Comfortable and Confident

Проснувшись утром, я был без понятия, где находился.  Хотя я знал, что художник должен был быть где-то рядом; события этой ночи возвращались ко мне отнюдь не быстро. Я всё еще наполовину спал, когда очнулся в его большой постели и пошарил рукой по простыням, но они были совершенно холодными, ни частички его тепла. Он ушёл, и я всё еще не понимал, что сейчас происходило.

Я не мог проигнорировать то, как часто забилось моё сердце,  как тревога заполнила собой все тело.  Сна теперь не было ни в одном глазу, я в шоке озирался по сторонам.  Я сел и почесал голову, сразу же убедившись, что мои волосы все еще влажные от пота после этой ночи. Воспоминания хлынули в сознание, и значительная часть того, чего я минуту назад еще не осознавал, теперь встала перед глазами четкой картиной, как только я увидел свое голое тело, прикрытое лишь тонким голубым одеялом.

У меня был секс с Джерардом. Мы, наконец, сделали то, чего не должны были делать, но вокруг чего топтались так долго, и сейчас это, наконец, случилось.  Мы целовались, трогали друг друга и трахались в его постели.  Он видел меня голым, и таким же  я его видел. Мы даже заснули на этой кровати, не пытаясь разбежаться в разные стороны после этого, а решив спокойно и смело взглянуть в лицо последствиям. Казалось, что мы целовались часами, изредка говоря какое-нибудь слово.  Нам уже не нужно было разговаривать; в этом не было нужды, и кроме того мы уже и так сделали очень много Крепко прижавшись друг к другу своими потными телами, устроившись в середине кровати, мы полностью были погружены в поцелуй, пока не кончились силы и слюни.  В каждом нашем движении просматривалась некая отчаянность из-за понимания того, что никто во всем мире не подарит  ни одному из нас всего того, что мы сейчас дарили друг другу.

В темноте комнаты я мало что видел. Но я видел глаза Джерарда. Каким-то образом, они всё еще так искрились зеленым, будто в них светило солнце, хотя было темно, и солнца уже не было, но они светились. Я помню, как смотрел в них, и пусть на секунды, но мне казалось, что я никогда не захочу снова видеть тот мир снаружи. Если этот мир собирался оторвать нас от того, что мы делали, что нам нравилось, осуждая нас за что-то, вроде этого, тогда мне было всё равно. Я хотел быть здесь, я хотел быть с ним. Теперь мне всегда хотелось снова взглянуть на его глаза в темноте.

Прошлой ночью я оторвался от этого чуда всего на пару секунд, чтобы звякнуть домой и сказать родителям, что останусь на ночь у Сэма и Трэвиса. Я должен был сказать им что-нибудь, да что угодно, только бы они не отправились меня искать. Так или иначе, мне всё еще нужно было следить за тем, чтобы не вляпаться в какую-нибудь беду.  Если меня застукают, все мои маленькие привилегии будут обязательно аннулированы, и я знал, что теоретически я умру. Нельзя вот так взять и подарить  кому-то ощущение чего-то настолько прекрасного, что он о таком не знал и не мечтал,  а в следующий момент просто забрать это всё.  И поэтому я должен был остаться здесь, хотя бы на эту ночь.

Я понятия не имел, в каком часу звонил, но когда мама подняла трубку, то её голос был усталым. Разумеется, ведь я уже должен быть дома и она волновалась. Поначалу она не хотела меня отпускать,  но,  в конце концов, сделала это. Была ли причина этого «да» в том, что она услышала счастье в моём голосе, или ей не хотелось  спорить со мной, сказав «нет» и тем самым заставив меня тащиться домой от Сэма (потому что я, разумеется, был именно там) я не знаю и мне было всё равно. Я просто положил трубку и вернулся в постель к Джерарду. Он обвил меня рукой, притягивая ближе к себе, и потом снова целовал моё лицо, прежде чем сон, наконец, накрыл нас.

Это было последнее чёткое воспоминание о прошедшей ночи. Я смутно помнил детали, но твердо знал, что я еще раз просыпался, но потому, что  меня разбудил легкий  храп Джерарда. Некоторое время я не понимал, что происходит,  так же, как будет и чуть позже, утром, но когда я увидел его, лежащим рядом со мной, то все встало на свои места. Было темно, но я мог разглядеть спокойствие на его лице, как едва заметно шевелятся его губы при дыхании. Глядя на это, я и сам начинал улыбаться, осознавая, что я целовал эти губы.  Я обнял его рукой за талию, положив голову к нему на подушку,  и снова уснул.  И после этого я спал как убитый. Я никогда в жизни так хорошо не спал.  

Но настало утро, и я не мог поверить во всё это. Я потерянно хлопал глазами  и осматривался по сторонам. Я видел свою одежду, валяющуюся на полу, и кадры пережитого проплывали в моей памяти. Всё это казалось слишком похожим на фантазию; я выдумал это всё. Я столько раз обдумал эту возможность, что уверил себя в том, что все это было, больше уже не о чем было мечтать или думать. Воспоминания, звуки, легкая боль, и я утонул в недавнем прошлом.  Я должен был поверить в это. Это случилось, а случившегося не вернешь назад.

