POV Автора

В ту ночь Фрэнк заснул часам к четырем, впрочем, больше по собственной прихоти, чем действительно от бессонницы. Он ворочался, пока в голове переплетался тот день, когда тетрадь оказалась в его руках, после того, как его сбил с дороги какой-то парень, возможно, тот самый, с этими горящими примесью гнева и страха глазами, в том самом черном плаще нараспашку, с насмешливой гордой улыбкой. Воображение рисовало двух персонажей, и одного из них он отчетливо узнавал. Но второй… Они были несопоставимы. Фрэнк знал, что это не мог быть один человек, их двое, и он не хотел знать этого другого, грубого, несдержанного…

Дрема, переросшая в сон, стала тяжелой и липкой, подпитываемая страхами и воспоминаниями оживших ощущений. Это были яркие огни ночного города, где выхлопные газы заменяют кислород, и ты чувствуешь, как грязь расползается вдоль толстых заржавевших артерий к нитяным капиллярам. Казалось, его глаза были закрыты. Он не мог взглянуть на небо или на лица прохожих, но взамен чувствовал нарастающую тяжесть. Некоторые детали наполняли его сон, но и их он скорее просто знал, чем действительно видел. Он запомнил глаза одного из прохожих, полные яда и чего-то животного, яркий свет фар и его голос, того прохожего, звонкий и холодный, от которого невольно покрываешься холодным потом, а потом просыпаешься со вкусом соленого во рту и громким стуком сердца о грудную клетку.

Холодный солнечный луч едва касался бледнеющего горизонта, искрами скользя по тонкой пленке инея на мутном стекле. Все еще дрожащей рукой нащупав телефон, Фрэнк поднес его к лицу и коснулся дисплея - без десяти восемь. Вздохнув, он сполз с подушки и уставился в потолок. Тело ныло, как от побоев, а каждый вздох отдавался болью в груди - но так бывало спросонья. Мальчик закрыл глаза, стараясь дышать как можно слабее. Сон мягко окутывал тянущей, как карамель, пеленой, но Фрэнк еще помнил уготовленную для него шутку сознания. Только он начинал чувствовать приторно сладкую легкость и ощущение парения, как его передергивало, будто от слабого заряда, и он возвращался в эту светлую комнату с медленно ползущим по стене лучом, наливающимся теплым золотом с каждым следующим пробуждением…

В очередной раз открыв глаза, Фрэнк отметил, что в комнате стало достаточно светло. Широкие полотна солнечного света медленно стекали со стен, приступая к поглощению краешка одеяла, а сонное солнце, накаляясь, пересекало горизонт. Большие заспавшиеся глаза отвечали такому преображению только редким похлопыванием, пока тело возвращалось в знакомую реальность. А может, только кажущуюся знакомой. Теперь такое утверждение казалось весьма сомнительным.

Мальчик поднялся с кровати и подошел к окну. Оказалось, темнота успела рассеяться за то время, что он спал. Залитая первыми солнечными лучами улица дышала свежим морозным утром. Редкие люди неторопливо пересекали широкие линии, оставляя серые дорожки из следов. Этот мир был прежним, хотя Фрэнк и не мог смотреть на него по-прежнему. Перед глазами возник вчерашний вечер, когда он так же смотрел в окно, так же молчал, был так же растерян. Еще тогда ему показалось, что мир мельтешил, словно не мог решиться, каким он предстанет сегодня. И никогда не угадаешь, станут ли мысли вчерашнего дня просто воспоминанием, которым можно, смеясь, поделиться в оживленном разговоре, или же очередной религией, что будет следовать за тобой в шаг, управляя сменившим полюс рассудком.

- Алло?

- Ээ… Миссис Уэй? – Фрэнк широко улыбнулся, продолжая рассматривать бледные небоскребы в окне. Они были так далеко, что казались почти невесомыми, тонкие, ультрамариновые…

- Да, а кто это?

