Ты морщишься – ух ты. Удивил.
Небо над нами скручивается в тугой темный узел. Будет гроза.
Значит вот отчего мне так тяжело дышать, а я думал, это от тебя.
Как никогда, дождь заставит нас остаться на месте и поговорить.
Я не хочу разговаривать.
Ты пихаешь меня в бок и смотришь, полушутя, полусерьезно.

-Прекрати.

Я высовываю язык, дергаю ногами и закатываю глаза.
Как прежде, чтобы отвлечь тебя от мыслей.
Ну, или – себя.
Разговор, не разговор – что-то произойдет, пока дождь не утихнет над нашими головами.
Это как настраивать гитару – ты натягиваешь струны, осторожно пробуешь пальцем, смакуя звук.
Вытягиваешь шею, хмуришься и трогаешь сильнее.
Вот так – и струна бьет по красным пульсирующим пальцам, рвется с этим слабым взвизгиванием.
Вот так – раз, и я ловлю твой недовольный взгляд.
Два – и ты со злостью выбрасываешь вперед руку с выставленным средним пальцем.
Ты сквозь зубы шипишь – твою мать, блядское небо.

Комната наполняется людьми, я вскакиваю с пола.
Нас застукали? Кажется так. Ты сжимаешься в углу, а я шепчу – мне пора.
Я, того, уже ухожу.
Люди провожают меня, и цель, моя единственная цель – бежать подальше.
Бежать отсюда, от тебя и от твоего взволнованного шепота.

-Если бы там был Бог, я бы показал это Ему.

Дождь резко и внезапно хлещет нас по лицам.
Ты опускаешь плечи и прячешь руки в карманы.

-Не обращай внимания.

Я черчу квадрат.
Белый, неровный и гладкий.
Ставлю точки, здесь, здесь и еще здесь.
Как попало, я ведь не знаю, для чего я коснулся маркером бумаги именно там.
И именно так.
То есть, я знаю, что хотел бы этот лист закрасить, но для чего?
Я действую наугад.

Ты еще раз косишься на небо, так, словно меня рядом нет.
И говоришь.
Обо всем, что я не знаю о тебе.
О родителях, о прежней жизни.
О том, что тебе нельзя прокалывать уши, они тут же воспалятся.
О гитаре и о цвете, в какой ты хочешь покрасить волосы.
О группе и музыке.
О том, что тебе приятно, когда я трогаю твои уши вот так.
А плечи – так, и так.
Ты ловишь на ладони капли, жмешься ко мне и говоришь, говоришь, говоришь.

Для чего я делаю то или другое?
Ты сидишь на полу комнаты, сгребая в ладони все, что я нарисовал на белом квадрате.
Ты наклоняешь голову и пинаешь ногой коробку.
В ней – куча старой бижутерии, и она вся рассыпается по полу.
Сколько бы я не закрашивал, я не знаю своей конечной цели.

А потом я наклоняюсь к тебе и целую.
Первый раз.
И нет ничего кроме дикого, нелепого сочетания страха и нежности.
Первый раз.
Я как будто прощаюсь с тем, что было до этого момента.
До того, как лопнула еще одна струна.

-Люди придумали Бога и стали верить в него, я придумал себе друга, и меня посадили в психушку. Где справедливость?

Нигде.
Ее не бывает.

Я все еще думаю, как же теперь жить с этим.
Как нам быть, и зачем это все?
Дождь закончился.
Нам пора.

Посреди улицы я стоял еще минут пять, ощущая на губах тебя, на руках влагу, а внутри – безразличный, метущийся, зыбкий покой.

Сквозь окно -
Небо как колотое.
Вы каждую ночь
Снитесь мне голыми.
Сквозь глаза,
Вижу, что захочу.
Думаешь, не прощу?
Думаешь, захочу?
Может, я ухожу,
Пальцы вверх -

И лечу.

Сквозь туман -
Влажные голоса.
Мне стоять
Или тебя спасать?
Сквозь твой страх
Пальцы хватают смысл.
Думаешь, это низ?
Думаешь, добрались?
Может, я просто враг,
Вытащить не могу.

И бегу.

Сквозь тепло,
Воздух дрожит, дробясь.
Вот оно!
Выкрикнуть, не таясь.
Сквозь тебя,
Чувствую жар руки.
Думаешь, мы могли?
Думаешь, мудаки?
Может, опять любя,
Имя твое кричу -

И лечу.

Ты упираешься ногами в стену и мелешь полную чушь.
Милую чушь.

-А потом мы вызовем Курта, давай, Джи?

Ну уж нет.
Я все хочу поговорить с тобой.
Это зреет, как нарыв.
Я хочу рассказать тебе про сны, про то, как я тебя хочу, в конце концов.

Я не буду думать об этом.
Я вообще отказываюсь думать.

Ты всхлипываешь и извиваешься подо мной.
В чертовы пять утра я вижу все, до мельчайших подробностей.
Твою влажную спину.
Твой затылок, дергающиеся пальцы.
Еще одно движение – и ты сдаешься и выгибаешь спину.

А я всегда хотел видеть тебя на коленях, животом на диване или кровати.
Чтобы ты тонко стонал.
Чтобы вскрикивал и дергался назад, насаживаясь на меня.
Можешь удивляться – я не знаю, сколько раз я подпрыгивал во сне от этой сцены.

И я шепчу – в другой раз.
Шепчу, входя в тебя до конца.

