«Останься» - фраза звучащая пошло в почти любом контексте. Но не в их. Не для них.
Останься…произносят сухие, слегка обветрившиеся губы, а татуированные пальцы обхватывают тонкое запястье. И парень в черной рубашке отпускает дверную ручку.
Он остается, чтобы завтра все равно уйти. Но сейчас он остался. И поэтому Фрэнк счастлив.
Останься… звучит пошло, но не в их случае. Между ними не может быть ничего пошлого. Между ними музыка, искусство, вкус сладкого крепкого кофе и горечь сигарет.
И он действительно остается. Они проводят ночь за разговорами о музыке, картинах, кино. Они пьют крепкий черный кофе и комната утопает в сизом сигаретном дыме.
Ленивое солнце освещает комнату и две фигуры парней. Парень в черной рубашке что-то тихо говорит другу, он продолжает выпускать дым изо рта. Пальцами вертит никотиновую палочку. Его друг только кивает, его глаза уже слипаются. Но он продолжает сидеть и слушать голос друга. Ведь скоро утро и Джерард уйдет. Но, уйдет до следующего вечера. Уйдет, чтобы снова прийти. Уйдет, чтобы снова услышать тихое и несмелое «останься». И Джерард, как всегда останется, потому что это единственное, что хочет в своей жизни, но он никогда не признается в этом первый. Фрэнк сильнее его, поэтому он может сказать – останься…А Джерард так рад слышать это слово и ощущать пальцы, сжимающие его запястье.
И снова разговоры. Обо всем. О жизни и смерти, книгах и дисках, о вкусовых предпочтениях. О прошлом друг друга, о настоящем, но никогда о будущем.
Потому что у них нет будущего. Просто нет. Все, что у них есть – это ночь до утра, утопленная в дыме сигарет, запахе кофе, хриплым голосом Джерарда и низком Фрэнка.
Они используют друг друга, как перевалочный пункт, как лекарство от прошлой боли. Они исцеляют друг друга словами, заживляя нанесенные другими людьми сердечные раны. Всю ночь, до утра.
Жестокое утро приходит так быстро и разрушает собой хрупкую идиллию друзей.
Джерард уходит, чтобы под вечер снова прийти и остаться, как только Фрэнк скажет это заветное слово.
Но с каждым днем парню все труднее произносит его. Фрэнк опасается, что навязывает свое общество другу, что Джерарду уже не так остро нужно это. Ведь он стал чаще улыбаться, даже иногда шутить. Он почти забыл о причинённой ему боли.
Эту боль нанесла ему сама жизнь. Шаг за шагом, забирая все самое дорогое у него – семью, жену, друзей. Все сокровища его сердца были похоронены под грудой покорёженного металла. Несколько лет назад. Тогда он прекратил жить, попросту продолжил дышать и сердце билось, но ему казалось, что если его изъять из груди, станет только легче. Так ему было больно.
Фрэнку было немногим легче. Его всего лишь оставила жена, да подумаешь забрала бизнес. Он от него уже устал. Теперь он мог свободно заниматься любимым искусством – писать книги для детей.
Джерард переехал в этот город уже два года назад. С тех пор он стал выглядеть намного лучше и даже дарить Фрэнку улыбку. Однажды он даже предложил нарисовать обложку для книги Айеро, когда тот поведал ему, чем занимается. Фрэнк с радостью согласился.
Это была еще одна маленькая ниточка, которая повязала их.
Наступило утро. Джерарду нужно уходить, он поднимается из-за стола, кивает полусонному Фрэнку на прощание и уходит, чтобы вечером прийти снова.
А Фрэнк плетется на негнущихся ногах спать, поражаясь, как Уэю удается работать после бессонной ночи.
Джерард много размышляет. Он думает о том, что когда-то Фрэнку надоест постоянная роль того, кто делает первый шаг. Именно он подошел к нему первым. Это было семьсот пятьдесят четыре дня назад. Джерард всегда обращал внимание на такие мелочи.
