Я стою на пороге лета. Август неизбежно приведет к его окончанию. Лето, в котором есть всё, но нет тебя. Тебя нет со мной. Да, так правильнее. Этот отдых на побережье в компании моего брата, который позвал тебя с собою, мог бы быть нашей с тобой сказкой на двоих, но в ней есть только я. И, пожалуй, мое одиночество. Невеселый союз.
И вот я сижу на краю обрыва, как на грани отчаяния. Так и не осмелился признаться тебе в своих давних, совсем не дружеских, чувствах. Об этом никто не знает, даже младший брат Майки. Обычно я всегда делился с ним всем, рассказывал о своих переживаниях и тревогах, и всегда находил в нем поддержку и опору. Но не в этот раз. Я не смог рассказать ему, что безнадежно влюблен в его лучшего друга. В тебя, Фрэнк.
Сейчас вы с ним беззаботно плескаетесь в безмятежной глади моря, стоит полный штиль, а в моей душе - настоящая буря. И еще - тревога, непонятно откуда взявшаяся. Эдакое предчувствие неминуемой беды. Но с чего? Ведь ее абсолютно ничто не предвещает. И все же, я никак не могу прогнать эти неуместные в этом раю чувства.
Я смотрю на тебя. Возможно, слишком долго и неприкрыто. Может, стоило бы не так открыто. А почему нет? Ты-то этого даже не замечаешь. Твоя улыбка, как гипноз, завораживает меня и вгоняет в транс. По телу разливается приятное тепло, словно от доброго вина, в котором примесь жаркого солнца, напитавшего виноградную лозу своим горячим янтарем. Нет, я даже не пьян. Вернее, пьян, но не от вина. По моим венам течет любовь. Любовь к тебе.
Я стал излишне сентиментальным с тех пор, как ты впервые перешагнул порог нашего дома, в тот день, когда Майки познакомил меня с тобой. Он прожужжал все уши твоим именем. Однажды я спросил, что это за Фрэнки такой, без которого не проходит и дня в жизни братишки. Он сказал, что вы познакомились в скейт-клубе, что ты стал для него эталоном для подражания. Тогда я и предложил брату пригласить тебя в гости, чтобы, наконец, познакомиться с его кумиром.
Кто же знал, что всё так обернется? Я и предположить не мог, что это знакомство с тобой станет для меня сущим проклятием, что спокойствие, царившее в моей душе, испарится в одночасье. Самое странное для меня в этой истории то, как меня угораздило влюбиться в парня? Как?! Я и раньше влюблялся с первого взгляда, но то были девушки, да и влюбленность, как простуда, улетучивалась через две недели.
С тобой этот номер не прошел. Если учесть, что настроен и по сей день ты ко мне не очень дружелюбно, можно даже сказать, враждебно, то это уж и вовсе выглядит по меньшей мере дико, а в по большому счету - форменное сумасшествие. Невозможно любить человека который тебя попросту терпит ради своего друга. Хотя, почему же невозможно? Я же люблю. Люблю, как последний дурак. И нет мне, видимо, спасения от этих горько-сладких чар. Где-то я это уже слышал. Про горько сладкие. Точно! В песне.*
Как там пелось? Разбей эти горько-сладкие чары, околдовавшие меня? Нет, нет. Прошу, не разрушай их. Мне так сладко, и так горько... Если б у меня был хотя бы один шанс на то, что ты ответишь на мои чувства. Фрэнк, если бы ты только знал. Эх. Лучше мне, наверное, уйти отсюда, чтобы хотя бы потерять тебя из виду, из поля своего зрения. Хотя бы на время.
Поднимаюсь и иду с этого скалистого берега в сторону отеля. Тоскливые позывные в душе навевают мысли совершенно не позитивного толка. Да, да, так и хочется сброситься со скал вниз, и разорвать эту, мучающую меня, болезненную невидимую связь с тобой. Было бы лучше, если б я совсем не знал тебя? А действительно, было бы? Вот задаю себе этот вопрос, и самому смешно. Я ведь никогда не был так счастлив, как в эти последние, почти два, года. Счастлив осознанием того, что ты есть. Пусть и не со мной. Ты - не мой.
Пусть я тебя и не вижу уже, а перед глазами вновь предстают видения, в которых ты... счастлив, и это счастье лучится светом в твоих любимых карих глазах. И я улыбаюсь тебе. Мысленно. Да, наверное, можно так сказать. И мне безумно хочется, чтобы так ты улыбался мне, чтобы был счастлив... мною.
Мои возвышенно-воздушные мысли и мой вдохновенно-поэтический настрой в мгновении ока оборвал испуганный крик моего братишки, догнавшего меня и вырвавшего меня из моей маленькой персональной нирваны. То, что прозвучало из его уст повергло меня, сначала в состояние шока, а потом и вовсе - в бездну отчаяния.
"Фрэнк спрыгнул со скалы и... больше не всплывает."
Больше я ничего не слышал, опрометью побежав обратно к морю. Майки еле поспевал за мной. У обрыва я резко остановился и почувствовал холодные пальцы брата на своих плечах. Его руки дрожали, а рваное судорожное дыхание и всхлипы дали мне понять, что он плачет. Впервые за много лет я услышал его плач. Я посмотрел на его побледневшее лицо и ужаснулся отчаянию, отразившемуся на нем.
Он молча указал мне место твоего последнего прыжка. Я тщетно пытался высмотреть тебя в ровной глади воды. В этом пустынном месте даже ветерок не выдавал признаков того, что здесь еще есть жизнь. Всё словно замерло. Решение в мою бедовую голову пришло неожиданно. Сбросив с себя шорты и майку и откинув в сторону пляжные тапки, я бросился со скалы вниз. И только пронзительный крик Майкла звенел в моих ушах.
"Нет! Джи, нет!"
Комментарий к части Песня, упомянутая в тексте *Apocalyptica - Bittersweet
Часть 2. Амнезия.
