Лето лениво растягивается, как откормившаяся, страдающая от жары кошка на подоконнике с распахнутыми стёклами. В душную от пекла комнату вяло заползают усталые потоки воздуха с улицы, но это никак не меняет общую картину в целом.
Жарко. Очень жарко.
Софи принимает очередную позу, подставляя под ветерок с улицы свой мохнатый живот, вытягивает лапы вверх и вниз, словно пытается сделать лучшую растяжку, и без интереса косит зеленоватыми глазами на двух мужчин, расположившихся недалеко от окна. Она знает их обоих, как облупленных.
Тот, что кормит её с утра, не переваривает кошачьего топотания и жалобного мяуканья под дверью. И если другой, от которого резковато пахнет потом и гормонами, спокойно может валяться в кровати под её концерты, то первый обязательно проснётся. А после, тихо, отрывисто ругаясь, встанет и, тщась оттолкнуть её своей голой ногой, насыплет еды в миску и дольёт воды.
Зато от второго, что последнее время буквально поселился тут, можно получить ласку и почёсывания за ухом, когда вечером жара спадает и она оказывается в состоянии двигаться. Она забирается на его колени и, потаптываясь по бёдрам, легонько вонзает в них свои коготки – предвкушая удовольствие. И этот второй смеётся и говорит какое-то странное шипящее слово: «Щекотно, Софи, перестань». Она не знает, что это означает. Поэтому просто ложится поудобнее и подставляет лобастую голову под чуткие пальцы.
Софи зажмуривается от приятного ощущения ветерка на животе. Эти мужчины… Она давно выучила их. Просто они - её люди. А она – их кошка.
- Сегодня я закончу с ними, - негромко говорит Джерард, выключая свою машинку и отстраняясь от разведённых в стороны колен Фрэнка. Парень полулежит на кресле в его квартире в совершенно расхлябанной позе в одном нижнем белье, заставляя голову мастера работать в нескольких направлениях одновременно. Ласточки на животе почти ожили, и они олицетворяют двоякую сущность своего обладателя.
- Угу, - мямлит Фрэнк, не открывая глаз. Его голова запрокинута на спинку кожаного кресла, а шея максимально расслаблена. Из-за жары он, кажется, намертво прилип к обивке обнажёнными участками своего тела. Со временем работа мастера над его татуировками начинает вызывать только желание закрыть глаза и поспать, пока на коже, точно по волшебству, проявляются новые линии и цвета.
Жара никого не оставляет прежним.
Джерард улыбается кончиками тонких губ, глядя на расслабленного парня перед ним. Он несколько секунд хаотично размышляет, а затем тут же раздевается, чтобы направиться в душ. Фрэнку туда пока что нельзя, да он и не встанет. Жара действует на него, словно растворитель на клей. И парень теряет всякую способность функционировать нормально. По большому счёту, он становится вялоподвижным телом без каких-либо амбиций, и Джерард искренне наслаждается этим странным для Фрэнка состоянием.
Оставшись без одежды, мужчина с удивлением думает, что при такой жаре минимум ткани на теле всё же лучше, чем нагота. Пот стекает и стекает по телу вёрткими змейками, не находя препятствий, и это совершенно противное ощущение. Ткань бы впитывала его, а после приятно охлаждалась под дуновениями ветерка из окна. Но сейчас он, ощущая всё новые и новые дорожки от солёных капелек по спине и вискам, намерен смыть с себя их прохладной водой.
- Я в душ, - говорит он кратко, проходя мимо парня. Тот, не открывая глаз, ловит его за тонкое запястье.
- Я хочу с тобой, - упрашивает Фрэнк плаксивым голосом. – Я хочу в душ тоже.
Джерард думает совсем недолго. На самом деле, выбор очень прост. Или пойти в душ одному и смыть, наконец, с себя пот и ощущение липкого жара прохладной водой, или… Пойти в душ с Фрэнком и далеко не факт, что они помоются в ближайшие полчаса.
- Сейчас я пойду один, - уверенно отвечает мужчина. – Тебе пока что нельзя в душ, потерпи до вечера.
Фрэнк хнычет, словно ребёнок, пока Джерард выпутывается из его хватки и продолжает путь в ванную, чуть улыбаясь. Кошка поворачивается на бок и лениво следит в открытое окно за покачивающимися на проводах воробьями.
