Мои руки дрожали. Мое путешествие по его телу вниз началось с его мягкой и теплой кожи на шее, которую я сосал и вылизывал, иногда поднимаясь вверх и переключая внимание на его мочку уха. Я дышал ему в ухо, касаясь кончиком языка хрящей, надеясь, что ему это так же приятно, как было приятно мне, когда он делал то же самое со мной. Еще до того, как я прикоснулся к нему языком, он застонал,  слегка надавливая ладонями на мою спину, давая понять, что я все делал правильно.

Я коснулся ладонями его плеч и заскользил вниз, коснувшись кончиками пальцев его сосков. Мой язык оставил влажный след от его шеи до ключицы, где кожа была еще мягче.

Этого я совсем не боялся:  я делал это прежде, разве что тогда я не мог прочувствовать каждое прикосновение оттого, что  бился в агонии страсти. Сейчас мне уже не было страшно – страшно было Джерарду. Просто целовать его и прикасаться к нему было не сложно – я  целовал девушек раньше, пусть это и было совсем недолго и по пьяни. Я никогда не делал ничего подобного с парнем. Я не знал, что я должен был чувствовать и что мне нужно делать, потому что до этого Джерард вел меня. Но, несмотря на то, что у меня дрожали руки и мне передавался его страх, каким-то образом я все же знал, что мне делать.  Дело было в Джерарде, я думал о нем. Я мог чувствовать его – всего его – и вместе с тем его страх и тревогу. Пока мы обсуждали проблемы, я немного размяк, но сейчас, когда я снова трогал его, я снова был готов.

Но не готов был Джерард.

Я чувствовал его под собой, и ничего пока что не изменилось, только его бедра двигались, прижимаясь ко мне. Я знал, что делать, и именно это пугало меня - мне надо будет прикасаться к нему именно там. Я хотел этого – боже, я хотел этого так давно, но у Джерарда до меня было много других людей, и еще больше рук, которые ласкали его, даже если я ничего не знал о его прежних связях, я понимал, что за тридцать лет их было не мало. Я никогда не делал ничего подобного раньше, и поэтому, скорее всего, у меня получится хуже всех, с кем он был.

Что если я сделаю что-то неправильно? Если я сделаю ему больно? Он все еще не был тверд, так что я понятия не имею, в правильном ли направлении я двигаюсь, и кроме того кто угодно может подделать стон.

Я продолжал спускаться вниз, прокладывая себя путь поцелуями – легкими, когда я едва касался его губами,  глубокими, когда я засасывал его кожу, ощущая ее тепло. Добравшись языком до его твердых сосков, я обхватил один губами, обводя его языком и согревая своим дыханием. Я чувствовал, как у Джерарда под кожей течет кровь,  чувствовал, как бьется его сердце, и как звучат его стоны. Я сжал его зубами, слегка оттягивая, зная, что пульс Джерард не сможет подделать. Отпустив его кожу, я двигался дальше, постепенно становясь все смелее в своих действиях, в то время как он  по-прежнему слабо толкался в меня бедрами, поглаживая мою спину. Одна его рука ненадолго исчезла с моей спины – он взял мою руку и положил ее себе чуть ниже талии, но не дальше. Он подвел меня достаточно близко, чтобы я понял, чего он хотел, но не более того, он не собирался просить меня или заставлять меня, теперь скорее я хотел, чтобы он положил мою руку конкретно на место,  тогда бы мне не пришлось тратить время на раздумья и нерешительность, а так я просто растирал его кожу, ощущая его волосы, не желая отступать, считая, что я зашел достаточно далеко, но все равно еще боясь идти дальше.  Я был уверен в том, что он сейчас закусывает свою губу, чтобы сдержаться и ничего мне не говорить, я поднял на него глаза и понял, что так оно и есть - все это наконец подтолкнуло меня и я взял его член в руку.

Он задохнулся, распахнув глаза – будто совсем не ожидал, что я решусь. Он замурлыкал, прочувствовал это первое прикосновение, но, несмотря на его одобрение, я не ощутил никаких изменений в своей руке. Я вроде как чувствовал приток крови, но возможно мне это только показалось.  Продолжая спускаться вниз, я уже достиг его пупка и теперь играл с ним языком, но я по-прежнему не знал, что делать с рукой; по своему опыту я знал, что даже если мой член еще не встал мне все равно приятно каждое прикосновение, поэтому я попробовал то же самое с ним. Я провел рукой вверх и вниз, иногда сжимая его сильнее и быстро касаясь головки кончиками пальцев - он застонал и подался бедрами мне навстречу. Иногда я переставал целовать его, просто чтобы посмотреть, что я делал, переваривая тот факт, что его член у меня в руке. Чем дольше я смотрел, тем сильнее я сжимал его, привыкая к этому, и мой страх исчезал.

- У тебя хорошо получается, – внезапно выдохнул Джерард, нарушая ход моих мыслей. Его руки были у меня на плечах, и он слегка погладил меня, -  это правда помогает…

Эти несколько простых слов здорово ободрили меня. Я делал что-то правильно и Джерарду это нравилось. Я вдруг понял, почему Джерарду было не так сложно заботиться обо мне  - это ощущение, когда ты делаешь что-то для кого-то, оно приятное уже само по себе. То, как он дышал тяжелее, как эмоции проявлялись на его лице – мне нравилось это. Даже если он был еще не полностью тверд (и даже не наполовину),  но это уже хоть что-то.

