Предыдущая

Каждый день моей жизни  был частью какого-то огромного круговорота, который я создал для самого себя и из которого не мог выбраться.

Я ни с кем не говорю. На самом деле, я нашел способ, как избегать разговоров. Просто сажусь на уроках отдельно от своих сверстников, большую часть времени сидя в наушниках и преднамеренно избегая их взглядов. Все это только потому, что не хочу иметь ничего общего с кем-либо в этой школе. Я просто продолжаю смотреть в будущее, где мне, может быть, двадцать четыре или около того, и у меня своя собственная жизнь, в которой я встречу замечательных людей.

Звучит так, как будто надежды у меня хоть отбавляй. Это не так. На самом деле, когда  думаю о своей взрослой жизни, мне пиздецки хочется блевануть.

Я чувствую себя замечательно, приходя домой и осознавая, что мне не надо идти на работу или платить по счетам. Интересно, как моя мама со всем этим справляется.  Мы живем в своем доме, но она - мать одиночка, и работает секретарем в страховой компании. Мама так и не вышла замуж, после того как умер отец, когда мне было восемь. А что, если она навсегда останется такой одинокой?  Мы почти не видимся с ней большую часть времени, потому что она все время на работе, а я в школе, или же она  уезжает в командировки, и всё это так тяжело.  Мне не с кем поговорить. И думаю, ей тоже, разве что с коллегами.

Когда я представляю себя на ее месте, внутри меня все сжимается от страха. Сильно сомневаюсь, что смогу чего-нибудь достичь в жизни. У меня нет амбиций, мечты и нет никакой мотивации в школе, мне действительно не нравится ничего, кроме как слушать музыку и мечтать о жизни, где я далеко отсюда в окружении людей, которые заботятся обо мне и хотят защитить, и где у меня хорошая работа. Не проклятый стажер, пашущий на важную офисную шишку, вовсе нет. Я хочу что-нибудь, что смогло бы вознести меня наверх. Но как  уже говорил, я никого не знаю, у меня нет связей, и я не верю, что когда-нибудь, не смотря ни на что, буду счастливым.

Пару лет назад я работал кассиром на поле для гольфа. Три недели спустя, я уволился, потому что не смог выносить всех тех людей. Это еще одна отрицательная черта моего характера: я всегда сдаюсь и никогда не утруждаю себя даже попробовать что-либо сделать. Хотелось бы мне быть еще кем-нибудь. Кем-то счастливым и сильным,  тем, кто может бросить вызов самому себе, дабы убедиться, что он сделал все хорошо.  Но в чем гребанный смысл?

Я ненавижу людей в школе, поэтому  не так уж далеко и продвинулся в социальном аспекте. Но это моя собственная вина. Я все делаю так. Это та жизнь, которую я сам создал для себя. Не то чтобы у меня есть какой-то страшный секрет, нет. Просто это ужасно не иметь родителей рядом с самого детства, но ничего, я в порядке.

Но все же я держусь в стороне ото всех, как если бы что-то скрывал от них. После, приходя домой, я ненавижу себя и плачу пока не засну, так как считаю, что все ненавидят меня – и это печально.  Я и в правду плачу до тех пор, пока не усну  – но это вся моя ненависть к самому себе оборачиваются против меня же, потому что я игнорирую их первым.  Может быть, я действительно чрезмерно  высокомерен? Кто знает, кто знает…

Но я не виню их за то, что они закрывают на меня глаза, так как я скучен и отвратителен. Не думаю, что в моей голове есть еще хоть что-нибудь, кроме безграничной депрессии, так что я вряд ли был бы им хорошей компанией.

Каждую ночь после встречи с Джерардом, я продолжал просыпаться с мыслями о нем. Мне хотелось знать, чего он хочет от меня, потому что никто никогда до этого момента не заговаривал со мной, но потом снова  вспоминал, что первыми словами, сказанными им, были: «Пойдем на The Pixies».

Таким образом, я снова и снова приходил к выводу: меня использовали. Бьюсь об заклад, как только его родители узнают, что ему есть с кем пойти, то сбежит от меня и забудет. А я останусь в дураках. Хах. 

Я хотел, я желал, чтобы все это было не так, потому что как бы мне  хотелось просто держаться с ним за руки. Я так устал от чувств опустошенности, разочарования и безнадежности.

