POV Фрэнка
- Ненавижу зиму, - прошипел я в шарф.
- А? – откликнулся Майк. Мы направлялись в школу все теми же антицивилизованными путями, которые местные власти напрочь отказываются снабжать даже малейшим намеком на электричество, не то что некими существенно осветительными приборами вроде фонарей. Я уже говорил, что ненавижу зиму? Так вот, я ненавижу зиму. А еще я ненавижу темные улицы. И общественные мероприятия.
Презентацию работ поставили на третий урок. Лори, начав подготовку к этому событию с первого, достаточно активно для своего обычного положения в пространстве бегал восьмерками и размахивал руками, повергая долю общества в страх и остатки от этой доли в отвращение. Я же уже настолько измотался за все время, пока шла подготовка к этому дню, что все эти фигуры Лори просто мельтешили у меня перед глазами, склоняя ко сну. Кстати говоря, я заметил, что когда хочешь спать, любая деятельность вокруг тебя действует усыпляюще.
К третьему уроку участники и бездельники спешно наполнили зал своими достопочтеннейшими задницами. Лори, не в пример им, свою усадить все никак не мог и потому все еще носился обширным пятном то со сцены, то снова на сцену, похоже, находя свою работу исключительно значимой.
- Майк, я сейчас отключусь, - подавляя зевок, сообщил я.
Майк кивнул и пообещал разбудить меня ближе к нашему выходу. Слушать с десяток выступлений старшеклассников, которые всеми силами будут пытаться выделать из себя что-то стоящее - последнее, на что бы я потратил полчаса своей никчемной жизни. Знаете, никчемность она тоже в меру хороша. Кроме того, у меня уже дрожали колени, а к началу нашего выступления это грозило перерасти в трагедию.
Спустя какое-то время я почувствовал шепот:
- Просыпайся, мы следующие.
Я с трудом продрал глаза и огляделся вокруг, насколько это было возможно, сидя в первом ряду. Папка все еще удерживалась в моих руках, навевая неприятные воспоминания.
Как только мы поднялись на сцену, я занял место у мыши, а Майк – почетное у микрофона.
- Добрый день, уважаемые преподаватели и гости конференции, - начал Майк. Он одарил аудиторию быстрой улыбкой и продолжил, редко заглядывая в текст. Во всем его виде проглядывал опыт работ подобного рода: в том, как он говорил, жестикулировал, даже в том, как он был одет, читалась неброская манерность и уверенность.
Тем временем слайды, казалось, уже давно жили своей жизнью. Указательный палец на автомате жал на мышь - картинка менялась. Речь Майка уже казалась менее отчетливой, затормаживалась. Подавляя зевок, я поднял глаза на публику: такой же сонный, исступленный взгляд толпы, словно они тоже сегодня сказали маме, что посидят еще десять минут, в итоге растянувшиеся на три часа. Странная штука все эти мероприятия. Они никому особо не нужны, но большая сознательная часть общества держится за них как за последнее спасение.
Я сонно перевел взгляд на последние ряды, но, отметив знакомые лица, приободрился: на одном из них сидели Джерард и Эван. Что, интересно, они вообще тут делают? Похоже, происходящим на сцене парни не особо увлечены. Ну, по крайней мере, Джерард и еще какой-то темноволосый парень рядом с ним, явно немного помладше…
- Фрэнк, следующий слайд, пожалуйста.
Я вздрогнул и, покраснев, щелкнул мышью, извиняющеся окидывая зал. Взгляды полные осуждения недовольно покидали мою нежную персону.
- Чертов Уэй, - едва слышно проскрипел я.
Переключив очередной слайд, я решил больше не искать неприятностей в зале и опустил глаза в монитор.
***
Горячая пахучая жидкость обжигает пальцы. Удивительно, как только стаканчик не расплавляется.
- Ты просто спишь на ходу. Не пробовал ложиться раньше трех?
Ненавижу кофе.