Да, Майки, да! Ты не представляешь, что мною двигало, и насколько мне дорог твой лучший друг. Даже больше, чем ты вообще можешь себе представить. Я не мог иначе. Да мне и не составляло это особого труда. Не зря же я посвятил столько лет плаванью и прыжкам с вышки, чтобы оставаться безучастным в тот момент, когда единственному человеку, ставшему смыслом моей жизни требовалась незамедлительная помощь.
А еще мною двигала уверенность, доселе не посещавшая меня. Я шел на риск, ведомый зовом своего сердца. Я нашел Фрэнка почти сразу, при этом и сам едва не стал таким же горе-экстремалом, как и он, чуть было не напоровшись на острый выступ скалы, скрытый под толщей воды. Он-то и помешал ему показать тебе "класс", как ты выразился, цитируя, видимо, его слова.
Как я мысленно ругал его за такой необдуманный поступок! Обнаружив его обездвиженное тело чуть пониже этого выступа, распластанное в немыслимой моему сознанию позе, я в душе ликовал, не смотря на нелепую в такой ситуации радость. Подхватив его одной рукой, я на последних остатках воздуха молниеносно выплыл на поверхность воды, над которой уже появился вертолет спасателей.
Да, ты не растерялся, Майки. Сначала ты, естественно, был напуган и не знал, что делать, но потом быстро пришел в себя. Твоей силе воли я всегда немного завидовал. Ты находил быстрые решения в любой ситуации. Так и тогда, быстро вызвал помощь, так необходимую тогда Фрэнку.
Он долго не приходил в себя, а я, забыв о том, где и с кем нахожусь, все умолял его не покидать меня, шептал, что не представляю своей жизни без него. Ты всё слышал. Я еще в тот момент начал чувствовать твой пристальный, недоумевающий взгляд, прожигающий на мне дыры. Потом был этот тяжелый разговор.
Потом, когда врач уверил меня в том, что Фрэнк жив, что он просто без сознания, и что всё непременно будет хорошо. Я рвался в больницу вместе с ним, но меня не пустили, пообещав, что обязательно свяжутся с нами, как только его состояние более-менее стабилизируется.
И вот, шум вертолета стих, оставляя после себя эту безмолвную пугающую тишину. В этот момент и прозвучал твой неожиданный вопрос, заставивший меня вздрогнуть. Ты и так всё понял, но тебе просто не терпелось поездить мне по ушам и вынести мозг, задавая вопросы, ответ на который был и так очевиден. И я только потом понял, что тебя задело не то, что так неожиданно раскрылась правда. Ты был уязвлен тем, что я скрывал ее от тебя всё это время.
- Джи, что это вот сейчас было, а?
Я встретился с тобой взглядом. О, этот кредит недоверия, отмеренный мне! В тот момент я почувствовал себя провинившимся школьником перед строгим отцом, но все же нашел в себе наглость усмехнуться, и ответил вопросом на вопрос:
- Где, Майки? Ты сейчас, вообще, о чем?
Всплеск раздражения в твоей, казавшейся умиротворенной, душе. Такие вспышки случались с тобой редко, но в тот час ты метал гром и молнии. Поверь, мне до сих пор стыдно, что я так вывел тебя из себя.
- Не валяй дурака, ладно? Ты прекрасно знаешь, о чем я! И как давно у тебя случилось это помутнение рассудка? Ты что, влюблен в Фрэнка? В этого чёртова психа?
Столько вопросов за раз, и это при том, что, повторюсь, всё и так очевидно.
Смущенно отвожу взгляд, улыбаюсь и молчу. Ты не унимаешься.
- Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Майк, ты ведь сам только что всё сказал, - говорю виноватым тоном.
Мне вдруг впервые показалась нелепой вся эта история несостоявшейся любви, и в какой-то степени стало стыдно за свою порывистость и обнаженные перед тобой чувства к Фрэнку, о которых ты и не подозревал. Я скрывал, что априори приписывалось тобой к вранью, не смотря на то, что даже и разговоров не было на эту тему. А ведь, по сути, я всего лишь без вины виноватый. Ведь сердцу не прикажешь кого любить, и не просто заставить его взять и разлюбить.
- Не ожидал от тебя такого, - говоришь с укором, а по моей, и без того озябшей, коже проходит озноб. - Чтобы ты, да вдруг втрескался в парня... Как же так, Джи, как?
- Сам не знаю. - Тут я чувствую, что и сам вскипаю. - Давай, выскажи мне всё, что ты обо мне думаешь! Какой я недопырок, и всё такое! Давай! Чего ждешь?
Резко делаю шаг в сторону, намереваясь уйти, от объяснений и от твоего осуждающего взгляда. Столь же резким был и твой выпад. Хватаешь за руку, и я чувствую, словно током прошибло.
- Что ты такое говоришь, придурок?! - Спасибо, Майки, очень ласково. - Если ты так нелепо оступился, еще не значит, что я пойду против тебя. Но всё равно, я тебя не понимаю. Прости. И... Давай уже уйдём отсюда. Хреновое начало отдыха вышло. Бред.
Действительно, бред. Лучше не скажешь. Еще меньше часа назад ничто не предвещало беды... Примерно через такое же количество времени нам позвонили из больницы, сказав, что Фрэнк пришел в себя, состояние стабильное, но он абсолютно ничего не помнит. Амнезия.
Мне становится ещё более невыносима эта ситуация. Мне нестерпимо хочется и самому стереть из памяти этот день-недоразумение. Что нам теперь делать, Майки? Как мы объясним это его родителям? Он, конечно, псих, как ты выразился, но этот самый псих уезжал с нами совершенно здоровым, а теперь он... человек без прошлого. Бред. Точно, бред.
Часть 3. Ложь во имя любви?
Встреча с Фрэнком была тяжелым испытанием для нас с Майки. Встретиться с дорогим человеком, который даже имени твоего не вспомнит, который не помнит абсолютно ничего, вдвойне тяжелее.
- Кто ты? - спросил он, взглянув, почему-то, только на меня, да так и не отвел больше своего пристального взгляда.
"Он ничего не помнит!" - как вспышка возникло в моем сознании.
Ответ родился в моей голове машинально, и я выпалил, как будто так и есть:
- Я... Я твой парень, Фрэнки. Джерард. А это - мой младший брат Майки.
