- Тебе не кажется, что пора завязывать со всем этим? – Признаться, это была дурацкая постановка вопроса; я никогда не понимал¬, почему Питер воображает себе, будто я сразу уловлю суть его мыслей. Он терпеливо, словно удав, ждал, пока я скажу именно те слова, которые он так хотел бы услышать. Я помню, он всегда считался своеобразным, но ведь это абсурд! Он попросту вырывал из своего внутреннего монолога, наверное, даже глубокого и красноречивого, отдельные фразы, совершенно неуместные; и делал это очень грубо. Как сейчас, прервав глухую тишину своим нелепым и заданным, казалось бы, в пустоту вопросом. - О чем ты? Еще и одиннадцати нет, - я решил воспринимать его слова буквально. И, вопреки его ожиданиям, делал так довольно часто, - Всего час прошел. Мы действительно зашли в бар ровно час назад: Питер прямиком с благотворительного вечера, в аккуратном сшитом на заказ костюме, я – из студии, в чем был. Заказав себе по бокалу, мы просто молчали в ожидании выпивки. Я заказал себе водку с содовой; довольно бабский напиток, но мне предстояло еще много работы, у меня не было желания напиваться в хлам. Пит, как я его называл, был более привередлив – чистый виски со льдом и ничего лишнего. Мне нравилась эта его манера – быть интеллигентом в обществе алкоголиков и истеричек; такими я видел всех ‘творцов’, с которыми нам довелось познакомиться. На их фоне он слыл философом и рисовал очень недурно. До Бурго ему было довольно далеко, как он сам любил говорить, однако в его работах чувствовалось нечто живое. Вглядываясь в аккуратные мазки кистью, я чувствовал, будто все его картины смотрят на меня, обнажая мое тело; казалось, я готов был разрыдаться по-детски чистыми слезами. Я жаждал вызывать у людей столько же эмоций в своих холстах, отчаянно жаждал; но его мне было, увы, не догнать. Мы сильно отличались друг от друга, еще с университетской скамьи: я рвался оказаться в центре внимания, жадно упиваясь славой и любовью людей, он же предпочитал избегать свет и оставаться где-то во тьме, блуждая там, словно это могло бы стать его стихией. Не смотря на футляр, что он создал сам для себя, женщины его обожали, однако я ни разу не слышал, чтобы хоть одна смогла терпеть его пусть даже год. Он был доброжелателен со всеми, всегда отзывчив и никогда не отказывался от лишней статьи, написанной о нем в одном из Нью-Йоркских журналов, вел себя сдержанно, одним словом –настоящий интеллигент. Проживи я лет сто, я бы не смог понять, что же творится у него в голове – я говорил все, что думал, порой даже не соображая, уместно ли это будет. Мне нравилось представляться людям невероятным скандалистом и очень едким критиком; возможно, я и был таким, не могу сказать наверняка. - Я о другом, - он уставил взгляд в свой стакан и что-то судорожно искал в полупрозрачной жидкости, словно смысл своего существования, как мне показалось на долю секунды, - Черт, Джи, посмотри на меня, мне тридцать четыре. Я стар как говно мамонта и уже не пригоден для вечеринок. Я устал, - он повернулся ко мне в пол-оборота, будто пытаясь показать мне всю свою усталость, что он бережно копил за столько лет, чтобы я прочувствовал ее на своей шкуре. Я не смог, признаюсь честно, - Я хочу чего-то большего, - мы оба, наверное, неистово желали этого ‘чего-то большего’, но продолжали валять дурака. Я почему-то вспомнил, как смотрела на меня Молли, когда я собрал все свое барахло, и, стоя в дверях, прощался с ней. Я тоже желал чего-то большего тогда; она порядком меня достала своей мишурой, и я не хотел тонуть в болоте ее славы – я хотел свое. От всей этой возни в голове меня отвлек оглушительно громкий звонок. Я так не хотел отвечать, мне просто нужно было еще немного посидеть с Питом и помолчать себе вдоволь; кажется, мои чувства к нему еще не остыли – страсти уже не было, но это тепло, что я испытывал… - Ответь, - оборачиваясь назад, шепнул он мне. Не стоящая особого внимания фраза, казалось бы, но он был настолько близко; я почувствовал кожей