В итоге, после обеда солнце начало постепенно угасать, а ночь стала окрашивать небо, словно пуская в него кровь. Джерард вернулся к живописи, и я даже присоединился к нему. За последнее время, когда я возвращался к живописи, мне уже не нужно было, чтобы Джерард склонялся над моими картинами и указывал мне каждую мелочь или мазок, какой и куда следует нанести. Я начал рисовать уже сам, развивая свои способности все дальше и дальше, раз за разом. Я мог нарисовать закат примерно за одну ночь, пока мы сидели на балконе и любовались горизонтом в Джерси. Мы не мешали друг другу и держались на расстоянии во время рисования, чтобы каждый мог сполна сосредоточиться на искусстве и красоте, что открывалась перед нашими глазами. Картины получались вполне приличными, такими, как и должны были быть. Мне проще всего было нарисовать природу, так как неточности в природе - менее заметны. Природа могла воплощаться во множестве форм и размеров, и могла приспособиться к любому неуместному мазку краски. А если рисовать другие вещи, такие как мебель или что-то из сказочных соображений, что появлялись в моей фантазии - это было намного труднее нарисовать. Все, что я рисовал, должно было быть как оригинал, но, в конечном счете, всегда получалась какая-то карикатура. Это начинало раздражать меня, и в течении недели я пытался разрушить свои картины. Я разозлился, когда понял, что стол, который я рисую, был больше похож на лошадку. Джерард успел схватить меня мертвой хваткой, и я не смог прикоснуться к работе.
- Я думал, что имею право разрушить собственную работу? - я пыхтел и пытался вырваться из его рук.
- Ты разрушаешь то, что любишь, - медленно проговорил Джерард, поглаживая мою спину, пытаясь успокоить. - Ты учишься на своей ненависти.
Он заставил меня держать эту чертову картину и даже повесить на стенку в его квартире. Я смотрел на нее и надеялся, что смогу понять свои недостатки и, может быть, в следующий раз я смогу нарисовать лучше. С тех самых пор, как я попал в эту квартиру, я пытался рисовать, раскрашивать, что-то творить вместе с Джерардом. Он пригласил меня сюда, чтобы обучить чему-то. Для меня желание быть похожим на своего учителя - было естественным. С того дня, как я узнал, что Джерард не собирается рисовать свой автопортрет, я почему-то запомнил это. Я должен был сам его нарисовать, ведь он отказался от этой задачи. Джерард был одним из тех людей, которых вы обязаны нарисовать. Это его призвание. То, как двигалось его тело, его черты лица, его манеры. Он был загадкой, которую я открыл, и если не полностью, но я медленно добирался к финишу. Я знал, что мне никогда не узнать его полностью; он всегда находил, чем удивить меня каждый день - будь-то новая тайна или история. Но я любил это в нем. Он совсем не старел, несмотря на свои года. Я хотел передать его с помощью живописи. Или чего-нибудь, как факт. И это будет издевательство, если я не доделаю работу до конца.
Труднее всего в живописи мне было нарисовать нос. Он мог быть объемным, и мне приходилось нелегко. Я сначала рисовал отдельно лицо и как - бы отдельно нос. Мои нарисованные носы с виду напоминали свиные пятаки или были слишком скелетообразные и неестественные. Мне не помогло то, что нос Джерарда был специфической формы, кончик его был очень видный и заостренный, а в зависимости от угла зрения все это было совсем незаметно. Сегодня его нос казался треугольной формы, а глубоко посаженные глаза светили как фонарики. Завтра - его нос был нормальным, но по-прежнему оставался моей проблемой для правильного захвата карандашом.
Глаза были моим фаворитом. Больше всего я любил рисовать именно их. Я потратил изрядную кучу времени на совершенствование оливкового оттенка глаз Джерарда. Мне также очень понравилось рисовать его волосы, его точки от усиков на бледно-белой коже. Я нарисовал его глаза и волосы намного раньше остального. Я старался изо всех сил дорисовать все полностью и у меня всегда получалось. Каждый раз я действительно держал в руке заключительную копию, но все равно это было не то. Неважно, что нос Джерарда был немного сдвинут с центра лица, а его губы получились слишком тонкими, все равно это был не он. Картина могла быть всем, чем я захочу, чтобы она была, но я знал, что это все равно не то, чего я хотел. Скорее всего, потому что я не знал точно, как хочу изобразить Джерарда. Сам он себя не рисовал по той же причине. Я не преуспел в этом лучше него.