Братишка, стоявший позади меня, с силой ущипнул меня за бок, отчего я заметно дернулся, но даже не обернулся в его сторону.
- Уходи, Джерард. - Голос Фрэнка звучал прохладно, гулко отражаясь от холодных стен. Его взгляд продолжал прожигать во мне дыры, а ледяной тон заставил мое сердце замереть и рухнуть куда-то в пропасть, так мне показалось в тот момент. - Уйди. Мне нужно побыть одному.
- Но ведь я только что зашел...
В глазах свербило, словно в них морозным ветром вдруг подуло.
- Уходи, я сказал! - крикнул он. - И не возвращайся.
Тут он отвел взгляд в сторону и закрыл глаза.
- Но...
Я не знал что сказать, растерянно блуждая взглядом по стенам палаты.
- Никому не нужен такой...
Он так и не подобрал нужного слова, а мы с Майки вынуждены были уйти по просьбе врача, вбежавшего сразу же, как Фрэнк начал кричать.
Медсестра, вошедшая за ним следом, вышла проводить нас, и как бы между делом шепнула: - Вам остается только ждать. Он так со всеми. Это пройдет.
Ее слова хоть и утешили немного, но сердце мое, по-прежнему, сжимало в тисках безнадеги, словно не будет никогда больше прежнего Фрэнка. Он хоть и был грубияном еще тем, да и со мной был не особо приветлив, но он, по сути своей, был добрым и жизнерадостным. Этого тоже не стало, словно вместе с памятью у парня отняли и способность чувствовать. А что, если он не поверит мне, и никогда не полюбит?
Я вдруг почувствовал себя последним эгоистом, думающим только о собственной выгоде. Перед моим взором разворачивалась настоящая драма человека, причем - любимого человека, а я посмел озаботиться лишь о своем благополучии.
В одном из тихих закоулков длинного больничного коридора Майки, до той минуты тактично хранивший молчание, схватил меня за руку, и выстрелив в меня разящим наповал взглядом, буквально прошипел:
- Ты что, совсем рехнулся, болван? - Да. Я это и сам знал, Майки. Спасибо. - Что ты, мать твою, творишь?! Ты хоть соображаешь, что только что натворил, а?
С каких это пор младшие помыкают старшими? Я даже возмутился про себя. Набравшись наглости, глубоко вдохнув и резко выдохнув, я выдал свой неоспоримый аргумент, как я считал.
- А что такого, Майки? В любви, как на войне, все средства хороши.
Братишка даже отпрянул от меня, на что я тихо усмехнулся.
- Ну, знаешь... - Он часто задышал, видимо от возмущения. - А если он всё вспомнит? Что тогда? Он же прибьет тебя на месте за враньё.
- Прибьет - похоронишь, - пошутил я.
Майки, с долей едкого сарказма и с горчащей иронией в голосе, сказал: - Очень смешно, Уэй! Просто верх юмористической мысли.
- А то! - Я продолжал гнуть свою линию невозмутимости и, правда напускного, спокойствия. На деле же, каждое его слово, словно пощечина, отрезвляло меня и заставляло задуматься, а правильно ли я поступил? Не слишком ли много на себя взял, решив обманным путем получить себе так сильно и больно терзающую меня любовь? - И еще, спешу тебе напомнить, что ты тоже - Уэй.
- Не знал я, что ты так низко можешь пасть. В очень "выгодном" свете ты меня выставляешь, Джи. А ведь он - мой лучший друг...
Я обнял его за плечи. Да, такой вот внезапный порыв нежности на фоне его суровости. - Послушай, Майк. Позволь, я сам со всем этим разберусь, и сам найду оправдания за тебя, если понадобится. Просто... Он очень нужен мне.
- Ты ещё больший псих, чем он! - Братишка стал вырываться из моих объятий, а я сжал руки еще крепче, не давая ему сделать это. - И вообще, отпусти меня, чертов извращенец! На мальчиков его потянуло, тоже мне... Влюбленный идиот!
- Я знаю, брат. - Я всё же выпустил Майки из кольца своих рук, но продолжил держаться обеими руками за его руку, с мольбой глядя ему в глаза. - Обещай мне кое-что.
- Чего тебе? - Его голос стал мягче, но взгляд, по-прежнему, продолжал буравить меня.
- Обещай, что оправдаешь мою ложь во имя любви. Перед ним.
- Хех, - он усмехнулся и прищурил глаза. - А кто-то минуту назад грозился найти оправдания для меня...
- Брось, Майки. - Я глупо заулыбался, отведя взгляд в сторону. Потом я уткнулся носом в его плечо, ощутив снова спокойствие и уверенность, втянув носом такой родной и домашний запах. Не знаю почему, но братишка всегда источает аромат корицы и ванили, которые у меня всегда ассоциируются с теплом домашнего очага и атмосферой уюта. Или этот аромат мне просто мерещится? Понизив голос до еле слышного и беззвучно вздохнув, я сказал: - Мне страшно на самом деле.
- Страшно быть убитым? - подколол он, схватив меня за подбородок и заставив смотреть в глаза.
- Не только в этом дело, понимаешь?
- Понимаю, - он тоже вздохнул. - Нам с тобой обоим грозит быть, если не убитыми, так покалеченными суровым мистером Айеро-старшим. Не уследили. А хотя... За этим ураганом по имени Фрэнк не так-то и просто углядеть. Вроде взрослый парень, а поступки рискованные и необдуманные. Не кипешуй! - Майки хлопнул меня по плечу. - Прорвемся... Брат.
Я лишь молча улыбнулся ему, следуя за ним к выходу, к которому он двинулся, приобняв меня за плечо. Мне было приятно ощущать в тот момент его, пусть и насмешливо-суровую, - он ведь так и не смог понять моего безумного поступка, время от времени осуждающе качая головой и покручивая пальцем у виска, - но, всё же, поддержку.
Часть 4. История нашей любви.
Следующий мой визит к Фрэнку был в гордом одиночестве. Майки отказался идти со мной, предоставив мне полную свободу действий, и аргументируя это тем, что я "уже большой мальчик, и за все свои пакости и проделки должен отвечать сам".
