Это тяжело. Даже несмотря на то, что я морально готовил себя к свадьбе отца довольно долгое время, отвергая все мысли о Фрэнке, тяжело было осознавать, что сегодня наступил тот самый день икс. Сложившуюся картину портила еще и наша последняя ссора с Фрэнком. Может, она и к лучшему? Поссорились и разошлись, как в море корабли. Но я не мог перестать думать об этом. Этих мыслей было так много, они пожирали меня, словно дурман окутывали мою голову. Я почти ничего не ел, не спал, выкуривал по две пачки сигарет за день. Но я не мог просто поехать к нему и поговорить обо всем. Не потому, что мне нельзя было это делать. А потому, что я не решался на это.

Я трус.

Так я и провел эти несколько дней. Прокуривая свои легкие и прикладываясь к бутылке. Знаю, это удел слабаков. Но по-другому я просто не мог. На свадьбе отца я появился в ужасном состоянии. Бледный, заспанный, с красными глазами. Весь мой взъерошенный вид говорил отнюдь не о бунтарском духе, поэтому Майки первым подлетел ко мне, чтобы спросить, что случилось. А что я мог ему ответить?

- Эй, Джи, ты неважно выглядишь, что произошло?

- Я... Я не знаю. Просто напился вчера вечером... Зачем-то. 

- Тебе нужно срочно привести себя в порядок. Это выглядит немного неуважительно по отношению к отцу, не считаешь? - ответил Майки и укоризненно посмотрел на меня.

- Боже, братик, почему ты такой моралист? - я наклонился и заглянул ему в глаза.

- Почему у тебя на лбу написано, что что-то случилось? 

- Наверное потому, что что-то все же случилось, - вздохнул я, не желая отнекиваться. Все равно он докопается до правды. Как же мне хотелось рассказать ему все, но я не мог, увы.

- Что? Скажи мне, ты же знаешь, что я могила, - все так же серьезно говорил он. Я рассмеялся.

- Прости, но я не могу. Мои личные дела касаются только меня. Пошли, нам нужно подойти к отцу перед началом церемонии.

Быстрым шагом я направился к выходу, не дождавшись ответа брата. Замечая на дальнем конце зала Фрэнка. Такого же уставшего и измученного. Он тоже страдает. Не знаю почему, но мне стало чуточку легче. После той ссоры я сходил с ума из-за того, что между нами могло что-то изменится. Я знаю, что мы не можем быть вместе. Но как же не хочется терять его. Хочется знать, что он любит, помнит меня, что бы не случилось. Я эгоист, знаю. 

Робко улыбнулся ему, а он отвернулся. Тогда я, обернувшись, посмотрел на Майки и жестом показал ему, чтобы тот поторапливался.

***

Море цветов и атласных лент. Сотни воздушных шаров. Во всем интерьере чувствуется некая изящность, воздушность, великолепие. Я прошел вместе с братом вперед и занял свободное место на первом ряду. Рядом с Фрэнком. Я обязан помириться с ним. Иначе я не смогу жить, думая о том, что он ненавидит или презирает меня.  

Сказать, что было много народу - ничего не сказать. Приглашенных было несколько десятков. И со стороны отца, и со стороны Линды. Некоторые мне были знакомы, и я старался быть вежливым, приветствуя их. Хотя в глубине души хотелось разогнать всех к чертовой матери, опрокинуть эту арку, утопающую в цветах и атласных лентах. Потому что так плохо мне еще никогда не было. Эта злость, этот гнев закипали во мне, превращаясь в огромный ком, подкатывающий к горлу. Тошнит. От всего этого. От всех эмоций, которые я пережил за весь этот период. От мыслей, которые преследуют меня, сжимают мою голову словно в тисках. От всей этой пышности и радости со стороны окружающих, оттого, что мне и Фрэнку приходится играть на публику счастье и восторг, хотя внутри боль разрывает на части. Я видел все это в глазах Фрэнка, сидящего рядом со мной. То же самое, что творилось сейчас в моей душе. Борясь с желанием просто взять его за руку, чтобы поддержать, я сложил руки на груди, прикрыл глаза. Но вот зазвучала торжественная музыка, и я увидел как под руку с Линдой к священнику проследовал мой отец.