Когда мужчина, посвежевший и с мокрыми волосами, выходит из душа, в холле играет музыка. Это странно. До сих пор только Джерард притрагивался к своей вертушке, чтобы включить её. Фрэнк, уже в мягких домашних шортах, выходит из кухни с чашкой кофе и, молча, протягивает кружку-гиганта мастеру.
- Что это играет? – интересуется Фрэнк, прихлёбывая горячий, только что сваренный напиток.
- Я думал, ты сам это выбрал, - кивает Джерард, забирая кружку.
- Нет, закрыл глаза и вытащил первую, попавшуюся под пальцы.
- Это «Детский альбом» Чайковского.
- Чайковского? – переспрашивает парень, снова делая горчаще-вяжущий глоток.
- Русский композитор девятнадцатого века.
- Тогда понятно, - выдыхает Фрэнк. – Такая необычная музыка. Не могу сказать, что именно не так, но… необычно.
- Русские… - только и произносит Джерард, прежде чем выпить кофе и поправить полотенце на бёдрах. Его волосы мокрые и топорщатся во все стороны, и Фрэнк не может не упиваться этим его видом. Так странно… Ему тридцать пять, но сейчас парень едва бы дал ему за двадцать. Он будто смыл с себя возраст под струями воды, и даже в глазах не читалось той безразличной болотной тяжести, что плескалась там обычно. – Знаешь, недавно на книжных развалах случайно наткнулся на том их Пушкина. Слышал?
- Конечно. Я же на литфаке. Даже читал кое-что. Не в оригинале, - уточнил парень, отвечая на поднятую бровь мужчины. – Очень интересно. Совсем другие обороты и построения. Словно попадаешь в иной мир.
- Когда я впервые послушал русских классиков, - начал Джерард, - подумал, что все русские – психи. Не в плохом смысле, нет. Хм… Психи от искусства. Словно ходят по краю. Тогда я в первые плакал из-за классической музыки.
Фрэнк пьёт кофе и внимательно смотрит, слушает, ловит каждое слово. Кажется, это едва ли не самая длинная речь Джерарда за последние дни. И парню просто очень нравится звучание его голоса. Порой ему хочется, чтобы тот говорил, говорил о чём-то, даже о самой распоследней ерунде, лишь бы видеть его живую мимику, движения губ и слушать этот голос.
Фрэнк всеми силами запрещает думать себе о том, что же это такое между ними. Но про себя он понял уже давно. Сдался. Сдался со всеми потрохами, полностью, без возможности реабилитации. Порой он чувствует себя приблудившейся дворнягой, подобранной шавкой, и ненавидит себя за это. Тычки под рёбра уже не имеют значения, они стали привычны. Но каждая крупица тепла словно миска горячего бульона согревает его тело и душу, наполняя жизнь смыслом. И он, кажется, готов на всё, лишь бы не прогнали. Лишь бы не выставили за дверь, указывая на его место.
Это унизительно, наверное. Но он слушает голос Джерарда, скользит взглядом по встрёпанным мокрым волосам, чертам лица, кадыку и тонким смычкам-ключицам. Фрэнк смотрит и смотрит в его глаза, как вдруг начинает тонуть, но не в болотном, а малиновом. Оно разрастается, окутывает фигуру мужчины, тянется дальше и словно опутывает Фрэнка, вспыхивая фиолетовыми всполохами. И он уже не уверен, слышит ли он голос на самом деле, или же тот звучит прямо в его голове:
- Я просто открыл книгу Пушкина, как вышло, и попал на его сказку. Кажется, что-то о царе, его сыне и лебеди, которая оказалась заколдована, - слова звучат, словно сквозь слои ваты, в то время как сам Фрэнк будто покачивается в малиновом киселе. – И я наткнулся на такую потрясающую строчку, ты не поверишь… Наследник предлагал лебеди стать его женой, а та ответила, даже не знаю, насколько хорошо это звучит в оригинале. Что-то вроде: «Жена – не рукавица. Её не снимешь с руки и не заткнёшь за пояс»*. Я долго не понимал, о чем заколдованная королевна говорит. Что это за чушь вообще. Пока вдруг меня не осенило уже позже, дома. Лебедь иносказательно представляла суть брака. Что это выбор, принятый единожды и на всю жизнь. Что это свято. И… в тот момент, когда я разгадал эту головоломку, то понял, что никогда не женюсь. На меня так подействовала эта иносказательная сцена, до дрожи. Я почувствовал себя таким жалким, ущербным. Природа словно отдохнула на мне. Я не могу позаботиться даже о себе, я совершенно ненадежный и безответственный. Изгой от брака, - голос усмехается, в то время как Фрэнку совсем не до смеха. Он не понимает, к чему клонит мастер. Ему просто хочется ластиться к этим малиновым потокам, пропуская их между пальцами, приглаживать, распутывая узлы и связывая разорванные пряди. Наблюдать, как по ним пробегают фиолетовые искры.