- Доброе утро, это Фрэнк.

- Ах, Фрэнк! – улыбнулась женщина. - Здравствуй. Тебе Майки?

- Да, большое спасибо, - яркое солнце уже начинало слепить глаза, и мальчик отвернулся. На пару секунд в трубке воцарилось молчание, пока он не уловил тембр знакомого голоса.

- Ну и какого тебе не спится… – чуть слышно прохрипел Майки, с хрустом потягиваясь.

- Ты там не тресни, – немного резко хохотнул Фрэнк и присел на кровать. Богатая копна каштановых волос торчала густым кустом влево.

- Черт, Фрэнк, ты ради этого меня разбудил? – Майк широко зевнул и тоже сел на кровати, чувствуя легкое головокружение. Как только мир приобрел горизонт, он протянул руку к прикроватной тумбочке, где ночью обитали знаменитые очки с прямоугольными линзами, и одной рукой, как мог, нацепил их на нос.

- Нет, не совсем, - серьезно проговорил Фрэнк. – Ты не хочешь сходить куда-нибудь? Я бы передал тебе телефон…

- Что? – Майки потер правый глаз, отчего очки немного оторвались от переносицы. - Фрэнк, ради бога… Три минуты десятого! Ты смеешься? Да и, к тому же, чем дальше мой телефон от братца, тем для него же безопаснее.

Фрэнк сглотнул и вздернул плечами. Поле зрения начало заполняться мерцающими черными точками, но он решил, что это пройдет.

- Майк, я еще должен… - его голос оборвался, а по телу прошла волна дрожи. Фрэнк резко дернулся замер, уставившись в противоположную стену. В ушах нарастал гул. Пожалуй, сейчас он понимал не больше, чем даже Майки, все это время усиленно вслушивающийся в тишину шорохов.

- Фрэнк, ты чего?..

В трубке повисло молчание.
Прерывистое дыхание отдавалось в ушах. Становилось невыносимо жарко.

- Я не знаю, - отчеканил он, бегающим взглядом заполняя комнату. Руки и ноги начинали дрожать и холодеть. Это было похоже на…

- Черт… - Фрэнк схватился за голову одной рукой, другой продолжая прижимать трубку к уху. Теперь он почти не чувствовал пальцы левой руки и нервно царапал их ногтями.

- Фрэнк, что с тобой? – Майки вскочил с кровати и начал беспорядочно бродить кругами по комнате. - Фрэнк, - его голос уже дрожал от ударяющих в барабанную перепонку быстрых выходов и резких вдохов. – Фрэнк, хочешь, я прямо сейчас… прямо сейчас приду? – дыхание, - Фрэнк?..

- Я... я… Майк… я должен прийти…

- Конечно, конечно… Фрэнк!

- Да-да… Приду…

Комната стала неестественно пестрой. Перед глазами плясали цветные пятна, точки, круги – узоры больного воображения. Ледяные, почти белые пальцы на ощупь зажимали телефонные клавиши, пока Майк не услышал гудки. Бросив трубку куда-то в сторону, Фрэнк рухнул на кровать и сильно ударился о стену головой. Кулаки инстинктивно сжались, глаза зажмурились. Боль, паника, ужас, потеря ориентации в пространстве – слишком много и сразу, Фрэнк даже не понимал, что чувствует. Это разрывало, парализовало и взбешивало еще сильнее. Он не понимал, что происходит, не видел, не слышал, только глухой и быстрый пульс, многоцветный испорченный калейдоскоп.

По квартире разнесся пронзительный вопль.

POV Фрэнка

Я лежал в кровати и смотрел в потолок. Черт возьми, я никогда не был так рад видеть этот сраный потолок! Наверное, я вообще давно не был так счастлив.

