Honey eyes – Прелесть! Само очарование! Где вы отыскали такого милашку, мистер? — крутилась вокруг мальчишки продавщица, пока тот испуганно таращился на Фрэнка, призывая избавить его от мельтешащей перед носом кудрявой головы.
Ему совершенно не нравилась идея похода в магазин, чтобы купить одежду. Джерарду действительно не по душе, что его одевают. Ему дико не нравилось именно то, что на него тратят свои деньги. Он чувствовал себя обузой. Действительно, так чувствуют себя почти все люди, которые лишены чего-то, что есть у обычного человека. Обуза. Парню совершенно не понятно, зачем Айеро забрал его к себе, кормит, пусть даже нередко Джерард отказывается от еды, дает уютный ночлег, тепло и общение, как бы глупо это ни звучало, да еще и одежду.
Они пришли в магазин, в котором Джерард никогда не был. Одежду в детский дом привозили уже поношенной, скорее всего, после каких-то благотворительных акций, а в детстве, когда мальчик жил еще с родителями, они посещали лишь детские магазинчики в Римини.
Улыбнувшись девушке, что так усердно разглядывала юношу, Фрэнк стал рассматривать разные красочные вещи, что были буквально на каждом углу этого уютного помещения. Продавщица все время прикладывала разные кофточки и свитера к груди мальчика, пытаясь спросить, нравится или нет, но ему нравилось все. Даже самый серый и не модный свитер казался ему самой красивой вещью, что он видел.
Остановившись на странных, как показалось Джерарду, джинсах и черном свитере поверх белого джемпера, девушка позвала Айеро, показывая свое творение. Немного неаккуратные волосы, взъерошенные попыткой продеть голову через узкую горловину кофты, падали на нос мальчику, отчего он отчаянно мотал головой и сдувал их, забавно морщась. Внимание мужчины приковали рукава, которые, несмотря на длинные руки мальчика, все равно были длинными. Это было странно, и, наверное, это происходило потому, что у парня слишком худенькие конечности. Джинсы, которые должны были быть облегающими, выглядели свободными, а самый маленький джемпер брался складочками на животе.
— Ты должен кушать лучше, мальчик, — проговорила она, поправляя воротник свитера Джерарда. Она даже захотела потискать его щечки, пока он не увернулся, сразу же улыбнувшись. — Ладно, я поняла, что тебе это не нравится.
Фрэнк засмеялся и подошел ближе, делая то, что не смогла сделать продавщица. Он с умиленным выражением лица потрепал парнишку за щеки, заставляя того краснеть и чувствовать себя так, будто он в зоопарке.
— А по-моему, ему очень даже нравится, — выдал Фрэнк, уловив немного раздраженный взгляд юноши. Ему даже немного льстило, что с ним так обращаются. И, признаться, ему было обидно. Почему эта женщина не замечала его, когда проходила мимо в ливень? Почему она не заметила съежившегося грязного мальчика, который плакал от безысходности? Почему сейчас ей понравился ухоженный парень в желтой футболке с Микки-Маусом? Разница в том, что никто бы не захотел брать себя ответственность за человека. Никто. Кроме Фрэнка.
Гордость и… восхищение? Он чувствовал восхищение, когда смотрел на Фрэнка. Неизменную благодарность и странное чувство там, в глубине. Это был страх. Страх стать обузой, страх быть лишним, хотя он и так понимал, что он всегда будет палкой в колесе.
— Краска смылась, ты только посмотри на свои волосы, — проговорил Айеро, когда девушка пошла класть деньги в кассу и упаковывать старые вещи, что носил Джерард, в пакет с логотипом магазина. — Они красивые.
Джерард наблюдал за тем, как движутся губы Фрэнка, стоя перед зеркалом. В такие моменты он мог рассмотреть лицо мужчины, его шею и часть туловища, не вызывая подозрений. Ровный аккуратный нос, изогнутые в аккуратной линии брови и глаза цвета темного янтаря, на свету переливающиеся медовым оттенком. В Трамонто сегодня была солнечная погода, позволяя нежным светлым лучам проникать сквозь тонкое и блестящее стекло витрины, ложась на широкие плечи Айеро, обрамленные белой тканью ветровки.
