Следующие две недели мой разум был затуманен постоянным причинением боли. Нет, я не пускал себе кровь, я вновь носил плотную резинку на запястье.

Мне до сих пор не понятна природа чувств Джерарда. Я рад, что Майки позволил мне чуть ближе узнать своего брата, хотя откровения младшего Уэя шокировали мою и без того расшатанную психику. Какой же ты на самом деле, Джерард Артур Уэй?
Казалось, между мной и Джерардом ничего не изменилось: мы все также тесно общались, каждую ночь он будил меня, заползая ко мне на постель, и разговаривал, пока глаза не начинало щипать от усталости. Мы не заходили дальше дружеских «полежалок», хотя я все равно чувствовал себя неловко. Зато Джерарда это положение дел явно устраивало.
Иногда я задаюсь вопросом: что было бы, если б я просто позволил ему поцеловать себя. Вероятно, мне бы понравилось. Я в этом уверен. Так же как я уверен в том, что пожалел бы потом о случившемся.
Я могу представить наш настоящий поцелуй. Это должно быть мягко, сладко и немного волнительно. Моя неосуществимая мечта.

Тем не менее, мы продолжали сходить с ума на сцене. Это было прекрасным прикрытием для нас обоих. Два молодых здоровых организма нуждались в сексуальной разрядке, поэтому наши концерты были наполнены прикосновениями, поглаживаниями, поцелуями в щеки, лоб и шею. Однажды ситуация вышла из-под контроля.

Прямо во время исполнения песни, когда я стоял позади него, зарывшись лицом в его волосы, глотая аромат его кожи, Джерард повернулся ко мне лицом и поцеловал мои губы. Я позволил этому продолжаться несколько мгновений, а потом попытался оттолкнуть его, чтобы продолжить играть. Но он не отпустил меня. А только крепче прижал к себе, обхватив двумя руками за талию.
К этому времени я полностью забыл, где нахожусь, что должен играть, и каким образом совершаются движения грудной клеткой, не позволяющие мне задохнуться. Где-то в подсознании плавает мысль, что зал сейчас, наверное, орет оглушительней ракетного двигателя при старте, но я ничего не слышу. Я только чувствую, как Джерард снова и снова проводит языком по моей нижней губе, заставляя меня открыть рот и позволить его языку встретиться с моим.
Я не знаю, сколько длился поцелуй: может, несколько минут, может, несколько часов. Я был на седьмом небе, напряжение нескольких прошедших дней ослабло.

Я начинаю рассматривать наши дурачества на сцене как еще одну форму облегчения моих страданий. Обычно депрессия удаляется из моей жизни хирургическим путем. Но это было несколько иное, обоюдное эмоциональное напряжение. Оно росло, как снежный ком, пока один из нас не выдерживал и не совершал акт светлой мужской любви во время концерта. Мы всегда говорили, что это просто еще один способ «простебать» гомофобов, а не какие-то реальные чувства. Для Джерарда, может, так и было. А я все еще безумно помешан на этом человеке и ценю наши выходки на сцене как самую почетную привилегию.

Наконец мы разорвали поцелуй, Джерард усмехнулся, увидев, как я краснею и смущенно улыбаюсь ему. Одномоментно зрение и слух вернулись ко мне, чтобы, казалось, снести меня с ног своей ослепляющее-оглушающей лавиной. Толпа стонала и кричала на тысячи голосов, вспышки света лишали последних остатков зрения, по спине ручьем стекал пот. Я понял, что адекватные участники группы довели песню до логического завершения, значит, целовались мы не так уж и долго.

После концерта я был настолько вымотан, что, вернувшись в автобус, буквально рухнул на койку, не раздеваясь.
Там я нашел свой телефон с тремя пропущенными вызовами от… мамы?