Я думал, а что если бы мы были вместе, как пара.  Уже только от одной  этой мысли все внутри меня сжималось от волнения. Хотя не думаю, что это возможно.  Мы не выглядим так, как должны, по моему мнению, выглядеть пары.

Он красивый. Действительно, красивый, только в несколько грубоватой форме. У него есть преимущества перед остальными, я это точно могу сказать. Я симпатичный парень – нет,  вовсе не симпатичный – я выгляжу как цыпочка. Даже если бы у меня были длинные волосы и парни думали, что я девушка, я бы никогда не позволил бы себе быть втянутым в эти кошки-мышки  с ними. Черты моего лица не дополняли друг  друга в целом. Я словно был коллажем , что мои родители сделали из долбаного каталога "Child Attributes”, перед тем как я появился на свет, став самым омерзительным монстром, каким только вообще возможно быть.

В этот период моей жизни, все чего мне хотелось, так это любить Джерарда, и что бы он тоже любил меня. Я бы стал нормальным и не беспокоился о своей внешности, эти чувства заполнили бы пустоту внутри меня.

Я ненавидел себя за то, что стал одержимым человеком, с которым говорил всего лишь дважды. Но это была весна, а это значило, что пришло мое время влюбиться, а моему сердцу тряпичной куклы снова быть разбитым.  

С тех пор как мы с Джерардом ездили за фруктовым льдом, и он сказал, что не прочь повторить  еще раз, этого так и не случилось. Прошла почти неделя, и каждый день я все ждал и ждал, когда он удивит меня новым приключением, но Джерард так и не сделал этого. На самом деле я не видел его в школе два дня и действительно начал переживать, все ли с ним хорошо, так как  в последнее время он часто пропадал куда-то. Мне хотелось верить, что Джерард вовсе не игнорирует меня.

Он никогда не рассказывал, где был все эти дни, но я и не спрашивал. Просто сильно волновался. И в его прогулах  не было никакой системы: просто в один прекрасный день  он не приходил в школу, или же он мог ходить на занятия всю неделю без пропусков.

Тем временем апрель подходил к концу, и мы успели несколько раз встретиться за стенами школы. Каждую ночь перед тем, как отправиться спать, я думал: «Как же мне не терпится пойти в школу». Хотя бы раз в моей жизнь, события развивались благополучно.

 Я чувствовал себя… полноценным, знаю, это звучит по дурацки, но это работает. Я буду ходить в школу, чтобы стать музыкальным продюсером. У меня есть план. У меня есть друг. Это покажется довольно странным, что я провожу время с парнем, которого до этого  все время видел сидящим за столиком под часами, с наушниками, проводящим свой обед, так  же как и я.

Парнем, который не был на самом деле таким уж и странным, просто другим. Он всегда носил длинное черно пальто, отороченное на одном манжете мехом, и было еще  в нем что-то  такое загадочное, словно  я никогда не смогу добраться до его мыслей, души. Вокруг Джерарда была аура, которую я не мог понять. Он был просто таким отстраненным, не таким как я. Казалось, он никогда ничего не боится, но в то же время у нас было столько общего. У нас у обоих был похожий жизненный «школьный» опыт: пытаясь найти себя, мы вновь, раз за разом, терялись.

Он немного пугал, но был добр ко мне. Казалось, Джерард всегда носил одну и ту же пару черных джинсов, но хотя бы прекратил носить его «экстравагантное» пальто, потому что, как он сказал, стало слишком тепло. Вместо этого он носил огромный черный свитер. Джерард всегда был одет в одинаковые черные вещи, и поэтому большинство людей называло его фриком, или же  говорили, что он беден, что на самом деле было вовсе не так, я был заинтригован его полным равнодушием по поводу того, кто, что говорит. Мне нравилось, как Джерард одевался – он был полностью черным, начиная от его волос вплоть до самых щиколоток, но его ботинки были черно-белыми.

Думаю, он теряет около 10 готических очков за каждую не черную вещь, что одевает, бедный парень.