Ветки деревьев заслоняли некоторые участки, поэтому отрывистыми светлыми пятнышками было усеяно лицо мужчины, что стоял сзади Джерарда, посматривая на только что приобретенную одежду в зеркальном отражении. Некоторые пряди коротковатых волос Айеро переливались мягким коричневым оттенком, а некоторые были и вовсе черными, вызывая у Уэя резкое желание прикоснуться, потрогать, перебрать каждую волосинку, убедиться, что это игра солнечных лучей что на самом деле волосы Фрэнка однотонные, темно-каштановые, приближенные к черному.
— Вот, держите, — вручила девушка пакет ярко-желтого цвета в руки мальчику, который слабенькими тонкими пальцами обхватил пластмассовую оранжевую ручку, чувствуя на ладони прохладное прикосновение.
— Спасибо, — сказал Фрэнк, отходя от парня, пока тот все еще не отрывал взгляда от удаляющегося силуэта. Опомнившись, мальчик ринулся за ним, чуть не запутавшись в своих ногах. Он иногда впадал в некую прострацию, это было что-то вроде погружения в свои мысли.
Вот ты стоишь, наблюдаешь за чем-то, двигаешься, но вдруг тебя посещает такая увлекательная мысль, что ты не можешь отвлекаться на что-то, кроме нее. Ты думаешь, твой разум поставил задачу, которую нужно обязательно решить. Еще с детства Джерард любил думать, отключаться от всего мира, закрывая глаза. Он делал так часто, сидя на кушетке детского дома, когда вокруг не было ни души. Мальчик запирал двери, пусть замка не было и любой мог войти, усаживался в позу лотоса и погружался в темноту.
Поначалу было страшно. Когда ты в темноте, а вокруг тебя ни единого звука, то просто возникает чувство, будто ты падаешь в странную пропасть раздумий, и они не всегда светлые. Это чувство падения сравнимо с ощущением расщепления, исчезновения, словно кто-то машет руками, развеивая твои составляющие, а они медленно текут по воздуху, постепенно растворяясь. Много времени нужно было парню, чтобы привыкнуть к этому, хотя он сам не понимал, зачем он делает это, если ему страшно, но вскоре чувство падения заменилось свободой, словно он летает.
Он представлял перед глазами картинки, воспроизводил в голове голоса и делал то, что он считал нужным. Он слушал. Джерард, зная, что ему нельзя забывать звуки, слушал то, что придумывал сам. Он помнил щебетание птиц, скрип качелей, на которых его катала мама в двухлетнем возрасте; он вспоминал все это каждый день, когда «отключался». Ему было необходимо помнить звуки, представлять, как звучит то или иное в мире сейчас, он должен был. Мальчик не хотел забывать, потому что тогда он, погружаясь в темноту, не будет слышать ничего. Он забудет и снова будет падать.
Как бы это ни звучало, он боялся быть напуганным. Он ненавидел это чувство, а оно, кажется, его любило. Всегда приятно чувствовать уверенность в своих действиях, не опасаясь сделать шаг вперед, зная, что тебя там ждет что-то светлое, хорошее, безопасное. Он никогда не знал, как это — не бояться посмотреть вперед.
Сейчас он усиленно моргал, пытаясь заставить себя не закрывать глаза, чтобы погрузится в воспоминания. Мальчик вышел на свежий воздух вслед за Фрэнком, пытаясь вспомнить, что он услышал, если бы он мог? Он медленно шел за мужчиной и оглядывался, представляя, как слышит звук сметаемых с тротуара листьев. Должно быть, этот звук схож с потрескивающим шумом, издаваемым костром, на котором Джерард с Дональдом жарили зефир. Память – это то, что было у мальчика самым главным, и это именно то, чем он мог похвастаться. Он помнит несколько недель, которые были до того, как он постепенно начал терять слух. Возраст двух-трех лет, казалось, в эти годки ребенок совершенно не соображает.