К счастью, я этого и не хотел. Даже когда вылезал из-под одеяла и увидел на простыне маленькие пятна крови. У меня было чувство, что во время этого ночного действия у меня потекла кровь. Я слышал о том, что почти все девочки истекают кровью, когда теряют девственность, и мне даже показалось что так все и должно быть. Я мог только догадываться, что произошло со мной. Хотя пятно было совсем маленьким, что радовало:  может, Джерард и не заметил этого. Я почувствовал, как мои щеки становятся такими же красными от смущения. Ему лучше этого не видеть, сказал я себе. Я не хотел, чтобы он беспокоился или мучил себя всякими тревожными мыслями, как за вечер до этого, думая, что он сделал что-то не так. Мне было хорошо – даже лучше, чем просто хорошо; я был с ним.

Хотя, не совсем так. Кровать была пуста, я видел его образ там, где он спал, но только в моем воображении. Я с ума сходил из-за того, что совсем не знал, где он прямо сейчас, но при этом меня слегка успокаивал тот факт, что я был в его комнате. Позади его черной двери, по существу, внутри его разума. Может, сейчас я мог понять, о чем он всегда думал, и, таким образом, узнать и то, куда он ушел.

Я сел прямо, прижавшись спиной к изголовью кровати, чтобы взглянуть на темную комнату целиком. Ночью я видел все это,  но лишь чуть-чуть; мои глаза были заняты совсем другими вещами. Теперь же у меня было достаточно времени, чтобы открыть глаза пошире и оглядеться в этом магическом месте, которое на самом деле было лишь скелетом жилого помещения.

Здесь была королевских размеров кровать, прикроватные тумбочки по обеим сторонам. На одной из них стояла лампа без абажура, голая лампочка светила затхлым янтарным светом. Стены не были такими же черными, как дверь, но казались темными. Учитывая, каким человеком был Джерард, и какой он имел красочный взгляд на мир, эти стены были прямо-таки оскорблением искусства. Они были не белые, скорее какого-то кремового оттенка, и выглядели еще более безжизненно после стольких лет дыма, выдыхаемого на них. Единственным, что хоть как-то разнообразило это все, были трещины и дыры  – никаких картин, рисунков или каких-либо работ вообще. Будь эта комната человеком, он бы состоял исключительно из костей и кожи. Это был бы голодный и разбитый человек.  Совсем не было ощущения, что эта комната принадлежит художнику. Никакого цвета, никакой жизни, никакого света. От этой гаммы увядания отличались разве что простыни, хотя и они были слишком темными – вроде голубые, но они умудрялись казаться настолько скучными, что скучнее уже точно ничего быть не может. Они были почти такого же цвета, как белье в больнице, да и на ощупь были похожи.  Больше всего жизни было на полу – там лежали  моя красная рубашка и другие мои вещи, цветные,  они будто смотрели  на меня оттуда. Свет из квартиры проникал в комнату, и танцевал на полу под дверью, почти приглашая меня свалить отсюда, из этой мертвой зоны.

Меня не нужно было долго уговаривать.

Я вдруг почувствовал себя очень уязвимым, когда снова заметил свои голые ноги, вылезая из-под одеяла, и еще вспомнив, что я  не знаю, где Джерард. Я не знал, где он вообще может быть. В моем последнем воспоминании он мирно спал, а сейчас его уже просто здесь не было. Пока я искал свою одежду  возле кровати, я нигде не заметил его вельветовых штанов и черной рубашки.  Остались  только мои вещи. Я пытался убедить себя, что он все еще в квартире, потому что где он еще сейчас должен быть, если не здесь? Не мог он взять и уйти; это был его дом, и кроме того… нет. Его  отсутствию не было никаких причин; только какая-нибудь особенно важная, но больше никакой. Только что мы занимались сексом. Почему он смотался вот так?  Я был уверен, что он не  убегал, но у меня всё еще был это тяжелое ощущение страха в животе.

Почему он оставил меня одного?

Все это время я чувствовал себя в  безопасности, находясь рядом с ним.  Он мог выглядеть опасным для окружающего мира, но глубоко внутри я знал, он бы никогда не сделал мне больно. И все же… я надел нижнее белье и футболку, после чего вышел в  большую комнату, где тоже почти никого не было. Свет вползал в комнату через центральное окно, и она вся озарялась ослепительным золотистым сиянием. Я увидел голубя в клетке. Она спала, спрятав голову под крыло. Уже отсюда я мог слышать, как она тихо воркует, потому что здесь не было никаких других звуков. Здесь не было Джерарда. Здесь не было ничего. 

И я был разбит. Я снова чувствовал себя голым. Это было что-то не то, что бы сделал Джерард. Что-то было не так. Это было не в его характере. Мой мозг начал искать всему происходящему объяснение, и на ум приходило самое худшее. Может, что-то случилось. Он открыл дверь, чтобы выйти за газетой, и его забрала полиция. Может быть, его поймали. Нас обоих поймали. Эти пугающие картинки пролетали перед моими глазами, но я, конечно, понимал, что это лишь мое воображение.  Я бы услышал, как его забирают. И вообще не было никакой возможности того, что нас обнаружат так быстро. Мы ведь только начали строить наши отношения; всё не могло закончиться так быстро.

И все же, я стоял здесь, в гостиной, в одной рубашке и боксерах. И Джерарда нигде не было видно.

Неужели это всё?

Я не знал, почему я испытывал такое сильное желание оказаться рядом с ним. Я не просто хотел побыть с ним в компании, даже если речь шла о сексе, хотя конечно… ну ладно, я почти хотел быть уверенным, что он еще здесь. Он был частью меня этой ночью – он был во мне. Я не мог расслабиться после того, как он так внезапно исчез. Это было так, как будто мы были одним человеком, когда у нас был секс, а сейчас мы раздвоились. Если он ушел от меня, то я остался отдельным куском.