то самое тепло, и меня бросило в дрожь. Когда игнорировать столь громкий звонок, гудящий на весь бар, стало совсем неприличным, я нервно принялся доставать телефон из карманов брюк с зажатой в зубах сигаретой и бокалом в руке – как же это не вовремя, черт подери. - Да, - раздраженно кинул я, поставив выпивку на барную стойку и протирая глаза, заслезившиеся от дыма сигареты. Я даже не обратил внимания на входящий звонок – я старался не отвечать на незнакомые номера, за меня это делал мой агент, мой же номер знали только близкий мне круг общения и парочку смелых ребят, которые, видимо, надеялись написать обо мне или пригласить на вечеринку, чтобы сделать ее менее унылой, чем она была. - Джерард? Джерард Уэй? – на том конце раздался тихий женский стон; и не страстный, как я хотел бы, возможно, услышать, а отчаянный, будто этот кто-то с трудом дышал и вот-вот задохнулся бы. - Да, - я повторил это с тем же напором и агрессией, словив неодобрительный взгляд Питера. - Молли… Она скончалась сегодня утром, - женщина позволила себе драматическую паузу. Я никак не ожидал подобных вестей сегодня. Конечно, я знал, что у Молли в последнее время не все в порядке со здоровьем и даже изъявил желание приехать и проведать мою бывшую любовницу, но она наотрез отказала мне, а я в свою очередь, зная ее, не стал настаивать, - Мне показалось, вы захотите об этом узнать, - прошептал голос, упиваясь слезами. - Когда похороны? В ту ночь домой я пришел в усмерть пьяным.
Фрэнк POV
Я стоял. Молча. Засунув руки в карманы черных идеально выглаженных брюк. Мне не хотелось даже курить; дышать и так было довольно тяжело, а сигареты точно уложили бы меня на обе лопатки, прямо тут. Прямо тут, под вишневым деревом, где я и Молли занимались любовью в первый раз. Оно никогда не цвело. Молли была ресторанным критиком, фотографом, человеком неиссякаемого остроумия, способной легко пройтись колесом в свои тридцать с лишним. Мне кажется, я был по уши влюблен в эту женщину. И я – мальчишка с третьего курса журналистики в местном университете. Это было смешно до абсурда, без шуток. Я до сих пор не до конца понимал, как подобный союз мог бы родиться; я обдумывал тысячи теорий, придумывал миллионы ситуаций, но ни в одной я не оказался бы в выигрыше. Но не смотря на это, я здесь, и добрая половина, собравшаяся проводить Молли в мир иной, знали, что это я был последним человеком, к кому она испытывала больше, чем просто заинтересованность. Признаться честно, это было весьма неловко – стоять перед людьми, знавшими ее всю сознательную жизнь, попадать под подозрительные взгляды и увиливать от тем интимного характера. Что же было все-таки было между мной и Молли? Не знаю, не могу сказать уверенно. - Боже, смотри! – Я вдруг опешил от неожиданности. Ураган по имени Джейн несся на меня на всех парах. Моя длинноногая стройная однокурсница бежала на меня в своем коротком черном платье, цепляясь о кочки и корни деревьев, которые родители Молли почему-то не догадались спилить или еще каким-либо образом избавиться от них. С внешностью Джейн легко можно было бы зарекомендовать себя как модель и довольно недурную. Какой черт ее понес в искусствоведения до сих пор было загадкой лично для меня, да и для большинства, я думаю. Подозреваю, что многие парни из университета втихаря дрочили на нее по ночам; не удивлюсь, если бы среди мастурбирующих нашлось бы и пару девиц. Престранная была эта Джейн. Она, как и многие, не одобряли меня и Молли, возможно, она презрительно относилась к ней, возможно, что-то еще, но меня она любила до ужаса, как она однажды выпалила; я не был уверен, в каком контексте я должен был воспринимать сказанное ею, но здесь она была, чтобы ‘морально поддержать’ меня. - Ты видел?! Ты видел его? – Она указала уголками сияющих глазами на дом, гостиную, где собрались все гости. Если бы я видел только ее, то ни за что на свете не подумал бы, что мы на похоронах, - Это Питер Лейн! Тот самый! – Я понимал восторг Джейн и даже поддержал