И на самом деле, в школе, дома, с друзьями или же Джерардом,  это было почти единственное, что я хотел уметь;  делать что-то правильно.

Дорожка из моих поцелуев все больше и больше уходила вниз, пока я не достиг его бедер. Я посмотрел вниз на свою руку и вверх на его лицо, вдруг ощутив желание заставить его чувствовать еще больше. Я не сразу сумел  сосредоточиться и успокоить свои нервы, но мое желание и любопытство победили, и тогда я коснулся губами головки его члена.

Я колебался первое время, просто прижимаясь к нему сомкнутыми губами,  я был не уверен, смогу ли я, готов ли я вообще делать что-то подобное, но все же коснулся его языком. Здесь Джерард был непривычным и странным на вкус – у него был вкус сырого мяса,  совсем не похожий на вкус кожи. Здесь он был мягким и почти не тронутым временем, все еще чувствительный к каждому прикосновению. Настолько чувствительный, что только я прикоснулся к нему здесь, как он застонал еще громче, вжимаясь головой в подушку, пытаясь сдержать себя. В животе у меня все перевернулось, и я улыбнулся,  и без сомнений, Джерард почувствовал это.

Было трудно отсасывать ему, когда он еще не полностью возбудился, но я все равно старался. По большей части я лизал его, от основания и до конца, уделяя больше внимания головке, зная, что это вызывает в нем наибольшую реакцию – я чувствовал, как он твердел все больше и больше, и вроде бы уже не так уж и много времени это требует. Я же был возбужден до боли, и с какой-то стороны его стоны только усугубляли положение, потому что я возбуждался еще больше, мне уже казалось, что я лопну, если не прикоснусь к себе. Поэтому, продолжая облизывать член Джерарда  и играть одной рукой с его яичками, другой рукой я потянулся к себе – едва я прикоснулся к себе, как сразу же застонал, и эта вибрация не оставила Джерарда равнодушным – он снова приподнял бедра ко мне. Продолжая ласкать себя, я сосал головку Джерарда, скользя по всей остальной длине рукой – результат был удивительный.  

- Фрэнк? - Джерард поднял голову и посмотрел на мои усилия. Я даже представить не мог, как я сейчас выглядел, делая это одновременно и руками и ртом, в то время как моя нижняя половина тела корчилась от недостатка контакта.  По идее я мог остановиться, чувствуя себя жутко смущенным от всего, что делал, но мне было плевать. Я вовсе не собирался останавливаться, это бы значило, что я собираюсь уничтожить все, чего мы почти добились.  

- М? – спросил я, не смотря на него.

- Это так же классно, как ты стараешься, -  сказал он, его голос был тихим, но говорить ему все равно было тяжело. Он положил руку мне на плечо, -  но возможно и так ты не заставишь меня кончить, так что я не хочу, чтобы ты устал или опоздал домой.

На самом деле челюсть уже отсохла от усталости.  Мне было неважно, что я могу устать, или что все это займет слишком много времени, и я опоздаю домой. Я был возбужден и не мог ясно мыслить, но несмотря на это я понимал, что сегодня я хочу сделать все правильно.

- Мне наплевать, -  сказал я ему, возвращаясь к своему занятию, - я не устал.

Он усмехнулся, но я не обратил на это внимания. Он перевел руки на мою шею, поглаживая меня и шепча мне что-то. Я старался игнорировать его слова, облизывая его еще жестче,  зная что все что он сейчас говорит – это по сути бред.

- Мне плевать, -  повторил я.

- Зато мне не плевать, - возразил он, сжимая мое плечо. Он перешел на шепот, и я все еще игнорировал его, пока кое-что в его голосе не изменилось. Он говорил, и незаметно его простые слова вдруг окрасились уже знакомым мне оттенком, и я клянусь, я слышал это хитрое «трахни меня» проскользнувшее между его губ.  Я остановился, не зная, что мне теперь делать. Я смотрел вниз, прекрасно зная, что если посмотрю ему в глаза, то сделаю все, что угодно – это все может закончиться от одного только его слова.

Его теплые руки медленно растирали мои плечи.

- Фрэнк, - он говорил тихо, но его голос казался громким в этой темной комнате, его голос как будто слегка скрипел, - давай сделаем это.

На этот раз я подумал, будет вполне безопасно взглянуть на него. Как только я поднял глаза, он взял меня за подбородок, и теперь я смотрел только на него – больше никуда. Я видел его покрасневшую кожу, засосы, оставленные мной, и этот блеск в его глазах. Он скользнул пальцами по моим губам, пока я созерцал его лицо в поисках того, что значили его намеки.

Я хотел бы сделать это; это было очевидно. Но ему все еще нужно было больше времени…

- Как видишь, я не могу войти в тебя, -  медленно озвучил он мои мысли, отводя пристыженный взгляд, – но в этот раз мы можем поменяться местами.

- Оу… - до меня медленно начало доходить. Особенно учитывая его предыдущие намеки.  

Я все еще не привык, что это гей секс; партнеры вполне могут меняться местами. Я был еще слишком неопытен, я понятия не имел когда что делать, даже если речь шла не о сексе. Трогать Джерарда и отсасывать ему уже было достаточно страшно. Трахать его – это уже совсем другое.  Я весь застывал и не мог шевельнуться, когда он делал подобное со мной, и тогда он вел меня, а не наоборот.  Я не знал, что делать. Как будто я снова оказался девственником. За три ночи я потеряю свою девственность  уже во второй раз в другом виде.