И меня как будто разрывало прямо в этот момент.  В груди заболело, прямо в середине, где сосредоточились все мои тревоги, надуваясь в пузырь, который, казалось, вот-вот лопнет. Эта боль была не только в груди. Боль была так же и в остальных частях тела, как когда он вошел в меня ночью. Конечно, не совсем такая, но что-то похожее. Тупая боль, дающая о себе знать, когда я двигался. Я об этом забыл, но пока я бродил по его дому, одеваясь по пути,  чтобы найти его, она возвращалась. Задница болела, и мне казалось, что я все еще был немного растянут. Я посчитал это за хороший знак; может быть, я не буду испытывать такую боль, как прежде, когда мы снова займемся этим. Если мы повторим это… но в любом случае, мне нужно было, чтобы он оказался рядом.

И это не только моё тело чувствовало изменения – я и сам чувствовал изменения. Я позволил кому-то проникнуть в себя, и теперь этого чувства одиночества было достаточно, чтобы быть в шоке. 

Этой ночью я лишился девственности, и черт, само по себе это было странно. Я мечтал об этом столько времени, и представлял это как угодно, но никогда не так, как это реально произошло. Никогда за миллион лет у меня не возникло бы мысли, что я потеряю ее  с художником, которому сорок семь лет, и что это он меня трахнет. Боль в груди немного утихла, и я посмеялся про себя, покачав головой. Все это было абсурдно и неправильно.

Если это было настолько неправильно, спросил я себя, тогда почему ночью мне было так хорошо? И при этом я чувствовал не только физическое удовлетворение. Я был удовлетворен весь, во всех аспектах своего существа. Мне  было хорошо от осознания, что наша связь перешла на более глубокий уровень. Его прикосновения, поцелуи  и все остальное значили для него больше, чем просто секс. Было хорошо, что я все еще мог чувствовать приятный осадок на душе уже после этого,  и легкую боль, говорящую о том, что он был во мне. Был частью меня.

Хотя осознание случившегося в одиночестве имело и плюсы. Я понял, что такое секс -  это весело, интересно и немного вредно для нервной системы, но еще я понял, что то, что мы сделали, было не сексом. Я не знаю, что это было, но это было что-то большее. Мы воссоединились, и нам было хорошо. И даже когда это закончилось, то все еще было хорошо. И хотя мы почти не говорили об этом после, я думал, что ему тоже было хорошо. Он не был, как я, целиком объят болью; она вся досталась мне, не ему, так что у него не было неприятностей. Эта ночь должна была запомниться ему, как хорошая, по любому.

Если так, то почему он не здесь, чтобы пожинать плоды вместе со мной? Почему он был не дома, чтобы я мог сказать ему, что я бы хотел повторить это, каким угодно способом, лишь бы снова почувствовать такую близость к нему? Неужели он не чувствовал такую же близость по отношению ко мне? Я задумался. Могут ли вещи быть настолько разными в зависимости от того, даешь ты или получаешь? Я не знал.  Секс, и уж тем более гей-секс, был слишком новым для меня. Может, оставлять своего партнера утром одного уже считалось традицией, ну или вообще это была норма. Я вообще не имел понятия, и на этот раз его не было рядом, чтобы объяснить мне, что к чему. 

Я и до этого всегда был слишком наивен; У меня ни с кем больше ничего не было, я знал условия, но не знал, как ими пользоваться. Я знал некоторые мелочи, но был слишком робким, чтобы говорить о них, вдаваться в подробности или задавать вопросы. Я, наверное, сделал много плохого в своей жизни, но это было не мое решение. Чье-то еще.  Я всегда носил в своей голове глупую мысль, что я займусь сексом, когда буду уже взрослым, когда буду мужчиной, типа тогда моя наивность, может быть, рассеется. Всё было бы проще. Но сейчас все было в разы сложнее, я стоял тут полуголый и не знающий, что мне делать, в этом месте, которое было моим домом вдали от дома. 

Я встряхнул головой и раздраженно провел рукой по волосам.  Я не хотел думать о своем одном из величайших промахов; о своей наивности. Было такое чувство, что я смогу подумать об этом позже, когда Джерард вернется. Если он вернется…  я знал, что волновался из-за пустяков, потому что даже если он оставил меня здесь, значит, он должен и вернуться. Это ведь была его квартира. Он же не мог  просто встать и свалить отсюда из-за семнадцатилетнего парня  (и не важно, хорош был секс или нет). Он вернется, в этом я мог быть уверен. Но как долго продлится его отсутствие, и в каком он будет настроении, когда вернется, было еще неизвестно. И мне ничего не оставалось, кроме как ждать.

Я вышел на середину комнаты, переключая внимание на кухню. Внезапно я ощутил, что во рту у меня было сухо, как в пустыне Сахаре.  Джерард и я потратили немало слюны, пока целовались, не говоря уже обо всей остальной жидкости, которую я сегодня ночью потерял. Вообще, я прямо-таки умирал от жажды.

Я быстрыми шагами направился к холодильнику, надеясь, что это не мираж. Я открыл дверь и не увидел ничего, кроме бутылок вина. Я вздохнул, решив, что утро вообще не задалось, и направился к раковине. Отыскав стакан, я наполнил его водой из-под крана, и уже почти поднес его ко рту, когда услышал знакомый звон ключей.