Несмотря на его темный и неприступный образ –  не такой уж и вопиющий, я думал, он был нормальным и хорошим парнем, хотя большинство людей в нашей школе не разделяли мою точку зрения -  уж слишком Джерард был дружелюбен ко мне. Его глаза становились просто огромными, особенно когда он радовался. Всякий раз, когда он заводил разговор о концерте, то начинал вопить и прыгать вокруг, а я боялся, что его глаза вот-вот лопнут. И это делало меня по-настоящему счастливым. Я чувствовал себя намного лучше оттого, что мог поделиться своими чувствами, спрятанными глубоко внутри меня, и со временем  мало-помалу постепенно выбирался из своей раковины, открываясь ему.

Я продолжал чувствовать себя так в течение следующих нескольких недель. Мне уже не было страшно просыпаться по утрам. Я даже был рад ходить в школу и чувствовал себя так хорошо – не замечательно, а просто хорошо. Мы с Джерардом вместе обедали каждый день, шутили о всяких глупостях, и он всегда заставлял меня улыбнуться. Он заставлял меня улыбаться все время, что было ново для меня.  Я не чувствовал себя таким счастливым уже давно.

Он много рассказывал о себе. У него были проблемы в семье. Он объяснил, каким мудаком был его отчим, желавший заполучить мать Джерарда только для себя. Я узнал, что, как и у меня, у него не было ни братьев, ни сестер, с которыми он мог бы поговорить.

В особенности я запомнил одну из его историй. И вряд ли когда-либо смогу ее забыть. Есть некоторые вещи, которые просто остаются с вами, и даже неважно что. Каждый раз, думая об этом, я чувствовал себя дико виноватым, и как бы мне хотелось сделать что-нибудь, дабы помочь ему.

Однажды ночью в парке Джерард и я сидели на нашем холме.  Я закончил рассказывать  о  том, как умер мой отец, когда мне было восемь и что моя мама до сих пор одна. Оказалось, что его отец был алкоголиком и скрывал это в течение нескольких лет. Так называемые деловые встречи были ни чем иначе, как ночами, проведенными с любой выпивкой, какую только он мог найти.

Однажды его мать, Донна, обнаружила его напившимся прямо в гостиной, он довольно сильно облажался. Она начала кричать на него по поводу его попоек прямо в доме, где Джерард мог все видеть, на что он, закатив глаза, ответил, что тот может в любом случае слышать ее со второго этажа, и это его действительно  достало, ибо он может делать все что захочет. Отец сказал, что он хозяин в доме и не будет преклоняться перед какой-то паршивой женщиной. Мать очень расстроилась и выставила его за дверь.

Некоторое  время спустя она встретила Гэри.  Джерард ненавидит его.

Первое время Гэри казался очаровательным и милым. Он был джентльменом, поэтому, в конце концов, Донна влюбилась в него. До свадьбы они встречались всего лишь 10 месяцев, но они были настолько уверены в своих чувствах, что поженились.

Гэри проводил с Джерардом дни напролет, пытаясь получше узнать его, и Джерард просто ненавидел тот факт, что Гэри считал возможным просто так прийти и  стать его отцом. Он мирился  с этим только потому, что хотел счастья своей маме.

Однажды Гэри не очень хорошо высказался по поводу отца Джерарда, чем вывел последнего из себя. Я даже не сомневаюсь в этом. Чувство разочарования неумолимо росло. Думаю, Джерард просто выкрикнул ему в лицо «пошел на хуй».  С тех пор Гэри стал относиться к нему как к дерьму, но только за спиной Донны. Когда же они были все вместе, Гэри вел себя так, как будто бы ничего не случилось. Несколько дней спустя мама Джерарда пришла к нему и спросила все ли в порядке, потому что Гэри ощущал негатив с его стороны и жаловался, что Джерард воздвиг «стену» между ними.

Он избегал Гэри любой ценой, и иногда тот угрожал ему, говоря: «Тебе  следует держаться подальше от своей  матери и от меня. Она только моя, ей плевать на тебя. Просто, блять, держись от нее подальше».

Джерард так ничего и не рассказывал матери, потому что знал, она любит его, а он не хотел разрушать ее счастье.

После того как он закончил свою историю, я едва сдерживал слезы, благодаря Бога за то, что моя мама так больше и не вышла замуж.

-Как ты не позволяешь этому дерьму сломать тебя? Как выдерживаешь всё это? Ты должен рассказать маме, что происходит, Джерард, - сказал я, подавляя зевоту. Я мало спал прошлой ночью, и теперь мои глаза просто слипались.

