Глава 1 Джерард Уэй приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на часы, в то время как первые лучи уже проглядывали через штору. Часы показывали 6 часов 45 минут. Если встать сейчас, у него будет еще целый час, а возможно, и больше, чтобы заняться своими делами. Это блаженные моменты, когда Бэндит не могла ни ругаться с ним, ни изматывать его. Не будет и телефонных звонков Линдси из Лондона, Парижа или Рима. В эти моменты он был предоставлен сам себе. Он потихоньку выбрался из постели, мельком взглянув на Лин, всё еще спящую на другой стороне кровати, на самом дальнем краю. В течение многих лет каждый из них спал на своей стороне кровати, которая могла вместить троих или даже четверых. Не то чтобы они уже никогда не встречались посередине кровати, они это делали… иногда. Когда она была в городе, когда оба Уэя не были уставшими или когда Лин не приходила домой слишком поздно. Тогда они занимались этим – очень редко. Так же бесшумно он достал из шкафа длинный домашний халат синего цвета. Джерард на мгновение наклонился, разыскивая свои любимые тапочки, но их не было. Должно быть, снова взяла Бэндит. Ему не оставили ничего нетронутого в доме, даже тапочек, мужских тапочек! С ним, с Джерардом, считались меньше всего. Он улыбнулся про себя и потихонечку прошлёпал босиком по густому ковру, украдкой еще раз взглянув на спящую Линдси. Когда жена спала, она казалось такой молодой, такой красивой, почти такой, какой он встретил её двадцать лет тому назад. Стоя у дверного косяка, он наблюдал за ней, мечтая, чтобы она пошевелилась, проснулась, протянув к нему руки, ещё совсем сонная, и с улыбкой прошептала слова, которые она произносила так давно: «Иди ко мне, Джерард. Мой любимый Джерард.» Но уже давным-давно он перестал быть для неё тем, кем был ранее. Он был для неё таким же Джи, как и для других, когда она говорила: «Джи, ты сходишь со мной в магазин за новыми вещами?» или: «Джи, ты разве не знал, что я сегодня смогу прийти с работы пораньше?», а иногда вдруг: «Джи, у меня возникли неотложные дела за границей, я улетаю завтра утром». Он подчас удивлялся, помнила ли она хотя бы дни ДЖЕРАРДА, те дни, когда они поздно вставали, много смеялись, пили кофе вместе у него в мансарде, все это было в те самые месяцы перед свадьбой. Это было время несбыточных мечтаний, дивных мгновений…Он унесся в мыслях в те далёкие времена. Когда встаешь так рано есть время вернуться в прошлое. «Джерард, любимый мой, не уходи к себе в мансарду, останься со мной подольше». Его глаза заблестели при воспоминании об этих словах. Ему было тогда всего лишь двадцать. Каждое мгновение, проведённое с ней, было пронизано чувствами и ощущениями, которые он испытывал. Это было в его картинах тоже, каждая его работа была наполнена глубоким чувством, чувством любви. Он вспомнил её глаза, когда она сидела в студии наблюдала за ним, держа на коленях груду своих работ, делая пометки и хмурясь то и дело при чтении, а затем, улыбнувшись своей неотразимой улыбкой, смотрела на него снизу вверх: «Итак, мистер Уэй, готовы ли вы прерваться на ленч?» - Через минуту, я почти закончил. - А можно мне взглянуть? - Нет! Ты же знаешь, что пока я не закончу, ты не имеешь права заглядывать. - А почему бы и нет? Ты что рисуешь обнажённую девушку, которая может повергнуть в шок? - Возможно.… А что, это тебя так озадачивает? - Конечно. Джерард, ты можешь рисовать обнажённой только меня! Его большие каре-зелёные глаза широко округляются, как бы отчасти поглощая удивление, последовавшее после этих слов. У Линдси никогда не было проблем с её самооценкой, она всегда ставила себя выше всех, потому что могла добиться практически всего, что хотела. Она была удачна в бизнесе, имела шикарный дом на берегу Лос-Анджелеса и еще несколько владений по всей территории Америки, она ни отказывала себе, ни в чём, пожалуй, именно это отрывало её от реальной жизни и заставляло забывать о существовании Джерарда. Только после их свадьбы, он понял, что сделал, предложив этой женщине свои руку и сердце. Он вышел замуж за человека, жаждущего