http://notforsale.do.am/blog/the_dove_keeper_7_54/2012-02-05-3837

Eight

Different Vices; Different Times

Весь этот вечер, что я провел дома, образы Джерарда заполняли мои мысли, как бы я ни пытался избавиться от них. Казалось, чем больше я давил на свое подсознание, чтобы избавиться от всего этого, тем больше мое подсознание сопротивлялось - только в десять раз сильнее. Я буквально видел его перед собой в одном полотенце.

Я ненавидел тот факт, что я больше не в состоянии контролировать свое сознание. Я хотел вычеркнуть из памяти некоторые воспоминания о Джерарде, лишь бы все было хорошо. Однако я знал, что даже если я прибегну к весьма изощренным способам это сделать, все  по любому не будет хорошо. Все остается в силе; Джерард привлекал меня в тот день. Вообще-то, что уж тут скрывать, он  всегда  привлекал меня в том или ином смысле. Я восхищался его мастерством рисовать. Мне нравилось, как он говорит, его французский акцент, который появлялся, когда он этого хотел, его глубокий певучий голос. Мне нравились его рассуждения о мире и обо всем. Я думал, что он просто очень классная личность. Но это исчезло в тот день, после того как я увидел его полуголым и еще после того, как он был настолько близко. Меня притягивало к Джерарду больше, чем просто  в эмоциональном смысле. Я больше не мог оставаться с ним просто друзьями, я приходил к нему уже не совсем так, как я приходил бы просто к другу. Какая-то маленькая часть меня отчаянно требовала большего, и это было как раз то желание, которое было мне пока непонятно.

Я не только не понимал этого, но еще и отказывался это понимать или вообще отрицал саму идею существования этого факта. Я просто не мог свыкнуться с той мыслью, что я могу хотеть Джерарда в сексуальном плане. Это было просто невозможно! Во-первых, потому что он мужчина. За всю свою жизнь меня никогда не привлекали мужчины. Я был уверен, что большинство моих школьных друзей - крутые и веселые,  и я считал их хорошими и приятными, чтобы тусоваться с ними, но у меня никогда не возникало мысли трахнуть их. Но опять же, я так же считал Джерарда крутым и веселым, чтобы тусоваться с ним. Может, если я увижу тех школьных друзей в одном полотенце, мои взгляды изменятся? Я не хотел думать о том, что я мог подумать. Но у меня не было времени чтобы пересмотреть и оценить все мои старые чувства, когда голова была забита таким количеством новых.

Не думаю, все же, что совсем нереальным было то, что я хотел трахнуть Джерарда. То есть не совсем не так – дело в том, что это странное чувство определенно было чем-то большим; он уже достаточно открылся мне; Он показал мне свои картины, позволил приходить домой каждый день, он дал мне ключи от дома и совсем скоро собирался научить рисовать меня самого. Я не так уж хорошо и знал его, но подобрался к нему очень близко. И когда я увидел его белую плоть, голую и буквально выставленную напоказ, это что-то вызвало внутри меня. До меня вдруг дошло, что есть огромное количество других способов показать людям свою любовь.  С моими друзьями все было совсем не так – мы давали друг другу пять, похлопывали по плечу, и, если мне везло, или же было по-настоящему грустно, то происходили короткие объятия. Такие же дела обстояли с моей семьей. Моя мама была самой ласковой из всех моих родных, но даже она не так уж и часто обнимала меня. Неловкость перед моим увеличивающимся возрастом отдаляла её от меня все сильнее. Правда, это было не так уж и плохо. Я не хотел всякой этой фигни, чтобы она обнимала и прочие телячьи нежности. Однако, благодаря этому, я уже начал забывать какими волшебными свойствами обладают прикосновения. Джерард обнял меня уже в первые дни нашего знакомства; он уже тогда показывал мне свою симпатию, ничего не скрывая. Друзья делали «что-то типа этого». Они прикасались друг к другу. Конечно, есть и другие способы выразить свои чувства, без помощи рук. Вы можете снова и снова показывать свои эмоции, и при этом чувствовать себя голым. Или же вы действительно можете таковым оказаться вместе с кем-нибудь, и много узнать об этом человеке, используя тело как способ увидеть всю историю.  Но мысль о том, чтобы делиться своими чувствами (и еще облажаться, когда будешь это делать) и особенно без одежды, - даже если вокруг больше никого и не будет, - все равно заставляла меня дрожать.

