Время идет незаметно. Оно движется по твоим следам, не смея ни остановиться, ни замедлиться. Оно слепо и бесчувственно, независимо. Оно не является ни силой, ни слабостью, ни добром, ни злом, ни даже чем-то средним между ними, хотя люди и любят присваивать ему всевозможные качества. Оно не лечит, как и не делает больным; оно не останавливается и не пролетает мгновением. Это все человеческие выдумки, вызванные игрой воображения. Время – безупречная программа неба. Слишком безупречная, чтобы вызывать что-то, кроме отвращения.
Прошел почти месяц с тех пор, как я впервые увидел стены из грязно-серого кирпича. И, можно сказать, моя жизнь действительно изменилась с их видом. Я общаюсь с новыми людьми, я изучаю местные ходы и стереотипы, я схожу с ума от булочек с корицей из местной столовой и даже пытаюсь выглядеть непринужденно, когда в очередной раз сдавливает легкие. Да, жизнь определенно меняется. Пусть даже немного не так, как я рассчитывал…
В темнеющее небо Бельвилля снова подмешана сахарная пудра и тонкая нить светящихся лампочек. А я и не заметил, как наступил канун Рождества.
Мы с Пэнси сидим на кровати, всматриваясь в нарастающее копошение за темными оконными рамами. Мелькающие огни, машины, люди… Все как будто собираются совершить за сегодняшний вечер весь список планов на жизнь.
Стертый медиатор снова грубо врезается в толстые струны, отчего комнату наполняют дребезжащие звуки расстроенного инструмента. Я все равно сейчас не могу его настраивать, да и не хочу - мои чувства тоже не настроены на идеальную гамму. Веки немного опускаются так, что я уже могу видеть только нижнюю часть запыленной рамы, покрытую тонкой паутиной потрескавшейся краски. Это действительно то, что я хочу видеть?.. По телу расползается знакомая тяжесть, похожая на быстродействующую инъекцию, пока пальцы со скрипом скользят по ладам.
Откуда-то из-под груды одеял послышалось дребезжание, вырвавшее из тумана мысленных сплетений. Я шумно выдохнул, почувствовав головокружение, и откинул одеяло в поисках мобильного. Последние тени дремы попрятались по углам.
- Да? – я откинулся на стену, левой рукой продолжая сжимать гриф.
- Фрэнк, привет. Что делаешь?
- Привет, Майк, - уголки губ немного искривились. – Да ничего особо, ты же знаешь.
На том конце провода послышался приглушенный вздох. На долю секунды между нами воцарилось молчание, почему-то показавшееся слишком долгим.
- Как ты? – ровно произнес он.
Последнее время он слишком часто задавал этот вопрос. Наверное, это должно было выводить меня из себя, ведь я действительно ненавижу устоявшиеся фразы. Но все дело в том, как он это говорил. Прямо, немного взволнованно, никогда не улыбаясь, не перебивая и не отвлекаясь на другие темы, пока я не отвечу достаточно правдиво и доступно для него. И черт, это было единственное, что позволяло мне безучастно отвечать:
- Нормально.
И снова тишина.
- Фрэнк, тебе надо развеяться, - с легким укором проговорил он.
- Может быть, не знаю.
- Я знаю. Приходи через час на городскую площадь.
- Ма-айк, - морщась протянул я. – Ну нахрена это все, ты скажи мне?
- Айеро, прекрати ныть. Через час я жду тебя, до встречи.
Гудки.
- Твою мать, - выдохнул я, с силой сжав телефон в руке. Мешаться с толпой, к которой не имеешь никакого отношения – не лучшее занятие на вечер.
Ровно через пятьдесят две минуты я стоял в центре площади под гигантской елкой, увешанной всевозможным габаритным антиквариатом. Через толстый слой блестящих фигур и гирлянд было сложно различить остатки прежнего вида праздничного дерева. Что ж, это то, что люди называют красивым; возможно, я мог бы сказать так же.