Снова наступает вечер. Ненавистное солнце заходит за горизонт и тонет в водах океана, а Джерард медленно идет к дому друга, чтобы рассказать о своем дне, о том, что заказчик совсем не понимает чего хочет, но очень много кричит. Уэй не любит криков, они ассоциируются у него с тем, что случилось в его жизни. Навсегда в его ушах будет стоять пронзительный крик матери и жены, попавших в аварию на его глазах.
Фрэнк открывает дверь быстрее, чем парень успевает постучать. Уэй не находит в этом ничего странного, он тоже всегда ждал вечера. Ему необходима была новая доза разговоров под тихий гул холодильника и треск цикад из открытого окна.
Они приветствуют друг друга, будто не виделись целую вечность. День длился целую вечность. Он отравлял Джерарда своим шумом и яркостью света. Он, как вампир любил ночь. Ведь день забрал у него все, а ночь подарила Фрэнка.
Айеро было все равно – день/ночь. Но ночь он любил, ведь ночь подарила ему Джерарда разговоры с ним.
Фрэнк разливает кофе по чашкам, а Джерард закуривает сигарету и начинает говорить. И как всегда, по прошествии трех часов, он поднимается, чтобы уйти. Немного поспать, хотя он не будет спать. Уэй будет думать. Думать о Фрэнке. Ничего, что могли бы вы подумать. Он будет думать о нем, как о человеке, как о друге, как о лекарстве, подарившем новый шанс на дыхание без боли в груди.
Джерард делает несколько шагов к двери.
«Останься»…- сегодня еще тише говорит Фрэнк и еще более несмело обхватывает тонкое запястье пальцами.
Уэй кивает и остается. Опять до утра, чтобы снова уйти.
Останься…звучит пошло, правда? Но, не для них. Между ними ничего нет, кроме разговоров об искусстве, музыке, книгах и вкуса крепкого черного кофе и терпкого дыма сигарет.
Проходит еще тридцать дней. Такой привычный ходе вещей. Снова разговоры, сигареты, кофе. Бессовестное солнце, приносящее на своей колеснице жестокое утро, которое рушит хрупкую идиллию двух друзей.
Фрэнк уже уронил голову на стол, а Джерард продолжает говорит. Монотонная речь парня, заставляет Айеро улыбнуться.
«Тебе пора»…говорит он. Сегодня Джерард забыл о времени. Забыл, что утро принесло новой день, наполненный простой механической жизнью. Но день не вечен, хоть и кажется таким. И будет снова вечер и жизнь снова озарится душой.
На работе Уэй думает. Он размышляет о том, что Фрэнк в очередной раз превозмог себя и продолжает говорит ему «останься»…
А Фрэнк сегодня тоже не может заснуть. Он также размышляет о друге и осознает, что Джерарду вовсе не надоела его компания. Он просто не смелый, он боится своего несчастья. Айеро точно знает, что Джерард боится произнести это слово. Ему кажется так – он разрушит их и без того хлипкую идиллию.
Теперь Фрэнк уверенно произносит его и еще крепче, но в тоже время нежнее обхватывает его запястье.
А Джерард продолжает размышлять о том, что однажды он обязательно станет чуть менее суеверным, и чуть более уверенным и скажет то, о чем думает уже около пятисот восьмидесяти дней – о том, что он хотел бы остаться.
Фрэнк же думает, что когда-то он наберётся тоже достаточно смелости, чтобы сказать другу: «я хочу, чтобы ты остался…»
«Останься»…звучит совсем не пошло в их контексте. Между ними ничего нет, кроме разговоров по душам о музыке, искусстве, книгах, да сигаретного терпкого дыма и крепкого сладкого кофе.
Между ними совсем-совсем ничего нет, кроме теплого, неосознанного чувства единства и понимания. Только простое слово, в котором больше смысла, чем во всей жизни.
|