- Помогло? – в комнату зашла мама. Она встала в стороне, как бы показывая, что наш инцидент моим состоянием не исчерпан. На лице все та же гримаса обиды, прикрытая напускной холодностью. Это наша любимая обоюдная игра: она усиленно прячет какие-либо признаки эмоции, а я делаю вид, что ничего не замечаю.

- Вроде да, - я отвернулся, снова уставившись в потолок. Сейчас я не хотел играть.

Она пренебрежительно выдержала паузу.

- Ну и чем ты здесь занимался?

Я бросил на нее удивленный взгляд.

- В смысле?

- В том самом, - сухо произнесла она и, скрестив руки, оперлась на шкаф.

Ну да, просто охрененно понятно.

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - устало протянул я, подкладывая под голову руку. Она уже открыла рот, чтобы сказать что-то по этому поводу, но я ее опередил. – Я правда не понимаю.

Тонкие губы сжались в полосочку. О, как это знакомо.

- Чем ты опять занимался, что у тебя случился приступ?

Я убрал руку и приподнялся, поворачиваясь к ней лицом.

- Чем, по-твоему, я должен был для этого заниматься?

- Отвечай прямо на вопрос, - отрезала она. Я внимательно посмотрел на нее и покачал головой.

- Я говорил с Майком, и все.

- Твой одноклассник?

- Да.

Мама стояла в четырех шагах от меня, такая хмурая и обиженная, будто я сжевал все ее труды за три последних года, причем флэшку определенно прямо у нее на глазах.

- Я не верю тебе, - после короткого молчания ответила она. Я только пожал плечами. Ее дело. - Пусть с тобой Альберт разбирается, если ты не забыл, сеанс сегодня.

Секунда – и дверь захлопывается с той стороны, а я остаюсь наедине с пустой кружкой и неприличным вопросом в голове, по своей природе не требующим ответа.

Уже через полчаса я уже собирался к Майку. Мне ужасно хотелось его видеть, прямо сейчас, даже если из-за этого я не успею к Альберту.

Звук застегивающейся молнии привлек внимание мамы, снова переехавшей в гостиную. Спустя секунду послышались шаркающие шаги, по ходу движения трансформирующиеся в знакомую фигуру. Действует безотказно. Фигура щелкнула выключателем, отчего по прихожей разлился едкий голубоватый свет, заставивший меня сощуриться, а ее чувствовать себя по-прежнему комфортно. В ее гостиной горел точно такой же холодный свет.

- Ты куда? – все так же сухо спросила она, снова скрестив руки на груди.

- К Майку, - я продолжил одеваться, уже завязывая первый ботинок.

Она нахмурилась еще сильнее, так, что на лбу проступили морщины. Иногда мама выглядела гораздо старше своих лет, как будто мгновенно старела от тех мыслей, что посещали ее.

- Я довезу тебя, - неестественно твердо сообщила она, и, сорвавшись с места, быстрыми шагами направилась в спальню.

Я ошарашено поднял голову, держась за шнурки ботинок. В гостиной глухо гудел на сбавленном звуке телевизор, а на журнальном столике стыл чай рядом с горящим монитором.

Всю дорогу мы проехали молча. Изредка я чувствовал на себе ее взгляд, но старался делать вид, что не замечаю его. За окном только мелькали знакомые серые пятна, холодные, пустые и скучные.

- Приехали. Знакомый голос показался слишком резким, даже металлическим. Кажется, я задремал.

- Уже? – прошептал я, бросая на маму быстрый взгляд.

- Да. Я приеду через час, постарайся сделать все дела за это время.

- Ладно, - кивнул. – Пока.

Я вылез из машины и несильно хлопнул дверью. Колеса тут же зажужжали по льду, а я сделал еще несколько шагов в сторону дома Майка. Надеюсь, он меня ждет. Пройдя за ворота, я набрал номер квартиры и вызов. Спустя несколько гудков из рифленой пластиковой коробки послышался знакомый голос:

- Кто? – губы исказила странная улыбка, когда скулы неприятно сводит от всей неестественности мимики, но уже неосознанной, настолько привычной.

