Like a kitten Что-то останавливало вас когда-нибудь, сбивало с намеченной цели? Хоть раз? Хоть раз что-то заставляло вас остановиться, задуматься, прекратить то, что вы уже придумали, распланировав до мельчайших подробностей? Что это было? Давайте перенесемся в воспоминания Фрэнка, который сейчас так упорно пытается понять, что же именно заставило его сбиться с курса. С курса унижения, неминуемой драки, крови, боли, криков, морального удовлетворения.
С начала. Всё идёт с начала его грёбаной жизни, его всегда кто-то пытался остановить. Фрэнку Айеро всего несколько месяцев, и он тянет руку к мягкой лошадке, что его мама прикрепила на шторку кроватки. Он упорно хнычет, тянется сильнее, ручка слишком короткая, ему, увы, не достать. Но тут, к счастью, шторка под напором слабеньких ручонок спадает на малыша, и он победно агукает, сжимая и разжимая кулачки.
И это была первая его победа, он смутно, но помнит, как пришла мама и подняла мягкую ткань, снова оставляя перед Фрэнком и лошадкой огромное расстояние. Она его остановила. Это были первый триумф и первое падение Фрэнка в этой жизни, поэтому он ясно помнит, какой на ощупь была ткань шторки, какой была лошадка и… как он её… не достал.
Айеро восемь лет. Милая чёлка спадает на глаза, и он стоит в магазине в очереди за шоколадкой. Мальчик хочет подарить её маме. Сдувая непослушные пряди, он следит за наэлектризованной волосинкой, что витала в воздухе перед его глазами, забавно завиваясь. Он был весь на иголках. Женщина в халате, который мог бы принадлежать повару, по внезапной случайности не замечает мальчика вообще, так как ростом он не доходит даже до столешницы, чтобы она могла его увидеть. Это был второй раз в детстве Фрэнка, когда он не добился своего из-за своего маленького роста и коротких, мать их, рук.
Парню пошел… двенадцатый год. Совсем уже взрослый, но все еще жутко низкий. Насмешки и прозвища, да, это есть, но всё это никто еще не сказал ему в лицо. Мальчишка может за себя постоять, он может влезть в драку и сломать обидчику конечности, он не даёт себя в обиду. И он в очередной раз хочет поставить хорошенький синяк на лице Томаса Янга, но учительница истории, а по совместительству и директор, с громким криком «АЙЕРО!» заставляет его замереть с занесённым кулаком.
Невидимая доска, что была словно прожектор, вдруг стерла эту картинку. Потому что это лишнее воспоминание, директриса не могла остановить Фрэнка, он все-таки оставил огромный синяк под глазом Янга, который долго не сходил. В этот момент состоялся его перевод в другую школу, и он пытался больше быть не таким вспыльчивым.
Много таких воспоминаний, когда его что-то останавливало, но ненадолго. В конце концов, он все-таки заполучил свою лошадь, пусть и измучив бедную мать, которая все не могла унять плачущего ребенка, не понимая, что ему нужно; он пошёл в другой магазин и купил шоколадку, вручив затем Линде. Его всегда что-то останавливало, но он добивался своего всегда, чего бы это ни касалось.
А сейчас… Бедный мужчина в ступоре. Он совершенно не понимает, почему ему больше не хочется сделать то, от чего его предостерегли. Ах, верно, вы ведь не знаете, о чём речь…
События, которые тесно связаны с Фрэнком и испуганным мальчиком, что сейчас лежит на диване, притворяясь спящим, разворачивались примерно полтора часа назад и заставили Айеро буквально выпасть в осадок, погрузиться в свои мысли, усевшись в кресле напротив дивана на целых полчаса, неотрывно при этом пялясь на рисунок пижамы Джерарда Уэя. «Что за странные решетки? Кто вообще это придумал? Бред, Боже, бре-е-е-ед, этот мальчик — один сплошной бред!» — такие мысли роились в голове мужчины, периодически сменяясь нормальными и более-менее адекватными.
Началось все с того, что кое-кто вспомнил о существовании этого забитого парня, и это был не Фрэнк, а кое-кто другой, у кого был достаточно веский повод попробовать вернуть Джерарда на работу.
Есть такая поговорка, которую Фрэнк тут же вспомнил, как только увидел на своем пороге уже знакомую физиономию… Что имеем — не храним, потерявши – плачем. Только немного по–другому. Что имеем — не используем, потеряем – обязательно понадобится. И именно это скрывалось под добродушной маской Блуста, который пришел извиниться перед «бедным мальчиком». Джерарда выворачивало наизнанку, потому что он представлял, чего от него хотят.
— Всё же теперь хорошо, мистер Айеро? У вас нет никаких претензий к гостинице? Вы не могли бы вернуть мальчика, у него же всё-таки там дом, да и документы его у меня, вдруг малец заболеет? — «Можно подумать, его это волнует. Парень на его глазах буквально плакал от безысходности, пытаясь достучатся до других людей. Он не думал об этом раньше», — думал Фрэнк, прожигая Блуста недобрым взглядом. Немного даже с насмешкой он отнёсся к попытке использовать Джерарда.
— Ох, кстати, я уже хотел идти к вам за его документами, — вдруг резко повеселев, произнес Айеро, улыбнувшись как можно более фальшиво. Мужчина в сером костюме побледнел, а зрачки его так расширились, что, кажется, еще немного и все, глаза навыкате. — Оу, вы удивлены? Джерард теперь здесь живет, и ему нужен его паспорт, — проговорил Фрэнк весело, растягивая губы от уха до уха.