- Нет, я не могу рассказать ей об этом! Она, вероятно, даже и не послушает меня. Я знаю, каким «сказками» он ее кормит, когда меня нет дома. Черт, я не хочу идти домой. Вообще.

- Мне так жаль…

Он покачал головой.

- Не волнуйся об этом.

Наверно, это был один из самых сложных разговоров, что у нас были за все это время. Я многое узнал о нем этой ночью, и многое открыл в себе.

Я не мог представить себе его жизнь, каждый день проходить через то, что ему приходится. Нет, я не мог.

Я придвинулся к нему ближе и смело обнял, крепко обхватив его руками и сомкнув их в замок на боку. Он сделал то же самое, и мы сидели так вместе некоторое время. Я так устал, а он был таким удобным и теплым. Что делать со всем этим грузом взросления, попытками быть принятым в обществе, планированием будущего и беспокойством от страха кануть в небытие? Но как-то среди этого хаоса мы нашли друг друга. Джерард был одиноким, таким же, как и я. Это было прекрасно. Все будет хорошо.

Мы были друг у друга, и теперь не было никакой необходимости чувствовать себя одинокими.

- Я так рад, что сейчас мне есть с кем поговорить… - пробормотал Джерард.

 Я знал, время настанет, потому что мы говорили о личном, но все равно нервничал, так как до настоящего момента  ни с кем подобных тем не обсуждал. Точнее, моей маме приходилось просить общаться с ней. Так странно делиться своими сокровенными мыслями.

Джерард завел разговор на эту тему и открыто заявил о том, что на самом деле никогда не влюблялся, что он в основном замкнут в себе. Он рассказал, что девушки в магазинах флиртовали с ним, но они были такими неприятными. Всю свою сознательную жизнь он знал, что гей.

Меня посетила мысль, что он был немного женоненавистником. Внезапно он посмотрел на меня, желая услышать мою историю. И я рассказал, хотя мне не очень-то и хотелось. Мне было неловко и стыдно.

Он просто человек. Живет, дышит, ест, в его венах течет кровь… он такой, как я, ничем не отличается от меня, он  знает, я гей, он -  тоже…

- Хорошо, - начал я, уставившись взглядом на землю перед собой. – Не знаю. Парни сексуальнее. Я люблю их тела, голоса, и пахнут они лучше, чем девушки. Не знаю, почему я такой. Просто…  просто хочу чувствовать себя защищенным.

И мы оставили все как есть. Было как-то уж совсем неудобно. Здесь были только мы: два подростка, двое довольно близких друзей, обсуждающих свои гомосексуальные наклонности. Казалось, еще чуть-чуть, и мы признаемся друг другу в чувствах.

Джерард утверждал, что знал, что я гей еще тогда, когда мы только в первый раз заговорили,  он увидел что-то во мне, указывающие на это, но в упор отказывался отвечать, что именно.

Он рассказал мне, что до того как у него появилась машина и права, он целый день  взаперти сидел в своей комнате, валяясь на кровати, слушая различные диски и мечтая о жизни, которой он никогда не знал, в которой его родители все еще были женаты и не переехали в этот дерьмовый город,  а у него было больше свободы.

Когда он получил свою машину, объяснял Джерард, он мог убежать из дома от Гэри. Мог уехать в центр города и просто бродить там пару часов, наблюдая за людьми. Я заметил, что он любит наблюдать за ними. Это одна из главных наших общих черт. Мы бы предпочли сидеть сложа руки и наблюдать, как другие делают что-то, чем самим жить полноценной жизнью. Мы мечтатели, он и я.

- Я счастлив, что мы встретились. Мы можем  просто сидеть рядом и мечтать,  и ни о чем не беспокоиться, - сказал он мне.

-Да … я начинаю думать, что мы похожи. Блин. Я проебал уже свою жизнь, а мне ведь только семнадцать.

-А мне только восемнадцать и моя жизнь с рождения никчемна. Что с тобой случилось?

- Ну, я просто…  не знаю. Но я убежал от всего. Я порвал со своими друзьями.

- Что ты имеешь в виду? – спросил он, наклоняясь и прищуривая глаза.

-У меня были друзья… но теперь все ненавидят меня.

-Почему они ненавидят тебя?  - Джерард не сводил с меня глаз.

-Меня приглашали на различные вечеринки, тусовки. Когда на улице ко мне подходили знакомые и звали меня с собой, я всегда отказывался, выдумывая самые глупые отговорки, для того чтобы избежать этого.