Никто не видел меня голым, во всяком случае, с тех пор, как я был совсем маленьким, да и к тому же это была моя семья. Когда кто-то мог увидеть меня, я постоянно прятался, я стеснялся самого себя, особенно своих кривых коленей. Я не хотел, чтобы люди видели мое слабое и неуклюжее тело. Оно было уродливым – и до сих пор было таким же некрасивым (хотя мои ноги и не были такими уж кривыми). Однако, это было мое мнение о самом себе. Джерард уже  не раз убеждал меня, что мое мнение ошибочно. Может, мое тело не было уродливым для других людей. Может, оно не было уродливым для него…

Я прервал свои размышления. Я не хотел думать об этом. Если не из-за гомофобии, то хотя бы из-за нашей разницы в возрасте. Джерард был стар, как мой тупой отец. В этом случае я ни при каких условиях не мог нравиться ему. Мои мысль пошли дальше, и причем не в лучшем направлении, заставляя сжимать руки в кулаки на дне моих карманов. Я представил себе своего отца на месте Джерарда, и еще совсем чуть-чуть и меня бы вырвало. Желудок уже практически начал сокращаться от отвращения. В этом случае я не хотел думать о своем отце, - вообще ни о ком из моей семьи в этом свете. Джерард был старым. Джерард явно был геем. И он не был кем-то, к кому я хотел бы приближаться.

Но я не мог игнорировать то, что происходило во мне, что-то определенно происходило, что заставляло кровь быстрее бежать по жилам. Когда Джерард находился так близко от меня, когда его руки были на моем лице и его глаза смотрели на самое дно моих глаз, я не знал, что тогда происходило или что я хотел, чтобы произошло. Однако, оглядываясь назад и садясь на свою кровать, я видел то, что действительно было. Если бы все происходило  как в романтическом фильме, мы бы поцеловались. Джерард бы прижался своими губами к моим, и я бы сделал то же самое с ним. И нам бы понравилось это. Мы бы упали в постель после нескольких часов поцелуев при лунном свете, и не вылезали  из нее, пока не проснемся утром в объятиях друг друга.  Но это было не кино. Это была реальная жизнь. И поцелуя не произошло. Он не должен был произойти.

Хотя это никак не помешало моему разуму возвращаться к этому моменту, и к тому, чего не случилось, каждые пять секунд.

Я даже не знаю, почему этот несуществующий поцелуй так преследовал меня в моих мыслях. Я так много об этом думал, что уже был уверен, что, прикоснувшись друг к другу губами в тот момент, мы могли бы многим поделиться.  Мы бы поняли друг друга больше, и я мог бы отрыть ему свою душу таким образом. Целуя Джерарда, я мог бы объединиться с ним намного больше, чем физически. Но в то же время казалось, что это единственный способ для нас хорошо понять друг друга. Он был таким разговорчивым, высокомерным и уверенным в себе, в то время как я тихо стоял в углу и переминался с ноги на ногу, пытаясь спрятаться от его пронизывающего взгляда.  Если бы поцеловались, может, мы бы успокоились и нашли ту самую золотую середину.

Заткнись, Фрэнк, сказал я самому себе. Открыться можно и по-другому, сказал я себе. Скоро ты научишься рисовать. И тогда ты сможешь забыть об этом глупом намеке на поцелуй и об этих сорока семи годах. Я кивнул, согласившись с хныкающей мелодией в своей голове. Развалившись на кровати, я закрыл глаза и прижал ладони ко лбу. Опустив руки вниз, я вдруг наткнулся пальцами на какой-то предмет, чьи очертания выпирали из кармана.

Сигареты, внезапно вспомнил я, распахнув глаза и широко улыбнувшись. Я совсем забыл про них. И я был очень благодарен тому, что они были здесь. Мне нужен был какой-нибудь поток творческих сил, который бы подтолкнул меня к тому, чтобы учиться рисовать, и вообще творить, и я уже мог начать, прямо сейчас, благодаря этой пачке.  Моя рука крепко сжала её, так, что тихо захрустел картон. Мне правда нужен был этот дым, и не только по одной причине.

Было уже довольно поздно, и я смог незаметно прокрасться мимо приоткрытой двери, за которой находились родители. Я спустился по лестнице, осторожно, потому что каждая половица скрипела под моими ногами, пока я не добрался до главного входа. По пути к выходу я зашел в чулан и схватил пачку спичек, которые валялись в куче других вещей первой необходимости, как например свечи, и прочего хлама. Я прошел на задний двор, где, упираясь спиной в заборную перегородку, вытащил пачку. Я выбрал сигарету и сжал её губами, собираясь поджечь её конец, но ни одно мое движение не получалось и вполовину таким элегантным, как у Джерарда. Я несколько раз обжег пальцы спичками и один раз выронил сигарету. Но когда у меня получилось зажечь её и не выронить, я был даже немного горд собой. И когда я вдохнул… похоже, это шок останется со мной на всю жизнь.