Собственно, это было вполне ожидаемо. Оказать поддержку, в его понимании, всегда была задача сказать фразу типа "я в тебя верю, но всё в твоих руках". Как ни странно, эта его "слепая вера" согревала, и была опорой в любой ситуации. Эдакий страж моего душевного состояния. Как бы страшно мне не было, за спиной я чувствовал его незримую тень, ощущал его мысленное присутствие, если можно так выразиться.
"Что бы не случилось, помни, я всегда с тобой," - обычно говорил он. И я знал, что так и есть.
Без подколов и насмешек, конечно же, не обходилось. Это же брат, тем более младший, что уже автоматически приравнивает его к статусу "тролля", вечному задире и забияке, но доброму и беззлобному.
"Если Фрэнк тебя убьет, в отель не приходи," - бросил он мне вслед, когда я выходил из номера.
Хех, весьма непосильная задача, если б я вдруг решил вернуться. Он просто хотел, чтобы я улыбнулся. Вид у меня был, конечно, не из лучших, после бессонной-то ночи. Я отчасти и походил на этого, убитого, словно лишь бесплотная воздушная оболочка от меня и осталась, и она-то и несла меня по направлению к больнице, а затем и привела мой трепещущий и взволнованный дух к порогу палаты, в которой лежал Фрэнк.
Войдя бесшумно и тихо прикрыв за собой дверь, я только тогда заметил, что в палате есть еще одна кровать, аккуратно заправленная и пустовавшая. Судя по тому, какой бардак был в остальном пространстве помещения, Фрэнк и не думал сдерживать свой буйный характер, поэтому никого и не решились подселить на соседнее место. То-то, я думал, с чего это вдруг к лицу медсестры, сидевшей на посту, прирос "фэйспалм", как только она указала мне на дверь палаты, давая свое молчаливое согласие на мой визит.
Он лежал лицом к стене, тяжело дыша и упирая кулак в её шершавую поверхность. Подушка валялась аккурат около моих ног, то есть недалеко от двери, а одеяло свисало с кровати, зацепившись за ее край одним лишь своим уголком. Видимо вспышка гнева случилась незадолго до моего появления. Хотя, какой это гнев? Я сразу же начал оправдывать его, списывая всё на отчаяние и боль, таившиеся в душе парня. Мне даже показалось, что я ощущаю их всем своим нутром.
- Джерард? - сразу же спросил он, даже не повернувшись.
- Да, Фрэнк.
Я склонился над подушкой, намереваясь поднять ее. Сам тем временем продолжал смотреть на него. Белоснежная пижама, в которую его облачили, сливалась с такой же ослепительно белой постелью. Я бы принял его за ангела, если бы не его, совсем не ангельское, мировоззрение? Не знаю, как это назвать. В общем, настроен он был недружелюбно и агрессивно. Всё же я подошел к нему, и пристроил подушку на край кровати, туда, где его голова пока не лежала.
Рискуя словить хороших тумаков, я даже решился присесть на край кровати, и положил руку на его плечо, чем, собственно, обеспечил себе дополнительную защиту от них же. Так, по крайней мере, я успел бы увернуться в случае "атаки".
- Зачем ты пришел? Я же просил тебя не приходить больше.
Он столкнул мою руку, двинув локтем, затем снова вернул свою на прежнее место, предварительно ударив кулаком по стене. Тут я заметил, что костяшки на его левой руке, а именно ею он и "орудовал", прикладываясь к стене, которая, в свою очередь, отражала его удары, проявляя стойкость и непоколебимость, - на ней не было и следа нападений, если не считать незначительные кровавые отпечатки нападавшего, - разбиты.
- Мало ли что ты сказал. - Металл в голосе с примесью гонора и спесивости. Ну а что? Покажем, кто главный в этом союзе. В самом деле, не этот же мелкий, что на пол головы ниже меня, да и младше на четыре года. Пусть и любимый мелкий, но это не значит, что ему позволено помыкать мною. - И что ты, вообще, творишь? Зачем ты разбил свою руку?
- А тебе-то что? - огрызнулся, измерив меня презрительным взглядом. Я даже на миг поверил, что вижу перед собой того самого, вечно перечащего мне, Фрэнка.
- Как это, что? Ты же не сможешь играть на гитаре, если так будет продолжаться и дальше. - Ох, в этот раз я, действительно, не врал. Коряво и неумело, но он все-таки пытался играть, что меня даже не раздражало. Наоборот, я воодушевлялся глядя на то, как он играет. Да, именно глядя, поскольку, звуки извлекаемые им не могли воодушевлять, я их просто игнорировал, полностью поддавшись очарованию любимого гитариста.
- Чтооо?!
Боже, сколько удивления в этих изумленных глазах! Он даже приподнялся на локте и протиснул подушку под свою бедовую голову, на которой красовался небольшой, сантиметра три, шов, вокруг которого были неаккуратно, видимо в спешке, сбриты волоски. Теперь этот "вояка" с каким-то маниакальным интересом рассматривал свою руку и оценивал масштаб увечий, нанесенных им ей, несчастной.
- Я что, играл на гитаре? - спросил он, продолжая смотреть на "пострадавшую".
- Да. И весьма неплохо. - Ну, приврал немного. Почему нет? Надо же как-то мотивировать его и вернуть интерес к жизни. Если он не помнит своего прошлого, это не значит, что его нет. Хотя, мысли о том, что он когда-нибудь вспомнит всё, и тогда мне несдобровать, заставили мой желудок сократиться и жалобно застонать.
Может, это ещё и от того, что я ничего не ел... с прошлого вечера, а этот неблагодарный разбросал по полу весь свой завтрак, наверняка принесенный той приветливой и милой медсестрой, которая теперь даже боялась, наверное, заходить в эту палату. Впрочем, "разбросал", это, скорее, неправильное слово. Просто смахнул всё со стола, расположенного недалеко от кровати, и теперь там красовался живописный натюрморт, на общем фоне которого особо выделялись котлета и разрезанный на четыре части апельсин.