Он забывал свои годы в детском доме, но он усиленно вспоминал детство, наполненное громкими вскриками и забавными песнями каждый день с этого самого момента, чтобы не забыть. И ему удалось. Ему удалось, он до сих пор помнил.
Фрэнк оглянулся и поманил Джерарда рукой, когда тот, как показалось мужчине, немного отстал. Подойдя к Айеро ближе, мальчик поправил свитерок, выпрямляясь. Он никогда не замечал, что Фрэнк ниже его, хотя, скорее, он просто не чувствовал до сих пор себя достаточно раскованным, чтобы выпрямиться. И сейчас, когда Джерард сделал это, он снова сжался, так как почувствовал себя неуютно. Он заметил, что стал привлекать слишком много внимания к своей персоне, как только стал на десяток сантиметров выше своего спутника.
Мальчик и мужчина медленно и размеренно шли к дому, попутно наблюдая за всем, что происходит вокруг. Фрэнк смотрел на все, изучая местность, а Джерард — пытаясь выудить из движений звуки.
Оглядываясь, мальчик вдруг заметил одну знакомую ему тропинку и вспомнил, как он с мамой ходил по ней во время пребывания у бабушки. Выложенная плиткой, дорога тротуара сходила к земле, покрытой уставшей и вялой от летнего знойного солнца травой. Неожиданно ему захотелось пойти туда, и Джерард, нервно закусив губу, аккуратно подергал Айеро за рукав. Робко, словно ожидая какого-то резкого перепада в чудесном настроении мужчины, он убрал пальцы с мягкой ткани ветровки, когда увидел неподдельный интерес в широко распахнутых карих глаз.
Айеро на самом деле не совсем знал, как ему следует себя вести рядом с глухонемым Джерардом. Он не знал, как общаться с мальчиком, кроме как писать на бумаге или четко произносить слова, давая ему считывать все по губам. Фрэнк иногда забывал о присутствии рядом человека, окунаясь в свои мысли, пока холодные пальцы не касались грубоватой кожи сквозь белую ткань.
Парень уже изрядно измучил свою нижнюю губу, пока не кивнул в сторону тропинки, не зная, как иначе проявить желание пойти по узкому пути.
— Хочешь пойти туда? Может, все-таки домой? — спросил Фрэнк, а Джерард нахмурил брови, снова протягивая руку к запястью мужчины. Аккуратно, словно спрашивая разрешения, он обхватил узкий участок ладони Айеро, потянув за собой в сторону такого манящего парня пути.
Джерард, получив разрешение в виде короткого кивка, совершенно не боясь увидеть осуждение в глазах друга, ступил на узенькую полоску земли, что вела в сторону волшебного красочного луга. Должно быть, сегодня при таком бережном и нежном свете осеннего солнца там очень красиво.
Фрэнк мог слышать звук журчащей воды, когда следом он увидел небольшой ручей, что протекал прямо перед их ногами. Прозрачная вода привлекла Джерарда, который был удивлен, увидев здесь ключ. Раньше тут была просто дорога. Ступив на камушек, он продолжал держать мужчину за руку, а тот проделал ту же махинацию, почти минув воду.
— Осторожно, — прошептал на автомате Фрэнк, обхватывая локоть парня, когда тот, чуть пошатнувшись, оступился, но все же ступил ногой на камень, что покоился на противоположной стороне.
Пройдя дальше, мимо небольших кустиков и деревьев, они вышли на маленькую поляну. Солнце скрылось за небольшим облачком, и Джерард поднял голову вверх, оголяя шею, позволяя холодному ветру ласкать бледную кожу. Сощурившись, он отвел взгляд, когда солнышко снова показалось над опушкой.
— Вау, — выговорил Айеро, а его рука свободно упала, когда Джерард выпустил запястье мужчины из ловких пальчиков, проходя дальше, почти на середину территории, что раскинулась почти на насколько десятков квадратных метров. Спортивная обувь медленно ступает по размокшей земле, надавливая на мягкие травинки, а мальчик пытается представить, как под его ступнями хрустит подсохшая листва. Он чувствует небольшую вибрацию веточки под ногой, пытаясь представить себе звук, который она издает.