- Я.

Коробка замолчала. Казалось, Майк всерьез задумался.

- Фрэнк?.. – неуверенно спросил он.

Еще одна такая же дрожащая улыбка и я тяну на себя прозрачную дверь.

Через несколько минут мы уже сидели в комнате Майки, я с чаем, он – с градусником: оказалось, за вчерашний день он еще и успел простудиться. Поразительная везучесть.

- …Я стоял против него минут двадцать, пока он заполнял эти чертовы бумаги, - Майк сделал небольшой глоток какой-то антивирусной гадости и, поморщившись, продолжил. – А потом что-то сказал, типа «подойди в субботу, у меня есть кое-что для вас». Ну, в общем, ты понял, - он усмехнулся. – На помощь Лори мы не рассчитываем.

Сделав еще один глоток, Майк поставил темно-зеленую кружку с героем какого-то комикса на прикроватную тумбочку.

- И что нам делать? – сбросив тапки, я залез с ногами на кровать, и уставился в пол. – Черт, ну не про многоножек же нам писать!

- Ну, - протянул он, - они у нас хотя бы есть, вернее, могут быть. Кел бы с удовольствием одолжил их на пару дней, он все равно мне должен.

Только от представившейся картины мне захотелось блевануть. Даже знать не хочу, за что там этот «Кел» должен Майку многоножек…

- Не вариант, - мрачно проговорил я.

- Ну а что тогда? Весь школьный зверинец разобрали к середине недели! Мы, конечно, могли бы взять тему по человеку, но что, прости, мы будем изучать? – недовольно пробурчал он, снова поднося к губам кружку. – Хотя, Рэю я бы рискнул сделать операцию по пересадке мозга, - пробурчал он. – Пройдет удачно – можно открывать контору по лечению умственной отсталости у несовершеннолетних; неудачно – немногое и потеряли.

Я сделал вид, что не слышал последней части речи. Рэй не был таким уж плохим парнем, не его беда, что они с Майком говорили на разных языках.

- Блин, я реально не понимаю, что можно сделать, - сидя по-турецки, я сомкнул пальцы за шеей и уставился на свои пятки. - Ну, - продолжил философ, - как вариант, если ты не хочешь соглашаться на многоножек Кела…

- Нет!

- …Можно взять под наблюдение какого-то человека. Понимаешь, о чем я?

Я помотал головой, показывая, что ни черта не понимаю.

- Проще говоря, мы берем какую-нибудь отличительную черту знакомого и усиленно исследуем ее, то есть, находим, откуда она взялась, как она живет и какие колыбельные слушает на ночь.

- Что, прости? – уставился я на него.

- Ну блин, я образно!

- А… И что?

- И я предлагаю взять на эту роль Эвана, - он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня. - Сам понимаешь, в этой школе все знают, что он… со странностями. Но эту «особенность» он определенно приобрел: он ведь нормально учится, даже рисует. Ты видел его рисунки?

- Эм… Нет.

- Посмотри, обязательно, - отрекомендовал Майк, делая секундную паузу. – В общем, мы просто берем дефектного человека и разбираем его на составляющие, вся прелесть в том, что делаем это только образно, - довольный собой, он улыбнулся и достал градусник.

Я задумался. Кто такой «дефектный человек»? Сломленный. Не способный к нормальной жизни в обществе. Подавленный. Не достойный ничего, кроме насмешек и презрения. Испорченный. Отстраненный. Ни на что не годный. Пугало. Урод. Идиот.

Нет, Эван не дефектный человек. Это я дефектный.

Почувствовав, что собираюсь сказать, я ощутил учащенное биение сердца.

- Майк, - откликнулся я неестественным для меня тоном, слишком высоким. – Мне кажется, дефектным человеком должен быть я, - я звучал как-то слишком театрально, глупо. Совсем не так, как такие слова говорят в фильмах…

Я со страхом посмотрел на Майка, пытаясь проследить его реакцию.