Я видел твои руки,
Затянутые в шелк.
Губами, языком,
С закрытыми глазами,
Я проклинал тебя -
И громко,
И тайком.
Твой каждый шаг
И тихий шорох рукава
Я принимал
Как должное.
И все мои слова
Забыты были.
И душа пуста.
А это - как холодный
Ветер,
И словно от свечи
Горячий след.
И эта проклятая дрожь,
От узких и чувствительных
Ладоней.
Когда на спину мне
Ты их кладешь.
Как тусклый огонек,
Мне светит
Боль, остатком от
Страстей.
Твой шелк меня.
Душить собрался,
Кажется.
На шею давит,
Тянет.
Не отважился
Я убежать,
Укрыться от теней.
Как эта дьявольская страсть
Все больше,
Жарче,
И сильней.

Мне всегда было интересно – есть ли связь между зубами и психикой.
То есть, у психически больных людей зубы либо гнилые спереди, либо непропорционально большие.
Один или другой изъян, как бы говорящий тебе – осторожнее.
Если у человека мелкие, неровные зубы, нет ли у него комплексов. А, может, он нерешительнее, чем следует?
Общаясь с девушкой, у которой два передних зуба были гнилыми, я с удивлением обнаружил, что она и в самом деле не в себе. Ее глаза вводили в ступор даже моих друзей.
Зубы, являются ли они лишь показателем отклонений, или в какой-то степени влияют на них?

Я щупаю губы, красные и распухшие от твоих клыков.
Когда ты улыбаешься, губы приподнимаются настолько, что видны только два острых верхних зуба.
Мне нравится целовать тебя, и нравится, когда ты кусаешься.
Так у многих бывает, правда?

Да нет, мои точно в полном порядке.
Я надеюсь.

Сколько прошло времени – считать не следует.
Я иду впереди, почти бегу.
Ты морщишься, я чувствую это даже спиной.
Ну и пусть.
Ну и пусть!
Небо над нами ясное и спокойное, как никогда. А я бы предпочел грозу.
Значит вот отчего мне так легко дышать, а я думал, это оттого, что...
Как никогда больше, солнце даст мне уйти.
Расплавит следы, зажжет дорогу, свалит в груду тела, и даст мне скрыться.
Я не хочу разговаривать.
Ты упрямый, и ты будешь молчать.

Что-то произойдет.
Это как рвать лист бумаги.
Можно закрасить его, повесить на стену, наслаждаться, думая, что ты сделал все правильно.
Но потом тебе приспичит порвать его – и ты порвешь.
Вот так – раз, и я ловлю через плечо твой недовольный взгляд.
Два – и ты со злостью выбрасываешь вперед руку с выставленным средним пальцем.
Ты сквозь зубы шипишь – подонок.

Я знаю, ты атеист.
Я знаю, что тебе можно.
Что держаться тебе не за кого, и мне больно.

Я побегу, не оглядываясь назад, делая вид, что мне все равно.
Я побегу не ради цели, а ради того самого ощущения, которое рождается во время бега.
Отталкиваясь от земли и умоляя тебя одуматься.
Пока я еще не выдохся и могу повернуть обратно.

Тысячу раз сволочь, сука, ах ты!
Сбиваться на шепот
Шорох
Визг.
Тебе в руки карты.
Бесконечное множество раз, ангел мой, тихо!
Выражаться то плачем
То смехом
То криком.
Не это ли дико?!
Боже, как на тебя это верно
Похоже.
От волос на пупке
До раскрашенной маркером кожи.
Тысячу раз, мой подонок,
Молчи
Или вылечи меня, ну же,
Вылечи!
В узком, как бутылка, помещении
Если хочешь,
Можешь быть
Кем угодно, видишь?
Раз
Два
Три
Забудешь, пока выдумаешь
Сочинишь
Почему ненавидишь.
Я молчу.
О тебе, о твоем дыхании
Нервном.
Здесь, вон там
Возле уха, пониже спины.
Прекрати быть пижонистой стервой.
Десять, сто оправданий ищи
Добиваясь то нежности,
То - угрожая собой.
Ты - такой отпетый мудак.
Ты такой простой
И желанный, и никакой.
Кроме тела твоего, отличного
Я в глаза могу долго смотреть
Щупая,
Изучая душу.
Эй, ты, тысячу раз совершенный!
Прекращай быть уродом,
Прошу тебя, боже
Послушай.

Посреди улицы я стоял еще минут десять, ощущая на губах ветер, на коже холод, а внутри – отчаянный, дерзкий, беспомощный крик.
Визг?
Ты знаешь, что я не думаю о тебе?

Наслаждайся.
Я затрахан до визга.
Но это отчасти здорово.
Каждый звук,
Твоего голоса.
Покупается слишком дорого.
Каждый стон,
Каждый шаг,
Каждый намек тонкий.
Хватит портить кровью
Сталь,
Может нам будут нужны иголки.

Надрывайся.
Я спокоен до злости.
И это как прежде холодно.
Даже всхлип твой,
Или смех -
Не окупится мне,
Все слишком дорого.
Каждый укус,
Каждый удар,
Каждый всплеск души.
Прекращай баловаться железом.
Нам еще понадобятся ножи.

Растворяйся.
Я по-смешному растерян.
Ты говоришь -
Мы кем-то брошены.
Мои улыбки,
И убеждения,
Тебе выходят
Уж слишком дешево.
Любое слово,
Любой знак,
Любой пинок грубый.
Успокойся, перестань их кусать.
Мне твои необходимы
Губы.

Love me less, but love me longer.