Джерард вернулся.

Смотря из-за угла кухни,  я видел, как он медленно шагнул в дом, не замечая, что я шпионю за ним. Он был полностью одет, в своей куртке, в которой он был похож на голубя, из-под которой торчал ворот белой рубашки. Он положил ключи на стол вместе с чем-то, похожим на конверты, может, счета, и провел рукой по волосам.  Его лицо было бесстрастным, вместе с тем выражая его беспечность, особенно когда он изящным движением снял куртку и повесил ее возле двери. Он не знал, что я слежу за ним, замечая, что он выглядит так же, как и всегда до этого. И по некоторым причинам, это разочаровало  меня.

Я был уже не таким, как прежде. Не только потому, что теперь я стоял на кухне, имея на себе гораздо меньше одежды, чем обычно имел, стоя здесь, кроме того, что теперь было между нами. Я не хотел видеть его как Художника Джерарда, не испытывая при этом никаких эмоций кроме уважения. Я не хотел видеть его в прихожей с таким прохладным высокомерием на его лице. Я хотел видеть его как Джерарда, человека, с которым я спал. Я хотел увидеть его зеленые глаза снова.

Внезапно, эти глаза встретились взглядом с моими, будто он услышал мои мысли. Джерард, наконец, заметил, что я проснулся и встал, и что я стою посреди его кухни.  Он сразу улыбнулся, обнажая пропитанные никотином зубы, но я не мог увидеть, что он действительно чувствовал. Я отвернулся, покраснев, (снова) вдруг почувствовав себя ужасно застенчивым.

- Эй, - окликнул он меня, медленно приближаясь.

Я опустил глаза, созерцая  похожие на бисер, капельки воды, собравшейся на дне раковины. Я слышал, как звучал его шаги, пока он подходил ближе, но даже когда я почувствовал, что он стоит прямо рядом со мной, я не поднял глаз. Та связь, которая появилась между нами, вдруг показалась мне слишком сильной, особенно, если он снова был просто Художником. Он видел меня насквозь, и от его глаз я не мог скрыть практически ничего.

- Добрее утро, -  проговорил он тем же легким и воздушным голосом. Он прислонился к раковине, ожидая ответа. Мои пальцы побелели, сжав стакан.

- Ты в порядке? -  недоверчиво и озабоченно спросил он.

Я кивнул.

- Ты уверен? – с нажимом спросил он, уперся спиной в счетчик, пытаясь заглянуть мне в глаза. Он осторожно опустил руку на мою спину, провел ею вверх-вниз. Это шокировало меня, будто посылало электрические заряды по моему позвоночнику. Я не ожидал, что он сделает это. И что вы обычно делаете, когда вас ударяет током? 

Вы подпрыгиваете. Высоко.

Вот и я сделал то же. Моя рука дернулась и непроизвольно швырнула стакан в раковину. Он разбился вдребезги, хотя между моей рукой и конечным пунктом назначения падения стакана было не очень-то и большое расстояние. Скорость этого движения была достаточно большой, чтобы сломать что угодно, кроме некоторой неловкости еще между мной и Джерардом (и это еще мягко сказано - неловкость). Но теперь я уже не мог прикинуться таким наивным.

Ну, во всяком случае, стакан разбился в раковине, сказал я себе. Осколки не валяются на полу, так что мы не порежемся. Вот только вся эта логика не помогла успокоиться подростку внутри меня. Я отступил от маленького хаоса, устроенного мною же, мои руки дрожали. Я чувствовал, что краснею еще больше, и все мое беспокойство никуда не делось. Извинения посыпались  у меня изо рта, но Джерард выглядел так, будто он совсем не удивлен. Он даже не шевельнулся на этот мой внезапный прыжок, он продолжал стоять, опираясь на  счетчик.

- Не беспокойся об этом, -  сказал он, делая шаг ко мне, будто вступая на поле боя. Я смотрел куда угодно, но по-прежнему избегал встречаться с ним глазами. От его прикосновений сбежать оказалось сложнее, и я снова почувствовал его ладонь на спине. Он мягко погладил меня, на этот раз у меня не было такой реакции. Он хотел лишь успокоить меня.

- Я разбил сотни этих дурацких стаканов, - пошутил он. – Хотя я чаще делал это специально.

Я мог с уверенностью сказать, что он улыбается, пусть я все еще и не смотрел ему в лицо. Однако я все равно успокоился, опустил руки на край раковины, так как больше не было стакана, в который я мог бы вцепиться. Его ладонь теплела на моей спине, и на этот раз она возвращала меня в реальность. Несмотря на его недавнее исчезновение, я знал, что мог ему доверять. Ведь он все-таки вернулся.

- Да уж, - я сделал неуверенный дрожащий выдох, еще дрожа от его прикосновения. В его жесте не было ничего вызывающего или наталкивающего на определенные мысли, неважно насколько низко он опускал ее, она все равно так же  лежала на моей спине, выражая заботу.  Он делал так и раньше; он просто хотел знать, что я в порядке.

Краем глаза я видел его черные локоны, и вспомнил, как они падали на его лицо, когда он спал, как некая паутина, окружающая его спящий разум. У меня вдруг возникло непреодолимое желание просто взглянуть на него, оставив свои тревоги и проблемы. Я видел только его глаза, такие же, что я видел сегодня во тьме, и мне пришлось отвернуться снова. Их внутреннее свечение было слишком сильным, чтобы вынести это.