В результате я бросил попытки рисовать, ведь мои руки устали, и стали слишком цветными из-за борьбы против этой текстурной бумаги. Я просто стал изучать Джерарда ради его познания. Он по-прежнему был голым, как и я, и мы проводили так весь день. Я привыкал к немедленному снятию тесной одежды, как только возвращался к нему. Я даже забывал, где нахожусь, и несколько раз дома я сразу пытался снять свои штаны. К счастью, мои родители никогда ничего не замечали. Даже в своей комнате, наедине, я был одет. Я не хотел быть голым, так как это совсем не то, что быть голым рядом с Джерардом. Было что-то особенное в том, чтобы быть голым рядом с ним. Он заставил меня любить это - свободу без одежды. Он ценил это. Джерард сделал это абсолютно нормальным - быть просто в своем теле и чувствовать себя притом комфортно. Мне просто нравилось смотреть на него, пока он ходил по своей квартире так легко и просто, будто он был не раздет.
Я наблюдал за ним и видел уверенность, что так и сочилась из него. Я прекратил играть на гитаре и просто сидел, а Джерард поставил часть своей французской оперы, которая мне сильно не нравилась. Но постепенно я стал привыкать только из-за того, что я видел, каким счастливым она делала Джерарда. Возможно, это напоминало ему о Франции и Париже, и всех тех замечательных вещах, за которыми он скучал. По этим причинам, я успокаивался и тоже слушал эту музыку.
Как только Джерард поставил СД-диск в проигрыватель, и мелодия громко заполонила квартиру, он продолжил петь, двигаясь под музыку. Он до такой степени был очарован мелодией, что начал танцевать сам с собой, воображая рядом таинственного партнера. Мне было так трудно подавить свой смех, особенно когда он пел вслух, да еще и танцевал, я просто не мог удержаться. Я искренне улыбался и жалел, что у меня не было с собой камеры или чего-то такого, чтобы заснять это.
Когда мой смех не долетел до него и не вытащил его из своего мира полного живущей мечты, я крикнул ему в шутку:
- По крайней мере, танцуешь ты лучше, чем поешь.
И это было правдой. Его голос часто ломался на высоких нотах и был переигран во множестве деталей, а путь, по которому он ступал босыми ногами, рисовался на паркете, открывая всю красоту его бедер. Это было просто поразительно.
Я думал, что он не услышал меня или попросту не обратил внимания, пока он не ответил:
- Танцевать - это как рисовать картину, которую никто не видит, - его глаза были закрыты, но он почему-то знал, куда ему идти. Он нарисовал эту картину до того, как я смог ему ответить.
- Но я же видел твою картину, Джерард, - в шутку сказал я. Затем, он перевел взгляд на меня, и его лицо выражало радость. Это натолкнуло меня на мысль, что должно быть, это было красиво. Сорока-семилетний парень вернулся в юность.
- Это все потому, что ты должен танцевать со мной, - вдруг заявил Джерард и направился в мою сторону. Теперь его глаза были открыты, и когда он протянул мне руку, я заметил его озадаченное лицо и сдвинутые V-образно брови. Я просто смотрел на его ладонь, не зная, что мне делать.
- Я не танцую, - мой хриплый голос прорвался сквозь нервный смех.
Я никогда не делал ничего подобного, кроме непонятного шарканья по полу начальной школы, когда меня заставляли танцевать с кем-то в паре. Я не был на выпускном вечере, никогда не посещал подобные мероприятия своей школы. Мне просто не интересны танцы и любые неловкие элементы и движения. Я не научился красивым, необычным или каким-то сложным движениям. В лучшем случае, меня можно обозвать не координированным.
- Сейчас ты художник, - он упрекнул меня с хитрой ухмылкой на лице. - Ты можешь все.
Джерард взял меня за руку и потянул вперед, не спрашивая. Просто потянул меня на середину комнаты, вплотную прижимаясь к моему телу. Одну руку он положил на мою талию, а другую держал при себе. Он глубоко всматривался в мои глаза, как-то профессионально двигаясь в плечах, и трудно дышал.
- Ты готов? - спросил он, хотя мне кажется, что мой ответ не имел значения.
- Я не знаю, что делаю, Джерард, - мой голос был слишком тихим. Я был прямо возле его тела, а моя голова упиралась в его подбородок. Я не знаю, как мы могли бы двигаться стоя так близко друг к другу, но Джерард настоял на этом и улыбнулся своими тонкими губами.
