Дождь и кладбище. Это уже настолько символично, что даже не актуально – дождь подчеркивает значимость момента. По крайней мере, должен, по идее.

Он был один сейчас. Специально подгадал момент, когда ни у кого нет возможности увязаться.
На похоронах Хелены он не проронил ни слова, ни слезинки. И настолько глубоко  ушел в себя,  что практически не заметил момента, когда гроб стали опускать в землю. Тогда перед глазами отчего-то стали разбегаться радужные круги. Майк неосознанно схватился за руку стоявшего рядом Фрэнка. И этим, наверное, впервые за все время выдал себя. Хотя насколько уместно здесь слово "выдал"? Да…если он молчит, это не значит, что ему сейчас не больно.
А сейчас…сейчас он не скрывался. Да и перед кем? Вокруг ни одной живой души. Черт, какая горькая ирония.
Слезы текли по щекам без остановки, срываясь за воротник, а он даже не делал попытки их вытереть, даже несмотря на то, что уже мало что видел из-за водной пелены перед глазами.
"Спасибо. Спасибо тебе за нас. Если бы не ты, мы были бы другие…Ты была для нас всем, Хелена…" К удивлению многих, он не звал ее бабушкой. Только Хеленой. Уж очень она была…сильная. И оставалась такой до самого конца.
Словно в ответ, с неба хлынул дождь. Будто и оно так же оплакивало эту необыкновенную женщину. Символика, символика... а не пошло бы все к черту.
Майк оглянулся, словно раздумывая, идти ли сейчас домой.
И, поколебавшись  лишь минуту, пошел по тропинке вглубь кладбища, по направлению к старой расшатанной скамейке, специально установленной для отчаявшихся людей, которым хотелось бы побольше времени провести с усопшими близкими.
Но на скамейке уже кто-то был.
Майку хватило одного взгляда, чтобы понять: Джерард.

***

- Я так и знал, что найду тебя здесь.
Черт возьми, где же ты еще мог быть сейчас? Я почти и не удивился. 
 Я, не спрашивая разрешения, сел. Казалось, Джерард этого даже не заметил – все так же, по-прежнему, тупо уставившись в землю, не сказав ни единого слова. Будто бы и не человек рядом со мной, а существо…мертвая оболочка, залитая дождем. И его совершенно не интересовало, что здесь делал младший брат. Он также не был удивлен.
На мгновение я дрогнул; мне действительно стало страшно. От того, что я видел перед собой. Брат, зачем ты так?
Не думай, что я ничего не понимаю. Мне тоже больно. Но в большей степени – из-за тебя, Джер. Я справляюсь…не знаю, как, но я еще держусь.
А ты еще ребенок. Ты старший, но все-таки ребенок, тебе сломаться намного проще, но не надо…Пожалуйста.
Наверное, от моего взгляда, продолжительного, немигающего, Джер шевельнулся и, наконец, поднял голову. Мне потребовалось большое усилие, чтобы не отшатнуться. Покусанные губы запеклись, скулы заострились…Господи, как же на нем это сказалось….
- Почему? – хрипло спросил он. У меня отчего-то возникло ощущение, что это слово – самое бесполезное, ненужное, самое горькое в мире  - первое его слово за несколько дней.
- Я не знаю…
Я увидел слезы в его глазах. Нет, он не плакал…или, может, это дождь смывал светлые капли с лица? Ведь и не заметишь даже…
Но что я мог сделать для него? Я готов был на все. Для него – на все. Особенно здесь. Особенно в эту минуту. Но что? Ужасно тошно чувствовать свое бессилие. Я не знал, как ему помочь.
- Я не успел, понимаешь? Я виноват… - эти слова давались ему с трудом. Я видел, с каким усилием он двигал губами, как тяжело, точно выдавливая их по звуку, ронял их…Я напрягся, хотя моя душа вопила и призывала немедленно опуститься перед ним на колени и обнять крепко-крепко, давая понять, что он не один. Но в то же время я понимал: Джерард начал говорить, и, чтобы не заткнуть его навеки, нельзя перебивать ничем.
- Я хотел…и лишь поддавшись себе, я решил протянуть…Отложить на потом…И потом я просто не успел сказать ей, как много она для меня значила…Майк, я скотина…я чертов ублюдок…
Внезапно он резко ударил кулаком по сиденью скамьи. Размокшее, трухлявое дерево не выдержало и проломилось. Символично? Как посмотреть.
А через секунду он уже плакал. Плакал, не скрывая. Уткнувшись лицом в мою насквозь промокшую куртку.
Я бережно прижимал его к себе одной рукой. Другой – нашарил ледяную ладонь и сжал ее. У трупа, наверное, и то руки теплее…
Брат, не бойся. Я ведь рядом. Сегодня мы поменялись ролями, и клянусь, я никогда тебя не оставлю. Мы есть друг у друга, мы вместе…Вместе мы сможем пройти через все. И я всегда буду с тобой, что бы ни случилось…
Можешь плакать, должно стать легче. Главное, чтобы ты смог перешагнуть эту боль, и идти дальше. А если не сможешь сам…Твоя рука – в моей руке. Мы вместе перешагнем. Обещаю.

Из-за дождя не было ясно, день сейчас, или уже вечер. О наступлении сумерек оповестил зажегшийся только что фонарь. И этот фонарь – похожий на луну, если смотреть искоса – освещал две фигуры, сидевшие столь тесно, что сливались в одну, неясную и темную.