- Фрэнк! – Майк помахал перед моим лицом ладонью, видимо, ожидая, что я сейчас сморгну от неожиданности, уставлюсь на него во весь диаметр глазного яблока и спрошу что-нибудь вроде «а? что? где мы? кто я?», ну, и дальше по списку. Просто проблема в том, что я его слышу, а потому просто перевожу взгляд на него, если ему так приятнее.
- Тебе надо больше спать.
Похоже, в ком-то проснулся наставник.
- Я слышу, - прохрипел я, разбалтывая темную жидкость в пластиковом стаканчике. Круговые движения привлекли внимание Майка.
- Ты все время берешь кофе и оставляешь его, даже не прикоснувшись, - хмуро отметил мой замечательный констататор.
Я соорудил удивленное выражение.
- Да?
Прозвенел звонок.
- Да, - он встал с места и двинулся в сторону выхода. Я оставил стаканчик на столе и, поднявшись, вышел за ним следом.
Когда оставшиеся уроки на сегодняшний день подошли к концу, мы с Майком собрали вещи и вышли из класса. Проходя по коридору, я бросил быстрый взгляд в сторону, снова натыкаясь на Джерарда, Эвана и темноволосого парня. Я хотел просто сделать вид, что не заметил их, но Эван уже заметил меня и что-то быстро шепнул Джерарду. Я не видел, что было дальше, просто потому что прошел вперед с Майком. Но неожиданно меня окликнули:
- Эй, Фрэнк!
Я немного замедлился, однако решил, что это могло быть не мне. Хотя, что я несу? Это по определению не могло быть мне!
- Айеро! – прогремело вторичное восклицание. Сердце с грохотом провалилось в пятки.
Как по команде, мы с Майком обернулись; Майк бросил мне непонимающий взгляд, изображавший удивление, но я уже смотрел не на него.
Легким движением Джерард соскочил с подоконника и приблизился ко мне. Как ни в чем ни бывало, он начал:
- Вы, должно быть, незнакомы, - он улыбнулся темноволосому парню и затем мне. – Мэтт, - я вздрогнул от воспоминания фигурировавшего в дневнике имени, - это Фрэнк, - он указал на меня, - Фрэнк, это Мэтт.
Джерард немного неуклюже раскинул руки в стороны.
- Эм… Ну, вы можете обменяться рукопожатиями, - слабо хохотнул.
Мэтт, бросая недоверчивый взгляд на Джерарда, проговорил что-то вроде «приятно познакомиться», и протянул мне руку. Я протянул свою в ответ, но ничего не сказал. Должно быть, растерялся.
Наступило молчание. Я неожиданно вспомнил про Майка и обернулся: он стоял на том же месте, скрестив руки и нахмурившись.
- Фрэнк, - снова окликнул меня Джерард. Я повернулся. – Не хочешь сходить с нами вечером в… - он переглянулся с Эваном и Мэттом, - кафе?
- З-зачем? – только и промямлил я, округляя глаза.
Джерард поднял глаза к небу, по-видимому, поражаясь моим выдающимся умственным способностям. Или делая такой вид. Ведь на вопрос он не ответил.
- Идешь или нет? – раздраженно повторил он.
Я замешкался. Честно говоря, я вообще мало понимал, как я связан с Джерардом, тем более Мэттом, да даже Эваном, перед которым так кстати недавно облажался… Вероятно, просто никак не связан. Но, черт возьми, это сложно объяснить, но меня невообразимо тянуло к Джерарду. Он был для меня чем-то таинственным, загадочным. Я не понимал его, как не понимал того, почему его дневник не дает мне ответов на вопросы его поведения. Я хотел найти эти ответы, я хотел быть близок к нему, я хотел, чтобы он сам ответил мне на все вопросы без намеков… В тот момент я не учел одного: цель была не у одного меня. Я чувствовал себя игроком, фишка которого идет четко по заданной траектории. Я не знал, что, заигравшись, можно не заметить, как меняются роли; игрок теряет науженную на крючок власть, которая никогда ему не принадлежала, и фишка занимает место игрока.
Но я уже чувствовал азарт; впервые почувствовавшего его уже не остановит мнимый «голос рассудка».
- А Майк идет? – только и спросил я.