- Парни, мне нужно позвонить, я скоро буду.
Я зашел в нашу студию в задней части автобуса, в которой мы чаще ведем личные разговоры, чем записываем новый материал. Сел прямо на пол и набрал ее номер.
- Алло
- Мама?
- Фрэнк!
- Мам, что такого важного ты хотела мне сказать?
- Фрэнк… - она замолчала.
- Да?
- Ты сидишь?

Полагаю, этот вопрос ничего хорошего не предвещает. Я сидел на полу, и падать мне было особо некуда, но я не уверен, что хочу услышать то, что она собирается мне сказать. У нее был заплаканный голос.
- Я сижу. Что стряслось?
- Ты помнишь твоего двоюродного брата Робби?

Что за странный вопрос? Конечно, я помню Робби. Все мое детство он жил через дорогу от нашего дома. Он был мне как брат. В животе похолодело. Я не хочу слушать плохие новости про Робби. Когда-то он был чудесным ребенком. Мы проводили вместе все свободное время, виделись каждый день. У меня нет родного брата, но Робби был даже лучше. Пока ему не исполнилось шестнадцать. Как полагается каждому подростку, он связался с плохой компанией, начал курить марихуану, потом в ход пошли таблетки, а за ними кокаин. Джерард прошел такой путь несколько лет назад. А Робби не смог вовремя остановиться, ему нужны были все более тяжелые вещества: героин не заставил себя долго ждать.
О Боже, передозировка! Он доигрался с героином… Я застыл на месте, не в состоянии пошевелить даже пальцем. Я знал, что Робби пытался завязать с наркотиками, ложился в больницу, но так и не прошел курс реабилитации до конца. Соскочить с героина практически невозможно, тем более, что мой двоюродный брат никогда не обладал силой воли. Я думаю, он не смог бы бросить, даже если бы от этого зависела его жизнь.

- Мам, что с Робби? У него передоз?
Она знала про него все. Вся наша семья была в курсе его дел.
- Нет, Фрэнк, не передозировка.
На мгновенье мне полегчало, но тут же вернулось чувство тревоги – почему тогда она плачет.
- Да что случилось, мам? – я не мог скрывать дрожание в голосе.
- Он умер.
Кажется, сердце забилось где-то в желудке. Я закрыл рот ладонью, пытаясь подавить вырывавшийся стон.
- Как?
- Фрэнк…
- Как?
- Он… застрелился.
О Боже! Нет. НЕТ!
- Почему?

И она рассказала мне всю историю. Робби воровал вещи и деньги из нашего дома и у других родственников. Потом он скрылся и жил со своей девушкой, которая была в общем-то неплохим человеком и пыталась помочь ему справиться с зависимостью. Его «лучшего друга» драгдиллера схватила полиция, и брата вызвали на допрос. Он честно отвечал на все вопросы, после чего подельники его уже бывшего лучшего друга избили Робби до кровавой каши. Он смог убежать, угнав машину с пистолетом в бардачке. За ним была организованна полицейская погоня. Как только копы загнали Робби в угол, он достал пистолет, приставил дуло к виску и нажал на курок.

Я лежал на диване в студии, и все мои мысли заполняли воспоминания моего детства. Как я провалился под пол старого сарая, в котором мы часто играли, и Робби побежал за помощью к дому нашей бабушки. Как мне попала в голову пуля из пневматического пистолета брата, отрикошетившая от бетонной стены подвала. Как мы в пятилетнем возрасте прошли несколько миль, чтобы купить мороженое, а когда вернулись, никто даже не заметил нашего отсутствия.
Я лежал, прижав колени к груди, и рыдал, совершенно не представляя, что делать дальше.
Джерард нашел меня таким. Разбитым.

- Боже, Фрэнк! Что случилось? – он бросился ко мне и помог подняться с дивана.
- Все…

Я рассказал ему историю моего двоюродного брата. Джерард вытирал наши слезы, он знал Робби. Правда, они виделись всего один раз, но этого было достаточно, чтобы понять, что Роб был просто милым ребенком, наделавшим слишком много ошибок.

- Когда похороны?
- Во вторник.