Этот черный костюм очень подходил ему. А счастье и ликование, плескавшееся в его глазах, молодило на несколько лет. Словно он был подростком. Влюбленным юнцом. Я сдержанно улыбнулся, чтобы поддержать его, потому что волнение тоже проскальзывало сквозь этот образ. Как бы я не пытался порадоваться за него и Линду, я не мог. На душе скреблись кошки, раздирая мои внутренности. Безумно больно.

Линда была прекрасна. В этом обтягивающем изящном платье из плотного кружева, расшитого бисером она излучала жизнелюбие и оптимизм. Я видел улыбку Фрэнка,  он словно сиял. Он мог радоваться за свою мать и, возможно, за Дональда. Несмотря ни на что мог. А я нет. Лицемерная дрянь. Тошнота от ненависти к самому себе подбиралась к горлу. 

- Сегодня мы собрались здесь, чтобы соединить узами брака... - монотонно начал священник, читая эти слова по своей маленькой книженции. А я не мог сдержать слез. Сейчас. Сейчас этот старик объявит их мужем и женой. Сейчас мое будущее с Фрэнком разрушится на мелкие кусочки. Я прижал ладонь к лицу, чтобы хоть как-то успокоиться, тошнота не отступала, и я изо всех сил пытался сдержать приступ рвоты, прижимая ладонь к животу. Я взглянул на Фрэнка. Теперь он точно так же поник, опустив голову. Нестерпимо захотелось сейчас его обнять, прижать к себе и сказать, что все будет хорошо, все наладится. Я просто не мог видеть, как он страдает. Отец обменялся с Линдой обручальными кольцами, произнеся заветное слово "Да". Я посмотрел Фрэнку в глаза. Да, я видел его глаза в тот момент. Словно мир рухнул. Словно он встретился лицом к лицу со смертью. Словно случился конец света. Я приобнял его за плечи, надеясь, что все воспримут этот жест, как дружелюбие с моей стороны по отношению к обретенному сводному брату. Отец посмотрел на меня и улыбнулся. А вот Фрэнки сорвался с места и, прикрыв лицо руками, скрылся из глаз. Я не стал догонять его, понадеявшись на то, что потом сделаю это, и мы все сможем обговорить.

Я думал, что, когда свадьба состоится, мне будет легче. Но легче не стало. Только еще хуже. Намного хуже. Новая волна боли и безысходности накрыла меня с головой. Захотелось точно так же, прикрывая лицо руками, убежать отсюда. От всех этих любопытных взглядов. От этого великолепия и торжественности. К Фрэнку. Моему Фрэнку.

***

Уже стемнело. Я не видел Фрэнка с тех самых пор, как он неожиданно вскочил с места и убежал восвояси. Я пытался найти его весь вечер, надеялся, что он появится на вечеринке, чтобы поздравить свою мать, но он так и не пришел. Тогда я начал волноваться. Я обрыскал каждый угол в доме, каждый закоулок во дворе. Поняв, что, скорее всего, Фрэнк вернулся домой, я поспешно попрощался со всеми и направился к Фрэнку. Хорошо, что он уехал домой. Мы сможем с ним помириться без свидетелей, а это несказанно утешало.

Подъезжая к дому, я заметил, что машины Фрэнка на месте не было. Но где же он еще может быть, как не дома? Решив все-таки проверить обитель семейства Айеро, я постучал в дверь. Сначала немного тихо и робко, потом более уверенно и четко. Я так и стучался до тех пор, пока не понял, что дверь открыта. Хлопнув себя ладонью по лбу и мысленно обозвав идиотом, я зашел внутрь и тихо позвал Фрэнка:

- Эй, малыш, ты здесь? Фрэнки, милый, где ты?

Я зашел в гостиную. Фрэнк лежал на диване. Даже не так. Фрэнк распластался на диване, словно неживое существо. От того, что я увидел, у меня сжалось сердце. Я быстро подлетел к нему и опустился на колени, поглаживая Фрэнка кончиками пальцев по руке. Совсем как раньше.