- Фрэнк, чёрт, - голос Джерарда в голове вдруг срывается на хриплый стон, - я не представляю, что ты творишь, но это чертовски приятно. Просто не останавливайся, хорошо?
Парень только мысленно улыбается, находясь в неком подобии транса. Он с наслаждением погружет свои руки внутрь малинового почти по локоть и просто делает то, что ему хочется. Будто каждый из десяти пальцев и без него прекрасно знает, что нужно.
Это продолжается неопределённое количество времени. Фрэнк забирается всё глубже, до тех пор, пока голос Джерарда не звучит строго и взволнованно:
- Я думаю, тебе пора остановиться. Фрэнки, - мягко, но настойчиво повторяет мужчина, когда парень не реагирует. – Заканчивай, если не хочешь свалиться в обморок прямо посреди кухни. Детка…
Выныривать странно-тяжело. Руки начинают трястись, а в ногах появляется дурацкая слабость, словно он пробежал марафон. Пальцы совсем ослабевают, и раздаётся резкий, неприятный звук, заставляющий Фрэнка распахнуть глаза. Джерард так и стоит напротив с кружкой-монстром в руках, выглядя взволнованно. На стене тикают часы, Софи с интересом наблюдает от окна. У ног осколки и небольшая лужица от разбившейся кружки с недопитым кофе.
- Что ты творишь? – серьёзно спрашивает Джерард, и Фрэнк теряется. Мечется взглядом, вспоминая, где можно достать веник и тряпку. Но едва он пытается наклониться за осколками, как его ощутимо ведёт в сторону и он чуть не падает он внезапного головокружения. – Успокойся, - невиданно, но Джерард повышает голос, обхватывая его за плечи руками и отводя к креслу. – Какого хрена ты такой упёртый… Такой глупый! Чуть не долечился до голодного обморока, придурок, - шипит мужчина, теряя где-то на пути полотенце с бёдер.
- Ты сказал не останавливаться, - вяло пытается защититься Фрэнк, принимая заботу, счастливо растекаясь по такому удобному креслу.
- Идиот! – Джерард не скупится в крепких определениях сегодня. – А если я скажу тебе выйти в окно или попробовать слететь с крыши, что, тоже сделаешь, не задумываясь?
- М-м, - Фрэнк делает небольшую паузу. – Наверное, немного подумаю для начала, а потом сделаю.
В этот момент тонкие и очень колючие пальцы впиваются в его скулы, и перед лицом появляются глаза Джерарда. Холодные, сверкающие льдинками глаза очень злого тридцатипятилетнего Джерарда.
- Перестань. Так. Шутить, - цедит он меж зубов, словно каждое слово доставляет ему физическую боль. – Никогда, мать твою, не шути с этим. Когда ты делаешь то, что делал… Отказаться практически невозможно. Это выше человеческой природы, сильнее наркотической зависимости. Это чистая эйфория, Фрэнк. Никто не в силах отказаться от подобного.
- Но ты отказался, - говорит Фрэнк, и это непросто, потому что его челюсть до сих пор в железной хватке костлявых пальцев.
- Позднее, чем должен был, - Джерард хмурится. - И я всё же не совсем обычный, не забывай об этом. Любой другой на моём месте выдоил бы тебя до донышка. Никогда, чёрт, слышишь меня? Никогда больше не делай так. Уяснил?
После некоторой паузы Фрэнку остаётся только кивнуть. Только тогда пальцы разжимаются, и парень с наслаждением потирает те места, где они впивались, ладонью.
- Когда ты начнёшь учить меня? – спрашивает он, и в его тоне есть нотки вызова. Прошло достаточно времени, но Джерард так и не взялся выполнять своё обещание.