Джерард немного нахмурился и перевел взгляд на брата, так и не двинувшегося с места. Я обернулся. Майк бросил на меня усталый, немного удивленный взгляд и затем перевел его на Джерарда.
- Я не знаю, чего ты хочешь добиться, но я в этом спектакле участвовать не собираюсь, - он покачал головой. – Фрэнк, я надеюсь, ты идешь со мной?
Я перевел взгляд на Джерарда: он был спокоен. Мэтт за его спиной стоял, скрестив руки и уставившись в пол, зато Эван смотрел мне прямо в глаза тем самым взглядом, прожигающим до костей. Я открыл рот, чтобы что-то сказать, и повернулся обратно, но на прежнем месте Майка уже не было. В груди защемило, но побежать сейчас за ним значило отказаться от предложения Джерарда. И я не двинулся с места. Только поднял глаза на источник моих страхов и надежд, на мою фишку. Он слабо улыбался. Но уже не мне: Эвану. Тот отвечал ему спокойным, но тем же пронзительным взглядом.
Я наврал матери что-то про то, что остаюсь на дополнительный по физике и не знаю, когда приду. Благо, она явно была чем-то занята, поэтому как-то односложно отреагировала на мое заявление и просила позвонить, как освобожусь, чтобы она могла меня забрать.
Мы договорились встретиться в семь, и у меня оставалось четыре часа, за которые я обошел не меньше четверти города дворами вдоль и поперек, включая все магазины и супермаркеты, выпил три жестянки газировки и закусил их двумя пачками чипсов, после чего вообще вполне был готов уже просто развернуться и пойти домой.
Однако без двадцати семь я уже топтался на пороге назначенного места, а без десяти зашел внутрь, неожиданно для себя обнаружив, что парни уже был на месте, явно что-то бурно обсуждая.
Я нервно подошел к ним и бросил негромкое приветствие. Они обернулись. Мэтт был все такой же хмурый, зато Джерард при виде меня заулыбался во все тридцать три зуба, но как-то натянуто, так, что по спине пробежались мурашки.
Мне удалось занять свободное место, и между нами снова установилась тишина. Решив оживить «приятелей», я ошибочно спросил, давно ли они тут сидят, на что Мэтт заткнул меня, и сообщил, что это не мое дело. Следующим не выдержав напряженного молчания, Джерард поднялся с места:
- Я закажу еще пива. Другие заказы будут?
Он окинул быстрым взглядом оставшихся и, пожав плечами, двинулся в сторону барной стойки. Почему-то только сейчас мне пришло в голову, что место, где я оказался, по своему виду больше напоминает бар, чем кафе. Но стоило Джерарду сделать несколько шагов в сторону, как мои размышления в этом направлении оказались прерваны: Мэтт нагнулся к столу и почти прошептал:
- Что у вас с ним?
Я изумленно уставился на него, не поняв вопроса. Мэтт, я позволю себе так сказать, «съел» мою реакцию и повернулся к Эвану. Тот безучастно кивнул головой.
- Какого ж черта ему от тебя нужно?! – гораздо громче бросил он, на что Эван одернул его за футболку, при этом не сменяя безразличия во взгляде.
- Прости его, он переживает, - неожиданно металлическим голосом произнес Эван, поворачиваясь ко мне. – Мэтт, - он снова отвернулся, - он ничего не знает. Оставь его в покое.
Слова моего одноклассника подействовали на Мэтта, как на маленького ребенка. Он заметно покраснел, хотя не отвел глаз, очень аккуратно и бережно обнял Эвана и затем извинился передо мной, как мне показалось, вполне искренне. Однако на этом он явно не собирался заканчивать.
- Ты не знаешь его, - он покачал головой. – После того, как его единственный друг погиб…
- Мэтт! – Эван снова дернул его за футболку, но на этот раз парень только разозлился.
