Зелено-красный свет, проходящий сквозь разноцветные стеклышки большого окна, плавно скользил по стенам комнаты, останавливаясь на умиротворенном лице с мягкими чертами еще незрелого мужчины: прикрытые веки, обрамленные густыми, но не слишком длинными ресницами и слегка приоткрытый рот. Окутанный пеленой сна, мальчик казался абсолютно беззаботным. Шелковая белая ткань едва прикрывала его обнаженное тело, контрастируя с загорелой кожей, которая также приобрела магические оттенки света.  Каждая мышца была полностью расслаблена, настолько безмятежен его сон. Тело мальчика питало в себе всю прелесть юношества, сладость свободы и отсутствие опыта, который с годами нарисует на нем морщины.

- Боже, Джерард! Это так прекрасно! – вошедшая в комнату сына, Донна с воодушевлением посмотрела на полотно. – Как же я рада, что ты снова взялся за кисти!

Она подошла ближе, дабы поцеловать Джерарда в макушку, как она обычно показывала свою благосклонность, и лучше рассмотреть картину. Краски на ней еще не высохли, отчего женщина ощущала щекочущий запах, а в совсем свежих мазках можно было разглядеть, сколько цветов слились воедино, чтобы создать эту Красоту.

Джерард улыбнулся реакции матери, именно такого он и ожидал, ведь знал ее лучше всех на свете.

- Благодарю вас, мама, - ответил он, коротко поцеловав ее ладонь.

- Мы непременно должны повесить ее в зале! Что ты думаешь об этом? – лепетала Донна, чуть ли не подпрыгивая от возбуждения.

- Ну, - сын слегка замялся, - я бы хотел поместить картину здесь, если вы, конечно, не возражаете.

Джерард бы не смог отдать эту картину никому и никуда. В нее он вложил все свои скрытые желания и мысли, не дававшие ему покоя уже целую неделю со дня встречи с Франком. И если более внимательно присмотреться к чертам изображенного на картине юноши, то можно безошибочно понять, что это именно он. Образ того стеснительного мальчика, с внешностью сошедшего с небес ангела, вновь и вновь оживал в воображении Джерарда, создавая кружева страстей.

- Конечно, Джерард, ты ведь художник, - подмигнула ему мама, не думая возразить, - и ты сам должен распоряжаться своим шедевром.

Именно в этот момент Донна гордилась Джерардом так сильно, что это чувство полностью переполняло ее, как обильный урожай переполняет корзины крестьян.

Юноша кивнул, не обращая особого внимания на то, что мать назвала его работу шедевром.

- А теперь спустись в столовую и пообедай с нами. И никаких возражений! Уж совсем ты исхудал за последнее время, - Донна заботливо провела рукой по его щеке. Кожа Джерарда была довольно бледной, что абсолютно аномально для жары и палящего солнца, которые обычно и властвовали в городе. Хотя, это вполне объяснимо, учитывая, что Джерард не очень-то и любил высовываться из своей комнаты, либо библиотеки. Все ему необходимое, как он сам считал, было там. Из-за этого Мигель частенько дразнил его, называя Принцессой, которая томится в замке, ожидая своего Прекрасного Принца. И хоть в детстве он обожал сказки, что рассказывала мама, укладывая спать, Джерард ужасно сердился, когда брат называл его так.

- Хорошо, я сейчас приду, - ответил он, подняв полотно и поставив его у кровати. Мысленно он отметил, что нужно приказать служанке сделать заказ рамы.

Джерард потянулся к кистям и краскам, но Донна его остановила.

Огромная столовая была не менее роскошна, чем остальные комнаты в доме. Расположившийся в самом центре стол из красного дерева был настолько длинным, что за него запросто могла бы усесться полусотня гостей. Широкие ножки украшались различными узорами и завитушками из позолоты. Огромное окно пропускало столько света, что прикрепленные к стенам подсвечники казались лишними, ведь даже ночью отголоски блеска звезд и луны проникали сюда сквозь него.

Напряженное молчание повисло между тремя членами семьи Уэй , а поцокивание вилок и ножей друг о друга напоминало звон кандалов в темнице Правильности. Сейчас все они были заключены в небольшие клетки, ограничивающие их движения и слова. Каменные выражения на их благородных лицах, наточенные лезвия ножей, скользящие по кускам жареной птицы и разрезающие их на более мелкие кусочки, которые аккуратно накалываются на тонкие концы вилок и медленными отточенными движениями отправляются в рот. И так до тех пор, пока их тарелки не станут пустыми, а слуга с неимоверной тоской в глазах не спросит, желают ли господа чего-либо еще.

- Сегодня вечером у нас прием, -  объявила Донна, усевшись на мягкий диван в зале. Она поправила края своего пышного желтого платья, на которых белыми волнами были пришиты рюшечки.

Джерард, сидящий в кресле напротив нее, тяжело выдохнул, спрятав лицо в ладони.

- Снова? – проскулил он, - Последний ведь был не так давно…

- Да, Джерард, снова, – твердым голосом ответила ему мать, - и твое присутствие не обсуждается! В конце концов, тебе давно пора найти невесту. Лорд Баллато решил перебраться в Толедо, я согласилась оказывать ему материальную поддержку на время.

- Разорившийся лорд? – прервал ее сын.

- Нет, с его состоянием все в порядке. Просто подобный переезд требует много усилий. Ты знаешь это, не глупый. И… Мы решили составить, своего рода, династическую унию, Джерард. – сталь из ее  голоса никуда не исчезла, но на опустила глаза, не сумев выдержать пораженного взгляда Джерарда, в котором читались также боль и разочарование.

