Главная » 2014 » Июнь » 21 » Should I sink or swim? (Or simply disappear?) [13/13]
13:32
Should I sink or swim? (Or simply disappear?) [13/13]
У тебя очень холодные губы.
У меня такие горячие руки. Держи меня, чтобы я не сорвался с этой скользкой крыши. Держи меня, чтобы я не сорвался в черные дыры под низким градусом твоим. Держи от впивающихся эмоций, что вонзились шипами и окропили тут все желто-золотистой нежностью. Забирай ее у меня. Хочешь? Можешь всю. Мне не жалко. Для тебя мне ничего не жалко. Забавно. Твои сухие губы на самом деле со вкусом цукатов. Как и твое имя.
Знаете, обычно в такие минуты, когда целуешь самого дорого человека на свете, дыхание останавливается. Тебе будто передавило глотку проволокой, да так сильно, что у тебя дымчатый мрак расходится перед глазами. И он так больно обжигается. Ничего подобного я не почувствовал, никакого удушья, только будто легкие ласково вынули и окунули в чистый и свежий морской воздух.
Ты обнимаешь меня за талию, крепко придерживая за края . Ты отвечаешь мне на поцелуй, выдыхая шумную улыбку в губы. Я знаю, что это была именно она. Я чувствую тебя до того, как открою глаза. Помнишь?
А еще, кажется, мое сердце стало вдовое больше.
Ты не спеши так быстро уходить от меня, Джерард. Прошу тебя.
У меня по телу приятные мурашки бродят. Они больше не кусаются и не зудятся, веришь мне? Можешь такое себе представить?
Твое дыхание мягко касается моей кожи. И у меня бьется в груди приятная безмятежность, грозясь разорвать на куски. Если так, то ты собери эти лоскутки [можешь даже выбросить]. Слепи меня заново, так, как хочешь; я буду для тебя тем самым светлячком, который бы один зажег всю поляну цветов, словно маленькие огоньки. Собери и сделай меня таким же, как ты для меня: невероятным_таким нужным. Пожалуйста. Только разреши мне почаще прикасаться к тебе. Почаще целовать и согревать. Давай так и останемся здесь? На ту вечность, что ты обещал мне? Хоть я до сих пор в нее не верю, — самовнушение, чтобы отвлечься от смерти, что уже грызет твой позвоночник.
Ты прерываешь эту нашу июльскую теплоту первым.
Июльская теплота в начале ноября.
Как те пионы в вазе.
Ты так улыбаешься, что у меня невыносимая боль в зубах, — пусть они крошатся дальше. Но я буду смотреть.
Проводишь большим пальцем по моим щекам, щурясь, словно вкручиваешь лампочку.
Я улыбаюсь тебе в ответ. Так, чтобы эту улыбку видел только ты. Только здесь и сейчас. Ты обнимаешь меня, прижимаясь щекой к щеке. Я вдыхаю твой запах волос и падаю куда-то в забвение — не удержал меня. Ну и пусть.
— Фрэнки. Это больно.
Можешь не говорить мне об этом, я знаю. Я сильнее обнимаю тебя, понимая, что это трепещущее чувство отступает даже быстрее, чем я думал. Не рушь все сейчас, хорошо?
— Никаких разговоров, Джерард. Не порть закат. Посмотри, как он красив.
— Ты красивее заката.
Я улыбнулся незаметно, хоть и знал, что это ложь.
И в наших разговорах с тобой, в наших действиях не было романтики. Наш поцелуй — только для того, чтобы согреться. Наши объятия — только для того, чтобы надышаться друг другом. Наши разговоры — потому что правда.
Правда не может быть романтичной. Она может или причинять боль, или подтверждать что-либо. Таково ее предназначение. Тогда я не хочу быть правдой.
У нас нет и не может быть будущего. А когда срок годности одного истечет, другой сдаст его в утиль и заменит кем-нибудь. Да, наверняка. Отнесешь меня в утиль? Потому что я тебя не смогу. Ты — мой один раз. И я не хочу вторых, третьих, четвертых. Я хочу нашей желто-золотистой нежности и не_романтичной правды. Ведь ты навсегда останешься где-то там, в чувствах.
Я обнимал тебя. Я дышал тобой. Мы оба ловили друг друга так же, как встречали трескучие ноябрьские грозы. И это был мой один раз.