— Что значит живет? Это… как? — спросил недоумевающий старик. Джерард стоял в проеме, качая головой. Он обнял себя руками и молился, чтобы бывший работодатель оставил его в покое. Да, он понимал, что долго жить здесь не сможет, нужно будет найти другую работу, но только не у Блуста. Сантьяго Блуст был самым жестоким человеком, которого он только знал. Мужчина достал из кармана сложенные бумажечки и удостоверение личности и, тихо ухмыльнувшись, закачал головой:
— Э, нет, так не пойдет. Этот мальчик — золото. Я его просто так не отпущу.
— А не просто так? — Айеро попытался сделать серьёзное лицо, но злость отравляла каждый мускул его лица. Челюсти плотно сжаты, а пальцы, что вжимаются в дверной косяк, побелели, просвечивая белые кости сквозь грубоватую кожу, покрытую татуировками. Неделю назад этот человек выгнал мальчика из единственного места, где тот мог жить, зарабатывая деньги, а теперь… считает золотом?
— Смотря за какую плату, — улыбнулся Блуст, перекатываясь с пяток на носки и наоборот на лакированных туфлях. Фрэнку стало противно. Он оскалился и взял опешившего мужчину за воротник, грозно заглядывая в узенькие чёрные глазки.
— Тебе, тварь, ничего не дам. Я из тебя жизнь вытрясу, отдай бумажки и проваливай. Или на следующий день о тебе будет трындеть вся пресса, я могу это устроить, — он даже немного рычал, а когда тот зажал внутренний карман пиджака с документам, замахнулся, чтобы сделать первый удар и…
Только удар, который Фрэнк Айеро спланировал за долгие пять секунд, не состоялся. Это было странно, потому что, казалось, его уже не остановить, и тут такой момент…
Тонкие холодные пальцы на длинных костлявых руках обвили талию ошалевшего Фрэнка, немножко оттягивая назад. Застыв, он поддался, делая шаг в сторону от Блуста, дрожащими руками отпуская мужчину. Тот тупо всучил бумаги в обмякшую руку Айеро, которого все еще обнимал сзади мальчик, знающий, какой трусливый и жестокий его работодатель бывает порой. Любит причинять боль, но очень ее боится сам.
Встав на носочки, Джерард прижался щекой к затылку Фрэнка, внезапно покрываясь мелкой дрожью. Они стояли почти у самого порога, их обдавал прохладный ветер, что после дождя был насыщен влагой и запахом сырости.
Вечер на глазах опускался на Трамонто, открывая взору нежное кораллово-розовое небо, которое не было закрыто тучами. Даже сквозь темно-фиолетовые облака проходили оранжевые лучи солнца, медленно переходящие в пурпурный и красный небосклон.
Фрэнка буквально начало колотить, мурашки покрывали все его тело, а дыхание сбилось. Он все еще стоял, замерев. Он чувствовал, как грудь парнишки прижимается к его спине и как его большое сердце громко ударяется о грудную клетку, да так, что он ощущает это своим позвоночником.
Резко отстранившись, Джерард покраснел и, опустив голову, прошел обратно в гостиную, присаживаясь на диван. Подогнув под себя колени, он стал качаться из стороны в сторону. Он был напуган. Чувство страха было основано на том, что Фрэнк чуть не ударил Блуста, и ему совершенно не понравилось это. Он терпеть не мог насилие и испугался такого злого Айеро.
Он знал, что он может злиться так, а значит, он может ударить и его…
Фрэнк оторвался от размышлений насчет моментов, когда кто-то его мог остановить, и он не припомнил ни одного случая, когда он поддавался. Он просто не смог ничего предпринять, когда хрупкое маленькое тельце прижалось к нему, когда он услышал громкое мягкое дыхание на своем затылке, когда подушечки пальцев этого худощавого мальчишки были слышны на коже даже через плотную ткань футболки.
Сидя в одном положении, он не заметил, как начал смотреть сквозь Джерарда; точнее, сквозь футболку, оголяющую участок кожи на его пояснице, которая то и дело приподнималась, когда мальчик вдыхал, и опускалась, когда он спокойно выдыхал. Кажется, он уже крепко спал, а Фрэнк даже не уловил того момента, когда тот уткнулся носом в спинку дивана, свернувшись, как маленький котенок, калачиком.
Тряхнув головой, Фрэнк поднялся с кресла, открывая то, что являлось паспортом Джерарда. Все почти как у обычного девятнадцатилетнего парня. Джерард Артур Уэй, самый обычный мальчик из всех, только такой удивительный. Фрэнк все время выглядел удивленно, приоткрыв рот, но сейчас ему неожиданно захотелось кое-что сделать.
Проходя мимо мило сопящего мальчика, Фрэнк запустил свои пальцы в мягкие темные волосы, часть которых была ярко-красного оттенка, и нежно сжал несколько прядей, при этом блаженно закрыв глаза. Настолько мягкие волосы, по его мнению, могли иметь только ангелы, но и эту мысль он откинул, убирая руку с головы Джерарда.
Он не знал, что мальчик не спит. Он не видел его улыбки и крепко зажмуренных век, он не знал, что внутри у него творится что-то, что ему никогда не было знакомо и что он напугано открыл следом глаза, положив руку туда, где в темных локонах несколько минут назад были зарыты его теплые пальцы.
Он испугался в который раз за этот час. Он испугался того, что ему было приятно.