Сейчас только вечер пятницы, и у меня еще есть время подготовиться. Не знаю, смогу ли выдержать эту печальную миссию, особенно, если гроб будет открытым.

- Я пойду с тобой.
- Джерард, нет. Тебе не нужно проходить через все это.
- Фрэнк, никто не должен проходить через такое. Но тебе необходима поддержка.
- Ты уверен?
- Да. Пойдем, нужно рассказать остальным.

Джерард рассказал парням, что случилось, и почему мы улетаем в Джерси в воскресенье и не вернемся до среды. Он обо всем позаботился: заказал билеты, позвонил нашему тур-менеджеру, находился рядом со мной все время. Ребятам не имело смысла ехать с нами, никто из них не был знаком с Робби. И слава Богу. Не хочу, чтобы кому-то еще пришлось пройти через это.

28. Make me Whole Again...

Следующий день я помню нечетко. Помню только, что мы сели в самолет, и Джерард на протяжении всего полета разговорами пытался меня отвлечь от мыслей о предстоящем событии. У него это неплохо получалось. Если ты не хочешь говорить и не хочешь ни о чем думать, позволь Джерарду развлечь тебя при минимальном участии с твоей стороны.

В аэропорту Нью-Джерси я покорно ждал, пока Джерард арендует нам машину. Потом он молча взял наши сумки и вывел меня на парковку. К сожалению, за всю дорогу к дому он не проронил ни слова, видимо ему самому было о чем подумать. Мне ничего не оставалось делать, как вновь окунуться в свои нерадостные мысли.

Я до сих пор не нашел ответ на самый главный вопрос. Почему Робби? Почему сейчас? Я даже не мог дать точное определение эмоциям, которые переживал в этот момент. Сожаление - от того, что мало проводил с ним времени, и что не смог уберечь его от плохого влияния. Горе - от того, что не смог с ним попрощаться. Замешательство от того, что не могу понять, как он решился на выстрел, и бесконечная злость на подонков, вынудивших его это сделать. И как Джерард связан со всем этим? Почему он заботится обо мне?

Мы остановились через дорогу от дома моих родителей. Я не хотел сразу выходить из машины. Я просто сидел и разглядывал входную дверь. Воспоминания ворвались в мою голову ничем не сдерживаемым потоком. Вот мы с Робби сидим на крыльце, шутим и болтаем о всякой ерунде. Казалось, что впереди нас ждет легкая и беззаботная жизнь. Мы были невинными детьми. Никаких обязательств, никаких проблем, никаких наркотиков, никаких депрессий. Просто счастливые дети. Я хотел бы повернуть время вспять и оставаться невинным вечно. Наверное, сейчас я нахожусь в таком бредовом состоянии, когда невозможное кажется возможным. Я передернул плечами, прогоняя безумные мысли, и отвел взгляд от двери. Картинка перед глазами поплыла от слез, к горлу подступил комок.

Джерард положил руку мне на плечо.
- Фрэнк?
Я обернулся, чтобы встретиться с ним взглядом.
- Ты готов зайти внутрь?
Я кивнул.

Мы оба вышли из машины. Вокруг было множество припаркованных автомобилей. Стало быть, приехали даже дальние родственники.
На улице было необычно холодно для ранней весны. Я мог видеть облачка выдыхаемого воздуха и постоянно дрожал. Все предметы вокруг меня были окрашены в серый оттенок, как будто я смотрел кино на запыленном экране.

Джерард открыл дверь в дом и пропустил меня вперед. Я никогда не видел комнату полную людей, выглядевших такими… мертвыми.

Все глаза, которые успел выхватить мой взгляд, были заплаканными. Я узнал, по крайней мере, половину своей семьи. Около тридцати человек: мои дяди, тети, бабушки и дедушки, двоюродные братья и сестры, а также несколько друзей семьи – находились в доме, торжественно друг с другом беседовали, но все они были опустошенными. Робби был особенным для каждого из нас. Мы все нежно любили его, и, я думаю, с его смертью умерла какая-то малая часть каждого члена нашей большой семьи.