Я, как художник, не мог не оценить прелесть этой картины, а желудок, так тот просто завывал мелодичными песнопениями. А вот тревожный звоночек, прозвучавший из уст Фрэнка в следующий момент, мгновенно заставил его замолчать.
- Зачем они сбрили мне волосы? - неожиданный вопрос. Я даже, как оказалось, неправильно его понял.
- Нужно было наложить шов. Без этого никак, видимо. - Сказал, как есть, а он буквально зарычал.
- И ради этого надо было откромсать всю шевелюру? Теперь даже нечем шов прикрыть. Ну? - Он сделал красноречивое движение рукой, словно показывая какой длины были его волосы, и какой стали в итоге.
Вот, черт! Он помнит, что у него были длинные волосы. Это было примерно неделю назад до нашей поездки к морю. Тогда-то он и посетил парикмахера с целью избавиться от них, чтоб не мешали и не липли к лицу во время его "водных процедур" в морских волнах. Интересно, что он ещё помнит? А вдруг... Нет, про это я даже думать не хочу! Только не сейчас.
- Ты сам откромсал их неделю назад, - говорю, старясь не выдавать своей паники, вдруг родившейся у меня внутри.
- Не надо было.
Может, и не надо. Мне почем знать. - Возможно, - пробурчал я себе под нос.
- А как мы познакомились? Джерард?
Видимо, мои глаза расширились больше нормы, - я услышал в голосе Фрэнка взволнованные нотки. К тому же, я не смотрел на него, и он вынужден был привлечь к себе мое внимание.
"Мне и самому это интересно, Фрэнк. - Мысленно взвываю, как мой желудок пару мгновений назад. - Радует лишь тот факт, что ты поверил мне. Признал, что мы - пара."
Но деваться некуда, нужно отвечать немедленно, чтобы он не заподозрил подвох.
- Мы познакомились здесь, на побережье, два года назад. Сейчас мы приехали отметить наши два года. И вот... Наотмечались.
"Отлично, Джерард! Сказочник ты просто бесподобный." - Похвала самому себе никогда не будет лишней. Я должен выдержать это. Просто обязан.
- Прости, я испортил нам праздник.
Что?!! Он просит прощения? Да еще взял меня за руку?
Это, первое в моей жизни, прикосновение его горячих пальцев к моей вмиг покрывшейся мурашками коже словно опалило меня волной страсти. Я забыл как дышать, глядя в его виноватые глаза. Тут-то я и почувствовал себя, мягко говоря, негодяем. Я наврал ему, он поверил, и при этом еще и виноватым себя чувствует. Что ж я за монстр-то такой?
- Ничего страшного, Фрэнк. Главное, что ты остался жив. И невредим. Почти.
Кривлю губы в виноватой улыбке, чувствуя, что сморозил глупость.
- Да уж, - усмехается Фрэнк. - Почти невредим. Так, слегка память отшибло, что я абсолютно ничего не помню. Кроме тебя, разумеется.
Да уж, меня он будет долго помнить, когда всё вспомнит. Надеюсь. И в то же время надеюсь, что ничего не вспомнит. Такая вот, логичная логика. Просто мне страшно, что рука, сжимающая сейчас мои пальцы, может размозжить мне голову. Потом, когда память вернется. А он это может. Запросто. В гневе он страшен.
И что я только нашел в нем? Сам еще не осознаю толком. Просто не верю, что это происходит со мной, что он не отталкивает меня. Только я расслабился и собрался окунуться в сладкую негу, как Фрэнк задал вопрос, поистине выбивший меня из колеи.
- А кто из нас был... эм. Как бы выразиться?.. Кто был сверху, а кто снизу? Ну, кто кого трахал?
Он смущенно засмеялся и отнял свою руку от моей. Теперь он начал теребить свой затылок. Время от времени его рука подрагивала, когда он задевал грубо наложенный шов.
Он помнит как трахаться. Как это мило. Расплываюсь в дебильной улыбочке, чувствуя себя последним болваном.
- Мы ещё не зашли настолько далеко, - вру напропалую. А что остается? Я даже не знаю какой вкус его губ, а он распределяет нам активные и пассивные роли. Забавно, не правда ли? - Нам ведь некуда торопиться, правда?
- Просто... - Он снова берет меня за руку, прижимая теперь к своей груди. - "Господи! Фрэнк! Поцелуй что ли меня, наконец, а? Мне так неловко, что хочется провалиться сквозь... пол," - мой разум просто стонет, когда его нежные пальцы скользят по моей подрагивающей от волнения ладони. - Два года - это большой срок. Мы хотя бы целовались?
Его пытливый взгляд просто лишает меня дара речи, поэтому я просто молча киваю, переместив свой взгляд на его сочные губы, которые он только что облизнул. Когда же, когда, я узнаю их вкус? Если узнаю.
- А твой брат знает о нас?
Он помнит брата? А хотя, стоп, я ж сам его вчера ему представил. Мысленно ударяю себя по лбу.
- Конечно. Только он и знает. Но он никому не скажет. - Еще бы он сказал. Он и сам факт моей влюбленности в парня не признал еще до конца. - Другим мы решили не сообщать. Пока.
- Это странно, правда?
- Что именно? - недоуменно таращусь на него. При этом, почему-то вздрагиваю. Еще бы не вздрагивать! Кто знает, что его ум выдаст в следующий момент. Ещё меня, как параноика, посещают странные мысли, что Фрэнк знает правду, но подыгрывает мне. На них наталкивает то и дело появляющаяся на его губах (опять все мысли лишь о его губах!) усмешка, насмешливая улыбка... Черт! Я так волнуюсь.
- То, что мы вместе. Два парня. Это ведь неправильно.
"О, нет! Фрэнк, только не начинай сейчас проповедь о морали! Ты не должен о ней помнить! Не вспоминай. Пожалуйста." - Мое волнение перерастает в истерику. Правда, мысленную.