- Никогда, - закуривая крепкую сигарету, отвечает Джерард. Глубоко затянувшись и стряхнув пепел прямо на пол, он расслабленно разваливается на диване напротив прямо без одежды.
Фрэнк закипает моментально. Его крышечка уже напряжённо звенит, предвосхищая надвигающуюся беду. Он расширенными зрачками смотрит на обнажённого мужчину и очень хочет съездить ему по лицу. Это желание появляется спонтанно и полностью завладевает его мыслями. Ладони начинают ощутимо чесаться.
- Какого чёрта? – шипит он. – Ты обещал мне!
- Я не смогу научить тебя ничему, - после очередной затяжки отвечает Джеард. – Наши умения, они… Слишком разные. Совсем разные. Я понимаю, что ты делаешь. Мне так кажется, по крайней мере. Но я не представляю, как ты это проворачиваешь. Я не смогу ничему научить тебя, Фрэнки, прости…
Это так грустно и обидно. Парень до последнего надеется на что-то, не поднимает этой темы, боясь быть навязчивым. И вот теперь его просто посылают. Барахтайся сам, как можешь…
Он сидит, отведя взгляд от Джерарда, и разглядывает кошку на подоконнике. Её хвост, свесившись вниз, мерно покачивается из стороны в сторону, точно маятник. Губа Фрэнка закушена. Парень считает, что это поможет ему справиться с эмоциями и не расплыться прямо тут. Ещё и выходной… Не спрячешь свою обиду за работой.
- Но я знаю одно место, - вдруг говорит Джерард, докурив. Он тушит умершую сигарету прямо о деревянный подлокотник, впрочем, весь уже испещрённый подобными пятнами, - где тебя смогут научить самому важному.
«Он снова делает это, - морщится Фрэнк. – В который раз… Разбивает меня на осколки, а потом кропотливо и усердно склеивает. Ему не надоело?»
- Самому важному? – переспрашивает он вслух, наблюдая, как Джерард, потрясая членом, начинает рыться в бумажных развалах на журнальном столике рядом. Фрэнк очень хочет, но не может отвести взгляда от выпирающих, обтянутых кожей позвонков на его спине. «Словно голодная собака, кидающаяся на кости…» - устало думает парень.
- Да где же оно? Тут же было… - бурчит себе под нос мужчина.
- Оделся бы ты уже? – предлагает Фрэнк, но Джерард даже не делает вид, что слышит.
- О! Вот, держи, - мастер протягивает ему оторванный клочок старой газеты, на котором совершенно нечитаемым корявым почерком написан адрес.
- Надеюсь, это не психбольница? – вяло сыплет сарказмом Фрэнк, пытаясь разобрать пляшущие буквы.
- Ха-ха-ха, - раздельно повторяет Джерард, сохраняя невозмутимое выражение лица. Он всё же направляется в сторону спальни, и парень искренне надеется, для того, чтобы одеться.
- И чему меня могут научить по этому таинственному адресу? – Фрэнк спрашивает самого себя, не ожидая услышать хоть что-нибудь в ответ. Но из спальни доносится возня и приглушённый голос Джерарда:
- Вовремя выныривать, Фрэнки.
________________________________________ Precipitare nel baratro (ит.) - погружение в пучину
* Джерард говорит о "Сказке о царе Салтане" А.С.Пушкина и о конкретной фразе "Но жена - не рукавица. С белой ручки не стряхнёшь, да за пояс не заткнёшь"
С этой главой что-то действительно по-хорошему странное - и не только в плане непонятной нам мистики. Для меня она лично примечательна тем, что хочется растаскать её на цитаты.