власти, независимого и не считавшегося с чужим мнением. Джерард должен был быть безупречным, всё понимающим и… молчаливым. Он должен дружить с её клиентами и друзьями. Он должен был оставаться в одиночестве во время её разъездов. И, конечно, ему придётся расстаться с мечтой, прославиться своим искусством. Линдси не очень-то одобряла эту идею. Перед свадьбой, она смотрела на это с умилением, но для мужчины эти занятия не могли стать карьерой – таково было её мнение. С годами он отказался и от других своих желаний, но ведь у него была Линдси. Тот человек, который спас его от полного одиночества, заставил его сердце дышать любовью. Этот человек дал ему надежду на светлое будущее. Но её истинное лицо скрывалось под маской стереотипов. Джерард знал, что Линдси любила его, но теперь она редко показывала это в отличие от прежних дней. Она объясняла: «Демонстрация чувств подобает ребячеству». А Уэй был мечтателем, встретив Линдси, он влюбился в неё с первого взгляда, его затянуло в омут чувств. Джерард безумно любил Линдси и по сей день, он готов был пойти на всё ради неё. Могла ли она? – На этот вопрос Джерард ответа не знал, но он был уверен, что Лин любит его, всей душой, всем сердцем, просто она целиком погружена в свою работу и ничего кроме неё не видит и не замечает. – Таков был ход мыслей Уэя. Через год они зачали первого ребёнка. Как же она хотела этого малыша! Мальчик. Это будет мальчик. Потому что Линдси так сказала. Она была уверена в этом, и Джерард сам поверил в это. Сын. Так и было. Крохотный малышка с хрипом в лёгких. Родители назвали его Филипп. А через четыре часа ребёнок скончался. На лето Уэи уехали во Францию к родственникам Линдси, но Джерард остался на попечении у её матери и теток совсем один, ведь у Линдси, как обычно возникли неотложные дела в другой стране. Сама Линдси провела лето в Лондоне, в работе, но приезжала в выходные дни, прижимаясь к Джерарду и, давая волю слезам, пока, наконец, она не забеременела снова. Второй ребёнок, ещё один мальчик, умер тоже. Но желание иметь ребёнка стало навязчивой идеей и для Джерарда, он мечтал только о сыне. Он даже перестал рисовать. Когда Линдси забеременела в третий раз, доктор уложил её в постель. Джерард постоянно приносил ей цветы и часами сидел у её кровати. Он верил, что у неё будет сын. Но на сей раз он ошибся. Долгожданный подарок явился на свет в виде девочки, здорового ребёнка с венчиком из русых волос и отцовскими каре-зелёными глазами. Дитя мечтаний Джерарда. Счастливая Линдси с самого рождения влюбилась в эту крохотную русоволосую малышку. Они назвали её Бэндит и отправились во Францию показать её матери Линдси. Мадам Баллато повздыхала над неспособностью Линдси родить сына. Но для самой Лин это не имело никакого значения: ведь малышка была её созданием, её плотью. Она будет говорить только на французском; она будет проводить каждое лето в Париже. У Джерарда появилось лёгкое предчувствие опасности, но, в конце концов, его радость отцовства преодолело всё. Линдси проводила всё свободное время с Бэндит, показывая её своим друзьям. Она всегда много смеялась. Её первые слова были произнесены на французском языке. Когда ей исполнилось десять лет, она чувствовала себя в Париже более уютно, нежели в Штатах: все книги, которые она читала, все платья, которые она носила, все игры, в которые она играла, - всё это было тщательно выбрано Линдси во Франции. Девочка знала и кто она такая – одна из семейства Уэй, и где её корни – во Франции. Но к тому времени утрата уже произошла. Джерард потерял дочь. Для дочери Джерард был чужим, на нём можно было выместить гнев и раздражение. По мнению дочери, именно он был виноват в том, что их семья жила не во Франции, что Бэндит не могла постоянно быть со своими друзьями, что мама не могла жить в Париже с бабушкой, которая так скучала без неё. В конце концов, они победили. Победили снова. Джерард бесшумно спустился вниз по ступенькам, шурша босыми ногами по персидскому ковру, который Линдси привезла из Ирана. Он прошёл мимо столовой, не заглядывая