У меня от всех этих возможностей просто голова шла кругом.

Я думал, что уже достаточно  близок с Джерардом. Я думал так, потому что он видел меня в тот самый интересный момент, когда я слаб больше чем когда-либо, он видел меня голым, да и кроме того он просто знал меня. Но я начал осознавать, что некоторых аспектов понимания между нами все же не хватало. Я был слишком эгоцентричен, зацикленный на своих страхах,  и из-за этого забыл о том, что и у Джерарда были страхи. Именно поэтому я прежде не мог воспринять всерьез его страхи; я не был внутри него. Я все еще заботился только о себе. Я видел его голым так же, как он меня, но этого было недостаточно, чтобы понять его, ведь я не был в нем – ни в прямом, ни в переносном смысле. Когда он пытался открыться мне, то я понимал это неправильно, и он прекращал свои попытки. На самом деле ему и вовсе не следовало так открываться мне. Я должен был  учитывать нас обоих, а не только себя одного, и только тогда я бы мог понять, что  мы можем взаимодействовать в обоих направлениях. Это был тот самый дисбаланс, который я не понимал.

Хотя между нами и так никогда не будет равновесия, подумал я. Он был старше, мудрее, и он был моим учителем. Я был и близко не на том уровне, что он, но это не значило, что я не мог быть там вообще и никогда. Когда мы были учеником и учителем, это было по-другому. Здесь нужно было распределение авторитетов,  чтобы все работало.  Но теперь мы были совсем в других отношениях. Мы были чем-то еще, что-то давало нам шанс быть равными – если бы я только слушал его больше.  

Теперь Джерард давал мне этот шанс. До этого я отдавал ему себя – теперь было наоборот. Это была завершающая часть того, что мы создали в пятницу ночью. Я думал, все  обобщено в одно событие. Я думал, что между нами уже очень тесные отношения, но теперь, когда он предоставил в мое распоряжение свое тело, то он показал мне, что эта интимность не односторонняя. Она была даже не двусторонняя. Она была как лук – в ней было много слоев. Мы потратили немало сил, чтобы преодолеть каждый этот слой (или я так думал) в эти выходные. Но нет, мы должны были продолжать. Лук был растением; он регенерируется, если какой-то его части недостает – он достраивает ее обратно. Ты снимаешь один слой, неважно, насколько глубоко ты забрался – и за ним еще куча слоев. Может, этот слой будет похож на предыдущий, черт, может он будет даже точно таким же. Но все равно ты должен снять его и идти отдирать следующий.

С нами было точно так же, но при этом даже еще сложнее. Мы были как лук в отражении разбитого зеркала, наше искаженное изображение воспринималось обществом как нечто уродливое, если бы нас увидели вместе. В нашем возрасте слишком большая разница, чтобы мы могли заниматься этим, и кроме того мы одного пола. Противоположности, как и параллели не должны были соприкасаться друг с другом, никак, даже в разбитом зеркале.

К счастью, с другой стороны это зеркало не показывало то, что происходило перед ним, как это было с зеркалами в полицейских участках. Мы создали мир, где они даже не существуют. Никто не мог заглянуть внутрь,  и никто не видел нас. Но, конечно, шанс того, что все развалится, все равно был, ведь  все было очень хрупким, нас могли обнаружить.  

Возвращаясь в реальность,  закончив со своими мыслями, я приблизился к нему, настолько близко, насколько мог, целуя его быстрыми уверенными поцелуями, показывая ему, что уверен в своем желании сделать это. Я хотел сделать с ним все, что только мог.  Я был ужасно напуган, он видел это, он обнимал меня, и моя дрожь пробиралась даже сквозь его объятия. Он собирался помочь мне, при этом не говоря ни слова. Я буду делать все сам, но он будет направлять меня, и тогда у нас все получится. И поэтому первое, что он сделал – это достал из тумбочки тюбик с любрикантом. Я знал, что там же лежат его часы, и поэтому можно было спросить который час, но это бы испортило момент, поэтому я промолчал.

Он вручил мне тюбик, и я открыл крышку, вспоминая, что и как он делал каждый раз, когда мы занимались сексом. Я помнил все до мелочей.

Выдавив любрикант себе на пальцы, я отложил тюбик в сторону, зная, что он еще пригодится мне, и посмотрел на Джерарда. Он улыбнулся  мне, мягко взял меня за руку и подвел ее к своей промежности,  снова помогая мне перепрыгнуть свою нерешительность и при этом ни к чему меня не принуждая. Я уже почти ввел в него свой средний палец, когда вдруг вспомнил наш первый раз.

- Ты хочешь встать? Так будет легче для тебя или..? -  спросил я. По какой-то причине я шептал. Я не был уверен в том, достаточно ли я доверяю сам себе, чтобы говорить громко, может из-за того что я знал что в конце концов все равно и сам буду кричать.

- Я хочу видеть тебя, - все, что сказал он в  ответ. Его лицо было таким серьезным, что я едва сдерживался.