Канун Рождества – странное время. Кажется, весь Бельвилль переворачивается с ног на голову, движется, носится, как рой пчел вокруг сотен тысяч ульев. Во всем этом сумасшедшем беспокойстве город выглядит оживленным. Многочисленные лавочки, магазины, торговые центры словно только и ждут этого вечера. Вокруг снуют сумасшедшие горожане, размахивая гигантскими сумками с наполнителями из совершенно бесполезных и никому не нужных вещей. Яркие вывески и горящие витрины заманивают очередных беспечных покупателей, которые уже через несколько минут выйдут на улицу с тем, что они называют «необходимым», а улыбчивые продавцы «удачно проделанной работой».
«Абонент временно недоступен, перезвоните позже».
Тихо выругавшись, я снова нажал три осточертевшие за последние двадцать минут клавиши в ожидании ответа, которого уже не могло быть. Ноги давно одеревенели даже несмотря на новые зимние ботинки. Услышав прежний электронный голос, я решил сделать последний звонок и послать все это к черту, включая Майки. Телефонная книга – Майкл – …легкое прикосновение к плечу.
- Уэй, твою мать, я убью тебя когда-нибудь, ты знаешь об этом?! – я резко развернулся, как вдруг, подняв глаза, дернулся: это был не Майк.
Передо мной стоял парень на вид лет восемнадцати. Черные растрепанные волосы падали ему на глаза, пряча отражающийся в них блеск фонарей и витрин. Контрастные тени четко очерчивали изгиб его губ, нос, скулы, кажущиеся от того неестественными. Из одежды на нем был расстегнутый черный плащ и торчащая рубашка бледного цвета. Какое-то нездоровое сочетание к текущей погоде.
На лице незнакомца на секунду выразилось изумление, какое-то искренне глубокое, но при этом несколько отстраненное. Уголки губ и брови едва заметно дернулись. Однако в следующий момент парень нахмурился, равнодушно окинув меня взглядом.
– Простите, я… я думал…
- Откуда ты меня знаешь? – он резко прервал меня, испытующе глядя прямо в глаза.
По спине пробежались мурашки. Я попытался сказать что-то внятное, но вместо этого только замотал головой, бормоча:
- Нет-нет, простите, я не знаю вас, я просто…
- Ты назвал меня Уэй, - снова грубо прервал он, хмурясь еще сильнее. Между бровями образовалась темная морщина.
- Я просто жду своего друга, Уэя, Майкла Уэя, я решил, что…
Парень удивленно вскинул брови.
- Майкса? – губы растянулись в неком подобии улыбки.
- М-майкла, - заикнулся я, пристально вглядываясь в незнакомца.
- Это такой очкастый хлюпик с неиссякаемым запасом комментариев и нравоучений по любому поводу? – парень немного сощурился и, мотнув головой, откинул челку.
Я опешил. Он знает Майка?
- Он не хлюпик, - как-то машинально проговорил я, не спуская с незнакомца глаз.
- Это ты его в душе не видел, - с видом знатока констатировал парень, усмехаясь и начиная оглядываться. – Где здесь ближайшая закусочная?
- Что?.. А, в ту сторону Старбакс будет, - я в ступоре указал ему вперед, продолжая пялиться.
Не сказав ни слова, тот развернулся и двинулся в указанном направлении. Где-то по другую сторону улицы завыла сирена.
- Эй!
Он обернулся.
- Чего тебе?
- Ты не знаешь случайно, где Майк?
- Он не придет, - махнул парень рукой.
Я уставился на него.
- Как не придет? – незнакомец пожал плечами.
- Я закрыл его в комнате.
Брови поползли на лоб.
- А телефон?..
- Телефон? – он немного удивился. – А, телефон…
Быстро засунув руку в карман и порывшись в нем какое-то время, парень что-то вытащил и быстрым движением бросил в мою сторону. Поймав предмет, я уже не мог сомневаться: действительно телефон, телефон Майка…
- Я скажу, что ты попросил, - кивнул он и, снова развернувшись, пошел прочь.
А я остался стоять на том же месте, пытаясь осмыслить все услышанное.
Мысли прервала вибрация в кармане.
«…Еще и телефон этот. Черт».
Достав мобильный, брошенный парнем, я увидел светившийся экран: одно новое сообщение. Недолго думая, я кликнул на «читать».
«Джерард, ты сраный мудак! Чтоб я еще хоть раз повелся на твои дерьмовые просьбы! Ненавижу тебя От кого: Джи».