- Русские… - только и произносит Джерард, прежде чем выпить кофе и поправить полотенце на бёдрах. - ничего личного, ахах, по поскольку сегодня у Джерарда концерт в России, я представила его говорящим эту фразу в реале. Были любопытны рассуждения Джерарда о русском искусстве (то есть о знаменитой "русской душе"). Его определение словно ходят по краю я, может, и понимаю не совсем до конца, но почему-то нахожу точным, даже щемяще точным. Ну у иностранца так точно могло сложиться такое впечатления. Вообще, ахах, интересная ситуация получается: русский автор даёт оценку своей культуре устами иностранца. Двойная игра, что ли. Но мне в твоём исполнении понравилось - по-моему, вышло органично. А насчёт фразы из Пушкина и этой малиновой хрени... всё это возникает после того, как Фрэнк отдаёт себе отчёт в чувствах к Джерарду. И я себе представляю, как ему было после этого слышать тираду о том, что "жену" не вытолкаешь в шею нахрен, если она надоест. Я думаю, если бы на Фрэнка не навалилась бы та малиновая штука, он воспринял бы аллегорию с "женой" на свой счёт. Но не скрою: я тебе уже писала в прошлый раз, что обожаю читать в Шизе душевные терзания Фрэнка, эти все "любит/не любит?", ревность и бесконечные метания а-ля "так что же всё-таки за чувство между нами?".
«Он снова делает это, - морщится Фрэнк. – В который раз… Разбивает меня на осколки, а потом кропотливо и усердно склеивает. Ему не надоело?» - эх, Фрэнки-Фрэнки, надеюсь, что такое поведение Джерарда хоть чем-то оправдано.
Я ему сопереживаю в его любовных чаяниях, потому что его мозг для читателя хоть как-то раскрыт, в то время как чувства Джерарда основную часть времени покрывает ореол тайны (что и делает его привлекательным для нас). Но в плане "никогда не женюсь, потому что жена не рукавица" я понимаю и Джерарда - и плевать, что я не парень) Просто у меня схожее с его толкованием отношение к браку, и я часто думаю о том, какое это искусство - быть с партнёром в браке душа в душу всю жизнь. Насчёт малинового наваждения вряд ли что-то внятое смогу сказать, потому что я, ясное дело, не в курсе, что это такое. Ну эйфория, да, - это единственное. Почему-то мозг сразу провёл параллель с наркотическими приходами Фрэнка - всё так подробно и "тактильно" описано. На днях, признаюсь, меня осенила мысль накорябать какой-нибудь мини про чуваков со сверхспособностями, потому что меня чё-т стала мучить эта тема. Но я вспомнила про Шизу и успокоилась - лучше буду читать про это у тебя и не портить жанр, потому что у тебя - как в сказке, честное слово. Ты будто сам весь фик покачиваешься на малиновых волнах и в одночасье хочешь, и не хочешь, чтобы мистика развеялась - и тайна сверхспособностей вырвалась наружу. Так что в связи с моим новым, ахах, увлечением, я теперь буду реагировать на новые главы Шизы, как собака Павлова на лампочку.
И, да, после очередных твоих сочных кошачьих описаний я в который раз захотела кошку (ну дома чтоб была, в этом смысле :D)
ieroween, мой хороший человечек! Знаешь, твой отзыв такой бальзамище, и хот я надеюсь на него, стараюсь все же не ждать. Так что ты меня и правда разняшила, спасибо огромное!
Следующим пунктом очень хочется тебя путь. Сильно. Пока не забыла, хмм. Это по поводу "не буду писать миник, хоть и хочу, лучше почитают про двух долбаебов у тедески". Ты ведь уже поняла, что не права, правда? Это ведь нечестно! Потому что... А как же я? Я же тоже ведь хочу почитать твой мини, я вообще очень, безумно сильно хочу прочитать о твоих чуваках со сверхспособностями, и если я хотя бы каким-нибудь боком вдохновила тебя, то я стану в тысячу раз счастливее! Просто, чёрт, напиши, пожалуйста, тем более, если они к тебе пришли, и не смей ссылаться, что мол у тедески уже написано. Все истории разные, а я так сильно люблю, как ты пишешь, что блин, просто напиши, хочу читать тебя!!!