- Фрэнк, - он назвал меня по имени, заметив мою нерешительность. Я не шевелился. Я крепче сжал край раковины; так крепко, что уже забоялся, не сломаю ли я и его тоже.

- Фрэнк, - повторил он, более  настойчиво, но не зло. Он перестал гладить мою спину, но теперь перебрался к шее. Он запустил пальцы в мои волосы за затылком, снова посылая дрожь в мое тело, спускаясь пальцами к шее, проводя ими по моей челюсти.

- Фрэнк, ты в порядке? – снова спросил он,  едва ли не умоляя меня.

- Да, - ответил я, тяжело сглатывая и жмурясь, потому что его палец теперь скользил подушечкой по моему лицу.

- Тогда почему бы тебе не взглянуть на меня?

Теперь в его голосе была интонация, которую я никогда раньше не слышал, или слышал, но забыл об этом вплоть до этого момента. Он был грустным – не отчаянным, но разочарованным.  И то, как его пальцы гладили мои волосы,  доказывало то, что он тоже нервничал. Каждое его движение выбивалось из некого едва заметного ритма, показывая тем самым его нервозность.

И тут меня опять как будто волной накрыло. Я не говорил с высокомерным художником. Наверное, никогда не говорил. Джерард, именно тот самый Джерард, был со мной все это время, и сейчас он хотел, чтобы я посмотрел на него. Если бы я посмотрел на него сразу, то не в чем было бы сомневаться, не из-за чего было так нервничать, и я бы ничего не сломал. Джерард был растерян и напуган, так же, как и я, и тот факт, что никто не видел это сторону его существа, ранил его так же, как меня ранило одиночество.

- Посмотри на меня и скажи, что с тобой все в порядке, - снова повторил Джерард медленно, собрав немного уверенности в своем голосе. Он наверняка видел или почувствовал изменения во мне, которые были вызваны этим осознанием, потому что он приблизился ко мне. Он убрал руку с моей шеи, мягко приподнимая мою голову, чтобы увидеть мои глаза. И, даже несмотря на ослепительные  лучи солнца повсюду,  рассекающие пространство под разными углами, я видел то, что я видел.

- Я в порядке, - сказа я ему, и в этот раз смотреть на него было не так уж и трудно. Я так же смотрел и на его лицо,  не фокусируясь на глазах но все равно улавливая заботу в них.

Он улыбался, и на секунду мне показалось,  что он сейчас поцелует меня.  Его рука все еще была на моем лице, его пальцы гладили меня, но сейчас я хотя бы мог смотреть на него. Я хотел, чтобы он поцеловал меня, но я все еще продолжал волноваться буквально из-за всего, потому что все еще не до конца понимал, что есть что и какое у того и этого значение. Я знал, что он беспокоился обо мне; это было очевидно. Просто я продолжал накручивать себя в силу своей наивности.

- Где ты был? – спросил я, неожиданно даже для себя, еще и потому, что спросил  уверенным голосом.  Это был действительно смелый вопрос от человека, который пару секунд назад не осмеливался заглянуть собеседнику в глаза, и кто только что разбил стакан, но это было не так смело,  как действительно взять и поцеловать его. Я мог бы подумать, что все это будет проще, учитывая свой опыт с прошлой ночи, но, как оказалось, ничто не стало проще. Я только надеялся, что еще не достал его к чертям.

- Ох, - он затих, будто я застал его за чем-то нехорошим. Его рука медленно убралась с моего лица, переместилась на плечо, – я просто выходил. Нужно было кое-что.

Он кивнул на счетчик, где лежал небольшой пакет, белый, непрозрачный, складки едва показывали красный логотип магазина. Я долгое время смотрел на него (на пакет), даже не пытаясь угадать, что там было, но задаваясь вопросом, когда он, черт побери, успел это туда положить?

- Ой, - теперь это у меня звучал голос так же, как у него секунду назад. Переведя взгляд на него, я продолжил, – почему ты не попрощался со мной?

Джерард глубоко вздохнул, сведя брови вместе и будто задумавшись. Он провел свободной рукой по волосам, по-прежнему держа другую у меня на плече.

- Я не хотел тебя будить, - внезапно улыбнулся он, снова переместив руку на мое лицо; он провел пальцем по моей щеке, завершая эту линию в волосах за ухом,  – ты выглядишь просто прекрасно, когда спишь.

Теперь мне пришлось от него отвернуться. Не потому что его взгляд был слишком настойчивым, но потому, что не хотел, чтобы он видел, что я опять краснею. Я не привык к таким комплиментам. И в моем понимании слово «прекрасный», относящееся к парню, звучит как-то нелепо. Разве не был он сам просто красивым? Тогда почему не мог и я быть просто красивым, какой к черту «прекрасный»?

 - Я поцеловал тебя на прощание, - его слова снова сбили с рельс поезд моих мыслей, его пальцы все еще прочесывали мои спутанные волосы, в тщетной попытке распутать их,  – но я не хотел будить тебя. Я не знал, как долго меня не будет, и поэтому не хотел, чтобы ты сидел и ждал меня. Я даже не хотел, чтобы ты знал, что я куда-то уходил…

Его голос стал мягче, он опустил взгляд  вниз.  Кажется даже, что ему стыдно.  Хотя, это же  Джерард; для него стыд был совсем не тем, что он хотел бы знать или приукрашивать.

- Я хотел побыть один.

- Почему? – спросил я, отводя голову в сторону.