- Это точно так же, как заниматься сексом, Фрэнк, - поведал Джерард, начиная кружить меня. - Точно также как создания искусства. Делай то, от чего тебе хорошо, и все получится, - он улыбнулся, а я немедля нашел в его словах некий двойной смысл буквально перед тем, как был практически сбит с ног.
Наши движения поначалу были тугими и неловкими, несколько раз я почти падал, когда он тянул меня за собой, но он успевал удержать меня. Я видел веру в его глазах, хотя и была затронута небольшая часть сумасшествия этой ночью, он не собирался позволять мне падать. Он шептал мне слова поддержки на ухо между стихами оперной музыки, касаясь меня своими руками. Он поцеловал меня в лоб и в губы несколько раз в такт музыке. Каждый раз я пытался наступить ему на ногу, чтобы он просто победил и оставил меня в покое.
- Ты должен научиться чему-то сам, - сказал Джерард, дежа вю - выход обоих за линию. Я улыбнулся ему и задержался на его губах теперь намного дольше.
Танцы - тоже, что и секс - сказал я себе. Если я помнил это, значит, у меня все получится. В конечном счете, заниматься сексом первый раз тоже было неловко, но со временем все неровности были отработаны. Мы танцевали вместе в волшебном ритме, как бы составляя одно целое. Мы танцевали и танцевали несколько часов, иногда мои ноги страшно уставали и этот наш поступок выглядел смешно, когда я увидел наше отражение в окне на фоне ночного неба, но мы продолжали дальше. Это было то, чего хотел Джерард. Мы рисовали картину, которую видели только мы. Жаль, что никто не мог увидеть того, что мы делали, потому что это было абсолютно великолепно. Просто поразительно.
Мы танцевали до тех пор, пока СД не закончился. Мы этого даже не заметили, тогда, как Джерард мягко прижал меня к стене, оставляя на моих губах невинный и сдержанный поцелуй. Когда мы поняли, что теперь пришла очередь сменить вид нашего танца на иной, я открыл рот, углубляя наше объятие. Моя рука мягко касалась его волос на затылке. Мы оба возбудились за время нашей долгой танц-сессии, а поцелуй лишь помогал в дальнейшем развитии нашего вечера. Джерард приподнял мое светящиеся и гибкое от продолжительных танцев тело, немного вверх, чтобы с легкостью войти в меня. Повсюду в квартире Джерарда находилась смазка, так что поиски нужного флакончика не заняли у нас много времени. Заниматься сексом стоя было намного напряженней, чем обычно в постели. Мы были вплотную вжаты в расписанную стенку, и я спиной чувствовал четкую текстуру краски. Это чувство было нереально крутым и по-своему интересным, тем более, что моя кожа покраснела от возбуждения. Я обвил руками шею Джерарда и потянулся к нему с поцелуями. Он немного выдохнул воздух из-за приложенных усилий, так что его рот сильнее приоткрылся. Это все было прекрасно как для меня, так и для него. Мы были тесно прижаты друг к другу полностью и всем телом, что обеспечивало еще большее трение в нужных местах. Мне так трудно было держаться. Когда я сжался вокруг него до упора, меня начало пошатывать от своего собственного оргазма. А он входил в меня еще глубже, почти вдавливая мое тело в стенку. Джерард был сильный, особенно это было видно в таких ситуациях, как эта. Ему удалось задержаться, пока он не кончил, после чего я осторожно опустился на твердый деревянный пол. Мне пришлось стянуть с кровати простыню и принести в комнату, дабы мы могли завернуться в нее. Я обессиленно прислонился лбом к его бледной щеке, тяжело дышал и пытался перевести дыхание. Джерард делал то же самое, лишь с отличием в том, что свою руку он закинул мне за плечо, убедившись, что я по-прежнему опираюсь на него. Я должен был так много ему рассказать, столько накопилось вещей, которыми я хотел с ним поделиться, точно так же, как и он со мной. Но пока мы еще не разобрались, как начать наш разговор, так что нам приходилось вести немой диалог в тишине и молчании. И нам этого хватало.
Вскоре мне пришлось уйти домой, так как небо за окном почернело, и я вспомнил не сулящую ничем хорошим, ярость моего отца. Я собрал все вещи, что привез с собой, попутно одеваясь, пока Джерард продолжал целовать мою шею и рисовать по ней своим носом, тем самым конкретно меня отвлекая.
- Ты должен пропускать чаще, - выдохнул он на мою кожу, обхватывая талию мягкими ладонями. Я откинулся на спинку стула и прижался к его горячему рту.
- Да, - согласился я. - Дополнительные занятия.