Я наклонился к нему и начал очередной поцелуй, в котором он прикусывал и посасывал мою нижнюю губу.  Он гораздо лучше владел собой, чем я, он сразу же сумел расслабиться, так, что первый палец двигался в нем абсолютно свободно. По ощущениям это было странно, даже для меня. Он задышал чуть чаще, когда я вставил ему второй палец, раздвигая их как лезвия ножниц, вспоминая, как точно так же делал Джерард,  он молчал, как и до этого, я добавил третий.  Я отпустил его губы и прижался щекой к его коже, чувствуя на лице его легкие поцелуи, и то, как его ногти впивались мне в кожу. Я уже было подумал, что задел его простату, когда он поднял брови, но он ничего не сказал по этому поводу, только немного погодя он сообщил:

- Я готов, - необычно ясным и бодрым голосом. Он открыл глаза, и мой неуверенный взгляд встретился с его уверенным. Это была самая сложная часть. Он видел мои сомнения, поэтому добавил, - я подожду, пока не будешь готов и ты.  

Я поцеловал его еще раз, надеясь, что так смогу выразить свою благодарность. Джерард понимал, что в данной ситуации важны потребности обоих сторон. Если один готов, это не обязательно означает, что готов и второй. Джерард это понимал; он понимал в разы больше, чем я мог понять когда-либо.

Нам больше никого не нужно было ждать, поэтому я вынул из него пальцы, заставив тем самым поежиться.  Намазывая любрикантом свой член, я думал, что, возможно, Джерарду не будет так больно, как было мне – во всяком случае, он занимался подобным раньше, в отличие от меня, но все же чтобы не беспокоиться, я использовал чуть больше, чем было нужно. Я устроился почти вплотную к нему, так близко, что чувствовал тепло его тела, особенно когда он прикоснулся ко мне, приподняв бедра и закинув ноги мне на плечи. Встретившись друг с другом взглядами, мы едва заметно кивнули в знак того, что мы оба готовы.  Положив на него ладони, я начал давить на его мягкую плоть, медленно, очень медленно. Я чувствовал, как плотное кольцо его мышц сжимает мою чувствительную головку, и я, наконец, выдохнул, забыв о том, что почти не дышал несколько секунд. Я смотрел, как Джерард закрыл глаза, слегка морщась, но я не понимал, от боли это или от наслаждения. Я не мог сложить слова в вопрос, поэтому я промолчал. Я знаю, он бы дал мне знать, если я сделаю действительно больно.

Я надавил сильнее. Он пытался расслабиться, но снова и снова вздрагивал. Когда мы занимались сексом в первую нашу ночь, он сказал, что долго этим не занимался. Думаю, это касается и того, что я делал с ним сейчас. Но, несмотря на то, что я старался не торопиться,  я вдруг проскользнул внутрь него - мы оба вздрогнули и выдохнули в унисон.  В нем было жарко и туго; не похоже ни на что из того, что я испытывал прежде. Я думал, что достаточно приятно, когда он сжимает меня в руке, я думал, что не может быть ничего лучше того, как он отсасывает мне, но вот это было еще лучше. И ведь я еще не полностью вошел;  ощущая  внезапное желание просто толкнуться в него до конца, я все равно попятился назад, чтобы он лучше привык ко мне - я помнил, что я здесь не один – в том смысле, что стоило больше обращать внимания на то, как он себя чувствует.

- Ты в порядке? -  спросил я, увидев,  как его слегка скривило, как я надеялся, не от боли. Я помню, что мне было больно в первый раз, поэтому я не мог просто забить на это все. Я пытался сконцентрироваться на чем-нибудь еще – на чем угодно – но все мое внимание захватывало это головокружительное

- Да, - наконец простонал он после некоторой тишины. Он чуть сдвинулся и взял меня за руку, слегка сжав, как я хотел сделать, чтобы ему было спокойнее. Он глубоко вдохнул сквозь сжатые зубы и немного успокоился, прежде чем продолжить:  

- Я чувствую себя потрясающе, - он слабо улыбнулся мне, прикрыв глаза, и пусть я знал, что это не совсем правда, я все равно верил каждому его слову, проникая чуть глубже в его тело, стараясь полностью сосредоточиться на том, чтобы сделать все как можно осторожнее и нежнее. Я положил руки ему на талию, продвигаясь вперед, и чем дальше, тем сильнее его тело сжимало меня, так сильно, что я начал стонать, закрыв глаза и откинув голову, входя в него до конца одним толчком, и тогда и он застонал вместе со мной.

Теперь, когда мы могли немного передохнуть, я потянулся к нему за поцелуем.  Прямо тогда я был уверен, что это самый лучший поцелуй.  Было неудобно, он был липким оттого, что у нас пересохло во рту, мы оба испытывали боль, но он все равно был лучшим.   

Секс был далеко не таким совершенным, как это могло бы показаться, самое точное определение секса – хаос, и кроме того это было больно. Но при этом было удивительно  чувствовать боль вместе, как один человек. Продолжая целовать его, я начал двигаться в обратную сторону. Само скольжение уже было чем-то невероятным по ощущениям; когда я начал толкаться в него я думал, что умру от блаженства. Такого секса у меня никогда не было прежде - вообще у меня до этого не было никого секса – я никогда не вставлял никому и не представлял это теплое и тянущее ощущение. Я начал понимать, почему люди так презирают гей-секс. Никогда не испытав этого, никто даже не подозревал, что теряет.  Я думал, что лучше уже и быть не может, но тут Джерард начал отвечать мне – он двигался навстречу мне, догоняя мой ритм и вливаясь в него, и вот мы уже двигались как что-то цельное, задыхаясь, продолжая целовать друг друга. Но дышать только через нос было уже  слишком тяжело, я разорвал поцелуй и уткнулся лицом в его шею, обнимая его и продолжая движение. Я почувствовал его руке на пояснице - поначалу я счел это за намек двигаться быстрее и жестче, что я и поспешил сделать.  Но когда он зашептал мне в ухо, я понял, что я был неправ.