- Пусть знает! Он не понимает, с чем сталкивается. Фрэнк, - он повернулся ко мне. – Джерард не сошел с ума, - он перешел на шепот, - но он хуже сумасшедшего. Он сознательно делает все, что приходит ему в голову, если это кажется ему достаточно забавным. Может, какие-то ценности у него еще и сохранились, но скорее это просто условные рефлексы. Он всю жизнь был замкнутым, а сейчас бросается всем, что так долго берег, рассказывает первому встречному о себе все до мельчайших подробностей. Готов спорить, все это неспроста. У него какая-то новая цель, но я не знаю… Возможно, он хочет запутать, ввести в заблуждение, потому что все, что с ним происходит никак... Черт, - он не закончил, словно сам перестал себя понимать, и потер переносицу, - Фрэнк, я не знаю, что ему нужно от тебя, но, парень, - он поднял глаза, - если хочешь совет – держись от него подальше…
- Хэй, парни, я смотрю, вы не скучали, - он вернулся, подмигнул мне и уселся на свое место. В ту же секунду Мэтт вскочил и, потянув за собой Эвана, сообщил, что им пора идти. Джерард проводил их пустующим взглядом. Через несколько секунд мы остались одни.
- Они всегда уходят, - мрачно оповестил он и сделал глоток. – И я даже знаю, о чем они говорили тебе, - он слабо усмехнулся, поднимая на меня глаза; мне показалось, что он уже пьян. – Хотя ты и так наверняка уже знал это.
Я не понял его намека, хотя следовало понять тогда. В коленях нарастала дрожь, хотя я не отводил глаз; что-то боролось во мне, но я не мог оценить или назвать эти стороны, поэтому просто продолжал пялиться. Все мое внимание было напряжено до предела, в ушах нарастал звон. Казалось, меня сейчас просто разорвет.
Заметив мое замешательство, он снова заговорил.
- Знаешь, с раннего детства я много рисовал. Все подряд, что видел, то и зарисовывал. Я часто приходил домой и садился рисовать, вспоминая пейзажи, дома, лица, которые я видел за этот день.
Он откинулся на спинку и склонил голову.
- От природы у меня неплохая визуальная память: знаешь, на картинки всякие. Судя по твоему непонимающему лицу, у тебя – нет. Хотя, возможно, ты лжешь, а вот твой одноклассник, Эван, с легкостью бы определил это.
- Что? – полушепотом откликнулся я.
- Ложь. У него поразительная способность отличать ложь от правды, за которую он заплатил своим здоровьем: знаешь, не так просто оставаться нормальным, зная наверняка, кто лжет, а кто чист, как херувим. Родители угрохали на его лечение кучу денег, но в итоге вылечить не смогли. Зато, пока лечение шло, врали они просто от души, оправдывая все это добрыми помыслами. Можешь представить, в каком состоянии бедняга вышел из своего санатория, - он засмеялся, отчего я поморщился. Этот разговор показался мне тяжелым, но больше как-то по атмосфере, которую нагонял этот парень. – Что, неприятно? А знаешь, я ни за что не поверю, что тому, кто лжет и пойман в своей лжи, легче того, кто услышал эту правду, - с лица стерлись последние намеки на улыбку, а между бровей появилась явно отмеченная черточка. – Фрэнк, мой дневник у тебя?
Я, кажется, потерял дар речи. Сердце бешено забилось, перед глазами поплыли круги, но я по-прежнему не мог отвести глаз, не мог подняться, хотя мне тогда так хотелось убежать.
- Эй-эй, ты мне тут в обморок не грохнись, парень, - Джерард нагнулся ко мне и слабо похлопал по щекам, отчего я тут же пришел в себя, хотя, скорее от неожиданности, чем действительно от эффективности такого метода. Отчего-то снова засмеявшись, он пододвинул стул ко мне ближе и, положив руку на мое бедро, прошептал в самое ухо, почти касаясь его губами:
- Ничто не появляется из ничего, Фрэнки. Пока вокруг тебя будут нормальные, ты останешься нормальным, но как только вокруг окажутся сумасшедшие – ты сойдешь с ума. Люди безгрешны только пока не знают греха, но как только грех входит в их окружение, им необходимо бороться, чтобы оставаться святыми. Но кто же станет бороться за святость, когда каждый грешен, когда все сумасшедшие?..