Он продан. Человек, которому он доверял, которого любил, которым восхищался просто продал его. И это никто иной, как его мать. Чувство, будто по нему протоптался табун лошадей, настигло его и заполонило до малейшей клеточки тела.

- Эй, Джерард, - легкий стук в дверь, - я войду? – осторожный голос брата.

 Не дожидаясь ответа, Мигель зашел в комнату, тут же направляясь к кровати, на которой скрюченной фигурой лежал Джерард. Он не издавал ни звука, просто глядя в окно, на лозы дикого винограда, обрамляющие стены особняка. Конечно, они не могли порадовать хозяев плодами, из-за чего Донна как-то раз собиралась их вырубить, но сын ее остановил. Он видел в них непрерывную картину жизни и переплетения душ. Где-то, глубоко в душе, он был романтиком, хотя никогда не хотел этого признать даже себе.

- Гости уже прибывают. Тебе следует спуститься, мама волнуется. Она хочет, чтобы все прошло гладко, - Мигель присел на кровать рядом с Джерардом и коснулся его плеча. – Ты меня слушаешь?

- Где живет Донья Линда? – хрипло спросил брат, вместо ответа.

- Что?

- Я спросил, где живет Донья Линда.

- Но… Зачем? – Мигель был не на шутку удивлен. Зачем Джерарду, который никогда не выходил в город, ни к кому не наведывался, знать, где живет старая подруга их матери?

- Просто скажи мне. Я знаю, ты там бывал, - настаивал брат, так и не удосуживаясь повернуться к нему лицом.

- Западная окраина города. Там, почти у самих ворот, стоят несколько домиков с деревянными заборами. На каждом из заборов что-то нарисовано, у Доньи Линды – роза, - будто заученно проговорил Мигель. Джерард несколько раз прокрутил в голове его слова, пытаясь представить, и, кивнув самому себе, медленно поднялся с кровати. Ничего не говоря, юноша вышел из комнаты. Он не хотел идти через зал, полный гостей, поэтому ему пришлось спуститься по другой лестнице, ведущей на кухню, где есть выход на задний двор.

На улице смеркалось, а самая первая звезда уже красовалась на фиолетово-синем небе.

«Нужно поторопиться, иначе я могу заблудиться»,  - подумал Джерард, ускоряя ход.

Да, он убежал. Он знал, что Донна ужасно разозлится и будет переживать, но искусственный брак – не то, чего жаждет сердце юноши. Оно жаждет другого, и Джерард несется, сломя голову,  по многочисленным улочкам, натыкаясь на прохожих, изумленно глядящих на него, лишь для того, чтобы утолить эту жажду.

«Петушок, лютна, лошадь, дом…» - шептал про себя Джерард, пытаясь разглядеть довольно мелкие рисунки.

Донна обошла все комнаты, пытаясь найти сына среди огромного количества гостей. Все они были пьяны, а их светские беседы давно утратили всякий смысл. Истерический хохот знатных дам и подскакивающий бас их кавалеров – вот в чем заключался весь прием. Взбешенная Лиона Баллато, стоявшая в самом центре зала, возмущалась из-за пропажи будущего жениха, режа своим срывающимся голосом уши отцу.

Потеряв всякую надежду найти Джерарда,  Донна побывала даже в комнатах прислуг, и единственным местом, где она еще не искала, была кухня. Решив, что деваться все равно некуда, она направилась туда настолько быстро, насколько позволяло длинное платье.

На кухне было чертовски жарко и душно. Повариха в замаранном фартуке управляла своими помощниками, которые орудовали у печи. Все несказанно удивились внезапному визиту женщины. Донна, не обращая внимания на удивленные взгляды, стала оглядываться по сторонам, но, даже полностью обойдя и это помещение, сына она не обнаружила. Обреченно выдохнув и опустив плечи, она уселась на стоящий у стены табурет, спрятав лицо в руках. Старая повариха не понимала, что происходит, и, лишь услышав короткие всхлипы женщины, решилась спросить:

- Что произошло, Донья?

- Джерард, - произнесла та, - он… Он и-исчез. Я искала его везде… Безрезультатно. Его просто нигде нет.

Перестав сдерживать себя, Донна стала рыдать  в голос. Рукава ее платья были уже мокрыми от слез, волосы растрепались, а звуки, исходившие из уст, походили скорее на вой.

«Это все моя вина, моя вина,» - повторяла она своим сломленным шепотом в такт тлеющим в печи дровам.

Показав рукой помощникам, чтобы те ушли, повариха присела на корточки рядом с убитой горем матерью, несильно сжав ее ладонь в своей, а другой поглаживая ее по спине.

- Успокойтесь, Донья. Я видела Вашего сына, - после сказанных служанкой слов, Донна подняла на нее свои заплаканные глаза, - не так давно он вбежал сюда, бубня что-то только ему известное под нос, вручил мне бумажку, с просьбой передать Вам, если Вы спросите, и буквально вылетел за дверь.

- Он не сказал, куда направляется?

- Нет, - покачала головой старушка.

- Дай мне ту бумажку, Киарина.

Повариха засуетилась, ища по многочисленным кармашкам своего выцветшего фартучка адресованную матери записку Джерарда.

«Твоя Принцесса обрела своего Принца.» - было написано поспешным почерком на врученном Донне листе.