- Мне нужно было развеяться. Отчистить свой разум…  подумать о многих вещах…   

- Например, о чем? – я знал, что уже начал доставать свой настойчивостью. Он был взрослым и мог делать, что хотел, но я все еще продолжал осыпать его вопросами.

Он медленно поднял на меня глаза, набирая в легкие больше воздуха, прежде чем сказать,  – о тебе…

- Оу, - выдохнул я, и…  вопросы снова посыпались из меня.

- Погоди, дай мне объяснить, - он прервал этот поток. Он убрал руку с моего плеча, передвинув ее ниже по руке, пока наши ладони не соприкоснулись.  – Давай ненадолго зайдем в мою комнату. Я обещаю, мы просто поговорим.

Он некоторое время смотрел на меня, прежде чем начать путь в свою комнату, захватив с собой пакет с комода. Этот чертов пакет шуршал, пока мы возвращались в то место, откуда я пришел на кухню. Мы сели на край кровати, лицом  к лицу, слегка касаясь друг друга коленями. Я сдвинул ноги вместе, почувствовав ткань его штанов, это напомнило мне, что я был наполовину голый. Он положил пакет позади нас, и тут его руки начали что-то изображать, пока он пытался подобрать слова

- Прошлой ночью… - начал он довольно неуверенно. Он пытался посмотреть на меня, но смотрел в сторону, и во мне рос соблазн взять его лицо в ладони и повернуть к себе, заставить его посмотреть на меня. Я знал, что никогда не смогу управлять им, как бы сильно я не старался и что бы я не делал.

- Мы не должны снова делать  то, что мы сделали, - наконец выпалил он, и в тот момент я был даже рад, что мы не смотрели друг на друга.

Снова это неприятное чувство в груди, которое, как я надеялся, исчезло в тот момент, когда я увидел, что Джерард вернулся.  Джерард больше не хотел этого? Он не хотел меня? Поэтому он ушел? Это всё было просто большой ошибкой? Я что, оказался прав? Вопросы летели на меня, как пули, но метафорический бронежилет только еще больше выворачивал мою плоть, из-за чего мне все труднее было держать себя в руках перед Джерардом. Я продолжал смотреть на свои босые ноги, тщетно стараясь во всем разобраться (или хотя бы в чем-нибудь). 

Господи, гребаный секс все изменил. И причем не в лучшую сторону. Я надеялся, что после того, как я отдал себя ему, позволяя нам быть вместе, и даже после того, как мы вместе построили наш собственный мир, нашу картину, что всё будет хорошо. Мы могли быть вместе, и всё было бы проще. Я мог бы стать взрослым; я мог бы взрослеть, по мере того как исчезает моя наивность и невинность. Я хотел, чтобы эти мои качества исчезли, и начались мои взрослые отношения с Джерардом.

Честно говоря, мне нравилось всё, что было этой ночью. Несмотря на боль, на всю эту неловкость, несмотря на то, что я был абсолютно голый и вдобавок ко всему истекал кровью, мне понравлюсь заниматься этим с ним. На полпути к цели он подарил мне наслаждение, которое до сих пор поражало меня. Я вообще до этого не знал, что во мне могут таиться такие секреты. Я никогда не изучал себя по ночам так, чтобы обнаружить что-то подобное. И то, что боль, которую я испытал, действительно была мне нужна, как сказал Джерард. Чтобы запомнить это.  И я запомню это надолго. Не только потому, что той ночью я потерял свою девственность, но так же из-за того, благодаря кому я ее потерял. Я никогда не думал, что это случится именно так, и с этим парнем, но -  фак! - это больше не имело значения. Я хотел этого.

Что изменилось? Всё, или, по крайней мере, так казалось. Я наделялся, что все то, что он просил у меня (в метафорическом смысле) – и что я взял и дал ему – что хотя бы вот это не изменилось. Может, Джерард просто нервничал сейчас. Может, что-то случилось, пока он гулял. Могло случиться абсолютно что угодно, и мой спутанный ход мыслей на пару с его бессвязными фразами делали только хуже нам обоим.

- Мы не обязаны делать это снова, - повторил Джерард, жестикулируя руками, но по-прежнему смотря в пол. – Я знаю, всё случилось так быстро, и мы не должны снова заниматься сексом. Мы можешь делать что-нибудь еще, или мы можем не делать ничего вообще. Ты так же можешь уйти прямо сейчас…

Он говорил быстрее, чем обычно, но последние слова прозвучали для меня особенно громко и четко. И мысли о том, что бы это могло значить, ничем не были прерваны. 

- Что? -  Воскликнул я, мой голос прозвучал на редкость грубо и хрипло. Джерард тут же заткнулся, даже забыв про руки, которые замерли в воздухе. Он повернулся ко мне, чтобы встретиться с миом удивленным взглядом и поджать губы, прежде чем повторить эту фразу,  намного медленнее. 

- Ты можешь уйти прямо сейчас, если хочешь…

- Это что, то, чего хочешь ты? -  Выдавил я.

Боже, как я мог быть таким тупицей? Вот почему он оставил меня одного. Он хотел избавиться от меня. Намекнуть мне, чтобы я исчез. Черт побери!  Я не мог поверить, что всё это действительно происходило со мной!

- Дело не во мне, Фрэнк, - важно заявил он. У меня не было никаких предположений, каким образом  он может оставаться таким спокойным, невозмутимым, в то время как я будто умирал изнутри.