***
Мы больше не говорили о том, что произошло между нами на крыше. Мы не обсуждали это. Мы не те избитые герои в книгах, которые будут прятать глаза после и нервно улыбаться краешками губ при виде друг друга. Нет. Мы были немного другие. И мне нравилось это. Когда мы встречались на кухне, мы не боялись смотреть друг на друга, потому что нам нравилось ловить наши взгляды. Так должно было быть. Когда мы сидели в гостиной и смотрели фильм, мы держались за руки, а ночью мы все так же не спали до трех часов, разговаривая о всякой фигне. Каждый в этот момент, я думаю, просто пытался отвлечься от ненужных мыслей. Поэтому просто заполнял все внутри другим. Во всяком случае, так делал я. О чем ты думаешь, а, Джерард? Расскажи мне. Не прячься.
У меня ком встает в горле. Он рвет глотку, режет стенки изнутри камнем. Порой мне кажется, что рот наполнила горячая кровь. Я терплю это — не хочу тебя напугать. Но ты словно продолжаешь делать это нарочно. Я имею в виду... твои запястья, испещренные глубокими шрамами от лезвий. Зачем, объясни мне? И когда ты гладишь меня по волосам, я чаще закрываю глаза только из-за того, что не хочу видеть твои руки. Не показывай мне их. Мне очень больно.
Что мне сделать, чтобы ты прекратил? Ты разве не видишь, как сильно исхудал из-за героина, который колешь себе ежедневно в изуродованную черную вену? Ты разве не чувствуешь этого смрада гнилого мяса? Я — да. П р е к р а т и.
Каждый раз я говорю со стеной.
Не приближай свою смерть. Я знаю, что ты так решил. И я, черт возьми, должен уважать твое решение. Должен. Но мои плечи трясутся от убивающей на части боли. Мое лицо красное от собственных царапин. У меня на черепе огромная гематома, которую я сделал сам себе. Я должен. Должен — не значит, что я хочу.
Я должен.
И я уважаю. Сквозь мутные очертания, что заплыли от очередных слез. Сквозь кислоту, что разъедает мое сердце каждый день. Сквозь твою жуткую худобу и пожелтевшую кожу на пальцах. И это вовсе не из-за постоянных сигарет. Сквозь твои запястья, из-за крови с которых раковина в ванной в пятнах.
Я беззвучно умолю тебя не умирать.
Ну а пока ты спишь, обнимая меня. Твои запутанные волосы щекочут мне кожу. И я думаю, что с твоим временем смерти приходит и мое.
***
Сегодня выпал первый снег. Это странно, потому что обычно он покрывает Джерси где-то в декабре. Для этого года он слишком рано. Его было так мало, но наша улица, некогда серая, словно после пожара покрытая толстым слоем пепла и пыли, пахнущая гарью и отчаяньем, вдруг ожила. Не так, как если бы весной или , не так, как если бы по праздникам. Праздники. Я забыл о своем дне рождении. Я забыл, что еще недавно дети разрезали этот стойкий запах бензина и кислой осени, который зовется воздухом//кислородом, выпрашивая у соседей сладкое. Я забыл обо всем на свете. Мне восемнадцать. И я искренни ненавижу этот год. Ненавижу. Ненавижу. Но... Что "но"? Я не ненавижу Джерарда. Не ненавижу Майки. Сказать, что я люблю тебя, Джерард? Нет. Это самое последнее дело. Мы не любим друг друга. Это даже не любовь. Это защита. Это ни разу не то чувство, не те взгляды, не те касания. Это все... не то. Понимаете? Это не те объятия, не те сны рядом, не те поцелуи. Совершенно не те. Нет еще слова, которое бы характеризовало нас. Я и Джерард. Я и Майки. Майки и Джерард.
Болезнь и смерть.
Теплота и холод.
Миндаль, мята, шалфей и море.
Море и... и я — пустота.
Мужество и слабость.
Героин и лезвия.
Я и Джерард. Я и Майки. Майки и Джерард.
И, если честно, если бы я мог, я бы вывел всеми средствами это мерзкое "я".
— Что будем делать?
— М? — Джерард сидел на диване рядом и пытался настроить гитару, натягивая струны. Я смотрел, но не видел. Картинка через каждые пять секунд становилась нечеткой и мутной. Я падал в себя.
— Эй, очнись. Ты постоянно о чем-то думаешь. Поговори со мной.
— Я не хочу разговаривать, Джерард.
Это не любовь.