- Не так быстро, -  попросил  он, стараясь говорить это так, чтобы его слова не звучали как команда.

Я поднял голову с его шеи, и все мое удивление было написано у меня на лице. Я совсем остановился,  испугавшись, что  совершил ужасную ошибку.  Джерард взял в ладони мое лицо,  заглаживая назад мои непослушные волосы. Он старался успокоить меня, хотя на самом деле получалось  наоборот.

- Все в порядке, - успокоил он меня, притягивая мое лицо ближе и целуя меня. И этот поцелуй совершил-таки магию – я успокоился.

- Цени момент, - добавил он секундой позже, и все снова обрело смысл. Дело было не в боли (а может и в ней, просто он не хотел признаваться в этом), он просто хотел, чтобы я запомнил это, так же, как он.

Я кивнул, еще больше приникая к его губам, чувствуя улыбку на своем лице. Я снова начал двигаться, стараясь не спешить в этот раз. Это было тяжело; с каждой минутой я был все ближе и ближе к блаженству. Я хотел оттянуть этот момент как можно дольше, и на то была не одна причина. Я посмотрел вниз между нами, изменилось ли что-нибудь с Джерардом. Он был почти тверд, но все же это был шаг назад от того, чего я добился недолго до этого. На мгновение я представил, что с ним будет, если я задену его простату. Правда, я немного сомневался, что попаду в эту волшебную точку с первой попытки. Хотя учитывая его стоны, у меня уже неплохо получалось.

- Ты хочешь, чтобы я что-нибудь еще сделал для тебя? – спросил я,  опуская одну руку к его паху, но он тут схватил меня за запястье.  

- Нет, - сказал он,  приоткрыв глаза и посмотрев на меня, - сейчас важнее ты. Все, что нравится тебе, нравится и мне.

Из-за этого я почувствовал некоторую вину. Джерард раскрыл свое тело для меня, но по-прежнему больше заботился обо мне, не позволяя мне сделать то же для него. Я был не согласен с ним, я хотел показать ему, что мне нравится трогать его, но я послушался его и убрал руку. Мне не нравилось быть слишком эгоцентричным,  даже если художники и есть самые большие эгоисты. Ладно, он хотя бы разрешил мне прикасаться ранее.  Все это была не его вина – дело в его теле.  Может все изменится через некоторое время, сказал я себе, снова лихорадочно целуя его.  

- Мне нравится это, - выдохнул я, прерывая поцелуя и заглядывая ему в глаза. Его красивые черные кудри разметались, его кожа в этом освещении казалось слегка красноватого оттенка.  Он кивнул и притянул меня ближе.

Внимая его просьбе, я все еще старался двигаться медленно. Мои движения внутрь и наружу посылали волны удовольствия по всему моему телу, я вцепился в его руки, чтобы удержаться на этой скорости.  И это было не так легко, как казалось -  я хотел кончить, я уже чувствовал, как подкатывает, но я двигаюсь недостаточно быстро для этого. Мы оба были будто в ловушке, только я в отличие от него я мог исправить свое положение. Для меня все проще – я просто могу набрать скорость, и все кончено. Для Джерарда скорость мало бы что изменила.  

Я посмотрел на него, на его лицо, на его тело, куда угодно только не на его член, и при взгляде на Джерарда никак нельзя сказать, что у него какие-то проблемы. Он не отрицал того, что он старый, но он и не смирялся с этим, он продолжал жить и делать все, чего хотел - он не отказывался от секса, и я не чувствовал себя плохо оттого, что мог делать то, чего сейчас не мог он. Я продолжал смотреть на него – на его закрытые глаза, на капли пота, стекающие по его лбу.  Его ладони скользили по моей спине вверх и вниз, поощряя меня вместо слов, когда он молчал. Мне как будто и не хотелось двигаться дальше, я хотел, чтобы все было так, как сейчас, в этот раз мы намного лучше чувствовали друг друга. Нам не нужно было говорить так много, как  в первый раз. Пусть я и был напуган и весь на нервах, но я как будто оттаивал, продолжая двигаться в нем, лицом к лицу. В эти выходные мы много чего успели сделать, и все это, так или иначе, касалось секса. Все имело отношение к сексу, как сказал Джерард, но впервые сам секс не имел к этому никакого отношения. Это была близость. Когда все понятно без слов. Мы научились общаться более осмысленным и чувственным путем, так, что это  даже приносило осязаемое удовольствие, в отличие от простого  общения.  

Он вдруг начал вздыхать и стонать совсем по-другому, и я понял, что прямо сейчас я попал именно в ту самую точку.  Это было чистой удачей, и, конечно же, едва мне это удалось, как я сдвинулся. Я пытался найти эту же точку еще раз, и, заметив мои труды, Джерард положил руки мне на бедра, тем самым направляя меня. Наши тела и руки двигались вместе, и тогда у нас снова начало все получаться; я снова попал, куда хотел, все еще ощущая на себя его руки, как путеводитель. Спустя несколько толчков его член уже полностью стоял, я даже не заметил этого поначалу – только когда он убрал одну руку с моего бедра и  прикоснулся к себе. Я наблюдал за ним несколько секунд, даже забыв про то, что делал.