Про Фрэнка, Джи и малиновую хрень ))) Я, может, проспойлерю, а может все так и останется непонятным. Но малиновая хрень-и есть Джи. На ином уровне восприятия только. Этакий сгусток малиновой хрени с фиолетовыми прожилками. Это его суть, как бы странно не звучало )) и в шизе не раз мелькало это, хотя, впрочем, я считаю, совершенно не важно на самом деле, что это. Я лично просто воспринимаю как данность и все А Фрэнк, получается, хирург души. Не больше, ни меньше, хех... Только ничерта не понимает пока. Думаю, пройдёт много времени, прежде чем он научится всему. А ещё это поведение Джи с Фрэнком. Знаешь, лично я уверена, что это из-за социальной неприспособленности, неопытности. Ведь несмотря на свой возраст, все, что он делал - только трахался с парнями. Но никак не жил, не любил, не выпускал в свою жизнь так накрепко. И я уверена, что он примитивно боится того, как Фрэнк органично вписывается. Не думаю, что он социофоб. Он своеобразный изгой по причинам, кажущимся ему адекватными. И полный ноль в том, что касается отношений. Он просто не знает, что делать дальше. И надо ли что-то делать. А посоветоваться не с кем... Да он и не стал бы. Он же мастер, или это? Я до сих пор очень жалею его. А Фрэнки тупит на фоне своей гетерных ориентировок. Он тоже не знает, что делать дальше. Но руководствуется чувствами и желаниями, как и многие в 20 лет. Думаю, у него все получится. Даже страшно представить, что они будут вытворять и как их накроет, когда не останется недомолвок. Это будет нечто...
Спасибо тебе огромное за отзыв, дорогая!!! <3
yeeeessss, моя милая, хоть я и не вижу опять, знаю ты есть! И я такая счастливая всегда, когда понимаю - ты прочитала, ты поддерживаешь меня. Ты просто чудо, спасибо тебе за это. И я правда довольна, если от этой главы стало хоть чучуть теплее ;-) И знай, тут не так-то важно понимать, что там происходит. Намного важнее чувствовать это :-*
Думала, что сейчас зайду, в очередной раз гляну на пустеющий сайт и пойду дальше мучиться холодной тоской восвояси. А здесь такой подарок - целых две главы "Шизофрении":)
Многие из произведений воспринимаю как текст. Вот просто текст, и все тут. Но не здесь. Все это великолепие читается слитно, едино. Даже если хочу покопаться и разобрать на одиночные ниточки, не получится. Это какая-то магия, наверное. На подсознательном уровне, внутри.
Да, очень хочется уцепиться за некоторые фразы.
Цитата
- Когда я впервые послушал русских классиков, - начал Джерард, - подумал, что все русские – психи. Не в плохом смысле, нет. Хм… Психи от искусства. Словно ходят по краю. Тогда я в первые плакал из-за классической музыки.
Зачитывая этот момент, вспоминаю все, что когда-либо читала о русский композиторах. Все, что когда-либо слушала. И все чувства, которые вызывала классическая музыка. Мы принимаем ее близко к сердцу.
А-а, сейчас я не буду ковыряться во фразах, потому что просто сижу и перечитываю всю главу. Еще чуть-чуть, и я буду пребывать в состоянии полной эйфории. А почему Джерард - именно малиновый (эти малиновые потоки с фиолетовыми искрами ведь он)? Именно так ты представляешь внутренний мир этого персонажа? Или таким видит его Фрэнк? Или же это его особенная энергия, его мысли, и все это единым скопом?
Лён, так чертовски приятно видеть вдруг комментарии от людей, которые не писали мне раньше :) Спасибо огромное, что читаете, это чудо! Ну, для меня так точно :)
Русская классика очень искренняя и личностная, по крайней мере всё это можно сказать о психологичном романтизме Чайковского с его порывистыми, чуток нервенными или наоборот, такими сладко-лиричными интонациями, или тот же Рахманинов, что мелькал в главах много раньше - вот уж где верх русского экспрессионистического романтизма. Она на самом деле забирается под самую кожу порой.
А про ало-малинового Джерарда... знаешь, когда я "влезла" в эту историю, чтобы глянуть глазами ФРэнка (вот я сижу и пишу о них, но на этом месте, когда аура-сущность Джи появилась впервые где-то в последних главах первой части, вышел затык) то поняла, что Джерард именно настолько яркий - но не красный. Красный это цвет крови, страсти и прочей жести. А тут малиновый... он мягче и словно смешан с розовым. С одной стороны в нём нежность и ранимость, а с другой - вызов и яд. Он как тропическая лягушка, этот Джи. И, думаю, он такой и есть. И именно таким его видит Фрэнк. И я очень надеюсь, что ты помнишь, как сам Джерард боится, что его вообще нет. ТОлько клубы серого тумана и пустота. Что на его месте просто чёрная дыра. И он чертовски боится спросить Фрэнка об этом.
Спасибо, мой хороший :)
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