Вздернув бровь, я нашел пропущенные вызовы: восемь пропущенных звонков с пометкой «Фрэнк».
- Но если этот Джерард его брат… Он никогда не говорил о брате, – почти шепотом произнес я, стоя на том же месте. – Хотя, наверное, будь у меня такой брат, я бы тоже сделал вид, что у меня его нет.
Едва заметно передернув плечами, я засунул руки как можно глубже в карманы и, развернувшись, направился в сторону дома.
- Фрэнки, это ты?
Я захлопнул входную дверь, слабо ответив «да», больше для себя, чем для нее.
- Что?
- Да! – гораздо громче прокричал я, начиная раздражаться и заходя в прихожую.
- Что ты так кричишь? – она вышла мне на встречу, недовольно скрестив на груди руки, испачканные в чем-то белом.
- Потому что ты ничего не слышишь! – пробурчал я, стягивая ботинки. Цокнув и пробурчав под нос что-то про плохого сына, мама ушла на кухню. – Глухня…
- Я все слышу!
«Блять. Чтоб ты так слышала, когда я к тебе обращаюсь…».
Дверь в комнату звонко хлопнула.
POV Автора
Фрэнк сидел за письменным столом, отстраненно глядя перед собой. Стрелки настенных часов, немного дергаясь, завершали очередной круг.
В тот вечер гостиная пустовала. Это был первый год, когда в доме семьи Айеро не было рождественского дерева. Праздничный ужин давно стоял на столе, но, казалось, сегодня ему было суждено остаться нетронутым.
- Фрэнк, я не понимаю, ты не ребенок, что тебе до этого дерева?!
- Ничего мне до него! Просто у меня ничерта нет никакого праздника! Ты вообще хоть изредка смотришь куда-нибудь, кроме своих отчетов?!
- Что я опять сделала не так?! Я отпросилась с работы, чтобы сделать ужин…
- Да что ты говоришь! Раз в жизни!! Счастье-то какое!
- Фрэнк, я зарабатываю нам на жизнь! Если ты еще не забыл, я одна тебя воспитываю, и если ты хочешь жить так, как мы живем, то имей совесть, сделай хотя бы вид, что тебе не все равно!
- А я не хочу так жить! Я нихера не хочу так жить! Неужели так сложно просто купить елку, просто положить под нее этот гребаный подарок, а не дарить за полгода?! Я просто хочу нормальный праздник, как у всех, я хочу Рождество, а не какое-то выделанное дерьмо!
- Как ты себе представляешь, я буду засовывать двадцативаттный усилитель под елку?! И прекрати уже ругаться, ты знаешь, я это ненавижу!
- Как ты не понимаешь, я вообще не об этом говорю! Ты меня не слышишь!
- Нет, Фрэнк, это ты меня не слышишь, никогда не хочешь понять!
- А я и не хочу тебя понимать! Пусть тебя Альберт понимает, у вас отлично получается понимать друг друга! – с этими словами Фрэнк выбежал из комнаты и, предварительно громко хлопнув дверью, закрылся у себя.
До Рождества оставалось ровно полчаса.
Мать сидела в гостиной за журнальным столиком, поставив напротив рабочий ноутбук. За очередным отчетом она уже практически забыла о ссоре с сыном, однако оставшийся в душе неприятный осадок давал о себе знать. Периодически возвращаясь в настоящий мир, она оглядывалась по сторонам, как будто ища подтверждения реальности случившегося. Тогда, найдя его, она глубоко вздыхала и возвращалась к работе.
Фрэнк уже второй час не выходил из комнаты. Дверь была по-прежнему заперта, пусть даже в этом не было особого толка. На какое-то время он замер перед окном, с жадностью разглядывая непрекращающиеся пробки, толпы народа, гирлянды, витрины. Этот праздник был для мальчика всегда чем-то священным, ярким. Рождество было той сказкой, которую взрослые иногда сочиняют для детей, ссылаясь на их возраст, а потом сами же разрушают, считая, что дети выросли из сказки, как выросли когда-то из старой одежды.
Фрэнк смотрел в давно запотевшее окно, не смея оторваться. Все эти люди, все эти огни, этот город – все было миражом, просто очередной красивой сказкой. Просто иногда сложно впервые посмотреть на мир другими глазами. На клоуна как на человека, на фокусника как на обманщика, на смеющегося прохожего как на лгуна.