Я никогда до этого не видел, как Джерард прикасается к себе. Всё то время, что мы расхаживали голые по его квартире, прикасались друг к другу и целовались, его руки не лезли ниже его талии. Я никогда не понимал почему, особенно если у него есть проблемы с эрекцией.  Он просто не делал этого прежде, или  я не видел этого, поэтому теперь это выглядело ново и удивительно для меня. Его руки, которые и так восхищали меня, плавными и красивыми движениями скользили по его члену, и от своих же прикосновений он раскрывал рот, задыхаясь,  и я, созерцая все это вместе, чувствовал, как вдоль спины побежали мурашки,  все мое тело пронизала дрожь.

Не знаю, как долго я смотрел на это, пока не решил добавить свою руку. Джерард оторопел поначалу, как будто удивленный происходящим, будто я спалил его, и теперь собирался помочь ему. Он колебался некоторое время,  но моя настойчивость и его собственное желание изменили его решение – и тогда он отдался мне, обвивая руками мою спину.

Прошло не так уж и много времени, когда  я все же начал уставать. Я все еще двигался медленно, но я не знал, как долго я смогу это еще выдержать. Я сильнее сжал в руке его член, стараясь ласкать его жестче и надеясь, что так он кончит раньше меня. Я прижался губами к его губам, но я больше не целовал его – у меня не было на это сил, мне просто нужно было хоть на что-то отвлечься. Он видел, что я уже устал, он крепко обнял меня ногами и теперь вгонял меня в себя, снова и снова, снова и снова, пока я не кончил в него.

Я выдохнул, разжимая губы,  приникая ими к губами Джерарда, все еще едва дыша, пока этот поцелуй все тянулся и тянулся, до тех пор пока я не остановился и не опустился на его тело. Моя рука тоже остановилась и когда я почувствовал,  как член Джерарда выскальзывает из моей руки, я снова начал скользить по нему рукой, чтобы все закончилось для нас обоих.

- Все в порядке, Фрэнк, -  тихо проворковал Джерард. Его руки гладили меня по спине, - ты можешь остановиться.

- Мм? – мой голос все еще был немного хриплым. Я поднял на него глаза, встречаясь с ним взглядом, и он поцеловал меня в губы.

- Но ты же по-прежнему не кончил, - возразил я, все еще держа в руках его член.

- Возможно, я и не кончу, - тихо сказал он. Его пальцы  погладили мою шею сзади,  где я был совсем мокрый от пота.

- Но ведь ты же по-прежнему возбужден, - я уже не понимал всего этого.  

- Иногда… что-то не работает так, как должно, - повторил он, глядя в сторону, и снова я чувствую его стыд,  – скорее всего я вообще не смогу сегодня кончить. Мое тело устало, Фрэнк. Не всегда все получается, но это не твоя вина.

- Я знаю, что не… - я замолчал, не понимая, – это просто…

- Достает? – ответил он за меня.

Я кивнул. 

- Это реально достает, но надо жить дальше, так или иначе. Это же касается и многих других вещей…

Сердце от этих слов екнуло. Это звучало как «нам надо жить дальше» Не только ему. Это звучало так глупо, но в моей  голове прыгал тот самый факт, что он хочет, чтобы я был рядом, хочет, чтобы мы жили дальше вместе. Он правда хотел, чтобы я остался.

Я знал, что я никуда не пойду.

- Все в порядке, - согласился я. Он улыбнулся мне, и затем посмотрел вниз, где, как оказалось, я все еще держал его в руке –  я чувствовал, как он становился все мягче и мягче. Я отпустил его, вместе с тем выходя из его тела, но не стал отдаляться от него. Я все еще был сверху, и я потянулся к его лицу за поцелуем, на этот раз  я мог целовать его дольше. Он снова убирал пряди моих волос мне за уши.

- Тебе лучше скоро идти, - напомнил он, просто чтобы сказать хоть что-нибудь.

- Я знаю, - отозвался я, но не сдвинулся с места. Обняв его за талию, я положил голову ему на грудь. Мы оба все еще как будто горели, простыни промокли насквозь, как будто мы все лето прожили в тропиках, хотя мы  снаружи  Джерси в конце зимы.

- Фрэнк… - снова напомнил он пару минут спустя, пока мы все еще лежали и дышали, больше ничего не делая.  

- Я знаю, - повторил я, - еще пять минут.

Он вздохнул, возвращая свою руку мне на спину, его губы коснулись моего лба, - как пожелаешь, Фрэнк. Как пожелаешь.

Я поднял голову, поймал губами поцелуй, который предназначался для моего лба. Впервые я был рад, что он , что он совсем не заботился о времени.

***

Я приполз домой почти на час позже, чем должен был.  На часах было почти одиннадцать  -  по мнению моего отца, непростительное опоздание. Я мышью прокрался в квартиру, стараясь не разбудить родителей. Я не хотел им ничего объяснять, и не хотел, чтобы они кричали на меня. Я даже не хотел ни с кем говорить. Я изо всех сил надеялся, что они уже пошли спать и забыли про своего сына. Может моя мама и верила в то, что я ночевал у Сэма, и может она не будет задавать вопросов. У нее были все основания ругаться, но я не хотел разрушать свое  потрясающее настроение чьим-либо негативом. Если бы я только мог, я бы остался в этом настроении навсегда.