- А в ком тогда? -  я почти начал заикаться, сжимая одеяло в руках. Если он сейчас скажет что-то об обществе, я был уверен, я скажу, что мне наплевать на это. 

- В тебе, -  ответил он, не пытаясь что-либо скрыть. Я перестал ерзать и уставился на него, дыхание перехватило. Я не мог найти слов, чтобы  как-то оспорить этот ответ; я уже достаточно поспорил сам с собой в своей голове.

- Если ты больше не хочешь делать того, что мы делали этой ночью, Фрэнк, то мы и не будем, -  объяснил он.  Он передвинулся чуть ближе ко мне, сказав это. Он положил свою ладонь на мою руку, которая казалась намного меньше, чем его, и успокаивающе погладил ее. Может, он бы и взял меня за руку, но я не выпускал из нее помятого одеяла, и вряд ли собирался это делать. Его лицо было так близко, и в то же время так далеко. Я хотел от него тот поцелуй, о котором подумал еще на кухне, но был слишком заторможен, чтобы сделать что-нибудь для этого.

- Я знаю, мы слишком торопимся, - начал он повторяться.

- И ты жалеешь об этом? – я все же нашел, что сказать,  вцепившись взглядом в его глаза. Он чуть отшатнулся назад из-за моего порыва, но сразу же вернулся на место.

- Ты же знаешь, я не жалею ни о чем из того, что я делаю, -  дал он мне стандартный ответ, один из тех, который он повторял не один раз, когда мы говорили, просто рисуя в его доме. Но я не хотел сейчас говорить об искусстве. Я хотел поговорить о нас.

Он заметил перемены во мне, и, быстро сообразив, озвучил тот ответ, который я хотел услышать, несмотря на то, что он был неправильным,  – и я тем более не жалею об этом.

Он придвинулся ко мне еще ближе, но мы все еще были слишком далеко друг от друга, чтобы хоть что-нибудь сделать. Я чувствовал его дыхание, и знал, что он хочет, чтобы я как-то ему поверил. Я просто кивнул, и снова уставился на свои ноги.

- Секс – это личное, - опять начал он, отклоняясь назад, и на этот раз я хотел, чтобы он заткнулся. Как будто он искал оправдание,  чтобы не быть со мной, когда я, уже было, убедился, что мы, наконец, пришли к общему выводу:  мы не можем друг без друга.

- Секс это очень обширно. И с тобой он у меня был впервые. Я много взял у тебя… - Его взгляд опустился на наши ладони, одна на другой.  – И как я и сказал этой ночью, это не значит, что все время я рассчитывал сделать это с тобой. Я никогда не строил планов на тебя,  не делаю этого и сейчас, Фрэнк. Я просто хочу, чтобы ты знал это…

- Я знаю, знаю, - раздраженно вздохнул я, - ты опять заставляешь меня чувствовать себя маленьким ребенком. 

Я видел, как он закусывал свою губу, уже собираясь начать спорить о том, что я, вообще-то, и являюсь  ребенком. Только то, что я был на тридцать лет младше его, уже ничего не значило для меня. Прошлой ночью он создал мне новый возраст, и, возможно, он и сам об этом вспомнил, поэтом только вздохнул, опустил голову, волосы упали ему на лицо.

- Я не хочу ранить тебя… -  объяснил он своим приятным мягким голосом.

- Ты и не делал этого, - уверенно сказал я, не обращая внимания, что он мог говорить и сам с собой. Он сразу же вскинул голову, вылупившись на меня. Волнение еще не сошло с его лица, но в уголках губ уже засветилась улыбка.

- Ты не представляешь, как приятно это слышать, -  выпалил он, и насыщенность его голоса эмоциями удивила меня,  – причинять тебе боль – это последнее, что я хотел бы сделать.

После этого мы молчали некоторое время, тяжесть разбилась и упала осколками вокруг нас, как те осколки стакана, что лежали сейчас в раковине. Он уже выглядел намного лучше, его тревоги ушли, снова вернулась его привычная манера поведения. Я уже не так злился, и не чувствовал себя малявкой. Я чувствовал его ладонь на своей напряженной руке, его пальцы легко погладили мою кожу, и на этот раз я отпустил одеяло. Я взял его руку, наши пальцы переплелись, но он все еще был далеко от меня.

- Чего ты хочешь, Джерард, - спросил я, когда на миг наши взгляды пересеклись, и нерешительность заставила меня молчать слишком долго. 

- Эм, ну, - он вздохнул, растягивая ответ до смешного, – я сказал тебе, чего я хочу, прошлой ночью.

Он замолчал, желая убедиться, что я помнил, о чем он говорил.

Как я мог забыть?

- Но прямо сейчас я бы хотел простого поцелуя, -  сказал он мне,  улыбаясь мне ленивой полуулыбкой. Я сдался и улыбнулся за нас обоих.

- Думаю, это хорошая идея, -  согласился я, а в следующий момент, тихо и внезапно, он уже не был так далеко от меня.

Мы смотрели друг на друга, наши взгляды блуждали от глаз до губ и обратно. Мы одновременно подались друг другу навстречу, и мое сердце подскочило, чуть ли не до горла, когда я коснулся его губами. Впервые мы целовались именно так, как той ночью. Джерард мог трогать меня и говорить о сексе, но он и так делал это прежде. Как ни в чем не бывало, он разговаривал о чем угодно, и трогал меня, так много, но при этом так мало, вплоть до вчерашней ночи; тогда впервые что-то действительно изменилось между нами.  Но настало утро, и мы как будто раскручиваем события в обратном порядке, каким-то образом заставив время повернуть в другую сторону. Я не хотел этого. Вместе с этим поцелуем, мы будто перекидывали мост чрез пропасть к тому отрезку времени, спасая все то, что стоило нам таких трудов. Это было сложно, но мы смогли сделать все правильно. Мост висел над пропастью.