Когда мы вошли, все уставились на Джерарда. Я почувствовал нерешительные взгляды в свою сторону, мне отчаянно захотелось спрятаться в угол, чтобы избежать излишнего внимания. Но люди в комнате смотрели на меня так, словно я пришел объявить, что Робби жив, словно я способен все исправить и воскресить его из мертвых.

Моя мать подошла ко мне, рыдая.
- Боже, Фрэнк. Ну почему это все произошло?
Будто я знаю ответ на этот вопрос.
Она обняла меня, опустив голову мне на плечо. Как бы я хотел, чтобы она не делала этого. Не хочу успокаивать всех в этой комнате, потому что мне самому очень больно. Наверное, даже больше, чем кому бы то ни было здесь. Я был ближе всех для Робби. Мы практически жили вместе. Вероятно так же как я, страдали его родители, но мне не удалось разглядеть их среди толпы других родственников.
Мне казалось, что стены дома готовы обрушиться на меня в любой момент. Всеобщее горе в этом богом забытом месте лишало кислорода, сдавливая грудную клетку.
Я мягко отстранил от себя мать. Больше ни минуты не выдержу в этом месте. Я не смог находиться в моем собственном доме. Точнее, это место уже не было моим домом, это было просто помещение, где я когда-то жил. Не осталось ничего, кроме болезненных и печальных воспоминаний.

- Мам, я больше не могу здесь оставаться. Мне нужно уйти, прости, - она одарила меня непонимающим взглядом, как и Джерард, - я вернусь завтра.

И я выбежал на улицу. Я добрался до машины, сел на пассажирское сиденье и стал дожидаться Джерарда, положив голову на панель перед собой.
Мне не пришлось долго ждать, он вышел из дома сразу за мной. Он открыл дверь и сел рядом со мной.
- Фрэнк, что это было?
- Просто увези меня отсюда, я потом все расскажу.

Он больше не задавал мне вопросов. Аккуратно вырулив между машин моих родственников, Джерард отвез нас на другой край города, туда, где я мог свободно вздохнуть, не чувствуя ничьих пристальных взглядов. Отель Holiday Inn любезно находился в двадцати милях от дома моей матери.
Джерард настоял на том, что он оплатит номер в гостинице, даже после того, как я предложил это сделать. В конце концов, это из-за меня мы здесь оказались. Первоначально предполагалось, что мы останемся в доме моих родителей, но все пошло не по плану.
Как только мы оказались в номере, я тут же завалился на кровать. Меня вымотала смена часовых поясов, но вряд ли мне удастся так легко заснуть.

- Фрэнк…
- Я просто не мог там остаться. Мне было нехорошо в этом месте.
- Ну, конечно, тебе было плохо, - он говорил мягким голосом, - любой чувствовал бы себя так в твоей ситуации.
- Ты не понимаешь. Этот дом лишает меня воздуха. Все, кто там находился, казались мне безжизненными. Все они смотрели на меня так, будто я должен облегчить их страдания. Как я могу что-то сделать? Я уничтожен случившимся больше, чем они все вместе взятые.
- Что ты собираешься делать?
- Я не имею понятия. Я знаю только то, что не смогу вернуться назад в ближайшее время. Я не могу успокоить их всех! Я не могу исправить то, что случилось!

Я вскочил с кровати и стал ходить по комнате, пока не почувствовал соленый вкус у себя во рту. Я плакал. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы удержаться от слез во время посещения родительского дома. Но сейчас было бесполезно даже пытаться. Мои нервы исчерпали лимит устойчивости.

- Как я должен был себя вести? Мне нужно себя самого успокоить сначала! Я не могу всех их сделать снова счастливыми! Я не в состоянии помочь каждому! А кто поможет мне?