Не уверен, сколько действительно длились те пять минут в его объятиях, но когда они, наконец, истекли, он помог мне найти мою одежду и остальные вещи. Когда я уже был готов, мы снова обнялись, я обнимал его голое дрожащее тело, зарывшись лицом в его шею. Он пах потом, сигаретами и вином. И я честно не знал, есть ли для меня лучший запах, чем этот. Мы целовались все эти пять минут, пока не решили, что мы все-таки готовы распрощаться. Он остался стоять в квартире, не желая ни одеваться, ни выходить в коридор, где со стороны двери нас могли бы заметить.

Поначалу я расстроился, что он проводил меня только до порога. У меня из головы все время ускользало, что наши отношения были секретом. Об это было трудно вспомнить, когда я приходил сюда и окунался в эту атмосферу. Я чувствовал себя так, будто прожил здесь всю свою жизнь и понял, какая она. Полная красок, искусства, секса и вина. Здесь не было никакой дискриминации, только искусство – оно сочилось из каждой стены. До меня дошло это когда на следующий день мне пришлось прийти в школу, где я видел Сэма и Трэвиса, которых использовал как отговорку. И хотя мне было грустно, что я покинул мир Джерарда, я был рад, что это наш секрет, и что никто о нем не узнает. Я хотел испытать все это с ним. Далеко на каждому следовало бы жить так, как могли жить мы. Тут было очень много свободы, и, как и учил меня Джерард, не все должны быть свободны. Если я застрял где-то с остальными, кто закован в цепи, образно говоря, получается, в неволе и я. Это было нормально; я понял это. Может, благодаря этому я стану еще больше ценить Джерард и его мир, если это возможно. Я хотел просто провести с ним выходные, а теперь казалось, что так все и должно быть.

Когда я пришел домой, ту чувствовал себя пьяным – не то от краски, не то от вина. Я все еще чувствовал его вкус во рту, когда я пришел домой, и хотя в животе заурчало от голода, я не хотел ничего есть, я не хотел идти в душ и вообще делать хоть что-то, что смыло бы ощущение Джерарда в моем теле. Но мне была нужна вода, я жутко хотел пить, поэтому я направился в сторону кухни, я шел очень тихо,  довольный тем, что на втором этаже темно, что значило, что родители уже в своих комнатах и спят. У нас в семье не было никакого комендантского часа, больше потому что я вообще нечасто выходил на улицу, а если выходил,  то просто говорил, во сколько я буду дома. Но сегодня я очень опоздал, такого вообще никогда еще не было, и я очень надеялся, что мне не особенно влетит.

- Привет, - это прозвучало так внезапно, что я едва не выронил стакан, который достал из буфета и уже наполнил водой. Я посмотрел через кухонный стол и  увидел свою мать, сидящую в темноте, в бледном пятне света, где она читала журнал.

Мое сердце будто застыло, и по ее голосу я понял, что она разочарована, даже больше чем зла. И если честно, то это даже хуже.

Я не понимал, как я не заметил ее раньше – тем более, что был включен слабый свет. Я привык, что горящий свет не означает, что рядом кто-то есть.

- Хэй… - я стоял на том же месте,  чувствуя ужасную неловкость. Мама все еще смотрела на меня, ее глаза не двигались. Я включил кран и налил еще воды, просто чтобы хоть что-нибудь сделать, - извини я опоздал.

- Ничего,  - тихо сказала она, – я рада, что с тобой все в порядке.

Она посмотрела на меня и улыбнулась. Это совсем выбило меня из колеи. Она не была счастлива, но в то же время не была и слишком уж расстроена. Я будто снова смог дышать, и тогда я отпил еще воды. Когда я прикасался губами к краю стакана, я чувствовал, что они все еще были немного припухшими – я чувствовал это, прижимаясь ими к холодному пластику, и я надеялся, что здесь слишком темно, чтобы она заметила это и догадалась, что я делал все выходные.

В животе что-то шевельнулось, и я почувствовал, как вина заполняет меня изнутри. Я знал что вина – это бесполезная эмоция, но ведь это была моя мама. Несмотря на то, как часто я бесился из-за нее, я все равно не мог не заметить, как она заботилась обо мне. Может она не могла понять, но ей было не все равно. Да, это было две слишком разные вещи. Все равно как секс и близость.

Переборов желание сейчас же убежать наверх в свою комнату, я сел рядом с ней. Ножки стула чиркнули по полу, когда я выдвинул его, отчего я поежился, а мама приложила руку к голове. Она выглядела очень уставшей. Я вспомнил, как звонил ей, и как с каждым звонком ее голос казался все старше. А теперь я видел источник этого голоса прямо перед собой. От янтарного света на ее лице плясали тени, и от этого глаза казались запавшими. Я надеялся, что это были всего лишь тени. Я не хотел думать, что я добавил своим поведением еще больше морщин на ее лице и больше изменений в ее поведении. Обычно моя мама ложилась спать рано, и 11 ночи было для нее уже слишком поздно, особенно если все это время она провела, беспокоясь за меня.

- Твой отец уже пошел спать, - как бы между делом упомянула она,  - тебе повезло, что он тебя не дождался.  Он взбешен.

Я вздрогнул, подумав о том, каким он будет с утра. Я сделал глоток воды, чтобы отвлечься от этого.