Я придвигался ближе к нему,  размыкая губы, позволяя его языку оказаться у меня во рту. Я почувствовал его руку, она высвободилась из волос и опустилась на шею, и тогда он притянул меня ближе, углубляя поцелуй. Я все продолжал подсаживаться к нему, все еще не зная, куда мне деть свои собственные руки. Я осторожно коснулся его, когда он начал целовать меня глубже, я решил, что так будет правильнее. Я обхватил его вокруг талии, прижался к нему, уничтожив последний пробел между нашими телами.  Мы все еще сидели на кровати, прижавшись друг к другу, мой язык был у него во рту,  и я снова почувствовал то тепло, которое последний раз чувствовал, когда мы лежали под одеялом, полностью обнаженные. Я нашел пальцами край его рубашки и просунул их под ткань. Мне нужно было коснуться его кожи.

- Чего ты хочешь, Фрэнк? – вдруг спросил Джерард, прервав поцелуй. Его рука все еще была у меня на шее, и я чувствовал, как сердце готово было выскочить из груди. Волнение снова захлестнуло меня, и пусть я уже занимался с ним сексом, все снова было таким большим, таким новым, и все еще таким страшным. Я знал, что Джерарду тоже было страшно, даже несмотря на то, что сейчас все стало яснее нам обоим. Он все еще не хотел ранить меня, и, если честно, я сам не хотел, чтобы меня ранили.

Я пытался завалить нас обоих на кровать, вместо ответа, потому что я не знал, что мне ответить. Я хотел, чтобы он все решал, как было прошлой ночью. Я знал, что все будет хорошо после того, что он делал для меня, потому что я верил ему, но я все еще был слишком  неопытным и я не знал, что делать и когда. Он позволил мне уложить нас на одеяла, но, чуть привстав, он все еще смотрел на меня сверху вниз,  по-прежнему ожидая ответа. Он ясно давал понять, что ничего не произойдет, пока я не отвечу.

- Чего ты хочешь, Фрэнк? – снова спросил он между маленьким поцелуями моей шеи. Он взял в ладони мое лицо, встречаясь со мной взглядом и губами. Я старался поцеловать его, но он не позволял.

- Скажи мне. Я сделаю все, что ты захочешь, - заверил он меня почти шепотом, - я обещаю.

Я уставился в его зеленые глаза. Зрачки были широкими, но все мое внимание впитали в себя зеленые кольца вокруг зрачков. Все стало ясно для меня – так же, как было ночью. Я уже знал, чего я хотел. 

- Я хочу остаться здесь на все выходные, - сказал я. Я хотел снова увидеть те глаза в темноте, и единственный путь к тому, чтобы это достичь - это еще раз переспать с ним. Я не хотел идти домой – я хотел остаться здесь, это был мой новый дом.

Сначала он засмеялся; легкие и воздушные вздохи из его припухших губ. Он гладил мое лицо, смотря на меня сверху вниз, оценивая, насколько я был серьезен.   – А как же твои родители? – размышлял он вслух.

- Мне наплевать, -  настаивал я, говоря громче, чем обычно. Мы продолжали говорить шепотом, потому что не было необходимости говорить громко, когда наши губы практически парили друг над другом. – Я позвоню им, и снова скажу, что останусь у Сэма. Вернусь в воскресенье вечером. Да что угодно. Я что-нибудь придумаю.

Теперь был мой черед говорить быстро и порывисто. Только я не жестикулировал; вместо этого мои пальцы сжимали руки Джерарда.

Это не особенно тронуло художника,  уходя от ответа, так же, как я несколько минут назад, он начал покрывать поцелуями мою шею,  – ну я не знаю…

- Ты сказал, всё, что я захочу, Джерард, - напомнил я,  сжимая сильнее,  – и я хочу остаться здесь. 

Он поднял свою голову с моей шеи, и наши губы снова оказались вместе. Он недоверчиво посмотрел на меня, поджав губы.

- С тобой, - добавил я, после чего снова поцеловал его, уже делая это еще и для того, чтобы заставить его замолчать и не дать ему спорить. И на этот раз он сдался на удивление просто.

Мы снова целовались так же, как до этого, глубоко и чувственно, исследуя друг друга языками и руками. Он снова ласкал мое лицо и пропускал мои волосы между пальцами, его вздохи стали более резкими. Он не был сверху на мне, но я замечал, как он придвигается ко мне ближе, переплетаясь со мной ногами. Ткань его брюк и рубашки по ощущениям казались странными для моей кожи, но все, на чем я мог сосредоточиться – это его губы.

- Ты знаешь, - хитро заявил он, отстраняясь от меня и оставляя целовать воздух. Он убрал руки от моего лица, и принялся играть с краем рубашки, так же игриво проскальзывая пальцами под ткань. Его пальцы танцевали в области пупка, пока он разглядывал красную ткань футболки, прежде чем поднять на меня глаза и закончить свою мысль,  – если ты хочешь остаться здесь на выходные, тебе нужно знать одно маленькое правило в моем доме.

- И какое же? – решив поддержать его и снова поиграть в его игры, я прижался лбом к нему.