Это был первый раз за все время, когда я признался живому человеку в том, что нуждаюсь в поддержке. Обычно я целиком погружаюсь в свои мысли и таким образом решаю все проблемы, не прибегая к помощи посторонних. Но сегодня был особый случай. Пройти через смерть близкого человека в одиночку я не могу.

- Я же здесь…
Его голос звучал так мягко и успокаивающе. Я перестал ходить по комнате и взглянул на него.
- Что? – я спросил, хотя четко слышал, что он сказал.
- Фрэнк… я здесь. Я всегда был здесь. И всегда буду. Ко всем твоим услугам. Но ты никогда не просишь меня ни о чем. Держишь все в себе и не хочешь ничьей помощи, даже когда не в состоянии решить проблему сам. Но я всегда рядом и готов помочь. Почему ты этого не видишь? Ты постоянно чувствуешь себя одиноким, но это не так! Ты никогда не был один! Я же рядом, Фрэнк. Я здесь, чтобы помочь тебе… если, конечно, ты этого хочешь.

Джерард говорил спокойно, почти шепотом, и я чувствовал, что где-то глубоко в душе он переживает за меня.
Я кивнул, и он подошел и обнял меня. Я вцепился в его рубашку и, положив голову ему на плечо, как некоторое время назад делала моя мать, зарыдал. Тяжелые, отчаянные всхлипывания временами переходили в крик. Наверное, я никогда так сильно не плакал в своей жизни.

На мгновенье я вспомнил, как Робби говорил мне, когда мы были детьми, что мальчики не должны плакать. Тогда я упал с лестницы и сломал руку. Он сказал, что слезы еще никому ни разу не помогли справиться с болью.

Когда я был ребенком, я никогда не плакал.

Сейчас я взрослый мужчина, но чувствую себя гораздо беззащитней того мальчика, упавшего с лестницы. Я только сильнее начинаю рыдать, вспоминая времена, когда все было просто и ясно, когда жизнь была светлой дорогой, не омраченной людскими предрассудками и рухнувшими мечтами.

- Шшшш… все будет хорошо. Все будет хорошо, - шептал он снова и снова.

Я чувствовал себя таким потерянным, потому что ситуация вышла из-под моего контроля. Я не мог вернуть Робби, я не мог все исправить. В конце концов, я рассказал кому-то о своем одиночестве, страхе, боли и о том, что не могу справиться с проблемами самостоятельно. Я попросил другого человека собрать осколки моей души. Я попросил о помощи.

И я ее получил.

В виде, быть может, чуть более решительного, но такого же потерянного и смущенного, как я, ребенка.

29. Relative Silence

Всю ночь я провел в объятьях Джерарда, плакал и говорил обо всем: я делился с ним воспоминаниями детства, которые нахлынули на меня по возвращении в родительский дом, тревогами по поводу предстоящей недели и, в основном, горечью утраты по своему двоюродному брату.

Наконец, около шести утра я успокоился и забылся сном рядом с ним. Джерард был таким внимательным и ни разу не заснул, до тех пор, пока я полностью не выговорился. Моей последней мыслью, перед тем как отключиться, было то, что Джерард очень сильно изменился за последние несколько месяцев. Обычно он вел себя как последний мудак. Да, с ним до сих пор случаются приступы «сволочизма», но постепенно он становится лучше.
Я, кажется, этому даже несильно рад. Теперь его так легко любить. Мне все сложнее убеждать себя в том, что я испытываю к нему что-то другое.

С этим ощущением я проснулся после непродолжительного и тревожного сна. Первое, что мне бросилось в глаза – это рука вокруг моей талии и голова Джерарда на моей груди. Ни для кого не секрет, что он любит спать в обнимку.

Честно говоря, я не знаю, как описать свои ощущения от проведенной ночи одним словом. Конечно, мне понравилось то, что произошло, но нервничать я меньше не стал. В животе холодеет от страха, а кожа горит от его прикосновений.