Дым оказался очень колючим и слишком густым, чтобы я смог так легко вытолкнуть его из легких. Я мог распробовать всю гадость этой отравы, заполняющей мой рот, прилипая к моему языку, прежде чем попасть мне в горло. Дымы скопились в моих легких на минуту, лишь для того, чтобы я зашелся в диком приступе кашля, боясь разбудить соседей. Я очень долго пытался откашляться и выплевать весь этот вкус. Это было ужасно противно. Я не мог понять, как Джерард мог делать это каждый день и наслаждаться этим. И выглядеть при этом вполне хорошо. У меня-то так не получалось. Мое лицо покраснело от кашля,  глаза слезились. И не смотря на то, сколько я уже выплевал, гадкий вкус все еще заполнял мой рот. Этот вяжущий и высушивающий вкус был просто ужасен, я бы многое сейчас отдал, лишь бы избавиться т него.

Это относилось к тому же ряду вещей, что и поцелуй, подумал я, застав себя врасплох собственными мыслями, не зная, были они хорошими или плохими. Может, если бы я так же кашлял, после того, как поцеловал Джерарда, мне бы больше не захотелось его целовать. Это плохо, очень плохо, на мой взгляд. И то, что я все еще думал об этих дурацких поцелуях было еще хуже.

Я посмотрел на сигарету в своей руке, которую я уже немного помял. Её кончик все еще тлел. Я смотрел на фильтр, и представлял, как Джерард обхватывал его своими губами, таким одинаковым и красивым движением изо дня в день. Само по себе курение было тем же самым, что и целовать его, но только при этом не нужно было трогать его. Курение могло стать способом стать ближе к Джерарду, без необходимости становиться к нему ближе физически. Я мог бы касаться губами сигареты в том же месте, где всегда были его. Так я мог бы открыться. Я мог бы целовать сигареты, олицетворяющие собой человека, который будит во мне и обожание, и ужас перед ним, и никто не будет знать о том, что я делаю. Это был замечательный план. И пусть я ни капли и не насладился курением, но это помогло мне лучше себя чувствовать, хотя бы внутри; дало какое-то ощущение безопасности.

Я сделал только одну малюсенькую затяжку, а ощущение во рту было такое, будто я выкурил всю пачку. Я чувствовал тепло на пальцах, там, где рыжий огонек приблизился к ним, укоротив сигарету.

Я снова поднес её к губам, пытаясь вдохнуть с большим успехом, чем первый раз,  к тому же я уже был готов к некоторым неожиданностям. Это было, естественно, не самое лучшее, что я делал, но были и другие вещи, которые могли бы быть и хуже, сказал я себе. Как по-настоящему целовать Джерарда.

Я решил сохранить эту пачку. Мне, возможно, понадобится она, чтобы вернуться, сказал я себе. Учитывая, что творится в мой голове в последнее время, то теперь у меня был шанс многое поправить. Хотя я мог привыкнуть к курению; все возможно, особенно в моем положении. Я убрал пачку в карман моей рубашки. Я бы сохранил все; и хорошее, и плохое.

На всякий случай.

*

На следующий день моё горло болело. И у меня был едва ли не беспрерывной кашель. Я уже даже полгала, что это, должно быть, первый предвестник рака, который мне обеспечен из-за моей новой привычки. Утром, прежде чем пойти в школу, я поискал в аптечке леденцы от кашля, только я ничего не нашел там. Я мучился весь день и кашлял едва ли не постоянно. Но никто ничего не заподозрил; все подумали, что это простуда. Погода менялась, на место зимы медленно вставала весна, и это сказывалось на людях. То, что я первый раз попробовал вкус сигарет, тому доказательство.

Мои мысли о Джерарде не были такими плохими, как за день до этого; мне стало лучше и я смог прогнать ведения из головы.   Когда мне, наконец, удалось закрыть глаза ночью, сон значительно помог успокоить мои иррациональные мысли.  Я все еще думал о случившемся. Мне нужно было как-нибудь избавиться от всей этой суматохи в моей голове. И курение мне помогло, как ни странно. Я менял одну зависимость на другую, так как я не пил столько, сколько раньше. Однако то, что я пил сейчас, было совсем другим. Раньше я напивался пива с Сэмом и Трэвисом, потому что нам было скучно. Нам было больше нечего делать, и мы пытались избавиться от пустоты, заполняющей наши головы. Я пил, чтобы утопить свою тоску оттого, что я застрял в этом ужасном городе. Но сейчас, я не чувствую себя застрявшим или прикованным к этому месту. Джерард сумел доказать мне, что в Джерси не так уж и темно, как я думал. У Джерси был свой цвет, он не был сгустком непроглядной черноты. Он был того же цвета, что и квартира Джерарда. И именно узнав, что это город представляет собой, увидев его изнутри, я поменял  любимый напиток, и свои идеалы.