- Джи! – сзади к нему подкралась какая-то девушка на вид лет восемнадцати с черными волосами и бросающимся в глаза макияжем. Джерард тут же убрал с меня руку, встал с места и вместо приветствия буквально впился в шею той губами, отчего она захихикала и, мягко оттолкнув его, потащила куда-то в сторону.
Не теряя времени, я, еле передвигая ногами, направился к выходу, пока даже через плотную ткань джинсов чувствовалось чужое касание, а в голове отчетливо выбивали пульс слова, не собирающиеся в единую цепь.
На улице шел снег; тая на моем разгоряченном лице, он стекал жгучей водой, похожей на желчь. И тогда я понял: это с ним я столкнулся в тот день, когда я нашел дневник, это он уронил его от удара. Джерард говорил об этом, он запомнил меня, хотя я не запомнил его. Но почему он не стал требовать его назад? Он ведь понял, что тетрадь у меня, нужно быть конченым идиотом, чтобы не понять этого. Страх за мое самочувствие? Как бы не так. Здесь было что-то другое. Он не выглядел одним из тех жалких игроков, чьи карты раскрыты. Здесь было что-то другое, и я не мог понять, что. Пока не мог.
Когда я вернулся, мама была просто на пике раздражения: пол одиннадцатого, четырнадцать пропущенных звонков от нее и ни одного от меня. Но я словно не слышал ее, мне было все равно. Я стал раздеваться.
Мэтт говорил о смерти его единственного друга; он сказал об этом до того, как начал описывать изменения, произошедшие с Джерардом. Скорее всего, именно эту смерть он считал причиной всех аномалий.
Взяв сумку, я направился комнату.
Сам Джерард упомянул, что я знаю об этом; значит, все, что он говорил далее было с учетом моего знания того, о чем говорил Мэтт.
Я заперся в комнате и стал с бешеной скоростью листать дневник.
Но ведь я не знал, о чем он говорил.
Передо мной мелькали прошедшие даты, знакомые имена.
Значит, я должен был это знать.
Я остановился на восьмом января. Начиная с этого дня и заканчивая где-то концом марта, я читал короткие описания неожиданно начавшегося и так же неожиданно закончившегося отрезка из его жизни.
Джерард стал возвращаться в бар, который они с Мэттом случайно отыскали под Рождество. Первое время он созывал себе компанию, приходя четко по четвергам, потом стал наведываться в это место чаще; ему уже не требовалось чье-то общество. Наконец, он начал пропадать там целыми днями, забрасывая учебу и вообще любую сознательную деятельность.
Родители стали беситься и выкинули его из дома. Тогда он начал периодически оставаться у Мэтта, целыми ночами жалуясь на свою никчемную жизнь. Однако его друг на все это никак не реагировал. Он не отрицал его утверждений, но и не соглашался с ними. Он казался безразличным, хотя, похоже, его постоянно занимали какие-то другие мысли, свои, которые он никогда не произносил вслух, а Джерард и не хотел этого видеть: люди часто не способны на сострадание, пока вынуждены терпеть боль. И Джерард не был исключением из этого правила.
Он все чаще приходил к другу пьяным. Ему хотелось говорить, он кричал, истерил - но Мэтт молчал, лишь изредка останавливаясь на нем взглядом, как правило, пустым и задумчивым.
И тогда он ушел.
Он окончательно затерялся в том баре, потеряв счет времени. Иногда он выходил, чтобы занять денег у кого-нибудь из знакомых, и возвращался назад. Это был период его близкого знакомства с тем, к чему бы он никогда не пришел в здравом уме: экстази. Теперь зачастую в его кармане находилось некоторое количество таблеток, и он уже не сидел за дальним столом, напиваясь до беспамятства. У него появлялись друзья, десятки имен за один вечер, которые он был не в состоянии вспомнить уже на следующий день. Только два имени стали повторялись в записях: Берт и Лин-Зи. С первым он проводил свое время с обеда до позднего вечера, со второй – с позднего вечера до обеда.