-Почему? Разве они тебе не нравились?

-Просто хочу сказать, что да, это так, но я не хотел тусоваться с ними. Я  изолировал себя, и это моя гребанная вина, что никто больше со мной не разговаривает. Полагаю все махнули на меня рукой. Я никогда не перезванивал им и держался сам по себе.  Какого черта я это делал? Посмотри на меня сейчас! У меня никого нет! Я, блять, одинок, и да, у меня были друзья, были люди, с которыми мог проводить время, а сейчас… - я замолчал, не зная, как закончить предложение. Я был так зол на себя. И знал, что это моя вина, и от этого было еще больнее. События не должны были сложиться таким образом.

Джерард молчал с минуту, прежде, чем ответил.

- Ты же не собираешься так же поступить и со мной? Потому что, если ты уйдешь, то у меня никого не будет. Я буду один. Я убью себя.

- Нет, нет… никогда. Не говори так.

- Тогда почему ты так поступил со своими старыми друзьями?

- Не знаю! Думаю, я стал ненавидеть их некоторое время спустя. Они никогда не понимали меня. Они из тех людей, которые вечно обсуждают друг друга,  я не мог выносить этого больше. Они любили вечеринки и разговоры о размерах  грудей девушек, и это так выводило меня из себя, да и, кроме того, я действительно не люблю привлекать к себе внимание.  Поэтому, если буду один,  то тогда они не заметят  меня.

- А ты не думаешь, что люди станут замечать тебя больше, если ты будешь сам по себе?

-Нет…

-Да.

-Ну хорошо. Я просто боялся сказать им, что гей. Но ведь ты не должен бояться говорить такие вещи своим настоящим друзьям, не так ли? Поэтому я и решил держать все в себе.

Джерард нахмурился, уставившись на траву перед ним, которую он рассеянно дергал пальцами.

- Не делай этого со мной, - начал он. – Я понимаю тебя, и ты меня. И, вероятно, я покончу с собой, если ты покинешь меня, - он закончил предложение с невинной, показной улыбкой.

- Хорошо. Но как так вышло, что ты не тусовался ни с кем?

- Я… эээ… если быть честным, то я боюсь. Я чувствую, что люди не хотят общаться со мной, потому что я гей. Это так сложно дружить с правильным парнем, когда ты гей, потому что… блин, это странно. И если бы я попытался сблизиться со многими парнями из нашей школы, они скорее всего подумали бы, что я просто хочу их трахнуть.

Я усмехнулся.

- Так почему ты решил заговорить со мной?

-Фрэнки, - произнес он, закатывая глаза. – Я был уверен, что ты гей, поэтому надеялся, что ты милый… ну и, кроме того, заметил, ты любишь Pixies.

- И я такой?

-Да, - ответил он, приподнимая бровь.– Даже если и немного странный…

К тому времени мрачное, серое небо над нами превратилось в черный свод пустого беззвездного пространства.  Бескрайний купол тьмы. Казалось, мы всегда приходим сюда под вечер, и я вечно хочу спать, ибо сильно уставал. Я снова зевнул, отчего мои глаза немного увлажнились.  Ощущение было приятным: слезы уняли чувство жжения от сухости,  и мои веки стали медленно закрываться.

- Вот именно, поэтому я сейчас такой… - продолжил я, надеясь взбодрить себя немного.

- Какой?

- Переживающий из-за людей. И всегда печальный. Ты знаешь, мне кажется, я уже родился с этой проблемой.

-Не думаю, что у тебя есть эта проблема, Фрэнки. Думаю, все в порядке. Всем нам иногда бывает немного грустно.

- Да, но не как мне. Поверь. Это плохо.

Он с волнением посмотрел на меня.

-Могу я спросить тебя кое о чем?

-Да…

- Ты ранишь себя? – прошептал Джерард.

- Нет.

- Ты уверен?

- Да. Это накручивание! Я не знаю, как справиться с проблемами. Они даже не настоящие. Я сам все себе придумал!

- Но не понимаю тогда… почему ты не хочешь разговаривать с людьми? Я имею в виду, что ты очень милый со мной, так почему ты думаешь, что другие люди отвергнут тебя?

Я пожал плечами и отвернулся.

- Думаю, так будет безопаснее для меня.