бы его при других обстоятельствах – Питер Лейн был одним из самых лучших художников страны; имея галереи повсюду, я бы тоже не остался незамеченным. Я был в одной из таких, здесь, в Нью Джерси, и долго изучал его работы пока не закрыл глаза, а на обратной стороне век сознание не стало уступчиво вырисовывать все желанное. Но стоило лишь только приоткрыть их, образы, что видел лишь я, испугались и снова надежно запрятались в глубине сознания. Глубже, чем даже мысли. Я не умел рисовать, у меня не было к этому никакого таланта, да и я был слишком ленив, чтобы долго и упорно учиться. Я встречал много людей, которые занимались этим, причем, многие из них делали это на должном уровне, но никто из них так и не захотел выпустить моих демонов на свободу. А я не обижался – у каждого они свои, эти демоны. Продолжая искать просто по привычке, со временем понимаешь, что образы поблекли; тогда и начинаешь опасаться, что когда-нибудь ты все же найдешь руку, что сможет выпустить их на бумагу, только выпускать будет некого. Я не был готов разговаривать об искусстве. За последние несколько дней меня не раз посетила мысль от том, что я, возможно, и вовсе не существую. Тридцать секунд я молча стоял и ощупывал свою голову в тревоге – мне казалось, я растворяюсь; я - просто скопление всех людей, которым приходится меня выслушивать, а когда я один, меня попросту нет. Это ощущение отсутствия все усиливалось после смерти Молли: этим утром, проснувшись, я был вынужден потрогать свое лицо, дабы убедиться, что еще существую физически. Я учился жить в небытие, все это тревожило – но уже не первый день. Исчезло ощущение, такое привычное и постоянное, что я прежде его не замечал – подобно шуму, который становиться слышным в тот миг, когда все вокруг смолкнет. - А кто рядом? – Лейна окружало много стервятников: все хотели поиметь от него маленький кусочек на худой конец. Джейн начала пристально всматриваться в лицо каждого из них, откровенно не понимая, кого же я имел ввиду, - Вон тот, с черными волосами, - аккуратно указал я ей взглядом. Признаться, он не был таким приметным, и Джейн все еще не могла определить, о ком я. Он стоял возле Питера в черном пальто с поднятым воротником, сложив руки на груди. И просто молчал. Его черные и весьма неопрятного вида длинные волосы спадали на скулы и глаза; и он все время сжимал и разжимал челюсти, плотно поджав губы – такая привычка была и у Молли. Они знакомы? - Это Джерард Уэй, - женщина подкралась очень незаметно, так, что Джейн даже дернулась от неожиданности и выпучила глаза на старшую сестру Молли, - Тот еще сукин сын, - обозначив сухим указательным пальцем, выдохнула Маргарет и выбросила сигарету подальше, не потрудившись даже потушить ее. Я не знал, чем Джерард Уэй заслужил такой статус, но Маргарет была той еще стервой и отравила жизнь не малому количеству людей, так что я не стал бы доверять ее слову, будь она даже на смертном одре.
Здравствуйте, дорогой автор :) Когда-то я пообещала себе, что буду стараться следить за всеми новыми работами на НФС, и стараюсь честно выполнять данное себе слово :)
Знаете, на этом этапе хочется лишь пожелать вам продолжать и раскрыть интригу, потому как пока что просто интересно, как же воля автора столкнёт этих двоих, встретившихся на похоронах бывшей любовницы. И довольно приятный язык, хорошо читается. Я вижу кино, хотя вы и не уделяете особого внимания цветам-шуму-запахам - тут это не мешает.
Единственное, чего не хватает лично мне - это разделений между абзацами. Моим глазам тяжело, когда текст идёт сплошной простынёй, но это просто личная придирка.
И немного обижают неверные знаки препинания в конце и начале прямой речи порой. Если вам будут нужны конкретные места, - я напишу вам. А если это просто пока-что сырой вариант и это от невнимательности, но потом вы всё поправите-вычитаете, то прошу прощения, так как у меня подобные варианты тоже бывают
Всех благ и сил вам продолжать и выкладывать на довольно мёртвом НФС-е :)