- Почему ты? – только и спросил он.

Я забрался еще дальше на кровать, прижавшись спиной к стене. Чай в кружке почти остыл, и на дно опустились рваные хлопья чайных листьев. Я немного мотнул рукой из стороны в сторону, и хлопья оторвались, медленно кружась в мутной бурой жидкости, будто в руках снежный шар, а не кружка вовсе.

- Фрэнк! – Майк недовольно скрестил руки и выжидающе уставился. Я слышал вопрос, и он знал, что я его слышал. И от этого все казалось только хуже…

А что я мог ему сказать? Что я фрик? Что ушел из прошлой школы только потому, что какие-то уроды чуть не сбили меня на своей «крутой тачке» в мой же день рождения? Что после того дня у меня случилась истерика, или то, что я заикался неделю, пока меня отпаивали какой-то дрянью, которой накапаешь миллиграммом больше, и у тебя разрывает бошку?! Что я не могу даже самостоятельно дойти до школы и вынужден пачками выжирать таблетки, которые прописывает мой лечащий врач! Что, блядь, из этого списка я сейчас должен ему сказать?!

И какой черт тянул меня за язык…

- У меня фобия, - тихо процедил я, даже не поднимая глаз. Мне вдруг стало до жути противно от всего, что я помнил и что чувствовал сейчас. Все слова, все поступки, вся жизнь - все было мерзким и настолько пустым, что хотелось просто вскочить и убежать. Никогда больше не видеть всех этих людей, не чувствовать всего, что чувствую, снова лажая, снова падая в грязь. Все это невыносимо.

Я не повернулся к Майку, чтобы увидеть его лицо – я и так знал, что увижу. Все это несерьезно, «фобия» звучит больше как насморк, чем как воспаление легких.

- Понимаешь, - начал он, - мы все-таки пишем работу, нам нужен более яркий пример… Как тебе сказать…

- Майк, я понимаю, - оборвал я его, с усилием приподняв голову. – Все просто немного не так, как ты представляешь… - я снова отвернулся, кусая губы. - Почему все так сложно…

Я пригнул голову к коленям и зажал виски ладонями. Есть вещи, о которых ты предпочел бы вообще никогда не говорить, просто где-то в отдаленном уголке печенки чувствовать, что они есть, этого достаточно.

- Сегодня… утром… Ну, ты помнишь, - немного накренив голову вбок я грустно улыбнулся, ощущая волну мурашек по спине от свежих воспоминаний. Майк приподнял правую бровь, однако промолчал. Ни положение рук, ни тела, не выдавало совершенно ничего. – Это она, - еще улыбка и боль в скулах. – Это все автомашины, но я не знаю…

Я не успел договорить. Дверь слева от меня резко отлетела в стену, а в комнату огромными шагами вошел разъяренный Джерард. От неожиданности я вжался в стену, и уставился огромными глазами на нового знакомого.

Весь его вид выражал решимость, но я пока не знал, на что, и не уверен, что хотел это знать. Сероватая футболка с непонятным потрескавшимся рисунком очерчивала глубокую линию лопаток и спадала с них мятыми складками. Темные джинсы, довольно странно сочетающиеся с отсутствием обуви или хотя бы носков, были ему явно велики, а потому загнуты у стоп.

- Где, черт возьми, мои кеды!.. – заорал он и с какой-то бешеной скоростью начал носиться по комнате, с грохотом распахивая створки книжного шкафа и выдвигая ящики. Едва переведя дыхание, я бросил быстрый взгляд на Майка. Похоже, тот был удивлен такому вторжению гораздо меньше меня: его лицо выражало просто божественный уровень спокойствия и душевного равновесия. Только правая бровь снова слегка дернулась вверх, определенно не предвещая ничего хорошего…

- Как же вы меня все бесите, как меня все вы заебали! – он продолжал орать, обходя комнату по третьему кругу, образуя хлопками открывающейся мебели непроницаемый кокон шума. Майк по-прежнему сидел прямо, скрестив руки на груди, только едва заметно морщился, пристально следя за братом.