- Это нормально, Фрэнк. - Боже, как мне нравится произносить его имя, словно пробовать на вкус, и наслаждаться его сладким для слуха звучанием. Оно так созвучно его бешеному темпераменту. Интересно, насколько он горяч в постели? И о чем я только думаю! - Мы не выбираем, кого нам любить. Любовь находит нас сама. Нам вот повезло встретить друг друга.
Я сейчас и сам похожу на проповедника, восхваляющего прелести однополой любви. Почему я втрескался именно в него? Почему на его месте не оказалась такая же милая красотка? Такая же? Да таких больше не существует! И такого психа, как я - тоже. Почему бы ему не поцеловать меня, не успокоить, так сказать? Я весь изнервничался. А почему бы мне не поцеловать его? А впрочем, не сейчас. Он что-то говорит?
- А кто первым подошел? - Невинный вопрос. Честное слово. Ему правда хочется знать это? Почему он всё время заставляет меня врать ему? По-че-му? Нельзя вот просто заткнуться и не задавать вопросы? А хотя... Ведь и правда нельзя. Я совсем забыл, что он ничего не помнит. Чистый лист бумаги, на котором можно написать все, что хочешь. Я напишу, что это был ты.
- Это был ты. Такой навязчивый и упрямый. Но ты мне понравился. С первого взгляда. - А ведь не вру! Так и было. Я пишу очень красивую историю... нашей любви.
Часть 5. Побег.
Я шел в отель, не чувствуя своих ног. Казалось, что я не иду, а парю в нескольких сантиметрах от земли. Да, немного странно умирать от счастья, возникшего лишь от того, что он подержал меня за руку, но это было именно так. Конечно, было немного досадно, что врач и медсестра вошли в тот момент, когда я почти решился поцеловать Фрэнка, но...
Он сказал мне, что будет ждать меня.
"Я буду ждать тебя, Джи," - так приятно было услышать это от него. Он будет ждать.
А доктор сказал, что я "хорошо влияю на больного", и что если так будет продолжаться, то он скоро пойдет на поправку. Потом он отчитал его за разбросанный завтрак. А как без этого? Он должен был это сказать, хотя бы для приличия. Фрэнк пообещал больше не делать подобных глупостей, а так же извинился перед медсестрой, за то, что напугал ее утром. Еще бы не напугал. Она на его фоне выглядела просто тростиночкой, да еще и на голову ниже его. Он бы мог прикончить ее одной левой.
Кстати, о левой. Ее тут же обработали, заодно со швом. Сестра пожурила его за порчу больничных стен и имущества, - пары тарелок-то и стеклянного стакана они лишились, да и "кровоподтеки" на стенах смотрелись не очень эстетично. Врач пошутил, что им еще повезло, что его положили именно у этой стены, бетонной, поскольку стена, у которой стояла вторая кровать, представляла собой всего лишь гипсовую перегородку, которой поделили, когда-то бывшую большой, на две небольшие палаты. Он пообещал, что будет мирным и спокойным. И я был спокоен, что с ним уж точно больше ничего не случится. Я ушел с легким сердцем.
Войдя в номер, я напоролся на пару подколов со стороны брата. Ну, не может Майки без них. Такой уж вот он. А что, разве у кого-то есть не такие братья? По-моему, они все такие, с "шипами и колючками".
- Хех, что это ты сияешь, как... кхм-кхм... новогодняя ёлка? Как-будто вы только что... эээ...
- Майки! - одернул его я.
- ...поцеловались?
- Нет.
- Фи. Что ж так хило-то, Джи? М? Не дал? - Он хитро сощурил глазки. Он так всегда делает, когда хочет сказать, взглядом, что серия его "подковырок" затянется еще на долго.
- Не дал что? - Я тоже "состроил" глазки. - М?
- Люлей, конечно. А ты что подумал?
Я плюхнулся на кровать рядом с ним и заглянул в планшет, в котором он что-то строчил до того, как я вошел. Никак писателем заделался? И правда. Писал какую-то тему в блоге. Вчитываться не стал. Глаза слипались, а еще в них вдруг резко потемнело, от недоедания скорее всего.
- Нет, Майк, люлей не получил.
- А зря, - хмыкнул он. - И, кстати, ты ничего не перепутал? Твоя кровать - там.
- Не перепутал. Я хочу полежать на твоей. С тобой. А что, нельзя? - Я как закрыл глаза, так и не смог их больше разлепить. Мне, конечно, ужасно хотелось есть, но сон был требовательнее еще больше.
- Можно, конечно, но... Ты какой-то странный. Жмешься...
- Майки! - Тут я, нарочно, прижался в нему еще ближе и уткнулся носом в обнаженное плечо. - Можно подумать мы никогда не спали в одной кровати. Сам-то в детстве, к кому вечно прибегал, когда боялся бабаек?
- Ха, ты ещё первое пришествие вспомни.
- Ха, - передернул я, - вспомнил бы, кабы был свидетелем, но, увы. Я б не дожил до твоего рождения.
- И что?
- Как, что? С кем бы я сейчас делился своей радостью?
- Хе-хе. Радостью, - посмеивался он. - Он что, признал в тебе своего... эээ... парня? Вы теперь официально пара?
- Ну, да. - Я уже почти засыпал. - Тебя это смущает?
- Так-то, - да. Но что уж с тобой поделаешь, красавчик. - Последнее слово он сказал с жеманными нотками, нараспев и жутко растягивая слоги. Так и хотелось его ущипнуть, но я смог лишь переместить руку на его живот, да так и вырубился, не осуществив задуманного.
Сквозь сон мне показалось, что он развернулся ко мне и обнял, но, честно говоря, меня это уже мало волновало. Я засыпал с улыбкой на лице, которое, казалось, треснет от постоянной лыбы. Так здорово, что тебя где-то ждут. А еще - здорово, что у меня есть брат. А что еще надо для счастья?
Как оказалось, проспал я до самого вечера. Так и ушел бы в ночную смену, да тут случилось совсем непредвиденное!
Майки растормошил меня, как будто начался пожар. На мой вопрос о том, что случилось, он лишь приткнул к моему уху телефон, в котором я услышал взволнованный женский голос, известивший меня о том, что Фрэнк сбежал...