- Эй, Фрэнк, успокойся, все хорошо. Если хочешь, мы можем сказать родителям о том, что встречаемся. Ты был не прав, мне плевать на то, что отец и брат отрекутся от меня, если им это не понравится. Если они не могут принять меня таким, какой я есть, что ж... Это их право. Но только мне решать, с кем провести свою жизнь.

Он поднял на меня свои измученные, покрасневшие, полные боли и отчаяния глаза. В этих ореховых глазах было столько эмоций, что меня это зрелище повергло в полнейший ступор.

- Кто тебе сказал, что я хочу этого? Я только смирился с тем, что ты ушел из моей жизни, что ты не можешь быть со мной, как ты появляешься снова и рушишь все это!

- Фрэнки... - начал я, пытаясь остановить этот словесный поток. Да его прорвало как плотину!

- Не смей перебивать меня! Я не позволю тебе так издеваться надо мной, слышишь? Я пережил слишком много боли, пытался зализать раны, надеялся, что наша любовь спасет нас обоих от всех невзгод, но сам же и обжегся от этой глупой веры и надежды. Если хочешь сделать мне лучше, то просто оставь меня и убирайся. Мне будет лучше без тебя. Убирайся, катись в свой Нью-Йорк, я не желаю тебя видеть, не желаю называть тебя своим братом, - Фрэнка трясло, он кричал, срывая свой голос. В конце своей терады он свернулся калачиком, и вцепившись в диванную подушку, беззвучно зарыдал. Совсем как ребенок.

В этот момент я не знал, что мне делать. Я знал, что только я могу помочь ему, забрать эту безграничную боль себе, чтобы снова увидеть улыбку на его прекрасном лице. 

- Убирайся из моего дома, - снова крикнул он, даже не потрудившись посмотреть на меня.

Я не собирался уходить. Я собирался доказать ему, что еще не все потеряно, что наша любовь действительно может спасти нас от всего, потому что это сильнее того, что происходит.

Я погладил его по голове робко и осторожно, опасаясь нового приступа истерики. Затем уже более уверенно опустил голову, прижимаясь лицом к его шее, вдыхая этот родной запах, по которому я так скучал. Я медленно стал покрывать его шею  невесомыми короткими поцелуями, чувствуя, как Фрэнк начинает дрожать. Но вдруг он внезапно поднялся и закричал:

- Я что, непонятно выразился?! Проваливай, чертов Джерард Уэй!

- Я не собираюсь оставлять тебя одного в таком состоянии. Я скучал по тебе, Фрэнки, и прекрасно знаю, что ты скучал не меньше меня. Ты сам признался мне в этом тогда.

- Нет. Больше нет, - прошептал он и покачал головой.

- Только не надо лгать, - его поведение стало уже выводить меня из себя. Что он строит из себя великомученника?

- С чего ты взял, что я вру? - с вызовом во взгляде посмотрел он на меня.

- Потому что ты любишь меня и скучаешь по мне. Я могу легко доказать тебе это, просто сделав вот так, - я подошел к нему и страстно впился ему в губы, крепко прижимая к себе, совершенно не собираясь отпускать. Внезапно он отстранился.

- Не убедительно, - прохрипел он. Теперь эта ситуация действительно раздражала меня. Что, блять, происходит? Не этот ли человек уговаривал меня пару дней назад бросить всех и вся, чтобы быть вместе. Остаться без родных, друзей, близких. Черт возьми, я так люблю его, что спустя несколько дней, тщательно все обдумав и приняв окончательное решение, я согласился с ним. Я даже продумал до мелочей речь, которую скажу своему отцу, когда признаюсь, что мы с Фрэнком любовники.

- Не убедительно? - зло крикнул я, хватая его за плечи и встряхивая. Видимо, он не ожидал такой реакции. 

- Просто уйди. Прошу тебя, - четко процедил он каждое слово сквозь зубы. Тоже на грани.

- Нет.

Сильно сжимаю его плечо, а он испуганно смотрит на меня. 

- Неужели забылось, как мы делали это? Стоны, крики наслаждения, мольбы о том, чтобы я не останавливался?