— Тогда давай посмотрим фильмы.
— Я устал.
— Поиграем в карты.
— Я устал.
— Устроим оргию.
— Я уста... Что? Ты рехнулся?
Это было совсем не смешно, но Джерард хохотнул, вовсе не смутившись того, что его шутку не оценили.
— Ты вечно устал, Фрэнки. От чего? Ты работаешь двенадцать часов в сутки? Или, может, устраиваешь благотворительные вечера? От чего ты мог устать?
От себя.
Я прикрыл глаза, утыкаясь носом в подушку и вытягиваясь всем телом на полу.
Больше я не мог говорить. Мои слова были на исходе.
— Давай выйдем из дома?
— Нет, это вообще не рассматривается. Давай... давай посмотрим фильмы. Или что ты там предлагал. Карты? Конечно. Раскладываем. На что играем?
Я скривил губы в подобие улыбки и пытался приподнять брови, как когда тебе становится интересно.
— Все, решено, мы идем на улицу. Шевели своей задницей, Фрэнки.
И в следующую секунду в меня полетела синтепоновая куртка цвета хаки.
Несмотря на то, что улицы вдруг запахли медленной жизнью, поддаваться этому я не хотел. Я отвергал все, что нравилось многим. Таковы мои принципы. Мне не нравилась эта мода на депрессии, которые длятся полчаса из-за грустной музыки в наушниках. Не нравилось, что люди вокруг придумывают себе несуществующие проблемы. Что они думают, будто по-настоящему одиноки, хотя днем вполне счастливы и не прочь сходить куда-нибудь в кино со знакомыми. Они просто не понимают, что это. Потому что не сталкивались с этими чувствами всерьез. И если вы, люди, каждый вечер ноете о том, что вокруг вас никого нет, то, может, стоит задуматься. Что, если проблема в вас самих? Но куда вам. Вы же не видите ничего. И меня жутко тошнит от таких, как вы. Я бы лучше сдох, если бы стал хоть на секунду похожим на вас.
— Фрэ-энк, я уже вспотел, давай быстрее!
***
Я не спросил, зачем Джерарду вдруг понадобилась гитара. Я просто шел сзади, спрятав руки глубоко в карманы куртки. Мы так всегда делаем. Это наше негласное правило. Мы молчим, но внутри — разрываемся. Мы молчим, но я уверен, что внутри мы... просто мы. И мы настолько близки, что кости трескаются. И в этих трещинах распускаются цветы. А в прожилках, в этих мягких морщинках в уголках глаз — майское солнце. Мы — просто мы.
Я бы многое хотел тебе сказать, Джерард. Но сейчас мы, увы, в зоне молчания. И я не могу разрушить этот момент. Ни сейчас, ни потом. н и к о г д а.
Снег все идет. Он укрывает мощенные мостовые, перила домов, узкие улочки, рыжие крыши домов. Он, гонимый ветром, забивается в приоткрытые окна и тут же тает в теплом воздухе, разбиваясь о пол уже водой. Детских заливистых голос становится все больше. Джерард прибавляет шагу, и я улыбаюсь этому как-то непроизвольно: его тоже это раздражает. Давай же, скажи мне, что ты надышался этим воздухом, что тебе хватило пяти минут. Скажи мне, что мы можем вернуться домой. Прошу тебя. Потому что от этой толпы мне становится нехорошо. Мы вышли на главную улицу. У меня зашумело в голове. Я спотыкался о собственные ноги. Они становились ватными. Под языком я уже ощущал привкус желчи. Все плывет вокруг. Открыть рот в попытке надышаться этим воспаленным воздухом — и меня ждет крах. Пальцы хватаются за глотку. Я раздираю собственную кожу ногтями, под которыми пульсирует горячая кровь. Они больше не синие, — пунцовые.
Припасть спиной к стене здания и сползти вниз, закрывая глаза. Потому что я больше не чувствую, как воздух прожигает мои легкие.
Не чувствую.
У меня отнялись руки.
Голова взрывается кровавой бомбежкой.
А снег все идет.
Я слышу только, как поднялся вокруг гул, и как рокот голосов прокатился по бетону. Женский голос разрезал вены, наполняя их ужасным криком. Мужские просили о помощи. Они отчаянно пытались достучаться хоть до кого-нибудь, вымаливая один звонок в скорую. Я просто... устал.