Наконец, Джерард успокоился. В позе поверженного зверя он встал в центре комнаты и тяжело задышал. Его взгляд бегал по комнате, задерживаясь где-то в районе карниза, и возвращался назад, пока не упал на тумбочку рядом с кроватью, где так кстати оказалась темно-зеленая кружка. Он замер, с неподдельным ужасом уставившись на нее. А спустя секунду удивленно произнес:

- Зачем ты взял ее?

Внезапно он дернулся и снова заорал с видом какого-то пустого отчаяния:
- Майкл, зачем, зачем?! – он подбежал и быстрым рывком схватил кружку, едва не выплескивая жидкость. Вернувшись в центр комнаты, он с интересом начал ее оглядывать, будто видел впервые. Понюхав содержимое, парень сделал небольшой глоток, но тут же закашлялся.

- Как ты это пьешь… - бросив вопросительный взгляд на брата, он поставил кружку на место. Майк все так же молча наблюдал за происходящим.

Чему-то ухмыльнувшись, Джерард провел ладонью по волосам. Его взгляд снова прошелся вдоль карниза, спустился по стене, но в этот раз просквозил меня. Сердце упало. Все напущенное спокойствие пошло к черту.

- Ты… - его глаза расширились, а руки начали трястись. – Майкл! – крикнул он, впиваясь в брата. – Что он здесь делает?! – указательный палец едва не сверлил мне лоб. В ожидании ответа он замер, полный смеси растерянности и гнева, сменяющихся в выражениях его лица с каждым шумным вздохом. Рука тряслась. Глаза, устремленные на брата, пропитались детским отчаяньем. Он стоял, как провинившийся ребенок. Его губы слегка приоткрылись, хотя брови продолжали сдвигаться и, дрожа, снова подниматься в испуге. Братья молчали, пристально глядя друг на друга, как завороженные. Казалось, они общались этими взглядами, а слова были просто обрамлением картины. Майкл, нахмурившись, молчал. Заметная бледность покрывала щеки, но это было единственным, что выдавало его состояние. Я никогда не видел его таким.

Будто не выдержав, Джерард отступил на два шага назад и схватился за волосы:

- Почему?!

Молчание.

- Нет, - прошептал он, переводя пустой взгляд на стену. – Нет, нет, нет!

Сорвавшись с места, Джерард вылетел из комнаты, со всего размаху хлопнув дверью так, что по окнам прошлись судороги.

С минуту я просто сидел, уставившись в одну точку, и пытался прийти в себя. Когда очнулся, я обнаружил свои пальцы впившимися в покрывало и, с трудом поднимая глаза, хрипло проговорил:

- Что это было?

Майк сидел все в той же позе, с удовлетворенным выражением лица глядя в дальний угол. Услышав меня, он медленно повернул голову. Его взгляд был пустым, но в то же время невероятно тяжелым, прожигающим насквозь, как жидкий азот. С секунду выдержав дистанцию, он неожиданно рассмеялся, так сочно, раскатисто. Он смеялся долго, живо, в какой-то момент будто заканчивая, но тут же снова разражаясь новым приступом. Я молча смотрел на него, не шевелясь и не выражая ни сотой доли того, что творилось сейчас в душе. Нет, это был не смех. Это он хотел думать, что смеется, но от этого ни на грамм больше не веря себе. Так же неожиданно оборвавшись на пике, Майк замер, но тут же сгладил свою неловкость поддельной улыбкой, которая невольно напомнила мне другую, насмешливую, гордую, улыбку из моих кошмаров…
- А ты разве не понял?