Вселенский пиздец.

Нет, я, конечно, очень расстроен тем, что он так со мной поступил, но я и не рассчитывал на большее. Я всю свою жизнь был одинок и уже привык, к тому, что взаимность со стороны людей никогда не сопровождала меня. Если, конечно, это не была ненависть или безразличие. Когда я говорил ранее, что мой город – это скопище лицемеров и настоящих придурков, я соврал. Точнее соврал частично.

 В моей школе училась одна девушка. Да, уже всем ясно, о чем пойдет речь. И как бы это странно не казалось, но и такой интроверт с развивающимся эгоизмом в характере как я тоже когда-то был влюблен. Хотя, думаю, именно она и стала причиной моей нескончаемой ненависти к людям.

Барбара. Она была очень красива. Я не замечал особо-то и никого в реальности, так как все время торчал в своем крохотном уютном мирке. Никого не трогал, ни с кем не общался. Просто сидел на задних партах и рисовал. А после школы все время проводил дома или изредка выходил на улицу, и то, только когда была пасмурная погода.

А Барбара…Барбара стала для меня чем-то вроде лучика в моем пыльном темном мире. Нет, я с ней не разговаривал, и ясно, что не встречался с ней. Тогда я был слишком труслив.

Я не совсем любил ее. Любить человека ни разу не поговорив с ним, – невозможно. Мне она просто нравилась. Мне нравились ее глаза, ее блестящие волосы, ее смех. Я был в нее влюблен, не более.

Но и этим чувствам пришел конец, когда я услышал ее разговор с  подругой обо мне. И как уже можно было понять, отозвалась она в нем обо мне не очень дружелюбно.

 Я всегда думал, что это привилегия парней – говорить гадости и избивать тех, кто не вписывался в их крутое окружение, но я ошибался. Да плевать, я не воспринял бы обзывательства ни одной девушки в мой адрес так близко к сердцу. Но это была Барбара. Она была исключением. По крайней мере, я думал так до этого момента. Она же была единственной девушкой, единственным человеком во всем мире, к которому я испытывал такую симпатию! Я точно не помню, что это было. Но знаю точно, что-то обидное.

Мы запоминаем не поступки и слова людей, а лишь чувства, которые они разбудили в нас в тот момент. Будь-то боль, любовь или сильная ненависть.

А сейчас, когда Фрэнк ответил на мой поцелуй бегством, я не очень-то и забочусь. Ну, сбежал и сбежал, хрен с ним. Конечно, его будет трудно забыть, потому что мы будем частенько встречаться на лестничной площадке, но я как-нибудь переживу. Я же в Нью-Йорке, черт возьми! Это город гребанной мечты! Я пробьюсь в эти чертовы знаменитые художники, наберусь фанатов и тогда по поводу своей личной жизни я смогу не беспокоиться.

 Хотя я совсем не этого хочу. Я не хочу быть знаменитым. И никогда не хотел быть им.

Любой бы человек, у которого в детстве был такой недостаток внимания, мечтал бы стать популярным, чтобы любой прохожий узнавал в нем какую-то известную личность. Но я же ненавижу людей! Точнее, бесконечно к ним безразличен. А зачем мне любовь и внимание от тех существ, существование которых мне не важно?

 Я не хотел выходить на улицу, казалось, что люди знают, о всем том, что со мной произошло несколько минут назад. Или может часов? Кстати, сколько я здесь уже сижу? В квартире нет настенных часов, и время я узнаю по наручным. А солнце уже целый день не выходило из-за туч, поэтому я не мог определить время хотя бы по нему.

Ну что ж, закончилось время бесполезных слюнявых воспоминаний и настало время действий. Мне нужно просыпаться ото всех этих недоразумений.

Я отряхнулся, засунул аптечку куда подальше, при этом зная, что в следующий раз, когда она мне понадобится, я не вспомню куда ее положил и останусь с окровавленной рукой или ногой.

Но это будущее, а как уже можно было додуматься, порой мне на него откровенно наплевать.

Все же потеряв надежды на то, что я найду свои часы или хотя бы телефон, накрылись щитом Капитана Америки. И все-таки, я решил не терять такой замечательный пасмурный день зря, и вышел на улицу. И мне было уже все равно, что произошло со мной в той темной комнате.

Green Day – Boulevard of broken dreams

Я обогнул многоэтажку, и только выйдя на главную улицу, заметил, как уже стемнело.  Но, как бы мне было необычно, этому городу все равно; он включает свои огни и толком не замечает захода солнца. Здесь все слишком увлечены своими делами. И, похоже, я один здесь такой беззаботный.

Когда я приехал сюда, мне казалось здесь все неимоверно ярким, и я был уверен, что ярче места не найти во всем мире. Но ошибся. Сейчас, не нагроможденный вещами и старыми детскими обидами, я шагал по улицам не спящего города и понимал, что сейчас и именно сейчас все его огни достигли апогея. Свет от машинных фар отражался в свежих лужах на проезжей части. Они казались ранами на человеческом теле, которые истекали блестящим соком. Дороги, как чистая кожа медленно меняла окраску под действием этой искрящейся жидкости, и казалось, что уже ничто не сможет вернуть трассам первозданный темно-серый вид. Но пройдет время, под действием солнца и времени они высохнут, и уже ничто не будет напоминанием бывалых кровопотерь.

А сейчас. Сейчас! Сейчас!

Сконцентрированные капли на рекламных щитах искажали изображение, и смотрите, это вовсе не неоновые вывески, а огромные картины умелого импрессиониста.

Сначала можно было подумать, что в Америке канун Рождества, и поэтому все вытащили на улицу все самое яркое и огненное, что у них есть, но на самом деле был только конец мая.

К вечеру и приближающейся ночи, ветер уже успокоился, и мне оставалось впитывать в себя лишь запах и эти тысячи искусственных солнц, что горели сразу во всем небе одновременно.

И я вдыхал в себя весь этот свет, как будто свет можно вдохнуть. И я наслаждался одиночеством, как будто им можно насладиться.