Я подорвался с кровати, как ошпаренный.
- Как это, сбежал?! - кричал я в трубку, нервно приглаживая взлохмаченные во сне волосы.
- Не знаю, - ответили мне. - Его нет в палате, и всю больницу уже осмотрели. Его нигде нет!
- Но... черт!
Я откинул телефон в сторону, и сжал свои виски обеими руками.
- Что нам делать? - спросил Майки.
- Не знаю. Вот ведь!.. Дай воды. Меня ужасно мутит.
Брат всучил мне бутылку с водой, а сам присел рядом и ожидал мой ответ. Отхлебнув пару глотков, я вылил остальное содержимое полулитровой себе на голову. Постепенно я стал приходить в норму и сказал лишь одно слово:
- Искать!
Часть 6. Прояснение.
Мы обыскали всю округу. Фрэнка нигде не было. Темнота тоже не играла нам на руку. Вдруг меня осенило, где он может быть. Мы пришли на тот злополучный край обрыва. Интуиция меня не подвела, - Фрэнк, действительно, был там.
Я бросился к нему и, упав на колени перед ним, сидящим в полной отрешенности и вглядывающегося в темноту моря, заговорил:
- Как же ты меня напугал. Зачем ты сбежал, Фрэнк? - Я обнял его и прижался к нему.
Майки вторил, пододвинувшись к нему со спины и обняв за плечи:
- Фрэнк, ты... Черт! Фрэнк, ты полный придурок! А если бы с тобой что-нибудь случилось?
- Я вспомнил кое-что, - понуро сказал он.
- Что ты вспомнил, а? - спросил брат, а я приготовился выслушать обвинения во лжи в свой адрес.
- Тебя. Свой последний прыжок. Всё. Это всё, Майки! - в его голосе читалось полное отчаяние.
- Ничего, ты всё вспомнишь. Не сразу, но вспомнишь. Всё будет хорошо.
В лунном свете я разглядел, что брат припал губами к его макушке и поглаживал его обнаженные плечи.
- Что ты делаешь, Майки? Тут же мой Джи.
"Мой Джи", - повторил я мысленно. Тепло разлилось по моим венам, как игристое вино, и вскружило мне голову. "Мой Джи". Я твой, Фрэнки.
Всё волшебство момента испортил Майки.
- Значит, если бы его тут не было, я мог бы делать всё, что захочу? - усмехнулся он, тут же отстранившись.
- Я не помню тебя, - обратился он ко мне, проигнорировав насмешку друга. - Почему я тебя не могу вспомнить, Джи? Почему? Я хочу, но не могу! Не могу, Джи!
Паника в его голосе всё более возрастала.
"Лучше бы ты не вспомнил", - подумал я.
- Всё будет, но не сразу, - успокоил, называется. - А если нет, мы начнем с чистого листа.
- Поцелуй меня, - сказал он. Вот так неожиданность! Я даже смутился, почувствовав на себе пристальный взгляд брата.
- Да, конечно, Фрэнк. Я поцелую тебя. Как-нибудь потом.
- Да, да,- встрял Майки. - Не при мне же, в самом-то деле! Идем лучше домой, дурила. Хорошо, что тебе не кольнуло еще раз спрыгнуть со скалы, а то мы тебя вообще не нашли бы.
Я почувствовал, что Фрэнк улыбнулся. Улыбка читалась в его голосе.
- Была такая мысль, стукнуться головой об камни. Может, тогда все вспомнилось бы сразу.
- Вот дурак! - протянул Майки.
- Не правда, - возразил Фрэнк. - Я бы этого не сделал. Мне нельзя. У меня есть вы. Пока есть хоть что-то, связывающее меня с прошлым, у меня есть шанс вспомнить всё. У меня есть ты, Джи.
- А у меня ты, - ответил я.
- Идемте домой, то есть в отель, - сказал Майки. - Становится холодно, и, кажется, будет дождь.
Дождь и в самом деле пошел, но только тогда, когда мы втроем уже вернулись в свои номера. Майки, до этого проживавший со мной в одном номере, тактично удалился в номер по соседству, тот, что занимал когда-то Фрэнк.
Дождь не прекратился и на следующий день, а потом и вовсе - усилился и затянулся на долгие три дня и три ночи. Это было самое прекрасное время. Со мной неразлучно был он, Фрэнк. И пусть мы только говорили без умолку, но разве это не прекрасно? Общение - это роскошь, как сказал кто-то. Я был счастлив, видя его горящие от радости глаза, а он сочинял на ходу песни и исполнял их на гитаре только для меня. Хоть он и не помнил ни черта, его пальцы вспомнили, что он умеет играть на гитаре.
Часть 7. Прозрение.
Всё так и оставалось бы спокойным и безмятежным, но в одно прекрасное утро - а было оно действительно прекрасным, солнечным и теплым - Фрэнк вспомнил всё. Я еще не успел разогнать остатки сна, а он уже напал на меня с дикими воплями, да и довольно грубые хватания не доставляли удовольствия.
- Грёбанный Джерард Уэй, мать твою!!!
Из-за отсутствия на мне чего-либо, за что можно было бы ухватиться, он схватил меня за плечи и резко приподнял, заставив тем самым принять вертикальное положение на краю кровати.
- Что случилось, Фрэнк? - непонимающе уставился я на его раскрасневшееся лицо. Я-то ведь еще не знал, что его сознание полностью просветлело... если это можно было сказать так. Он, скорее, походил на обезумевшего. Но, согласись, было с чего обезуметь.
- Ты врал мне всё это время! И братец твой хорош! Где этот Майки гребанный Уэй? Где он, твою мать?!
В тот момент, когда он замахнулся на меня, я даже пожалел, что начал эту аферу с подменой фактов о его жизни. Но, правда, ненадолго. Потом, когда, как снег на голову, на постель обрушился мой брат, я всё же решил взять себя в руки. Решил, что нужно проявлять стойкость и идти до конца.
- Я здесь, Фрэнк. Здесь! Доволен?
Оттащив моего разъяренного тигра от моей, почти упавшей в обморок, туши, Майки из-за неудачного маневра рухнул на пол, машинально утянув его за собой.