в неё, затем бесшумно вниз по длинному коридору в конец дома. Чтобы попасть в студию, ему надо было спуститься всего на несколько ступенек. Ноги ощущали холод дерева. Дверь, как всегда, открывалась с трудом. Лин перестала напоминать ему о том, что с этим надо что-то делать. Она пришёл к выводу, что это его устраивало, и она была права. Да, дверь с трудом открывалась и с грохотом быстро закрывалась, как бы огораживая его от всех в этом маленьком ярком пространстве. Студия была его собственным желанным местом, где царствовало искусство. Он раздвинул занавеси и, раскрыв балконные двери, вышел на маленькую террасу, чувствуя под ногами ледяной холод ярких плиток пола. В этот час он часто стоял здесь, иногда и в тумане, глубоко вдыхая свежий воздух и, прислушиваясь к медленному звуку гудков. Но в это утро всё было по-другому. Утреннее солнце светило так ярко, что он невольно зажмурился, выйдя наружу. В такой день хорошо бы удрать на пляж и поплавать там. При мысли об этом он рассмеялся. Хоть ему в этом доме уделяли меньше всего внимания, но всё же без него обойтись не могли: кто скажет Мишель, какие комнаты в доме ей нужно убрать, кто ответит на письма, кто поможет Бэндит собраться в дорогу? Бэндит. Это был день её отъезда в Париж, на целое лето, чтобы погостить у бабушки, тёток, дядей, кузин, наезжающих туда из других городов. При воспоминании об этом Джерард вздрогнул. Проведя там столько времени в летней удушающей жаре, он, в конце концов, решился сказать – нет. Для него был невыносим вечный словесный гомон всех родственников Линдси. Джерард не завоёвывал их расположения. Мать Линдси из этого не делала секрета. Джерард был, в конце концов, американец, да и к тому же еще слишком молодой, чтобы составить достойную партию её дочери. Он был сыт всем этим по горло и перестал совершать традиционные поездки летом в Париж. И теперь Бэндит ехала одна, ей это нравилось, ведь она была одной из них. Джерард упёрся локтями в перила террасы, положив подбородок на тыльную сторону ладони. Он непроизвольно вздохнул, наблюдая, как грузовое судно медленно проплывает где-то вдалеке. -Папа, тебе не холодно здесь? Слова обдали его холодом подобно каменной плитке на террасе. Бэндит говорила с ним тоном, каким говорят с чудаковатым человеком, вышедшим на балкон босиком и в халате. Джерард бросил ещё один взгляд на судно и медленно повернулся к ней с улыбкой. -Не так чтобы, очень. Мне здесь нравится. К тому же я не мог найти свои тапочки. Он произнёс эти слова с улыбкой на лице, прямо взглянув в каре-зелёные глаза своей дочери. В его дочери было всё, чего не было у Джерарда, за исключением цвета глаз. Её волосы отливали золотом, а кожа полыхала румянцем молодости, она была почти наголову выше отца и во всём походила на Линдси. Но у неё ещё не было материнского ощущения власти – это придёт позднее. Бэндит, Линдси, её мать – все сговорились держать Бэндит подальше в Европе. В старании Бэндит походить на бабушку не было особых проблем. Это было заложено у неё в крови. Джерарду ничего не оставалось, как примириться с этим. Хотя он никогда не переставал удивляться, сколь болезненно в нём отражалось разочарование по поводу поведения его дочери. Он постоянно ощущал утрату Бэндит. Постоянно. Джерард вновь улыбнулся и посмотрел на ноги дочери. Исчезнувшие тапочки были на ней. -Я вижу, ты их нашла. Хоть это и было сказано дразнящим тоном, в глазах Джерарда читалась невыносимая боль. Трагедия, которую он постоянно прятал за шутками. -Разве в этом есть что-то забавное, папа? – На лице Бэндит, несмотря на всего лишь семь тридцать утра была написана готовность к решительным действиям. – Я не могу найти не один из моих любимых свитеров, а мою чёрную юбку всё еще не вернула портниха. Джерарда всегда удивляла ярость Бэндит. Бунт тинэйджеров? Или всего лишь нежелание делить с ним Линдси? С этим Джерард не мог ничего поделать. Во всяком случае, в данный момент. Возможно, когда-нибудь позже, лет через пять он сможет вернуть дочь и стать её другом. -Юбку прислали вчера вечером. Она в шкафу в