Учащенное дыхание.

- Ты что задумал?

Накрываю его губы своими и целую. Сильно. Страстно. До боли. Прокусывая нижнюю губу и слизывая языком выступившую капельку крови. Но он не отвечает мне. Запускаю свою руку ему под футболку, ощущая его дрожь. Он возбужден? Или боится? Отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Страх.  Вижу его отчетливо. А еще недоверие. Вот уж не думал, что увижу это в его взгляде, обращенном на меня. И это злит меня еще сильнее. Толкаю его руками на диван.

- Нет, Джи, прекрати, я же сказал, что больше не хочу этого.

Он снова прикрывает лицо руками в попытке спрятаться от меня, от окружающих и снова скрыться в своем личном мирке. Как я когда-то. 

- Ну, уж нет, милый. Я хочу. Я слишком долго ждал этого. Пару месяцев назад ты клялся мне в вечной любви, а сейчас что?! - я расстегиваю ширинку и смотрю ему прямо в глаза. - Ответь мне! Что такое произошло, что заставило тебя предать себя, предать меня?

- Ты! Блять, я же верил тебе. Почему тогда на мальчишнике ты не согласился, а сейчас на все готов? Или у тебя в паху так невыносимо горит, что ты ляпнешь что угодно, а утром опять скроешься со словами "Я не могу этого сделать"?! Я устал от этого. От этой неопределенности, от этой боли, от вранья, от того, как ты вечно изворачиваешься. Просто оставь меня и уйди. Прошу.

Но у меня были уже совсем другие планы.

- Нет, - снова отчеканил я.

То, что происходило дальше, я помню совсем смутно. Эта вспышка гнева и ярости просто заволокла мой мозг, мешая трезво думать. Я стянул свои брюки до колен, а затем резко развернул его спиной к себе. Он стал дергаться, пытаясь вырваться из моей крепкой хватки.  После запустил ему руку в джинсы, лениво поглаживая его член, оставляя засосы на шее, слушая эти тихие всхлипы Фрэнка. Теперь он прекратил сопротивляться, но был неимоверно напряжен. Он смирился? Сломался? Я стянул с него штаны.

- Мы с тобой давно не занимались этим, но сейчас у меня не то настроение, чтобы растягивать тебя. Надеюсь, будет небольно, - я сам удивился своему безразличному тону и холодному голосу. Словно я не испытывал к нему никаких чувств. Словно мне было плевать на него. Теперь я злился еще и на самого себя.

Чтобы загладить свою вину за такой равнодушный тон, нежно поцеловал его в шею, перемещая поцелуй к подбородку. Затем медленно вошел в него.

- Нет, Джи, пожалуйста, прошу, остановись! Что ты делаешь. Прошу, не надо...

Слезы влажными потоками стекали по его лицу, а я собирал их короткими поцелуями, двигаясь внутри него. Он снова попытался вырваться, что-то крича, но тщетно. Я не слушал его. Я просто вдалбливался в его задницу, кряхтя от удовольствия.

- Джи, мне больно, отпусти. У меня кровь, пожалуйста, перестань, - орал он во всю глотку, срывая голос, а я только думал о том, как же хорошо, что никого нет дома, кроме нас.

Последний толчок, и я наполняю его своей спермой, опускаясь на диван и тяжело дыша.

Перепачканный в крови и сперме Фрэнк сжался в маленький комок, не в силах даже в стать с этого гребаного дивана и уйти, чтобы не видеть меня.

Только сейчас, когда я так мерзко и подло изнасиловал любовь всей моей жизни, я понял, что натворил. Из глаз полились слезы, но я не мог вымолвить ни слова, даже обычное "Прости".

Я попытался только приблизиться к нему, но он поднялся и как сумасшедший, сорвавшись с места, бросился в другой угол комнаты, прислоняясь спиной к стене, пытаясь опереться о нее. Но сил у него, видимо, совсем не осталось, и он сполз по этой стене на пол, подтягивая к себе колени, обнимая себя за плечи, опуская голову, давясь собственными всхлипами и слезами.

Что же я сделал с тобой, Фрэнки?

Я просто чудовище.