В любой момент я готов потерять голову от любви. Мне приходится постоянно напоминать себе, что Джерард мне не пара, я никогда не буду с ним счастлив. Но с каждой секундой он все сильнее и сильнее доказывает мне обратное. Чем дольше я смотрю на него, тем привлекательнее он становится. Я удивляюсь, как природа смогла создать такое совершенное лицо. У него нет недостатков. Я обожаю, как напрягается его подбородок, когда он пытается в чем-то разобраться, как горят его глаза, когда он смотрит на меня, как прикасаются его губы, когда он целует меня.

Он обнимал меня довольно крепко, но мне было очень уютно в его руках. Он такой сильный и мягкий одновременно. Люблю ощущать тяжесть его тела на себе.
Должно быть, ночью ему стало жарко, потому что его кожа была немного влажной от пота, а рубашка валялась на полу.

Я осторожно встал с постели и направился в душ, пока мои мысли не зашли слишком далеко.
Я старался освободить голову и смыть напряжение тела, стоя под горячими струями воды. Какое-то время у меня это получалось, пока я не вспомнил, что должен увидеться сегодня с семьей.

Я люблю свою семью, но они не самые тонко чувствующие люди на свете. Особенно, если они переживают тяжелые времена. Такие люди по обыкновению винят кого-то другого в своих бедах и требуют, чтобы их проблемы были решены, не смотря ни на что. Мне не хотелось видеть осуждение в их глазах. Я и так считаю себя причастным к смерти Робби. Если бы мне удалось с ним поговорить, просто поговорить, может, он не сделал бы той роковой ошибки.
Я вздохнул и выключил воду, вышел из душа и стал одеваться. В это время Джерард уже проснулся и пошел курить на балкон.

Мне тоже нужно никотиновое успокоение, поэтому я беру пачку и накидываю худи. Кажется, снаружи довольно прохладно.

Я уже хотел распахнуть балконную дверь, но остановился посмотреть на него через стекло. Я достал телефон и сфотографировал его. Он рассматривал что-то вдалеке, щурясь от солнца, а ветер трепал его волосы. Если бы он только мог представить, насколько он красив.
Я постараюсь навсегда запечатлеть эту картинку в своем сознании. Джерард очень внимательно разглядывал расположившийся перед ним город. Ты что-то потерял, Джерард? Я помню, ты задавал мне точно такой же вопрос некоторое время назад.

Как будто мы уже были здесь раньше, только роли поменялись местами.

Отодвинув стеклянную дверь, я вышел на балкон, встал рядом с ним и щелкнул зажигалкой. Джерард кратко взглянул на меня и продолжил курить. Я же не мог поднять на него глаз. Его бледная кожа просто светилась в солнечном свете, заставляя меня еще сильнее нервничать.
Еще одна черта Джерарда: он не чувствует необходимость заполнять воздух бессмысленной болтовней и разрушать такой прекрасный момент тишины. Он единственный человек, способный разделить со мной тишину. И я люблю его за это.

Он посмотрел на меня еще раз, и напряженный подбородок выдал его с головой. Он пытается понять меня. Что он думает обо мне? Для него я был неразгаданной головоломкой. Пусть так и останется. Не хочу, чтобы он думал обо мне. Хочу, чтобы чувствовал. Боже, как я хочу понять, что он чувствует ко мне на самом деле.
Я должен опять контролировать себя рядом с ним. Я так сильно хочу протянуть руку и дотронуться до него, чтобы осознать, что он реален. Но вместо этого мы просто стоим в шаге друг от друга и молча курим на холодном воздухе. Я рад, что сделал фото. Украл его образ для своих воспоминаний. Может быть, когда-нибудь для НАШИХ воспоминаний. Если он, конечно, захочет.

- Что ты собираешь делать сегодня? – он прервал тишину.
Я глубоко вздохнул.
- Я не знаю пока. Я обещал появиться сегодня у родителей, но, по правде говоря, не уверен, что смогу это сделать.
- Может, ты позвонишь и скажешь, что пока не готов.
- Да… я мог бы, но тогда мне придется сидеть в гостинице целый день.
- Хм… тогда давай прогуляемся. Развеешься и отвлечешься от грустных мыслей.
Джерард затушил сигарету и направился в номер. Я последовал за ним.