гостиной. Свитера уже в твоём чемодане. Мишель упаковала их вчера для тебя. -Папа! Ты не слушаешь меня! – В какой-то момент Джерард действительно ушёл в свои мысли, и глаза Бэндит вспыхнули. – Я спрашиваю, что ты сделал с моим паспортом? -Твой паспорт у меня. Я отдам тебе его в аэропорту. -Я могу сама прекрасно позаботиться о себе. -Я уверен в этом. – Джерард вернулся в студию, избегая взгляда дочери. – Ты собираешься завтракать? -Позже. Мне нужно вымыть голову. -Я попрошу Мишель принести тебе еду. -Прекрасно! – С этими словами Бэндит исчезла. Сказанных ею слов было немного, но они ранили сердце Джерарда своей пустотой. Вздохнув, он присел на стул, и тут еле слышно раздался звонок. Звонили по внутреннему телефону. Он подумал, что Мишель интересовалась, принести ли ему кофе в студию. Джерард часто завтракал здесь. -Да? -Папа, я должна позвонить в Париж. Я спущусь вниз через 15 минут. И, пожалуйста, скажи Мишель, что я хочу яичницу, хорошо бы она не сожгла её. А новые журналы у тебя? -Нет, Мишель, должно быть, оставила их в твоей комнате на столе. -Что ж, хорошо. Скоро буду. Она не сказала ни «доброе утро», ни «как ты спал?», ни «как ты себя чувствуешь?», ни «я люблю тебя». Вспомнила только о журналах, своей чёрной юбке и паспорте. Джерард глубоко вздохнул и, опустив глаза, упёр свой взгляд в пол. Линдси и Бэндит вели себя так непреднамеренно. Просто они были такими по природе. Но почему их не волновало, как чувствует себя в последнее время Джерард, как шла работа над его последней картиной, как вообще у него дела. Закрывая дверь за собой в студию, он жалостливо обернулся назад. Его день начался.
КризисСреднегоВозраста, я изначально задумывала Джерарда, как персонажа слабохарактерного, неудивительно, что он вам кажется тряпкой. Он станет более твёрдым и решительным в своих действиях ближе к середине фика.
ух ты вау здорово охренеееть я не читала такого раньше, да) интересная идея, НЕбанальная. и мне нравится такой Джи, не во всех же фиках ему быть сэсси бич! этот образ нов для меня, но уже нравится) пятёрочка тебе, дорогой автор) только у меня вопросы: 1. - сколько лет Джерарду? 2. - сколько лет Бандитке? пока всё. ждем продолжения)
Он вышел замуж за человека, жаждущего власти, независимого и не считавшегося с чужим мнением. ыыы, это опечатка, думаю?
она была почти наголову выше отца нихрена ж себе малышка вымахала!
а вообще жаль Джера, положившего свою жизнь на алтарь Лин...и дочь, как будто чужая, это всегда тяжело переживать. Сюжет очень нравится, на самом деле. Проду хочется
ПсевдоПсихоз, спасибо Мне уже немного наскучил образ Sassy bitch, поэтому я решила его сделать немного другим...) 1) Джерарду около 40 лет 2) Бэндит - 15-16лет) она у меня уже взрослая))
Начало не предвещало беды. Пропажа тапочек меня развеселила, но потом смеятся было не над чем. Смерть двух мальчиков, это очень ужасно Дочь с характером как у матери - ужасно. Всем все равно что находиться внутри Джери. Даже родной дочери все равно на папу. Ну я все понимаю, тинейджер, но не до такой степени? Она не сказала ни «доброе утро», ни «как ты спал?», ни «как ты себя чувствуешь?», ни «я люблю тебя». Вспомнила только о журналах, своей чёрной юбке и паспорте. Какой эгоизм. Даже не верится что у него такая дочь. Хотя это всё влияние семьи Линди на малышку. Фанфик отличный на мой взгляд. Но интересно что будет дальше. Спасибо автору за его работу! Очень интересно и волнующе! И грусно...
Настя, спасибо за столь содержательный комментарий! Мне важно знать твоё мнение)) Да, все из семьи Баллато отличаются жесткостью и холодному отношению к Джерарду, и Бэндит не является исключением... Тапочки - тапочки)) ну, Бэндит же любит спереть папины вещи
GonnaBlow, Да я представляю какая она овца. Я примерно представляю. Вот цитата даже вспомнилась: Тем более, когда рядом мамуля. Вон моя мамуля! Эй, мамуля! [Мать издалека показывает Боливии средний палец] О, был бы у меня щас камень, я бы тебе башку раскроил, сучка...
Может добавите ему немного твердости, что ли?! Как-то так. Жду дальнейшего развития и динамики. 