Записи всего этого времени были очень краткими, сухими. Создавалось ощущение, что человек, делавший эти записи, либо не имел достаточно времени, чтобы писать больше, либо просто потерял всякую способность к чувствам. Стоит отметить, что после третьего февраля записи уже не отмечались датами, просто шли друг за другом. Первая запись, которая действительно привлекла мое внимание, была последней без даты:
***
Изо дня в день я вижу одно и то же. Я не знаю, какое сегодня число, какой день недели, я не знаю, что я пью, и откуда берутся деньги в моих карманах… Я не понимаю ничего! Как я оказался здесь, почему?.. Сколько времени прошло?.. Я так соскучился по маме, моему Майки, Мэтту... Боже, если ты есть, почему это все не закончится… Я бы сбежал отсюда прямо сейчас, но я уже принял таблетки, и через минуту придет Лин… Эта оглушающая музыка душит меня, я слышу ее каждый день, я ненавижу ее, но спустя секунды она будет владеть моим разумом… Это место заглушает мою душу, меня тошнит, тошнит от всей этой грязи, но почему же я тогда не ухожу… Я остаюсь с ней на еще одну ночь и просыпаюсь в тот день, который проведу с МакКрэкеном, нажираясь, чтобы заткнуть себя и снова окунуться в ночь… Сколькие живут этой жизнью?.. Как я оказался среди них и почему я думаю об этом сейчас… Я уже вижу ее; тело обволакивает что-то легкое и такое же душащее… Почему я теряю рассудок?.. Я снова повышаю дозу, я трахаюсь всю ночь, и это как будто близко к наслаждению, но вечно не достаточно, и я снова ненавижу всех этих людей… потому что больше всего ненавижу самого себя…
Двадцать восьмого числа была отмечена запись следующего содержания:
28 марта 1994 года
Какого черта это все… Я не понимаю Я БЛЯДЬ НИХРЕНА НЕ ПОНИМАЮ!!! Боже, ну он же был пьян, пусть он просто был пьян, черт возьми, ну это же невозможно, он же нормальный, я знаю его с трех лет Я ненавижу ненавижу НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ НЕНАВИЖУ я сейчас просто умру на этом гребаном месте
Я быстро пролистнул ее:
31 марта 1994 года
Я бы предпочел не вспоминать этого больше никогда, но раз я начал все это, то должен продолжать вести дневник, а не записи патологической истерички.
Три дня назад я ушел из этого проклятого места. Я ушел к Мэтту. Родители все равно не приняли бы меня, да и я хотел повидаться с другом. Если вы не против, я буду называть его так. Друг.
Я застал его в гараже, как всегда. Он валялся на диване. Колонки были врублены на полную, так что мои шаги не были слышны, хотя я не старался остаться незамеченным. Это была странная музыка. Я бы хотел умереть под нее. Рано или поздно я все равно сделаю это.
Я опустился перед ним на колени: Мэтт не заметил меня даже тогда. Его рука свисала, и я сжал ее, несильно, но чтобы он почувствовал мое прикосновение через сон.
Он зашевелился. Мышцы его лица напряглись, но чтобы разлепить веки, похоже, требовалось большее количество усилий. Я все-таки считаю, что он был пьян. Хотя, если быть честным, было похоже, что, увидев меня, он протрезвел.
- Дже? – он, наконец, раскрыл глаза, а в следующую секунду уже не сводил с меня глаз.
Я улыбнулся. Я ведь так давно не видел его.
Он сел на диване и, подвинувшись, похлопал рядом собой. Я видел по его губам, как он сказал с этим что-то вроде «иди сюда» или «иди ко мне»: слышать в этом шуме было совершенно невозможно. Но я привык к такой обстановке за прошедшее время, и, похоже, он тоже привык.
Я сел рядом. Он крепко обнял меня, а я обнял его в ответ. Я был так дико счастлив снова видеть его, его мимику, его жесты, чувствовать его запах… Это совсем не то, что я чувствовал все прошедшее время.
А потом он сказал, что любит меня. Мне, вообще говоря, формулировка не очень понравилась, но я подумал, что многие друзья говорят так друг другу.
Чтобы не нагнетать обстановку, я улыбнулся и сказал, что тоже его люблю. В конце концов, я ведь действительно просто обожал его.