- Не совсем! - рычал он недовольно. - А ну, отпусти меня быстро! Я убью вас обоих. Чертовы вруны!
- Меня - можешь, его не трожь, ясно?
Хех, никогда бы не подумал, что мой братишка так рьяно бросится на мою защиту, даже не смотря на то, что во все этом я же сам и был виноват. Только Фрэнк его не особо-то и слушал. Резко поднявшись, он снова подлетел ко мне, да так и замер на месте, ничего не говоря и больше не надвигаясь на меня. Так и стоял в полуметре от кровати, меря меня немигающим взглядом и тяжело дыша.
- Ты же убьёшь его, Фрэнк! - с нотками мольбы в голосе крикнул Майки.
- Да пошли вы оба! - отрезал он, и двинулся в сторону двери. - Я вам, как дурак, поверил, а вы лишь посмеялись надо мной.
- Вот как ты запел, да? - Майки поднялся с пола и зашагал в его сторону.
Я лишь недоуменно хлопал глазами, слушая новости о происходившем за моей спиной. Я, оказывается, тоже многого не знал.
- Тебе чего, Уэй? - спросил Фрэнк, застыв в проеме двери. - Я считал тебя другом, а ты...
- А ты-то, ты! - Майки упер руки в бока. - Пел мне о том, как тебе дорог мой брат, как ты сходишь по нему с ума. Боялся, что он не ответит тебе взаимностью, а тут! Наигрался, значит, и соскочить решил?
- Что ты мелешь, олух? - Фрэнк вытаращил глаза. - Не было такого. Чтобы я, и с парнем?..
- Ах, значит не было? Теперь ты будешь всё отрицать? Прикинешься гребанным гомофобом, начнешь правильную жизнь? А ведь раньше тебя это не смущало!
- Ты что, совсем меня за дурака держишь, да? Сочиняешь тут чего не было, и хочешь чтобы я в это поверил? Ни за что!
- Ладно, вали! Раз ты так подло с моим братом, то ты мне больше не друг! Друзья у меня ещё будут, а брат-то у меня один единственный. Он любит тебя. Он так тебе верил. Уходи, Фрэнк! Уходи.
- Майки! - одернул его я. - Он ведь и правда уйдет сейчас.
- Да. И пусть проваливает. - Брат повернулся ко мне. - И не смей за ним бегать, ясно? - И снова посмотрев на Фрэнка: - Иди, иди, чего ждешь?
- Уйди с дороги! - Тот намеревался снова переступить порог комнаты, но брат не впускал его, загородив ему проход собой.
- И не подумаю. - Майки был непреклонен. - Проваливай!
Фрэнк посмотрел на меня. Я без слов попросил его не уходить, отрицательно качая головой. Моя безмолвная мольба возымела свое действие. Он оттеснил брата от двери, быстро вошел, и столь же быстро выставил младшего за дверь, крикнув при этом:
- Никуда я не уйду! Усёк?
Он запер дверь на задвижку, а на возмущенные возгласы за дверью лишь кричал, заглушая их: "бла, бла, бла!"
- Идиот! - крикнул Майки. Было слышно, что он зашагал прочь. Вскоре его шаги и вовсе стихли.
Фрэнк повернулся ко мне. Первые мгновения мы просто молча смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил он.
- Зачем ты врал мне, Джи? За что ты так со мной? - Его голос звучал мягко, не смотря на то, что в нем сквозили упрек, обида и... сожаление?
- Я никогда не врал тебе. - "Что бы не происходило, продолжай стоять на своем!" - отдал я команду сам себе. - Я всегда любил тебя. С первого взгляда.
- Я не об этом! - Он снова начал злиться. - Зачем ты выдумал эту историю о нас с тобой?
- Я ничего не выдумывал, Фрэнк. - Гну свою линию. - Это твое сознание играет с тобой злые шутки.
- Не прикидывайся, Джи! - Он опустился на пол и прислонился к тумбочке, стоящей позади него. Глядя куда-то вниз, он продолжил говорить. - Я влюбился в тебя, как дурак! Поверил, что мы и правда были...
- Стоп! - прервал я его. - Вот именно, что мы были, Фрэнк. Есть и будем. Нам же хорошо вместе... Было.
Я запнулся, напоровшись на его пристальный взгляд. Он снова смотрел, не мигая.
- Иди ко мне, - позвал я.
Он послушно встал и, приблизившись, сел рядом. - Поцелуй меня, - сказал он вдруг. - Ты обещал поцеловать меня, но так и не сделал этого.
- Глупый. Ты же сам всё время избегал моей близости. Разговаривать - пожалуйста, а чтобы...
- Поцелуй меня, я сказал! Гребанный Джерард Уэй!
Не дав мне и сообразить что-либо, он сам заткнул мой рот поцелуем. Сказать, что это было обалденно - ничего не сказать. Я тут же обмяк в его сильных руках. Сам себе я казался безвольной пташкой, угодившей в силки. Я попал в плен его нежности. Будучи вспыльчивым и агрессивным на людях, наедине он оказался ласковым и мягким.
Насытившись долгим поцелуем, он уткнулся в мою шею, и сказал: - Ты мягко стелешь, Джи, но как же жестко спать, а?
- Отчего же, м? - Мои пальцы перебирали короткие волоски на его голове. Это доставляло мне какое-то дикое удовольствие. Ему, похоже, тоже.
- Ты дурачишь меня, а я... Я не смогу без тебя жить.
- А я - без тебя. Никогда не покидай меня, понял?
***
- Майки, это правда?
- Что именно, Джи?
- То, что Фрэнк говорил обо мне?
- Ты что, совсем? Нет, конечно! Но друзья ведь должны помогать своим друзьям, не так ли? Я же видел, что он влюбился в тебя. Именно в тебя, Джи, а не потому, что ты ему внушил, будто он любил, но забыл. Ему не доставало лишь пинка для рывка...
- Да ты коварнее меня, Майк!
- Да, это так. Но Фрэнк-то этого не знает. И, думаю, никогда не узнает.
