом и никогда больше не поднимай эту тему при мне.
- Хорошо.
Он скрестил руки и взялся за низ футболки, выгибая спину. Такая знакомая, но совершенно неожиданная горячая волна пронзила мое тело, окутывая позвоночник и шею. Я не должен был так реагировать, особенно когда ему причинили боль, и он собирался показать последствия, хотя и не хотел этого делать. Но даже несмотря на все это, я не мог не смотреть на него и не чувствовать, как тяжелеют мои веки от того, как он еще сильнее выгнул спину, и медленно потащил вверх черную футболку.
Мышцы его живота напрягались по мере того, как тонкий материал легко скользил по телу. Я уже хотел потянуться к нему, прикоснуться, почувствовать под пальцами нежную кожу, но я знал, что он не позволит. Мне пришлось лишь крепче сжать руки, потому что я даже непроизвольно дернулся к его тугому животу, когда он наконец избавился от одежды.
Я искал следы, но по-прежнему ничего не мог видеть. Грудь, шея, живот, теперь я имел зрительный доступ ко всему. Он снял свою толстовку так невинно, трогательно, сначала стянув рукава, позволяя мне помочь ему стащить ее полностью, и сейчас к ней присоединилась футболка –эти две вещи лежали грудой рядом с нами, такие разные по форме, но одинаковые по цвету; они казались потерянными. И Джерард на самом деле терял – он терял, сбрасывал свой внешний слой, чтобы мне ничего не мешало увидеть то, что находилось под ним.
Я знал, что был слишком зациклен на этом, но я расслабился, когда заметил, что у него была маленькая прослойка жира над поясом его джинсов. Это на секунду заставило меня мысленно обрадоваться и отметить, что он, как и я немного полноват. Но потом, черт возьми, я понял, что в отличие от меня, он был в слишком обтягивающих штанах, которые так плотно обхватывали его ноги и буквально впивались в талию, что из-за этого на животе и образовалась складка кожи. А это значит, что я все-таки толще него. Черт бы тебя побрал. По крайней мере, не я был вынужден снимать сейчас верхнюю одежду.
- Знаешь, тебе не обязательно так рассматривать меня, - пробормотал он, скрестив руки на груди.
- Что? Я и не рассматривал…
Он думал, что я пытаюсь разглядеть ушибы, но на самом деле я лишь пытался найти изъяны в его теле, чтобы более выгодно смотреться на его фоне. Блять, и это худшее, чем я мог заниматься в данный момент! Домашние проблемы Джерарда были намного серьезнее моих, и это вполне достаточный повод, чтобы заставить меня задуматься и переосмыслить свою жизнь, но черт возьми, я такой конченый идиот, зацикленный только на себе, что я даже забыл главную причину, по которой Джерард разделся.
- Я до сих пор ничего не замечаю… - Подождите минутку, я уже видел большую часть живота, когда целовал его. И тогда я не обнаружил ничего необычного…
Он опустил руки и откинулся на спину, а я остался сидеть, ссутулившись и исследуя его тело, насколько он позволял. Я с жадностью всматривался в каждый сантиметр обнаженной кожи, борясь с желанием прикоснуться к ней. Все мое внимание было сконцентрировано на поисках отметины противного синего или зеленого цвета, которую оставил на нем Гэри. Коротко взглянув на лицо Джерарда, я увидел, что он смотрел на меня в ответ и казался уставшим.
- Где оно?
- Ты ищешь синяк или что-то в этом роде?
- Ну да.
- Его нет.
Я нахмурился.
- Почему?
- На животе не остаются синяки. Ну, по крайней мере, на моем точно.
Любопытство накрыло меня с головой. И это именно оно заставило протянуть руку и провести пальцами по животу – аккуратно, успокаивающе. Я не знал, куда пришелся удар, поэтому действовал как можно осторожнее. Кожа под ладонью казалась чересчур мягкой и бархатной. Подняв взгляд на Джерарда, я убедился, что движения не вызывали боли, что я мог продолжить.
Его руки по-прежнему лежали вдоль тела, а глаза были закрыты. Я принял это в качестве положительного знака – несомненно, он наслаждался. Этот факт взволновал меня. Я также водил рукой по бледной коже, в первую очередь, думая о том, что я облегчаю его страдания, а не просто нагло лапаю, воспользовавшись ситуацией.
Я все еще хотел знать точно, что произошло; он до сих пор не рассказал мне подробности. Гэри причинил ему боль, и я не мог отделаться от ощущения, что полностью был виноват в случившемся, потому что моя сексуальная ориентация была настолько очевидной, что это замечали, блять, все вокруг, и родители Джерарда не стали исключением. До такой степени очевидной, что они думали, что это я «сделал» его таким же.
Я задумался, должны ли мы продолжать столько времени проводить вместе… Я зависал с Джерардом не намного больше, чем когда-то с Колином, например, но мне нравилась его компания, и я не хотел прекращать наше общение. Единственное, чего я хотел, так это чтобы у людей не создавалось неправильное впечатление насчет нас. Мы не встречались. Мы предпочитали кого-то своего пола, но какое все это имело значение? Почему эти простые факты должны были заставлять вас охотно причинять боль ребенку женщины, которую вы любите? Разве вы не обязаны любить все, что хоть как-то связано с этой женщиной? Например, мальчика, которого она родила?
Гэри обязан был любить Джерарда. Он должен понимать, что Джерард всегда будет той неотъемлемой частью своей матери, которой никогда не сможет стать он сам. Понятно, что Гэри руководила далеко не ревность. В первую очередь, он был обозленным гомофобом.