POV Gerard
— С ним все в порядке! Отойдите все! Фрэнк, тише, успокойся, — закатившиеся глаза и в припадке бьющееся тело — вот, что я пытаюсь остановить, — Все хорошо, Фрэнки. Посмотри на меня!
Я не позволял себе впадать в панику. Я не могу позволить, чтобы все они смотрели. Потому я хватаю Фрэнка на руки и как можно скорее скрываюсь в этой толпе. Мне нельзя в больницу. Не сейчас, когда дозы практически не осталось. Фрэнки, потерпи, слышишь? Слышишь, ты, сукин сын? Не смей сдаваться.
Завернуть в затхлую подворотню.
Сбросить тебя на холодную землю.
Прижаться спиной к забору.
Я совершенно не знаю, что мне делать с тобой, Фрэнк. Что это? Чума? Чахотка?
Мне больно. Удушающе больно. Теперь этот воздух первого снега не кажется мне свежим. Он душит меня, как и твои темные глаза, зрачков которых я уже и не вижу. Одно бельмо и налившиеся кровью сосуды.
Я поджимаю колени к груди и заваливаюсь набок. Это страшно.
Я не знаю, что делать. Это не то, что я видел у тебя дома. Совершенно не то.
Тебя будто разрывает на части что-то изнутри.
— Фрэнки... Прошу, прекрати... ты слышишь меня?..
Мой голос дрожит, потому что мне становится хуже. В разы хуже.
Где-то за углом я слышу вой сирены скорой помощи. Твои барахтанья и хрипы задыхающегося режут меня. Пробивают. Я уже истекаю кровью. Стой. Хватит. Хватит!
Я хватаюсь за волосы и с бешеной силой кусаю собственные губы. Это чтобы не орать.
Ты просто валяешься на спине поодаль меня. И... и умираешь?.. Фрэнк, ты умираешь?..
было бы жалко, если б ты умер.
Я хватаю тебя подмышки и пытаюсь не выронить из зверски дрожащих рук. Я пытаюсь прекратить реветь, но ничего не выходит. Захлебываюсь всхлипами. Провожу ладонью вдоль твоего лица и целую в лоб. Мое сердце... его нет. Оно сдохло в какой-то сточной канаве. Здесь. Сейчас.
Я пытаюсь прекратить реветь.
Пытаюсь унять дрожь в теле.
Пытаюсь.
Я крепко зажмуриваю глаза. Прости, Фрэнки, я не могу смотреть на это.
Я не нарочно. В этот раз я хочу помочь тебе. Хочу унять твою боль. Такова моя роль. Прости меня. П р о с т и. Ради бога, прости меня.
у джерарда начинается истерика. он плачет, срывая голос в пустых мольбах о чем-то. он обнимает покрывшегося судорогами мальчика. и так сильно прижимает к себе. он просит, чтобы тот его простил, если что. он касается его волос. щек. подбородка. все ниже. он не смотрит. он плачет от боли внутри. от протыкающей насквозь недолюбви. уберите это недо. джерард липкими пальцами от слез хватает мальчика за шею. сильнее. еще сильнее. и еще. вот так. он не чувствует своих рук. мальчик захрипел. с и л ь н е е. у него на шее вмятый след от рук того, кого целовал. того, кого называл морем. вмятый след от удушья.
— Это слишком рано, Фрэнк! Почему ты меня не слышишь?! Фрэнки! Фрэнки! Я так тебя любил, Фрэнк. Фрэнк... прошу тебя... Фрэнк... ты... ты все, что было у меня. Все. Слышишь? Фрэнки... Фр... Фрэнки... Я... я правда не хотел... так вышло, Фрэнк... прости меня... мой Фрэнки... если бы я знал. Если бы я только знал. Фрэнк, посмотри на меня! Почему ты не смотришь на меня?..
Это были вопли умирающего. Вопли убийцы. Вопли любившего.
Это были истеричные, надрывные рыдания, сквозь которые я не мог ничего сказать.
Вы видели, как плачут убитые нестерпимой пустотой? Нет? И не надо. Им очень больно.
Я склонился над тобой и все повторял: "Прости меня".
Я так хотел, чтобы ты услышал. Чтобы я почувствовал песню твоего сердца, как и всегда. Чтобы вновь смотрел на меня так, как смотришь только ты, Фрэнки. Так нечестно. Чертовски нечестно. Ты — не я. Ты опередил меня, Фрэнки. Как такое возможно? Как твое, твою мать, возможно?