- Точно, - Джерард кивнул, наконец, отпустив меня и разрешив взять мне свой рюкзак. - Я могу быть твоим учителем. Я уже твой учитель.
- И я, наверное, научился здесь намного больше, чем в любом другом месте, - пошутил я.
Мы оба рассмеялись, но это была истинная правда. Когда я был в школе - мне было плохо. Так я чувствую себя несчастным. В таких условиях мне не хотелось работать. Мне не хотелось там учиться или заниматься еще чем-нибудь таким. Проще сказать, вообще ничем. Но в квартире Джерарда мне разрешалось все. Так же, как и доступно тоже было абсолютно все. У Джерарда, я за один день научился больше, чем за всю школьную неделю. Я узнал много важных вещей. Даже слишком много. Конечно, в школе меня тоже учили, но ни один из моих уроков не включал в себя тему "как мне прожить эту жизнь и что она готовит для меня в будущем". Это было просто необходимо, и реальная школа не смогла дать мне эти знания за все те года, что я отходил туда. Я мечтал, что однажды смогу бросить все, перестать ходить в школу и стать художником, и просто жить всю оставшуюся жизнь с Джерардом. Это звучало не столь банально, как просто нереально.
Вздохнув, я потянулся на другую сторону дивана за своей гитарой. Но не успел я даже прикоснуться к инструменту, как Джерард вскрикнул:
- Она остается здесь, - он перехватил мою руку и задержал в нескольких сантиметрах от гитары.
Я непонятно взглянул на него боковым зрением. - Почему?
- Потому что я хочу услышать, как ты играешь снова.
Джерард опустил гитару на пол и подошел ко мне, заключая в свои объятия. Я стоял практически у входной двери, собираясь уходить к себе домой. Хоть мне и хотелось остаться здесь с ним, все же я понимал, что на улице было уже очень поздно.
- Это место ей больше подходит, - выдохнул он куда-то в область моей шеи.
Я вынужден был согласиться с ним. Здесь было гораздо больше творчества, оно так и выливалось из этих чертовых стен. Химиотерапия для моей бедной гитары, которая заболела раком из-за неправильного пользования. Все, что мне оставалось, это молча кивнуть.
- Ну и прекрасно. Отныне гитара живет здесь, - сказал Джерард, притянув меня к себе лицом, и поцеловал на прощание. - Как и ты.
Его слова натолкнули меня на мысли. С технической точки зрения, я не живу у Джерарда. Я никогда бы не решился на это, и неважно, как бы я не хотел этого. Но как только я взглянул в его глаза, мне открылся истинный смысл всего, что за этим стоит. Когда я в его квартире, то это единственное время моей настоящей жизни, в котором я дышу и чувствую. Я придумывал вещи. Я создавал и творил их. Я жил, занимался любовью, боролся. Я играл и играю на своей гитаре, которая отныне будет храниться здесь до тех пор, пока это возможно. У меня есть дом, в котором я живу, но там живет и моя семья вместе с укоренившимися традициями. Квартира Джерарда была совершенно иным местом, где я чувствовал себя живым. В конце концов, как можно жить, не будучи живым? Я задумывался, как же долго я был мертвым до того, как встретил Джерарда, и как же много других ходячих трупов обитает еще вокруг меня. Уверен, что ответов будет слишком много.
Я ушел, и напоследок, Джерард обнял меня и поцеловал. Как только за мной закрылась дверь, я остановился и уставился на зеленую краску стен, что облупилась за длительное время. Спускаясь вниз по лестнице, я прокручивал этот день в голове снова и снова. Картина, уроки танцев, и, что важнее всего, музыка. У Джерарда теперь моя гитара - инструмент моей души. Не только она теперь живет там, Джерард также освободил место мне, другому художнику, еще совсем молодому и начинающему, который только продолжает расти каждый день.
Господибожемой. Честно, я еще не читала этот фф, ни с первым переводчиком, ни сейчас. Но дело не в этом, он в очереди на прочтение. Просто хочу сказать вам от лица всех, кто читал и ждал продолжения - спасибо и низкий поклон, что продолжаете дело незабвенного Анкариуса! Я схожу с ума от воя недописанных фиков и заброшенных переводов, вы уменьшили мою параною, огромное человеческое вам спасибо!!!
navia tedeska, думаю, пока благодарить меня вообще не за что. Но все равно большое спасибо за теплые слова) и читайте, читайте, он крутой) Алина Тякина, и тебе спасибо) И да, пока эта глава без беты, так получилось, простите.. Но следующая уже будет лучше по качеству. ай промис)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