И вообще, они не ладили с самого начала – я знал, что Гэри периодически нелицеприятно отзывался о родном отце Джерарда, и как он пытался управлять приемным сыном, вовлекая его в свою игру под названием «счастливая семья», чтобы кормить Донну иллюзиями и как можно дольше оставаться в ее глазах гребаным ответственным семьянином.
Я так затерялся в собственных мыслях, унося себя в море гнева и вины, что совсем не заметил, как моя ладонь, возможно, надавила слишком сильно – Джерард вскрикнул и перехватил мою руку, чтобы остановить.
Я посмотрел на него, сбивчиво извиняясь и чувствуя себя последним идиотом. Я причинил ему еще большую боль.
- Ты не делаешь мне больно, все в порядке, - вздохнул Джерард. – Он все равно никогда не оставляет следы.
- Как долго это продолжается? – спросил я.
Он проигнорировал мой вопрос, отвечая тихим и спокойным голосом.
- Фрэнки, сними рубашку и ложись рядом со мной. Так приятно чувствовать голой кожей траву под спиной… Она теплая и сухая, как солома.
Его поведение расстраивало меня. Я точно мог видеть, что он нуждается во мне, в моем присутствии, но в то же время отказывается посвящать меня в подробности. Я просто, блять, хотел помочь ему, но я понятия не имел, как именно можно это сделать. И это пугало меня, я боялся, что за его молчанием стояло что-то большее, около чего первоначально кружились мои мысли. Он отлично умел скрывать вещи, просто никогда не поднимать неловкие темы, как будто они и не волновали его вовсе.
Вздохнув, я закрыл глаза.
- Джерард, Гэри часто причиняет тебе боль?
Я не знал, имел ли я право задавать подобные вопросы, но раз у нас состоялся разговор по душам, то тогда мы могли доверить друг другу чуть больше.
- Он не делает это все время. Но сегодня вечером он ударил меня кулаком, и это действительно очень сильно меня напугало. Я несколько секунд не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, и блять, он просто взял и врезал мне кулаком! Что я, черт возьми, должен был сделать? Ответить ему? Сопротивляться? Я знал, что в итоге он выкрутит ситуацию под себя и накормит мою маму очередной порцией лжи. Но это все равно больно и странно… Не знаю. И факт остается фактом – он никогда не причиняет мне физическую боль, потому что я могу пожаловаться маме, показывая ей наглядные доказательства в виде синяков. Хотя я даже не знаю, поверит ли она мне, однако я точно уверен, что это – единственная причина, по которой он меня не трогает. И только сегодня… не знаю, все было по-другому. У него как будто сорвало крышу, - он замолчал на секунду, а потом повернул голову ко мне. – Спасибо, что заставляешь меня чувствовать себя лучше, куколка.
Я неловко улыбнулся.
- Прости за твоих родителей, - произнес я, не совсем веря, что мои слова в состоянии улучшить ситуацию.
- Ты ни в чем не виноват! Я не понимаю, почему они думают, что мы вместе. Я ведь даже не хочу с тобой встречаться.
Я попытался проигнорировать острое жало, которым эта фраза вонзилась в мой живот, давление, которое сжимало мою голову, и чувство тошноты и огорчения, которое медленно разлилось по всему моему телу.
Не было произнесено ни единого слова, когда я снял с себя рубашку – не совсем охотно, так как я знал, что он наблюдал за мной. Я ясно помнил, как он рассказывал, что поставит шест в своей новой квартире специально для меня, а я буду танцевать для него стриптиз. Я бросил свою рубашку рядом с кучей его одежды, следуя его примеру. И пусть у меня не было физических ран, ноющая боль тягуче заполняла собой мои внутренности. Его слова будут преследовать меня вечно – <i>я даже не хочу с тобой встречаться.</i>
Я лежал в траве рядом с ним.
Джерард оказался прав: она была теплая и сухая, как солома.
- Эм, - я запнулся на секунду, не сразу вспоминая, о чем изначально шел наш разговор. О да, точно. О том самом. – Когда Колин узнал, что я гей, он начал… о господи, окей, я не знаю когда, как и где, но он сказал, что Мэтт Шилинджер собирается тебя избить, - быстро выдал я. Выражение лица Джерарда напомнило мне, почему я так долго не осмеливался рассказать ему об этом. Он выглядел так, как будто его вот-вот охватит паника. Боже, зачем я вообще заговорил… теперь, кажется, я буду чувствовать себя последним кретином из-за всего, что причиняло или могло причинить ему боль. У нас все было так хорошо, мы спокойно и мирно болтали, но нет, я просто обязан был разрушить этот момент. - Знаешь, однажды, я получил предупреждение, где говорилось, что кто-то собирался сделать это со мной. У меня перехватило дыхание. - Но я так и не узнал, от кого оно было. Ничего такого не произошло, но знаешь, все это отчасти напоминало кино, я думал, такое не может случиться в реальной жизни. - Я, мне очень жаль… я не хотел рассказывать тебе, потому что… - Фи, все в порядке, люди ненавидят меня.
Ирни, спасибо тебе, дорогая и любимая наша Ирничка, что ты не пропадаешь и выискиваешь пути, чтобы порадовать нас своей огромной работой, и отличным переводом! Ты такая огромная умничка!
Хотела ещё написать, что после просмотра нескольких фильмов, где геям реально достаётся... именно физических страданий и избиений со стороны ненавидящих/непонимающех (что у меня, человека мира, вызывает просто жуткую отдачу) я стала испытывать довольно острые эмоции от предчувствия беды, и то, что Джерарда, возможно, это самое ожидает.... заставляет меня печалиться :(
Я жду продолжения этой работы очень, и хоть и понимаю - вряд ли оно будет радужным. Почему-то у зарубежных авторов оно редко радужное... Но я всё равно буду ждать и читать, моя хорошая! Спасибо, что не пропадаешь совсем!!!
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