У меня болит голова.
У меня болит сердце.
Болит грудная клетка, в которую ты целовал, когда я просил тебя выключить свет.
Я не успел. Просто не успел.
Ты болишь у меня внутри. Мучительно. Так, что я выворачиваюсь наизнанку, всем своим сердцем к тебе. Всеми сгнившими сосудами. Я отдал тебе всего меня, без остатка. Я выжег твое имя на остатках своей мутной души. Ты делал ее чище. Фрэнки.
Ф р э н к и.
— Я ненавижу себя! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ты умер, Фрэнк! И... я убил тебя! Я! Сдохни, мразь!
Накрывший горячей волной смех невменяемого. Последнее я уже кричал самому себе.
— Фрэнки... твое тепло, оно... уходит... Я не чувствую его. Я не чувствую тебя. Ты больше не греешь. Ты замерз, Фрэнки. Тебе холодно? Все нормально, мой мальчик. Все хорошо. Х о р о ш о. Я правда не нарочно.
Тихий голос. Свистящий. Огрубевший.
— Как твои дела? Мои, не поверишь, не очень. Дерьмово все.
Ты сгорел, Фрэнки.
— Так ли ты хотел умереть? Хах, знаю. Это жутко сопливо. Ну, умирать у меня на руках. Но ты не бойся. Это, наверняка, не больно. Не больнее, чем когда я постоянно маячил рядом и делал все будто тебе назло. Прости меня и за это тоже, хорошо? Хорошо. Х о р о ш о. Знаешь, Фрэнки. Мы много чего не успели. Я хотел показать тебе море. Я хотел, чтобы ты не сердился на меня больше. Так много чего хотел... хотел сказать, что люблю тебя. Хотел не выключать свет ночью в комнате. Я бы пел тебе на ночь. Я бы выбросил все свои лезвия. Я бы завязал с этим. Клянусь. Я бы лег в больницу, как ты и хотел. Но теперь все это потеряло смысл. Не говори ничего, помолчи. Ты жутко устал. Прости меня. Поспи. И отдохни. Не забывай только меня, ладно? Пообещай, что не забудешь. Я тебя — никогда. Честно-честно... Ну вот, я снова плачу. Фрэнки... Мой единственный Фрэнки... Жаль, что ты умер.
Я люблю тебя, Фрэнки.
Я пообещал тебе вечность. Лови ее. Мы — вместе. И мы... просто мы. Навсегда. Никогда.
я вдыхаю твой запах волос и падаю куда-то в забвение — не удержал меня. ну и пусть.
«между машин на автостраде стою не успел дорогу перебежать вовремя. только руку достал из кармана чтобы руку найти там твою не нашёл. видно слишком устал и забыл, что не рядом». [q]
найтивыход – будут скучать по нам. найтивыход – а я просто сидел и заплакал. найтивыход – сгорай.
я с дымкой в глазах читал эти главы. с самого начала
А 13 это специально..?
вы нарисовали в моей голове своих героев, вы выжгли их у меня в подсознании.
А можно вопрос...?
...что же у Вас в голове?
Не буду пафосно благодарить, говорить, что вы гений и прочую ересь, для того чтобы всячески восхвалить автора. Эта ерунда для других фанфиков, не для этого.
так и должно было быть. фрэнки умер, а джерард, как всегда, забрал его боль.
13 — просто совпадение. странное, но совпадение. > ...что же у Вас в голове? о чем ты? у меня много чего в голове. много историй, которые когда-нибудь вряд ли появятся. много исписанных концовок: хороших, плохих. никаких. и много начал, которые значат все, но и одновременно ничего. о чем ты?
> Не буду пафосно благодарить, говорить, что вы гений и прочую ересь, для того чтобы всячески восхвалить автора. Эта ерунда для других фанфиков, не для этого. спасибо.
вообще изначально я не хотела читать этот фанфик, потому что не люблю всякие смерти персонажа, ангст, дэффики и прочее, только если по настроению. все время видела проды к фанфику, но читать не решалась и не решилась бы сегодня, если бы не... чудо, желание Всевышнего, называй как хочешь. в любом случае могу сказать, что не зря потратила три часа. на самом деле я, наверное, никогда за все время пребывания в этом фэндоме не читала ничего подобного.
проникновенно. правдиво. ужасающе красиво.
это целая история. эпоха в одном произведении.