Двенадцать лет назад.
За окном давно стемнело. Холодные порывы декабрьского ветра сновали по заброшенным чердакам и темным подвалам, с грохотом распахивая двери и оставленные на защелку форточки, пока снежная пыль подметала городские улицы, сбиваясь в протяженные узоры. Люди спешили скорее доделать все дела, чтобы наконец присоединиться к своим родным и друзьям в одном из раскрашенных в преддверии праздника домов, похожих своей блестящей шелухой на томящиеся под елкой подарки.
- Мам!
- Ну что такое? – продолжая нарезать перец ярко-желтого цвета, худенькая девушка вопросительно улыбнулась маленькому человечку. Поверх больше аккуратного, чем изысканного темно-синего платья был слабо затянут бежевый фартук с многочисленными цветочками, о тяжелой судьбе которого говорили небольшие темные дырочки и заметные потрепанности по краям.
Малыш решительно сделал два шага вперед и, оказавшись совсем рядом с мамой, широко разинул рот, сильно зажмурившись. Девушка слегка улыбнулась, и, отрезав от одного из самых мелких кусочков перчика половинку, положила малышу в рот. Уже спустя секунду звонкие клацанья ножом по стеклянной поверхности возобновились.
Почувствовав холодок на языке, мальчик, все так же не раскрывая глаз, громко фыркая и чавкая, принялся жевать до того дня незнакомый ему овощ. Вкус показался необычным и, главное, достаточно сладким для следующего возгласа.
- Еще!
- Ты уже все? – девушка удивленно оглядела его и пожала плечами. – Ну, держи.
Более крупный кусок исчез еще быстрее первого.
- Еще!
- Фрэнки, а ты не боишься, что папа придет и ему ничего не достанется?
Малыш замешкался, в недоумении глядя на маму. Папе ничего не достанется? Нет, такого просто не могло случиться.
Послышался дверной звонок.
- Папа! – маленький Фрэнки понесся к входу, размахивая ручками и вереща от радости. Вслед за ним, оставив салат и поправив немного съехавший на бок фартук, вышла и молодая жена, с трудом сдерживая бремя скромной и сдержанной хозяйки.
Мальчик дотянулся на носочках до замка и, немного попыхтев, отодвинул задвижку, тут же поднимая наверх светло-карие глазки.
Расстегивая толстую куртку и стряхивая с плеч остатки снега, в дом вошел папа, в своих огромных ботинках, таких широких и тяжелых, что маленький Фрэнки не мог в них сделать и шагу, и огромной шапке, такой же тяжелой, как ботинки, только еще с не растаявшими на ней снежинками.
- Папа! Я так тебя ждал, - шепеляво пробормотал малыш, обхватывая своими маленькими ручонками огромную шею присевшего папы и прижимаясь своей маленькой щечкой к холодной и шершавой щеке отца. – Фу, какой ты мокрый! – поморщился он, отрываясь от него и вызывая широкие улыбки у обоих родителей.
- А знаешь, что я принес? – спросил папа, немного щурясь. Мужчина снял мальчика с шеи и, сняв с себя и надев на сына ту самую огромную шапку, в которой он, по словам Фрэнки, похож на индюка, вышел в прихожую. Шапка оказалась по-прежнему велика и теперь смешно болталась, доходя малышу до подбородка. Фрэнки отчаянно болтал головой во все стороны, заставляя улыбаться происходящему стоящую в стороне маму.
Услышав шебуршание, мальчик ринулся вперед, при этом чуть не стукнувшись головой об шкаф.
- Осторожней! – испуганно вскрикнула мама, бросаясь к малышу и аккуратно высвобождая головку из ведроподобной шапки. На нее тут же уставилась пара огромных мохнатых глазок. – Смотри, что папа принес, - она осторожно присела рядом с ним на корточки, указывая в сторону застрявшего в дверях папы с огромной пушистой елкой.
- Что это? – сбивчиво проговорил малыш, разглядывая зеленую гостью.
- Елка! – гордо провозгласил папа, наконец вытащив из дверного проема дерево и остановившись рядом, придерживая его. – Нравится?