Теперь я пил вино, но это не значило, что я мог с легкостью забыть о том времени; я должен был помнить. Когда я первый раз пришел к Джерарду, мы пили ради удовольствия; чтобы создать воспоминания. Я все еще мог вспомнить весь наш разговор, когда он разлил это вино в  высокие стаканы.  И некоторые другие разговоры тоже. Вино это тоже было не очень хорошо, ведь это все-таки тоже алкоголь, но так я не превращался в заторможенного зомби. Это скорее заставляло меня снова чувствовать себя хорошо. Иногда слишком хорошо.  А теперь у меня было еще и  курение. Так я мог успокоится; я мог навести в голове порядок, взять под контроль свои мысли и справиться с тем, что я чувствовал. Конечно, мои чувства все еще были сильнее менч, но я не хотел позволять им управлять мной. Я все еще хотел видеть Джерарда. Я хотел продолжать учиться у него. И еще я хотел чтобы мое желание целоваться с ним наконец исчезло. Поэтому я курю; или пытаюсь, по крайней мере.

Я попытался выкурить еще одну сигарету прямо перед тем, как прийти к Джерарду. Не было никаких сомнений в том,  что я пойду. Я должен был идти; Я хотел учиться и не хотел портить нашу дружбу из-за моей тупой реакции на некоторые вещи. Но мне нужно было покурить, чтобы успокоиться, прежде чем заявиться к нему. В этот раз мне удалось выкурить всю сигарету, лишь немного кашляя. Я специально ушел очень далеко от школы, потому что я не собирался курить там, где курили все остальные. Мне не нужно было, чтобы они смеялись надо мной, когда я кашлял после каждой затяжки. Несмотря на то, что у меня уже лучше получалось, я рисковал только ближе оказаться к смерти, а до этого приобрести никотиновую зависимость, да и к тому же у меня все равно не получалось делать дым таким же красивым, как это получалось у Джерарда. Дым оставался дымом. Он был грязным.  Я восхищался тем, как Джерард из чего-то настолько грязного мог делать что-то настолько прекрасное, в то время как я опять терпел поражение. Я решил, что это все из-за того, что я чего-то не мог понять, и к моей горе вопросов без ответа добавился еще один вопрос. Эта гора росла каждый день.

В этот раз, направляясь к квартире Джерарда, я не забыл ключи. Я уже поднимался по ступенькам коридора, тихо напевая что-то про себя, блуждая взглядом по стенам. За последние несколько дней, я понял, как много дерьмовых поступков я совершил. Я узнал много секретов и сюрпризов, которые я никогда не знал прежде. Я покачал головой, пока шел, думая о том, как глупо я поступал. По крайней мере, у меня был какой-то способ справиться сейчас с некоторыми проблемами. Я полагал, что худшее уже закончилось, и я даже почувствовал, как улыбка расползается по моему лицу, когда я коснулся дверной ручки, вставляя ключ. Я успокоил все свои нервы с помощью сигареты, которую я выкурил только что, и я был уверен, что я мог бы пережить эту встречу и сделать все так, чтобы обойтись лишь маленькими проблемками или и вовсе обойтись без них.

А потом я открыл дверь.

Яркие оттенки захлестнули меня, я будто окунулся во что-то цветное с головой, но не это бросилось мне в глаза. Я  увидел голое тело. Только это было уже не то же самое, что я видел за день до этого.  Это была не та блестяща кожа Джерарда, прикрытая полотенцем. Это была даже не кожа Джерарда. Это была кожа кого-то еще. И самое шокирующее, на мой взгляд, было тем, что это было женское голое тело. Это была голая женщина посреди квартиры Джерарда, которая разлеглась на диване.

- Что… что здесь происходит? – заикаясь, спросил я, пока мои глаза были прикованы к дивану. Все, что я мог видеть - плоть этой таинственной женщины; я даже не видел Джерарда. Даже сейчас, когда он вдруг возник в моем поле зрения, совсем недалеко, сидя возле дивана, я по-прежнему видел только её. Ее и ее темно-красные волосы, её улыбку на лице. И опять же её голое тело. Я не мог поверить в то, что здесь происходило. Джерард был не геем? Почему здесь была женщина? И почему она была голой? И кто она, черт возьми, такая? Это было мое время с Джерардом в его квартире, какого черта кто-то решил отобрать его у меня?

Когда, наконец, мои мысли улеглись достаточно, чтобы я смог взять себя в руки, я отвел глаза от женщины, которую никогда не видел, чтобы посмотреть на Джерарда. Он спокойно сидел на стуле, положив ноги на журнальный столик, и на его коленях лежала уже знакомая мне книга с эскизами.

- Оу, эй, Фрэнк, - сказал он, лукавая улыбка засветилась на его лице, отозвавшись ознобом в моем теле, – познакомься с Вивьен.