- Что ты имеешь в виду?

- Хорошо… я никогда не делаю того, чего не хочу. Нет сверстников - нет давления, правильно? – я слегка улыбнулся.  -  Пару лет назад мои друзья начали пить. Они всегда хотели, чтобы и я попробовал, но мне никогда не хотелось. Однажды я сделал это, но больше никогда. Вот одна из причин, почему я их ненавижу. Они хотели, чтобы я был таким же, как и они, но я-то нет. Думаю, я просто боялся потерять их. И знаю, что если  буду держаться подальше от людей, они не смогут ранить меня. – Но все, что я хотел сказать на самом деле, я лучше сам разобью себе сердце, чем позволю сделать это за меня кому-то еще.

- Что за… - прошептал Джерард. – За всю свою жизнь, я не встречал никого более странного, чем ты. Но мне это нравится. Это придает тебе какую-то невинность. И это мило.

Он снова улыбнулся мне, и я почувствовал, как внутри меня все переворачивается.

Я не знал, что ответить. Я был слишком счастлив от осознания того, что нравлюсь ему.

Я чувствовал себя сонным, как и в большинство других дней, и широко зевнул. Я нашел слегка забавным  и немного раздражительным тот факт,  что  всегда чувствовал себя дико уставшим в течение дня, но зато ночью, когда ложился в постель,  не мог заснуть, как будто бы сон вовсе не то, что должно происходить с тобой, когда ты ложишься спать.

- Ты устал? Хочешь домой?

- Нет, все хорошо… просто не выспался, - лениво ответил я.

- Ну ладно.

Мы не проронили ни слова в течение некоторого времени, и мои глаза стали медленно закрываться. Я старался держать их открытыми, сфокусировавшись на каком-то предмете. Но не мог. Я клевал носом, и ничего не мог поделать с этим. Извини, Джерард, мне, правда, не хотелось быть грубым.

            Внезапный шум разбудил меня, я не был уверен, что это было, я не был уверен, где я был. Я  лежал на боку, вытянув ноги, на странной подушке, что была несколько неудобнее, чем моя родная. Почему в этой комнате так холодно?

Я понял, кто-то пел. Казалось,  музыка лилась откуда-то сверху  О боже, я умер? Попал на небеса? Я был настолько изможден, что не чувствовал себя выспавшимся, поэтому остался лежать и слушать с  закрытыми глазами.

«Время никогда не было временем вообще, ты не можешь просто так уйти, не оторвав от себя частичку молодости. Наши жизни навсегда изменены,  и мы никогда уже не будем прежними… Чем больше меняешься, тем меньше чувствуешь.»

Это звучало так приятно, что я открыл глаза, моргая, дабы приспособиться к окружающей темноте и вспомнил, что  был в парке. На моем холме. Я хотел снова заснуть или пойти домой. Мне было тепло, пока  спал, но голос прервал мои размышления, и мне снова стало холодно.

«Поверь, поверь в меня, поверь... Эта жизнь имеет свойство меняться, и ты не навечно застрял в бездействии, и мы не те же самые, мы другие сегодня…»

Как только я пришел в себя, то поднял голову с того места, где она лежала и медленно сел. Я посмотрел в сторону и увидел Джерарда, сидящего со скрещенными ногами и тихо напевавшего.

Я посмотрел туда, где покоилась моя голова – Иисус, я лежал у него на коленях.

- Эй, спящая красавица, - позвал он.

-Эээ… привет, -  тихо проворчал я в ответ. Почему он так назвал меня? - Как долго я спал? – спросил я, потирая глаза.

-Чуть-чуть. Не слишком долго.

- Извини. Я упал на тебя?

-Нет. Не совсем, - он усмехнулся и продолжил. – На самом деле, я видел, что ты засыпаешь, поэтому положил твою голову к себе на колени.  Я знаю, что спать сидя, мягко говоря, неудобно… шея затекает,  да и вообще.

- Ох… - я покраснел, опустив глаза. – Спасибо.  Я все еще сплю? Или я действительно здесь?

Он посмотрел на меня впервые с того момента, как я проснулся, покачал головой и засмеялся.

- Ты не спишь, мой принц.

Я его принц?

-Что  ты пел?

-Песню.

- Знаю, но что это было? Ты написал это? 