это тысячи мыслей. это миллионы поводов задуматься.
это одна маленькая смерть в одной жизни.
я не собиралась плакать, потому что не над чем. просто тяжелое, давящее чувство, как будто все органы и мозг вынули, перевернули, смешали и вставили обратно.
zombie_ann, не отвечать вечность на комментарии, пока про них вообще не забуду — вот, что я люблю. извиняюсь, что так долго. ибо я тупо не умею отвечать на отзывы. я просто скажу вам спасибо за ваши слова.
Слушай, а ты с самого начала знала, как закончится фик? Так задумано было, что в итоге умрёт Фрэнк, а не Джерард, хотя в фике нагнеталась тема неизбежной смерти именно второго? Хм, а вообще... я не удивлена и таким поворотом событий. Это тоже вполне логично, потому что Фрэнк на наших глазах, так сказать, начинал "умирать" каждую главу, начиная с первой. Ему было плохо больно, голова была наводнена видениями - созерцая это, я думала о том, что легче умереть, чем так жить. По крайней мере, на счастливую жизнь с таким психобагажом за плечами рассчитывать не стоит. Отсюда вопрос: зачем тогда жить, если счастья всё равно не будет? И как-то в моей лично голове смерть Фрэнка не воспринимается в качестве смерти Фрэнка. Мне кажется, умерли оба. Мне кажется, что финальную сцену смерти вообще нельзя никак рационально разложить, потому что всё очарование, что ли, пропадёт. Сиквел к фигу выглядит куда более определённым, в чём тоже есть своя прелесть. И даже если Джи выжил в этом фике, то его судьба - это ходячий труп, не более. Я в прошлый раз говорила, что мне братья Уэй стали восприниматься как одно целое, будто один живёт в другом. Нынче - откидываем Майки, ставим на его место Фрэнка, и оп, готово - Фрэнк и Джерард, два в одном, абсолютно! Не вижу ничего, кроме полного слияния двух личностей. И это как-то связано с рисунками Джерарда - он, хм?, чувствовал Фрэнка в своей голове, в себе, и рисовал? И оттуда такая связь. Слова Фрэнка в этой главе о том, что он чувствует своим телом наркоболь Джерарда и слова Джерарда о том, что он своим телом чувствует смерть Фрэнка - подтверждение тому, как по мне. А ещё как-то с трудом верится в конец фика. Я заметила, что бывают вот такие работы по своей структуре - когда сюжет не идёт одной сплошной чёткой стрелкой из точки А в точку В, и всё тут. Когда, скорее, сюжет лежит под эпизодами, из которых состоит фик, как стёганное одеяло. Я вот для себя при желании могу додумать с этими персонажами иные картины, психоделичные продолжения их мытарств - твои персонажи живые, и кажется, что они вечны в этой своей реальности, просто перетекают из одного состояния в другое, из одной жизни в другую. Пусть это и названо в фике "недолюбовью", но и ежу понятно, что как раз такие чувства - вечные, как космос, независимо, бля, от телесной оболочки. Пусть отдохнёт эта оболочка телесная - парни здесь достаточно натерпелись... И, да, я до сих пор не ненавижу тебя за причинённые героям страдания, вопреки предостережению в шапке :D Хотя конкретно за это любить трудно, я не садист всё-таки, но если бы они не мучились, не было бы у нас такого фика, ла-ла-ла, ла-ла-ла. Ну а из красиво-позитивного - #ялюблютвоиописанияприроды. Снег. Волшебно было. Такой настоящий. Особенно про то, как он попадает в окна и тает на полу. Казалось бы, что в этом такого - всё буднично. А н-нет... Ну и поцелуй_не поцелуй в начале (пишу уже как ты :р). Вот это уже реально не ваниль. Это действительно золотистого цвета нежность и одна из лучших сцен на весь этот фик в принципе. Почему на наиболее достойные вещи всегда находится так мало слов, а?Например, ещё бы хотелось отметить, что, видно, ты очень старалась сделать финальную главу наиболее доскональной, потому что слова выглядят ещё отшлифованнее, чем обычно.
Особенно лирическое начало главы - поэзия в прозе, гхм, не знаю, как это назвать
поаккуратнее. Меня огорчают те чуваки, которые не дошли с тобой до самого конца этого
фика, потому что, блин, им не открылось то, как может выглядеть слово иногда. И вообще
- херовая мода: начинать читать определённые фики и забрасывать потом.