- А ты? – поинтересовался я, надеясь, что она не собирается наказывать меня. В подобных ситуациях родители обычно объединяло свои усилия. Папа всегда бесился и присутствовал больше для устрашения. Мать же судила меня и решала, что послужит для меня наказанием. И сейчас я снова ожидал приговор.

- Он считает, что тебя следует наказать, - сказала она. Она перелистнула страницу в журнале, но не прочитала ни слова оттуда, она просто заполняла паузу. Где-то внутри себя я едва ли не плакал, понимая, что если это случится, то я не смогу снова прийти к Джерарду и увидеть его. Этого просто не случится. То, что для мои родителей была привычнее неволя еще не значило, что я тоже должен прожить взаперти. Особенно, когда я только-только почувствовал вкус свободы.

- Но, - добавила она, и я удивился ее снисходительности, –  я так не считаю.  В этот раз я только предупреждаю тебя.

Я, наконец, выдохнул:

 – Спасибо.  

- Нечасто ты проводишь столько времени со своими друзьям, - начала объяснять она, хотя мне не нужны были объяснения. Достаточно было того, что она не станет наказывать меня. Но я слушал дальше. Я  знал, что отец бы не позволил ей высказать все ее мысли. Меня все еще поражал тот факт, что она считает его наказания бесполезными. Сейчас она могла насладиться правом самой решать, у нее была редкая возможность услышать собственный голос – она как будто забыла, как это, поскольку все время она была слишком тихой.  

- Тебе на пользу иногда выбираться из дома. Ты знаешь, иногда я волнуюсь, Фрэнк. Для твоего здоровья не очень-то хорошо сидеть постоянно в комнате и ничего не делать.

Я хотел вскочить и не согласиться с ней, сказать, что я делал кое-что, постоянно, но я остался сидеть на месте и вел себя тихо. Я не хотел ставить под удар свою удачу.

- Сэм и Трэвис неплохие ребята. Во всяком случае, Сэм точно. Я помню, вы были просто неразлучны, когда были чуть помладше. Трэвиса я не знаю, но думаю, он тоже ничего. Я действительно рада, что ты снова проводишь с ними время. Я помню, когда вам было по тринадцать, или четырнадцать,  и они постоянно приходили и стучали в дверь, спрашивали, выйдешь ил ты гулять. Вот честное слово, весь первый семестр, звонок звенел в шесть едва ли не каждый вечер. Не помню, почему это прекратилось…

Мама замолчала на секунду, вздыхая и от ностальгии, и линии на ее лице углубились. Я не мог не помнить причины, по которой они перестали приходить за мной, и эта причина ей бы не понравилась.  В то время мы увлекались наркотиками, выпивкой и всем остальным. Некоторое время это было весело; мы снова будто были малыми детьми, и поэтому все было нам весело. Мы все время проводили вместе,  и тогда я думал, что никогда и ни к кому не был и не буду так близко. Только алкоголь  сближал нас, вот в чем дело, и теперь я знал это, оглядываясь назад. Сэм перестал так часто приходить, когда мы бросили наркотики. Точнее, когда я бросил. Он и дальше этим занимался, но мне было это уже неинтересно. У меня появлялись другие интересы.

- Я не хочу, чтобы опоздание вошло у тебя в привычку, Фрэнк, - начала она читать лекции, снова говоря как типичный родитель. Она прищурилась и с интересом посмотрела на меня, но в ее взгляде так же читалась и снисходительность. Ее взгляд ранил,  отчего я отвернулся.

- Я не выношу, когда это становится привычкой.  Я не хочу сидеть здесь каждую ночь и думать, где ты. Это тяжело, но не настолько, как успокаивать твоего отца. Сегодня тебе повезло,  но если ты снова так поступишь, то я тебе ничего не гарантирую.

Это немного ранило – то, что отец всегда будет причиной того, что что-то может не произойти. Он как-то повлиял на нее; она осталась сидеть допоздна и ждать меня, в то время как он уже лег спать. Мало того, он как будто учувствовал в разговоре,  даже когда его не было в комнате.

- Ну ты хотя бы как, хорошо провел выходные? – наконец спросила она, присаживаясь на стул и наклоняясь вперед. Она закрыла свой журнал, уже собираясь уходить.

Я улыбнулся ее вопросу, воспоминания обо всех трех ночах сразу. Это было лучшие выходные в моей жизни.

- Да, хорошо, - все же ответил я, и да, мой голос просто лучился искренностью. Ведь я правда хорошо провел эти выходные.  

Она только улыбнулась мне, когда я допил воду. Я встал и поставил стакан в раковину, полагая, что наш разговор закончен. Однако когда я посмотрел на нее, она все еще сидела на своем месте и держала в руках журнал. Она не собралась вставать с места.  

Я чувствовал себя еще более неловко, особенно когда на ее лице появилась странная улыбка, не похожая ну ту, которой она улыбалась прежде. И взгляд ее смягчался. Я не понимал. Я чувствовал, как уверенность понемногу покидала меня, я посмотрел вниз, подумав вдруг, что во мне есть что-то такое, что выдало меня и то, что мы делали с Джерардом все эти выходные. Я потрогал шею, коснулся засосов, но их было не видно из-за воротника.  А она все смотрела на меня.

- Что? – наконец спросил я,  закатывая глаза от смущения.

- Ничего, - покачала она головой. Я поднял брови в вопросе.  

- Просто… - она повела рукой, стараясь подобрать слова, - я еще не видела тебя таким счастливым.