-Нет,  это  Smashing Pumpkins. Называется Tonight, Tonight. Одна из моих самых любимых песен.

-Она прекрасна. Не знал, что ты можешь петь.

- Я и не могу, - он посмотрел вниз, позволяя своим волосам упасть на лицо, скрывая его от меня.

-Нет, ты можешь. Продолжай! Я хочу услышать, как ты поешь еще раз, - настаивал я на своем. Он действительно пел невероятно красиво.

-Пока ты не спишь – нет.

- Но почему?

- Это заставляет меня нервничать.

- Ты не будешь нервничать. Пожалуйста, спой мне… это прекрасно.

Он преувеличенно вздохнул и взмахнул руками. – Хорошо, иди сюда.

-Ладно, - я нерешительно сполз, ожидая дальнейших инструкций.

-Ложись снова, - промолвил он.

- На тебя?

-Да.

Ебаный ад. Я положил голову туда, где она покоилась раньше: на его дальнюю ногу, но он сказал мне повернуться к нему лицом. Это было довольно неудобно, пока я наконец не нашел удобное положение. Затем он взял мои руки и, положив их себе на талию, начал петь.

«Ты знаешь, что никогда ни в чём не уверен, но ты уверен, что всё может быть хорошо, если будешь держаться светлой стороны. И тлеющие чувства никогда не угаснут в твоём городке у озера…. в месте, где ты родился…»

В его голосе было нечто особенное. Он казался слегка охрипшим, но звучал словно колыбельная. Так мелодично. И Джерарду не приходилось прилагать особых усилий, чтобы попадать в ноты.  

«Поверь, поверь в меня, поверь... В непоколебимость движущей силы настоящего, и если ты веришь, то не будет случайностей этой ночью, этой ночью… этой ночью…»

Это было так, как будто он пел мне серенаду: мысль, от которой в животе начинали порхать бабочки, а сердце выпрыгивать из груди. Я обнимал его и позволил себе уткнуться носом в его мягкий живот, чувствуя, как он поднимается и опускается в такт пения. Интересно, он не возражает, что я уткнулся в его живот? По странной причине,  мне стало спокойно, пока я лежал на нем, обняв за талию. Я разглядывал его подбородок и горло, любуясь, как двигаются мускулы, в то время как слова песни слетают с его губ. Он смотрел вперед и казался невозмутимым, поющим так мягко. 

«Мы подавим в себе неискренность этой ночью… Мы сделаем всё правильно, мы всё это почувствуем этой ночью... Мы найдём, что принести в жертву ночи, этой ночью…»

Я закрыл глаза, позволяя его голосу проникнуть в меня, заставляя все внутри меня сжиматься. Песня была медленной, и мне нравилось то чувство гармонии, что она дарила. Было так красиво… Я пролежал бы так целую вечность: рядом с этим красивым парнем, позволяющим прикоснуться к себе, приблизиться и слушать его пение.

«Это будет незабываемым моментом в твоей жизни…И всё невозможное станет возможным, этой ночью….»

Мои глаза были все еще закрыты, но я почувствовал, что он склонился ко мне и прошептал на ухо:

- Поверь в меня, как я верю в тебя, этой ночью… этой ночью, этой ночью... этой ночью...

То, как он пропел  последние строчки, заставило мою кожу покрыться мурашками, и я вздрогнул. Его голос был низким, тихим, полным боли. Он был изысканным. Чертовски прекрасным. Я открыл глаза и увидел, что он смотри на меня сверху вниз, но на этот раз не маниакально.

- Джерард, это было так замечательно.

-Спасибо.

-Можно иногда мы будем слушать эту песню?

- Конечно, она напоминает мне о тебе, - он взял меня за руки и мягко высвободился из объятий.  – Думаю, нам уже пора домой… к тому же ты выглядишь уставшим.

- Хорошо.

Я встал, и он проводил меня до дома, как обычно, но сейчас я знал, это потому, что он не хотел идти домой.

Лежа в постели, пытаясь уснуть как  в парке, я вновь и вновь напевал про себя одну и ту же строчку, потому что это единственное, что мог вспомнить, но я был уверен, на это была своя причина.

Поверь в меня, как я верю в тебя… 

*перевод песни Smashing Pumpkins - Tonight, Tonight  взят отсюда http://www.pumpkin-machine.ru/lyrics/2/35/39/sp/