Но видимо мне не стоило этого говорить. Потому что в следующий момент он меня поцеловал. По-настоящему. Вот так просто. Как будто, блядь, наша дружба всегда подразумевала то, что в один прекрасный момент один из друзей возьмет и засосет другого.
Я плохо помню, что было дальше. Кажется, я просто ударил его и выбежал вон. Мне было совершенно некуда идти. Я просто шел по городу, у меня была истерика. Я рыдал, как не рыдал, наверное, лет двенадцать. Что-то сломалось во мне в тот момент. Мне было так противно, так больно… Очень сложно сейчас описывать все чувства, боровшиеся тогда во мне. Сердце бешено билось и разрывалось от обиды. Как я мог не видеть этого?! Как можно не увидеть этого, зная человека целую вечность?! Я молился, чтобы он был пьян; я бы простил его без промедления… Но он, блядь, не был пьян! Я видел тысячу пьяных парней, две тысячи под дозой: он был трезв!
Не знаю как, но я очутился у дома одного из своих знакомых. Он на три года младше меня, но его знают почти все в школе, во-первых, потому что он живет один, во-вторых, потому что он немного нездоров. Но сейчас мне было как-то все равно, поэтому я позвонился в его дверь. Если бы он прогнал меня, сейчас мне бы не было неприятно или неловко, как могло случиться в другой ситуации; если бы он разрешил мне переночевать, мне бы не пришлось спать на улице.
И он впустил меня.
Целую ночь я не мог успокоиться. Эван, так звали этого парня, вечно подливал мне чай, но ни о чем не спрашивал. Честно говоря, я и так все ему выложил. Он слушал молча, только смотрел на меня этим своим взглядом… не знаю, как сказать… не пристально, но прямо, что ли? Я раньше немного знал его, поэтому привык к его взгляду. Тем более, мало ли как смотрят нездоровые…
Под утро я заснул. А когда проснулся, он не выгнал меня. Поэтому я остался: ведь мне по-прежнему было некуда идти.
Нужно сказать, к сегодняшнему дню я порядком пришел в себя. Ну, пришел в себя, конечно, громко сказано, но взял себя в руки точно. Я хотел позвонить Мэтту, мне нужно было знать, что значило его поведение. Но по счастливой или несчастливой случайности он позвонил мне сам. Я поднял трубку. Сердце заколотилось, ладони вспотели.
- Алло, - как получилось, прошептал я.
- Привет, - произнес он. Его голос был таким сиплым, низким, что я даже сначала не узнал его.
Я ждал, что он что-то скажет, но он молчал. Тогда начал я.
- Ты был пьян?
В трубке снова послышалась тишина.
- Джерард, нам надо встретиться, - его голос дрожал. Мне казалось, что он сейчас разрыдается.
Но он не ответил на мой главный вопрос.
- Ты был пьян или нет? – сухо отчеканил я.
- Джерард, пожалуйста…
Но меня просто переклинило.
- Ответь на мой вопрос!
Он снова замолчал. Я начал грызть ногти.
- Нет, - наконец выдохнул он. Дальше он говорил что-то, кажется, просил, умолял меня о чем-то, но я его не слышал. Перед глазами стало темно, я оперся на стену позади и попытался привести дыхание в норму. Я не понимал его слов, поэтому просто прервал его:
- Пошел ты к черту, сраный педик.
И выключил телефон.
Лин звонит мне третьи сутки. Я не хочу ее видеть.
Как только дочитал до конца, я захлопнул дневник и бросил его куда-то под кровать. Я откинулся на стену и поднял взгляд в потолок. В голове творился полный хаос. У меня совершенно не укладывалось, как Мэтт мог поцеловать Джерарда. Передо мной невольно возник образ этой картины, но я только поморщился и зажмурил глаза. Мне было проще решить для себя, что я просто что-то не так понял, чем действительно принять все таким.
Я выключил ночник и лег спать. Уже лежа я еще долго видел перед собой Эвана, Мэтта, Джерарда. Но о каком друге говорил Мэтт?..
|