Небольшая тучка опять заслоняет лучи, не давая им коснуться земли, и Джерард делает угнетенную гримасу, словно он обиделся на небо, что не дает вдоволь насладиться теплом. Фрэнк подошел ближе и уставился куда-то вдаль.
Подергав парня за плечо, Фрэнк указал Джерарду на маленькое животное, что скакало в самом конце, возле нескольких деревьев. Кажется, ласка, но мальчик не мог знать точно, ведь видел их только на картинках. Улыбнувшись, он немного ступил на другую ногу, и животное тут же подняло голову, оглядываясь на двух парней. Испугавшись, оно скрылось за высокой сухой травой, заставляя Джерарда разочарованно выдохнуть. Появилось странное чувство, будто он виноват в том, что ласка испугалась.
Маленькая тучка дала знать о себе, выпуская маленькие капельки «слепого» дождя. Солнце пробивалось тоненькими лучами, но это не мешало воде пробиваться сквозь перистые мягкие облака. В который раз мальчик сморщил носик, поднимая голову.
— Пошли, там дальше тучи покрупнее. Ты же не хочешь промокнуть? — спросил Фрэнк, а парень покачал головой в знак нежелания быть насквозь сырым. Прежде чем уйти, Джерард вдруг заключил Айеро в слабые объятия, на что мужчина слабо дернул уголками губ, приобняв в ответ. Мягкая теплая рука коснулась спины парня, а кожа того покрылась мелкими мурашками, сопровождающимися легким холодком. Если бы юноша мог, он бы сейчас громко поблагодарил бы Фрэнка. И уже не важно, за что, просто за то, что он так хорошо к нему относится. Отстранившись, Джерард смущенно опустил голову, при этом не отрывая извиняющегося взгляда от Фрэнка.
Айеро на секунду подумал о том, как сильно он не хотел, чтобы парнишка перестал прикасаться к нему. Так хотелось уверить парня, что он не против обниматься, что он тоже хочет покрепче сжать плечи мальчика, да так, чтобы можно было услышать тихий хруст и свистящий звук выходящего из легких на выдохе воздуха.
— Что это с тобой? Ладно, пошли скорее… — дождь начинал усиливаться, и теперь Айеро выводил мальчика с поляны, размышляя о чем-то своем. Фрэнк думал о том, что никогда не получал столько тепла от простых прикосновений. Он всегда отпихивал от себя руки друзей, которые поддерживающее поглаживали его по плечу во время тяжелых моментов в его жизни, он кричал и вырвался из объятий мамы, при этом делая вид, будто его заставили съесть лук, он даже в самых ужасных моментах оставался мужчиной. Мужчиной, который на самые простые жесты ласки и заботы произносил короткое: «Телячьи нежности». Джерард вдруг пожалел о том, что спонтанно обнял Фрэнка. Он не мог объяснить причину, по которой сделал это, но ему так сильно хотелось.
Ему никогда не хотелось обнять кого-то так сильно, как сейчас. Это было резкое желание ощутить чье-то тепло, поблагодарить его так, как он только может. Человек, который вместо мягких теплых прикосновений матери мог ощущать только грубые толчки и пинки, прикосновения холодных и совершенно неприятных рук, так хотел быть согретым. И ему попался тот, кто совершенно не против. Если бы этот Джерард вернулся к прошлому Джерарду в тот момент, когда тот стоял в кабинете хозяина гостиницы, и сказал, что вон тот мужчина с мокрыми от недавнего душа волосами и наспех натянутой одеждой будет ему ближайшим другом и спасителем… Мальчик бы просто подумал, что это глупая сказка-мираж, который он сам себе выдумал.
Джерард мне напомнил эту самую ласку! Такой хрупкий, изящный и напуганный... ммм, но меня не покидает ощущение грусти из-за глухонемости Джи...я очень переживаю из-за фф, где Джи- инвалид (ничего не могу с собой поделать)
Джерард мне напомнил эту самую ласку! Такой хрупкий, изящный и напуганный... 