Шумно выдохнув, Фрэнки кивнул, с интересом вглядываясь в меленькие тонкие иголочки, утыканные по неровным веткам. Запах хвои быстро распространялся по этажам, даря ощущение праздника на троих - только их праздника. И с тех пор маленький Фрэнки никогда не сомневался, что в эту ночь, когда волшебный Санта задевает такой скучный и глупый мир краешком своего самого крошечного чуда, он чувствует себя самым счастливым человечком на Земле, ну, или просто там, где можно быть хоть немножко счастливым.
Уже лежа в постели, Фрэнк долго ворочался. По черепной коробке ползали надоедливые мошки, прячась за понятием «мысли». Они сумбурно переплетались, образуя какие-то странные ситуации, пока встревоженное сердце отвечало им учащенным пульсом. Внезапно выныривая из глубин подсознания, Фрэнк глубоко вздыхал и, перевернувшись на другой бок, снова зарывался в одеяло, чтобы опять впасть в дрему и через несколько минут быть из нее вырванным. Наконец, что-то хрипло пробормотав, он сел на кровати, уставившись в стену прямо против него.
- Ну и что? – прошептал он, продолжая смотреть сквозь стену. Мошки начали потихоньку разбредаться по своим местам.
Тяжело вздохнув, Фрэнк включил настенный светильник и закрыл глаза. Сон мягко окутывал его, словно предлагая попробовать еще раз. Только мальчик теперь знал, что это очередная ловушка.
Издав еще один приглушенный вздох, больше похожий на свист, он потянулся к дневнику. Стоит добавить, что в достаточно скором времени после появления, тетрадь переехала из-под кровати под подушку, что стало своеобразной вершиной иерархической лестницы обожаемых вещей Фрэнка. Теперь он проводил гораздо больше времени даже чаще за рассматриванием, чем за чтением дневника. Он досконально изучил разрисованную черным маркером с замазкой обложку и большие угловатые буквы внутри нее. Все это было теперь почему-то глубоко дорого для него, как будто он в один момент решил, что с того дня тетрадь будет занимать совершенно особенное место в его жизни. Фрэнк не знал, да и не хотел, в общем-то, знать, какой на самом деле человек скрывается за бледно-красными полями. Это было неважно. Ведь этот человек открывался ему с каждым днем, словом, с каждой строчкой и кривым восклицательным знаком. Теперь Фрэнк жил на два мира, две души. Он жил на двоих, и, наверное, это было то главное, что помогало ему держаться, когда над ним снова смеялись или тыкали пальцем, главное, что поможет продержаться теперь. Фрэнк не знал этого, но чувствовал, снова протягивая руку к тетради. И он снова отрешенно улыбался, где-то в глубине бьющегося сердца чувствуя, что не может сломаться. Просто не имеет права, ведь теперь у него есть что-то важное, почти живое, почти чувствующее, почти его.
Фрэнк аккуратно перелистывал знакомые страницы, немного задерживая взгляд на некоторых строчках. На секунду он остановился на одной из страниц, заметив знакомое имя: «Майки».
- Подождите, это же не… - как будто что-то припомнив, он резко развернул тетрадь на самую первую страницу и впился в большие неаккуратные буквы.
- Джерард… Уэй… - брови мальчика поползли на лоб. Казалось, сегодняшний день и эта площадь всплыла у него перед глазами в мельчайших подробностях. Слова, движения, голос... Он перечитывал надпись снова и снова, не смея поверить своим глазам. – Этого… этого просто… не может быть…
даже не знаю, как выразить всю свою любовь к этому рассказу..настолько он потрясающий, невероятно тёплый, нежный. А кусочек про маленького Фрэнка чуть не заставил расплакаться, так трогательно, с какой-то особой заботой и трепетом, описано его поведение, "пара огромных мохнатых глазок", и как он пришёл просить у мамы кусочек перца, ну просто ах! Евгения, Вы большая молодец, правда. Спасибо
да не за что=) вам спасибо)) уже жду не дождусь, когда Фрэнк кончит пускать слюньки на обложку и двинется к прочтению)) с замиранием сердца, да, именно, как прикасаешься к чему-то запретному...... и ощущая стук сердца)) еще учитывая характер Джерарда, то это будет потрясающе)) и я почему-то уже это знаю