- Я не взял с собой много денег. Боюсь, хорошо отдохнуть у меня не получится.
- Не беспокойся. У меня более чем достаточно денег для нас обоих.
- Но ты уже и так заплатил за гостиницу.
- Фрэнк, у меня есть деньги, и я ничего не могу поделать с этим «прискорбным» фактом.
- Ладно… - я нерешительно согласился. Хотя общение с Джерардом в течение всего дня, если мы, конечно, не поругаемся или не сделаем чего похуже, может действительно принести мне облегчение. - Ну… чем ты хочешь заняться?
- Не знаю… мы могли бы прогуляться по торговому центру или сходить в кино, или поесть где-нибудь. Вариантов куча.
- Эй, ты говоришь как о свидании, - я сказал и, откинувшись на кровать, стал наблюдать, как он разбирал свою сумку в поисках подходящей одежды.
- Называй это, как хочешь.
Хорошо, что он был занят, и не обратил внимание на то, как я покраснел. Струны моей души взяли пару красивейших аккордов, правда, жаль, что без его соло.
- Ладно, но тебе придется открывать передо мной двери.
На его лице отразилось недоумение, но ненадолго.
- Может, ты хочешь еще, чтобы я отодвигал тебе стул?
- Разумеется, - я улыбнулся.
- Хорошо, но тогда ты должен позволить мне платить за все, и должен смеяться над всеми моими несмешными шутками и, не переставая, хвалить меня, и … - он сделал паузу и усмехнулся, - тебе придется надеть розовое.
- Что? Нет… у меня нет ничего розового.
- Мы собираемся в магазин… Я куплю тебе что-нибудь подходящее, а еще я куплю тебе кофе.
- Отлично, только ничего запредельного. Я не буду носить розовые джинсы! – я надулся. - И не жди, что я пересплю с тобой после первого свидания. Я не такой!
Джерард пытался сохранить серьезное выражение лица, но это у него получалось с трудом.
- Да за кого ты меня принимаешь? – он притворился обиженным.
Я просто пожал плечами.
- Фрэнк, мне нужно на пару минут в душ – и я готов. Позвони маме и расскажи как дела.
Я вздохнул, провожая его взглядом в ванную, и достал телефон.

Как я и предполагал, непринужденное общение с Джерардом улучшило мое состояние настолько, что из головы вылетели все плохие впечатления нескольких последних дней.

Трубку сняли несколько звонков спустя.
- Алло?
- Мам?
- Фрэнк! Ты едешь домой? Почему ты убежал? Где ты? – она забросала меня вопросами, как я и думал.
Я снова вздохнул.
- Мам, я в порядке. Сегодня не приду, может, завтра. На меня так все резко навалилось, мне нужно было уйти и сделать что-нибудь. Я в гостинице в даунтауне с Джерардом, - объяснил все одной фразой.
Поначалу мама протестовала. Мне пришлось рассказать ей о моих страхах, и она согласилась, что это был единственный выход, и пожелала мне хорошо провести время.

Я закончил говорить и решил заняться своим внешним видом. После разговора с матерью несколько дней назад, я полностью потерял человеческий облик. Я уложил волосы в своем любимом сексуально-беспорядочном стиле, подвел глаза, проверил свою одежду на наличие пятен, постороннего запаха и складок.
Вскоре Джерард вышел из ванной. Прекрасный как, впрочем, всегда.

- Ты готов?
- Да… наверное.
- Тогда пошевеливайся, горячая штучка!
- Боже, ты такой смешной и… милый, - я сказал высоким девчачьим голоском и рассмеялся, как мне следовало делать, когда он скажет несмешную шутку.

http://notforsale.do.am/blog/this_is_where_i_scream_from_chapters_30_32/2011-03-04-1616